К 80-летию В. Высоцкого
Как ни крути, а имя Владимира Высоцкого вошло прочно не только в нашу память, но и в сегодняшний день, и главным образом его песнями, — по крайней мере для обычного человека.
Я не буду утверждать, в отличие от многих поклонников творчества Высоцкого, что он — великий поэт. Хотя эпитетом этим нынче грешат сплошь и рядом. Популярный поэт-песенник запросто именуется в газете великим (в данном случае речь шла о Михаиле Таниче). На творческих вечерах, дабы угодить герою дня, порой превозносят его до небес, не боясь выглядеть нелепо. А у бедного читателя или слушателя уже и мозги вкось: что-то нового Пушкина не видно, а великих — хоть пруд пруди, хотя большинство «шедевров» и просто до поэзии не дотягивают. До настоящей поэзии, когда замирает сердце от силы пленяющего слова…
И вот тут я бы отнесла его имя к тому, что называется Личностью. А это и сама его поэзия, и роли в театре и кино, и влияние на умы и сердца современников, которое трудно переоценить.
А начинал он как обычный в те годы бард достаточно немудрёными, с блатным душком песнями — в пику официальной культуре, бывшей под острым каблуком цензуры. И потому какое-то время Высоцкий, по крайней мере для обывателя, мало чем отличался от доморощенных дворовых артистов.
Сколько лет, сколько лет —
Все одно и то же:
Денег нет, женщин нет,
Да и быть не может.
Сколько лет воровал,
Сколько лет старался,-
Мне б скопить капитал —
Ну, а я спивался.
…Только — водка на троих,
Только — пика с червой,-
Комом — все блины мои,
А не только первый.
(«Сколько лет, сколько лет…»)
Хотя нельзя было не заметить уже тогда его талант. Тривиальный сюжет он умел подать ярко и остроумно: «Ах, чёрная икорочка», «Наводчица», и другие песни этой тематики. И уже тогда в каждой строчке чувствовалось желание о многом говорить по-своему…
И вот я в Москве, в театре на Таганке (каким-то чудом достала билет), а на сцене — Высоцкий в роли Хлопуши из есенинского «Пугачёва»… И, как кульминация, знаменитый монолог с финальными строками:
«Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека!»
И через тридцать лет слышу эти слова — из глубин страстной и глубокой души, вижу Хлопушу-Высоцкого в разорванной от скитаний одежде, бросающегося в отчаянном порыве на туго натянутый канат, преграждающий путь к атаману… В тот день я поняла, какой ещё и громадный актёрский дар у этого человека. Потом уже видела и фильмы с его участием, но более сильного впечатления, чем от того театрального вечера, не припоминаю.
Параллельно стал раскрываться Высоцкий-бард — тот, каким его полюбили сотни, тысячи, а позднее и миллионы людей на всём громадном пространстве Советского Союза. И о чём бы он ни пел — о любви к Марине Влади, о бюрократах-чиновниках, о подвиге народа в войну — всё это исходило из самых глубин страсти и ума, на уровне обнажённых (и обожжённых жизнью самой!) нервов.
Вцепились они в высоту, как в свое.
Огонь минометный, шквальный…
А мы все лезли толпой на нее,
Как на буфет вокзальный.
И крики «ура» застывали во рту,
Когда мы пули глотали.
Семь раз занимали мы ту высоту —
Семь раз мы ее оставляли.
И снова в атаку не хочется всем,
Земля — как горелая каша…
В восьмой раз возьмем мы ее насовсем —
Свое возьмем, кровное, наше!
А может ее стороной обойти,-
И что мы к ней прицепились?!
Но, видно, уж точно — все судьбы-пути
На этой высотке скрестились.
(«Высота»)
За свои высоты, как и за успех у слушателей, он дорого платил: отчаянием перед всесильной чиновничьей машиной, не устающей вставлять палки в колёса и его творчества, и любимой «Таганки»; нервными срывами, драмами как в актёрской, так и в личной жизни. К слову сказать, и в Союз писателей его не хотели ни в какую принимать, хотя втайне с удовольствием крутили его песни, которые без слов, как известно, не бывают. Но могучий дух этого неказистого внешне человека воскрешал его снова, и миллионы людей слышали от него то, что хотели услышать, чем болели сами. И от души смеялись, когда смеялся он. Чего стоит только «Диалог у телевизора»:
Ты, Зин, на грубость нарываешься,
Всё, Зин, обидеть норовишь.
Тут за день так накувыркаешься,
Придёшь домой — там ты сидишь!
И даже в не менее известной «Утренней гимнастике» столько доброго юмора и оптимизма! А ведь многие его до сих пор считают человеком более чем колючим. Хотя и этого было в нём с лихвой, когда давили на душу обстоятельства.
… Ну всё, — теперь, конечно, что-то будет.
Уже три года — в день по пять звонков.
Меня к себе зовут большие люди,
Чтоб я им пел «Охоту на волков».
(«Прошла пора вступлений и прелюдий»)
Известный, популярный… Таковых и есть, и будет немало. Высоцкий же сгорал на огне искренности и правды — такой щемящей, такой необходимой людям, что поневоле становился частью их самих…
Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог —
Кто считал, кто считал!..
Сообщается в сводках Информбюро
Лишь про то, сколько враг потерял.
(«Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог…»)
Но живущее на пределе сердце не могло гореть слишком долго. И его уход стал для многих неожиданным и горьким.
Прошли годы, Советский Союз сузился до границ России, а там и вовсе «отдал концы». Для меня нет сомнений, как бы вёл себя сегодня Владимир Семёнович, на чьей стороне бы «воевал». Думаю, и для истинных его поклонников это тоже ясно. Трудно назвать более страстного врага любой лжи и любой фальши, — чем ныне отнюдь не бедно наше общество.
Мелодии мои попроще гамм,
Но лишь сбиваюсь с искреннего тона —
Мне сразу больно хлещет по щекам
Недвижимая тень от микрофона.
(«Я весь в свету…»)
Высоцкий бы снова был востребован самой жизнью. Не случайно многие из его песен остаются актуальными поныне. Включите радио в конце января — и весь эстрадный мусор, которым так «богат» нынче эфир, разлетится пылью от огня его строк… И «Парус», и «В холода, в холода», и «Кони», и незабвенная «Песня о друге», и многие другие — снова порадуют нас своей истинностью, правдой сердца, где каждое слово — не бездумные трали-вали неизвестно о чём, а живое чувство и живая, порой острая, мысль. И вечная битва за честь и справедливость.
Кто остался с похоронной —
Прочитал: «Ваш муж, наш друг…»
Долго будут по вагонам —
Кто без ног, а кто без рук.
Чем и как, с каких позиций
Оправдаешь тот поход?
Почему мы от границы
Шли назад, а не вперед?..
(«Реже, меньше ноют раны»)
О масштабе его таланта можно судить и по замечательным лирическим песням, таким, как «Беда», которую прекрасно пела Марина Влади, «Лирическая» («Всё-равно я отсюда тебя заберу…»), и другие.
…Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени,
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.
…Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,
Все равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море.
…Украду, если кража тебе по душе, —
Зря ли я столько сил разбазарил?
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!
Когда впервые мне в руки попал сборник стихов Высоцкого, одно из них буквально заставило замереть: «Он не вернулся из боя». Конечно, эти строки – не о себе, а на самом деле – это он сам не вернулся из боя. Привычные блоковские слова «И вечный бой! Покой нам только снится…» — это о нём, Высоцком. Не буду пересказывать его судьбу, большинство читателей знают о ней немало, и потому верят каждой весомой строчке в его стихах и песнях, и потому помнят о нём, потому что такие люди остаются не в головах, а в душах тех, кто знает цену Слову и Личности.
…То, что пусто теперь, — не про то разговор:
Вдруг заметил я — нас было двое…
Для меня — будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
Нынче вырвалась, словно из плена, весна,
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь прикурить!» — а в ответ — тишина…
Он вчера не вернулся из боя.
…Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло — для обоих…
Все теперь — одному, — только кажется мне —
Это я не вернулся из боя.