
ЕВГЕНИЙ АРТЮХОВ
«ПОЮ, ЧТОБ СЛЫШАТЬ ЗВУК ЖИВОЙ…»
Чего только ни начитаешься, ни наслушаешься в наше время. Но особенно меня раздражает не объективное, а какое-то легкодумное желание иных принизить значение того или иного творца, усомниться, можно сказать, в несомненном. В общем — отказать человеку в творческой удаче и в связи с этим приписать её кому-то другому. То «Горе от ума» — не Грибоедов. То «Тихий дон» — не Шолохов. То «Конёк-горбунок» — не Ершов. Видимо, от того, что с детства растёшь благодарным автору народной сказки, за Петра Павловича Ершова мне всегда было обиднее всего:
Помню как-то на пирушке
подгулявшие слегка
уверяли, будто Пушкин
написал про Горбунка.
И обидно, право слово,
стало мне не от того,
что унизили Ершова
(он не слышал ничего), —
от упёртости во мненье
про заказанную высь:
коли миру явлен гений,
рядом даже не садись!
А ведь если приглядеться,
(только дурню невдомёк):
фокус в том — не как усесться,
а чтоб знать, где твой конёк.
И Пётр Павлович Ершов (1815 – 1869) где его конёк, знал хорошо, а потому и живут персонажи замечательной сказки в повседневной нашей жизни. Живут, да так, что порой и не задумываемся, включая их не только в канву разговора, а и в стихи. Как случилось у меня с Иванушкой-дурачком:
…Он не щадил державный слух,
и жил, не зная царской ласки…
А то, что конь был длинноух,
горбат, речист – вот это сказки!
Уверен, что и другие могут привести десятки примеров сотворчества.
А что же Пётр Павлович?
Явись он в наше время, сказочно удивился бы уже тому, что отмечаем его день рождения не 22 февраля (к чему он привыкал 54 года), а 6 марта. Что кроме Конька-горбунка практически и не знаем ничегошеньки из его литературного наследия. А ведь оно существует и немалое.
Вот некоторые образчики:
* * *
Не тот любил, любви кто сведал сладость,
Кому любовь была на радость;
Но тот любил, кто с первых дней любви
Елеем слёз поил палящий жар крови;
Кто испытал все муки и терзанья
Любви отвергнутой; кто в сердце схоронил
Последний луч земного упованья,
А в глубине души молился и любил!
ОДИНОЧЕСТВО
Враги умолкли — слава Богу,
Друзья ушли — счастливый путь.
Осталась жизнь, но понемногу
И с ней управлюсь как-нибудь.
Затишье душу мне тревожит,
Пою, чтоб слышать звук живой,
А под него ещё, быть может,
Проснётся кто-нибудь другой.
ЛЮБИТЕЛЬНИЦАМ ВОЕННЫХ
Мне странно слышать, откровенно
Пред вами в этом сознаюсь,
Что тот умён лишь, кто военный,
Что тот красив, кто фабрит ус.
Ужель достоинства примета
В одной блестящей мишуре,
А благородство — в эполетах,
А ум возвышенный — в пере?
Пускай наряд наш и убогий,
Но если глубже заглянуть –
Как часто под смиренной тогой
Кипит возвышенная грудь!
Как часто шляпою простою
Покрыто мудрое чело;
А под красивой мишурою
Одно ничтожество легло.
Я не люблю давать советы,
И только вскользь замечу тут,
Что золотые эполеты
Ума глупцу не придадут,
Что (молвлю тут же мимоходом,
По русской правде, без затей)
Урод останется уродом,
Хоть пять усов ему пришей.
А если разобрать построже,
Так выйдет чисто — что в руках
Одно перо порой дороже
Всех петухов на головах.
Судя по последнему стихотворению, Ершов был не чужд сатире и юмору. И это действительно так. Свидетельством тому и целый каскад его эпиграмм.
ПРОЕКТ НОВОГО ЗАКОНА
Дабы прогресс с законом согласить
И женщин приравнять к мужчине,
Мы дозволяем им отныне
Усы и бороду носить.
ПО ПРОЧТЕНИИ
ОДНОЙ ГАЗЕТНОЙ СТАТЬИ
Лакеи вообще народ не достохвальный,
Но гаже всех из них лакей официальный.
А. И. ДЕСПОТУ-ЗЕНОВИЧУ
Тебя я умным признавал,
Ясновельможная особа,
А ты с глупцом меня сравнял…
Быть может, мы ошиблись оба!
КУПЦУ ПЛЕХАНОВУ
Сибирский наш Кащей
Всю жизнь обманывал людей,
И вот на старости, чтоб совесть успокоить,
Давай молебны петь и богадельни строить.
НИГИЛИСТУ-ЕСТЕСТВЕННИКУ
Ты говоришь, что без изъятья
Мы все родня, что все мы братья.
Ну что ж? Прекрасные слова!
Но слов одних для дела мало:
Ведь по закону естества
Необходимы для родства
Единый род, одно начало.
Но здесь-то целый океан
Положен вами в разделенье:
Ведь мы — Адама поколенье,
А вы — потомки обезьян.
* * *
Не забыта мать-Россия
У небесного царя.
Всюду реки медовые
И молочные моря.
И богатым и убогим
Пир готов на каждый день.
Дело только за немногим:
Ложку в руки взять нам лень.
И в заключение несколько штрихов из биографии «отца Конька-горбунка».
Пётр Павлович родился в деревне Безруково Ишимского уезда Тобольской губернии. Мальчонка появился на свет болезненным, и по легенде родители откупили его у смерти каким-то дорогим подарком (иначе говоря, какому-то нищему отдали задаром нечто ценное, а вместе с ним и мальчишеские хвори). Директором тобольской гимназии, где учился Петруша, был И.П. Менделеев, отец великого учёного. А в петербургском университете русскую словесность ему преподавал профессор Плетнёв, который познакомил юношу не только со сказками А.С. Пушкина, но и самим поэтом.
Поддержанная Пушкиным сказка Ершова была издана в конце 1834 года отдельной книжкой и тут же разгромлена Белинским, отказавшим ей в каком-либо художественном значении.
Да уж воистину:
В том, что Белинский жил когда-то –
Поэзия не виновата.
После смерти отца и брата, Пётр Павлович возвращается в Сибирь, преподаёт латынь в младших классах Тобольской гимназии, где когда-то учился сам, а со временем становится и директором этого учебного заведения.
Что же касается личной жизни, то счастливой её не назовёшь. Он похоронил двух первых жён, а из пятнадцати прижитых детей до совершеннолетия дожили лишь четверо…