К 65-летию со дня рождения выдающегося русского поэта Николая Дмитриева
Отечественную словесность последней четверти ХХ века, а также рубежа тысячелетий невозможно представить без произведений этого самобытного автора из Подмосковья, родившегося 25 января 1953 года в деревне Архангельское Рузского района, в учительской семье. Николай Дмитриев сразу же вошёл в сердца читателей своим негромким, проникновенным голосом. Вот строки, ставшие, по сути, эпиграфом к судьбе целого поколения:
В пятидесятых рождены,
Войны не знали мы, и всё же
В какой-то мере все мы тоже
Вернувшиеся с той войны.
Летела пуля, знала дело,
Летела тридцать лет подряд
Вот в этот день, вот в это тело,
Вот в это солнце, в этот сад.
С отцом я вместе выполз, выжил,
А то в каких бы жил мирах,
Когда бы снайпер батьку выждал
В чехословацких клеверах?!
1974
Дарование поэта было пронзительным, редкостным по силе своего воздействия на читателя:
Тихо кружится звёздная сфера,
Светит млечная пыль на сосне.
«Разворачивай пушку, холера!» —
Это батька воюет во сне.
На земле, под разрывами шаткой,
Обругав по-российски ребят,
Он в последнюю сорокапятку
Досылает последний снаряд.
На полу мои ноги босые —
Вот бы мне в этот сон, в этот бой!
Вдруг сегодня отец не осилит,
Не вернётся оттуда живой?!
1974
Первая книжка стихов Николая Дмитриева «Я — от мира сего» (1975) вышла в свет при поддержке известных поэтов Николая Старшинова и Риммы Казаковой, когда автору было всего двадцать два года. Он получил за этот тоненький сборник премию «Лучшая книга года» всесоюзного конкурса издательства «Молодая гвардия». Выпускник Орехово-Зуевского пединститута, потомственный сельский учитель был вскоре принят в Союз писателей СССР (1977). Выпало Николаю Дмитриеву нести и армейскую службу, он проходил её в казахстанском городе Приозёрске, на 10-м Государственном испытательном полигоне войск ПВО. После демобилизации были долгие годы жизни в городе Балашиха, а затем, уже в новом веке, в Москве. Издавались книги: «О самом — самом» (1978), «С тобой» (1982), «Тьма живая» (1983), «Оклик» (1985), «Три миллиарда секунд» (1989), «Между явью и сном» (1993), «Зимний грибник» (2002), «Ночные соловьи» (2004), присуждались заслуженные лауреатские звания премии Ленинского комсомола, всесоюзного конкурса имени Николая Островского, премии имени Александра Невского «России верные сыны». Великолепно зная жизнь российской глубинки, поэт говорил о ней взволнованно и светло. Об этом — стихотворение «Районная газета» (1980):
Люблю районную газету,
Грущу, случается, о ней.
Там есть немного про планету
И много про моих друзей.
Она пропахла не случайно,
Как и советовал райком,
Конторой СМУ, шофёрской чайной,
Землёй, зерном и молоком.
Но, век воюя со стихами,
Вдруг напечатает в тоске
Шедевр с луной и петухами,
Поскольку критики —в Москве.
Я помню, как в краях знакомых
Мелькала, отслужив, она
Кульками в наших гастрономах
И голубями из окна.
А мне поверить очень важно,
Что этот экземпляр иль тот
Как бы корабликом бумажным
К потомкам дальним доплывёт.
И пусть им наша жизнь приснится,
И пусть, хотя б на полчаса,
Они запомнят наши лица,
Расслышат наши голоса.
Но уже тогда в голосе Николая Дмитриева звучала тревога за судьбу родной земли. Вот стихотворение «Рыбинское водохранилище. Радуница» (1988):
Я о сущем рассказывал просто,
Никаких я химер не творил.
Но послушай: над тишью погоста
Человек одиноко парил.
Поманила могилка родная,
Он спустился в слоистую ночь,
Хоть извечная тяга земная
Не смогла ему в этом помочь.
Посидел, помянул – ну и ладно.
И взлетел.
А разгадка – вот тут:
Дело в том, что баллон акваланга
На пятнадцать рассчитан минут.
Что хочу я?
Чтоб к маме по стёжке
Он спешил через поле и лес,
А не так – в лягушачьей одёжке
С непонятных спускался небес.
Я хочу, чтоб из водной темницы
Выйти к небу просторы могли.
… Как нам дышится, как ещё спится
Рядом с горем родимой земли!
Девяностые годы стали потрясением для России. Поэт Николай Дмитриев в стихотворении «Москва. 1999» пророчески пишет о судьбе Отечества, предостерегая народ от грядущих бедствий:
Свобода слова, говоришь,
И всяческой приватизации?
Москва похожа на Париж
Времён фашистской оккупации.
Пусть продают кругом цветы,
Пусть музыка и пусть движение –
Есть ощущенье срамоты
И длящегося унижения.
Есть призрак русского маки!
Ни в чьи глаза смотреть не хочется.
Лишь подлецы и дураки
Не знают, чем всё это кончится.
И — горькие строки с эпиграфом из Ярослава Смелякова: «Упал на пашне у высотки/ Суровый мальчик из Москвы…»:
Подростки сверстника убили
За две кассеты с рок-звездой,
С портфелей кровь небрежно смыли,
В портфелях – Пушкин и Толстой…
Свои швыряю рифмы в ящик,
Но пусть горит мое окно,
А вдруг в ночи, убийц родящей,
Кого-нибудь спасёт оно?
Замыли кровь, убрали тело,
И спотыкаясь, и спеша.
… А вдруг ещё не отлетела
Та удивлённая душа?
Вдруг – здесь парнишка тот суровый, –
Всё топчется в родном краю,
Пытаясь снять венец терновый,
Обнову страшную свою?
1992
Но чувство возрождения Отчизны никогда не покидало душу замечательного поэта:
В то, что не воскреснет Русь, – не верь,
Копят силы и Рязань, и Тверь.
На Рязани есть ещё частушки,
Есть ещё под Вологдой чернушки,
Силы есть для жизни, для стиха,
Не сметёт вовек ни Чудь, ни Мерю, –
В то, что не воскреснет Русь, – не верю,
Не возьму я на душу греха.
1992
Николай Дмитриев был истинным приверженцем есенинского таланта и оставил читателям достойные произведения, посвящённые «певцу и гражданину» несказанной «страны берёзового ситца»:
Под Рязанью визжат поросята,
И закрыт станционный буфет,
И старухи в окошко косятся
На медлительный жёлтый рассвет.
Мне шестнадцать – к Есенину еду,
Крепко томик держу дорогой
И со всеми вступаю в беседу:
Где такое село над Окой?
Вот проснулся мужик – грудь нагая.
«Не подскажете, где же он жил?»
Тот сидел и сидел, постигая,
Помолчал и – про клён заблажил.
И старуха в тулупчике ветхом
Прочитала про сень и про синь.
«До Рязани, – сказала, – доехай
И в обкоме про всё расспроси».
… Я вернулся – с погодой сурово,
И назад – хоть попутку лови,
С пониманьем, что главное – слово.
А он ставил его на крови.
Чтоб всегда: и в дожди, и в метели
Пробирались на берег Оки,
Чтоб поменьше, уставясь, глазели
На цилиндры и на пиджаки.
Чтоб звучало тревожно и свято
Над толпою забывчивых лет,
Даже если визжат поросята
И закрыт станционный буфет.
1975
* * *
Вот Есенин – ровно с песню прожил,
Он и сам исчез, как с яблонь дым,
А уйди десятком лет попозже –
Разве так бы плакали над ним!
Он ушел то нежным, то драчливым,
На глазах сгорающим огнём,
А уйди он лысым и ворчливым –
Разве так грустили бы о нём!
Я опять услышал эти речи,
И согласно вздрогнула душа,
Но теперь от них поникли плечи,
Потому что молодость ушла.
По журналам мусор и полова,
Но однажды в свой счастливый час
Вдруг найду красивого и злого,
Юного и лучшего из нас.
Дорогое повторяя имя,
Крикну я решившему сгорать:
«Станьте некрасивыми, седыми, –
Только не спешите умирать!»
1976
Поэт был связан товарищескими узами со своими рязанскими собратьями по перу. Помню, как в 1976 году юные Николай Дмитриев и Нина Краснова выступали с чтением своих произведений в передаче Центрального телевидения. Это выглядело так трогательно и неожиданно! Он был рецензентом первого стихотворного сборника Сергея Агальцова «Утренний просёлок». Навещал Николай Дмитриев и одного из своих любимых рязанских поэтов Валерия Авдеева, автора знаменитого стихотворения «Русский погреб». Эта встреча была яркой, по-настоящему творческой.
Мне тоже доводилось общаться с Николаем Дмитриевым. Особенно запомнился наш разговор на одном из столичных литературных мероприятий, проходивших в конце восьмидесятых годов. О чём шла беседа? По стародавней мужской традиции, об армии, ведь я тоже служил на том же испытательном полигоне в Приозёрске, правда, на год раньше Николая. Ясно помнится, как он во время той встречи подчёркивал значение удачной строфы для творческой судьбы каждого поэта. И, конечно же, мы читали друг другу недавно написанные стихи…
Вскоре после безвременного ухода поэта (он скончался 13 июня 2005 года, в своём родовом имении, в деревне Аниськино Владимирской области) я написал строки, посвящённые памяти Николая Дмитриева и той нашей с ним встрече:
В карманах —
ни спичек,
ни денег…
Ведут совещанье верхи.
Мы в зале сидим на ступенях,
читаем друг другу стихи.
Кружатся в паренье свободном,
взлетают слова над Москвой
о тайном погосте подводном,
где тёмный плывёт травостой.
А здесь продолжаются речи,
и слышатся крики: «Долой!»
Но что нам горластое вече,
коль вечер грядёт удалой.
Но что нам весёлые зелья
и чьё-то пожатье руки,
коль можно и Небо, и Землю
забыть за четыре строки…
После кончины поэта были изданы его книги: «Очарованный навек» (2007), «Зимний Никола» (2008), «Чтоб воссияло Слово» (2013). Николай Дмитриев посмертно удостоен званий лауреата премии имени Антона Дельвига и Национальной премии «Лучшие книги и издательства года».
О путях-перепутьях творчества точно сказано в стихотворении, завершающем последний прижизненный сборник произведений выдающегося русского поэта:
«Прелестно» и «чудесно», – говорят
О строчках, что искрятся и парят.
Так, может, не случайно для стиха
Вполне годны наречия греха?
Освоить бы попроще ремесло:
Обнять топор, лопату и весло.
Вдруг ремесло, каким владел допрежь,
Одно томленье духа и мятеж?
Но – Господи прости! – ведь сам Христос
Лелеял притчи, как букеты роз.
Со своего небесного крыльца
Поэзией стучится он в сердца.
Она к нему апостолов вела
От топора, лопаты и весла.
2001
Земляки благодарно помнят своего поэта. Имя Николая Дмитриева носят улица и библиотека семейного чтения в городе Балашиха, литературный клуб в Рузском районе. Установлены мемориальные доски на учебных заведениях, с которыми была связана жизнь поэта, действуют музейные экспозиции, ему посвящённые. Значит, прав был Николай Фёдорович Дмитриев, когда, обращаясь «к потомкам дальним», взволнованно произнёс: «И пусть им наша жизнь приснится,/И пусть, хотя б на полчаса,/ Они запомнят наши лица, /Расслышат наши голоса».