Я всегда тяготел к оппозиции. К чему-то своему, связанному со свободой и самоотдачей на пределе возможностей. Даже когда не умел выражать свои мысли и чувства в стройной ораторской речи, прямой и непрошибаемой, как железобетонный забор. Со временем, отдав всего себя армии, я кое-чему научился, но, увы, слишком поздно – пыльными коммунистическими рычагами завладели дельцы. Я не знаю, как старшее поколение допустило их к власти, но мы, наивные восьмидесятники, одурманенные засильем западных лейблов, совершенно не понимали, что происходит. Нам казалось, теперь можно всё. И телевизионная реклама на это недвусмысленно намекала, заставляя с небывалой настойчивостью штурмовать родительские кошельки.