10 ноября – день советской милиции. Поздравляем с этим праздником нашего автора, члена Союза писателей России, подполковника в отставке Анатолия Воронина, отдавшего работе в органах внутренних дел значительную часть жизни. Здоровья, благополучия, творческих удач, Анатолий Яковлевич!
АНАТОЛИЙ ВОРОНИН
БЕЛИКОВСКИЙ МОСТ
Чумазый, худющий солдат смотрел мне в глаза, напоминая больше бездомную дворнягу, потерявшую на этой безумной войне своего хозяина и готовую взять кусок хлеба из рук любого, кто соблаговолит это сделать.
— Так кто всё-таки отдал вам дебильный приказ – никого не пропускать через этот мост? – повторил я свой вопрос. – Ну, чего молчишь?
— Я не знаю, кто такой приказ отдавал, наверно, командир части, — нерешительно ответил «чумазайка», — но нам его сегодня командир взвода на разводе зачитал.
— Так зачитал или просто так сказал?
— Ну, сказал.
— Только без «ну». А где этот ваш командир взвода? – не унимался я.
— А он, после того как нас ссадили с «броника», сам поехал дальше, на другие посты.
— Да что же это за хреновина такая, — меня уже начинала раздражать флегматичность этого заторможенного солдата срочной службы. – Ну, хоть кто-то вами в этой дыре командует, или вы сами по себе с ума тут сходите? Словно свора анархистов, которым всё по барабану! Ты можешь хоть рукой показать на того, кто вами сейчас командует?
Боец нерешительно оглянулся по сторонам, словно отыскивая кого-то взглядом. Но кроме трёх, таких же, как он сам, грязных солдат, облачённых в засаленные, подранные и подпаленные в нескольких местах армейские бушлаты, в ближайшей округе никого не было видно.
— Младший сержант Дроздов, он старший поста, – наконец-то разродился грязнуля.
— Ну, и где он, этот ваш сержант Дроздов?
— Он сейчас подойдёт, он отлучился на минуту, — боец махнул рукой в сторону развалин ближайшего дома, а потом, как-то нелепо заулыбавшись, добавил – У него живот прихватило, сейчас придёт.
— Ну что ж, дождёмся вашего сержанта. Интересно будет послушать, что он скажет…
Подходила к концу третья неделя моей командировки в Грозный. Была уже вторая половина марта 1995 года, характерная тем, что боевиков, почитай, уж больше месяца, как выкурили из города, но они, словно тараканы, продолжали вылезать по ночам из многочисленных щелей, схронов и подвалов, ранее неоднократно проверенных «федералами». Выстрелы в спину, провокационные вылазки между соседними блокпостами с последующей перестрелкой личного состава блокпостов друг с другом – всё это были реалии тех смутных дней. И хотя формирование МВД Чеченской республики велось усиленными темпами, реальными результатами в борьбе с боевиками и просто бандитами всех мастей, его сотрудники особо не могли похвастаться.
После Международного женского дня, паспортно-визовая служба, на восемьдесят процентов состоящая из женщин, наконец-то перебралась на проспект Победы, в относительно уцелевшее здание бывшего Бюро судебной экспертизы. Два дня ещё ушло на благоустройство помещений, очистку их от скопившегося там мусора, поломанной мебели и раскуроченной мародёрами оргтехники. Основательно пришлось повозиться с ремонтом выбитых оконных рам с заменой вылетевших стёкол на полиэтиленовую плёнку, и починкой кровли, поскольку влага от зарядивших в те дни дождей, вместе со сквозняком проникала через огромную дыру в крыше и неприятными, холодными каплями падала прямо за шиворот.
Самую большую комнату было решено отвести под адресное бюро, разместив в ней чудом сохранившуюся картотеку. С первых дней войны она находилась в прежнем помещении адресного бюро, буквально в ста пятидесяти метрах от железнодорожного вокзала. Никакой охраны там не было, и любой желающий мог проникнуть в помещение, как через разбитые входные двери, так и через огромный пролом с тыльной стороны здания, образовавшийся от прямого попадания авиабомбы.
Розыск боевиков, слившихся с общей массой уцелевшего в разбомбленном городе населения, был, пожалуй, основной и самой трудной задачей, стоящей в тот период перед оперативными сотрудниками всех силовых ведомств, прикомандированных в Грозный. А как их искать, если никаких учетов населения практически не сохранилось, за исключением той самой картотеки адресного бюро. Руководство ВФОВД отдавало себе отчёт в необходимости её скорейшего спасения, и потому-то вынуждено было форсировать мероприятия по перемещению картотеки со столь важной информацией в более надёжное и безопасное место. На все про всё было отпущено три дня, но работа по вывозу картотеки из разрушенного здания была проделана всего за один световой день.
Конечно же, не обошлось и без инцидентов. Сначала нас обстреляли спецназовцы. Именно в тот день в Грозный прикатил Олег Сосковец, надумавший вдруг лично убедиться в том, что осталось от города, после применения «коврового» бомбометания по жилым кварталам. Кортеж из нескольких бронированных УАЗов и бронемашин сопровождения со «спецурой» на броне, проезжал мимо разрушенного здания адресного бюро именно в тот момент, когда мы перетаскивали ящики с документами на тыльную сторону здания, загружая их в грузовой УАЗ. Что уж там померещилось спецназовцам, не знаю, но заметив посторонних людей на развалинах дома, они ни с того ни с сего вдруг открыли стрельбу из автоматов. На наше счастье стрелками они оказались никудышными, а, может быть, стреляли «шутя», так, для острастки. Как бы там ни было, но ни одна пуля не достигла цели. Уже в вечерних сумерках, когда мы перевозили последние ящики с картотекой, нашу машину повторно обстреляли с блокпоста у моста через Сунжу. Наверно, оттого, что расстояние от блокпоста до нашей машины было значительное, на этот раз мы тоже отделались лёгким испугом. Пули только вжикнули мимо гружёной машины и улетели в сумеречную даль.
Работы в те дни было настолько много, что не было свободной минуты, чтобы вовремя подкрепиться. Утром легкий завтрак, состоявший из кружки горячего чая и куска хлеба. Ближе к вечеру, когда все опера возвращались в свою «обитель», размещавшуюся в классе географии полуразрушенной средней школы, был ужин, приготовленный из всего того, что у нас на ту пору имелось. Как обычно, это была военно-полевая «бурда», приготовленная из разогретой в кастрюле тушёнки, смешанной с консервированными кашами из сухпая.
И вот, когда наконец-то подведомственная мне паспортно-визовая служба заработала в полную мощь по новому адресу, и окончательно решился вопрос с её новым начальником – Аликом Мугуевым, у меня появилась возможность попробовать нормальную, человеческую пищу. Алик временно жил в квартире своей сестры в микрорайоне, состоявшем из нескольких крупнопанельных, девятиэтажных домов, рядом с проспектом Ленина, на полпути от президентского дворца до площади «Минутка». Как это ни странно, но подача газа в те дома не прекращалась ни на один день, что позволяло его жильцам готовить себе пищу и хоть как-то отапливать уцелевшие помещения.
Сначала Алик жил в той квартире один, питаясь, как придётся. Но после международного женского праздника в город вернулась его супруга с дочерью, сбежавшие от войны и проживавшие все это время у родственников в Ингушетии. Ну, а когда в доме появляется женщина, там создаётся уют, и самое главное – готовится нормальная пища. Алик, человек открытый и щедрый, отлично видел, в каких условиях проживал его, хоть и временной, но все-таки шеф-наставник. Поэтому, уезжая теперь домой на обед, прихватывал с собой и меня.
Самым вкусным блюдом тогда для меня был плов, приготовленный его супругой из вяленой баранины. И хоть мясо было довольно жестковатым и немного с душком, но зато это было настоящее мясо, а не то, чем питались мы в своей «богадельне».
Первые дни ездили к нему домой через центр города, мимо президентского дворца и далее, по проспекту Ленина, в сторону площади «Минутка». Поскольку «шестёрка» Алика имела чеченские номера, нас постоянно останавливали у многочисленных блокпостов, и всякий раз нам приходилось объяснять бойцам, кто мы такие будем. На все эти «разборки» уходила уйма времени, которого у нас и так было в обрез.
И вот, как-то раз, Алик поехал не привычной дорогой, а, свернув в какую-то улицу и пропетляв по незнакомым мне улицам, неожиданно выехал к мосту через Сунжу. В этом месте русло реки, зажатое в бетонные парапеты, было узким. По её берегам располагались одноэтажные дома частного сектора. Когда-то это были добротные кирпичные строения. Теперь же, в большинстве своём, они представляли собой жалкие развалины. Стволы плодовых деревьев во дворах расщеплены и измочалены осколками и пулями до такой степени, что вряд ли теперь могли плодоносить. Везде запустенье, хаос и толстые слои грязи. Прямо у моста, прижавшись к бетонному парапету дисками сгоревших колёс, из воды торчал задок бронетранспортера. Судя по всему, подбитая из гранатомета боевая машина свалившись в реку, полыхала очень долго, поскольку краска бронированного корпуса обгорела до голого металла, и теперь, под воздействием влаги, он полностью покрылся красной, словно кровь, ржавчиной. Не трудно было представить, что за кошмар еще совсем недавно творился в этих местах.
— Беликовский мост, — прервал мои размышления Алик.
— Какой, какой мост? — переспросил я.
— Беликовский.
— А почему он так называется?
— Да шут его знает. Называется и называется. Может быть, в честь человека, который его построил, а может ещё в честь кого-нибудь. Но все местные жители именно так его и называют.
— Слушай, а где он располагается? Что-то я после езды по этим закоулкам совсем запутался, где мы сейчас находимся.
— Он находится между железнодорожным мостом через Сунжу и мостом на проспекте Ленина, у президентского дворца. Помнишь, нас там обстреляли в прошлый раз, когда мы картотеку перевозили?
Я стал прикидывать в уме наше местонахождение на местности, пытаясь по памяти восстановить, как это место выглядит на карте города, но так и не смог четко сориентироваться. Одно обстоятельство меня сразу поразило — возле моста не было ни блокпоста, ни вообще, какой-либо охраны. Мы беспрепятственно проехали через него и буквально через пару кварталов оказались в микрорайоне, заехав на его территорию с противоположной стороны.
Интересное дело – на всю поездку у нас ушло максимум десять минут, против едва ли не часовой езды по прежнему маршруту. В голове сразу проскочила мысль, что по этому маршруту могли ездить не только мы. Кто даст гарантию, что боевики точно так же не воспользуются Беликовским мостом. Свои доводы я озвучил Алику, а он только посмеялся надо мной, но ничего не ответил.
С этого дня, всякий раз, когда у нас находилось время смотаться к нему домой на обед, мы ехали только по этому маршруту – через Беликовский мост. И так продолжалось наверно долго, если бы не одно обстоятельство.
Однажды ночью на блокпост у железнодорожного вокзала напали боевики. Почти всю ночь военнослужащие внутренних войск с упорством отражали атаки «духов», и только к утру бой затих, а нападавшие, словно призраки, растворились в развалинах домов. Последующие поиски их в том районе ни к чему не привели. Они словно сквозь землю провалились.
На утреннем совещании в ВФОВД генерал Шумов потребовал от оперативников срочно выяснить как «духи» могли попасть в город, и куда потом исчезли. По карте города он показал наиболее вероятные пути, по которым боевики отошли с места боя. И вот тут-то я вспомнил про Беликовский мост. На карте было чётко видно, как Сунжа, несущая свои бурные воды через центр города, двумя «аппендиксами» выпирает в сторону востока. По словам генерала, в одном из таких «аппендиксов» и могли скрыться боевики.
Уверенно ткнув пальцем в карту, обозначив то самое место, где располагался Беликовский мост, я сказал:
-.Никакой охраны у этого моста нет, а коли так, то боевики имели реальную возможность беспрепятственно пройти через него, и скрыться в другой части города.
Генерал внимательно выслушал мои доводы и, взяв на заметку информацию о мосте и отсутствии возле него стационарного блокпоста, пообещал доложить обо всем этом на ближайшем совещании в ГУОШе.
О том, что генерал выполнил свое обещание, я понял уже на следующий день. Подъезжая с Аликом к Беликовскому мосту, мы обнаружили, что проехать по нему беспрепятственно у нас не получится. При въезде на мост, поперек проезжей части лежало бревно, возле которого толпились четверо военнослужащих внутренних войск. Странное дело — ни у кого из них не было при себе огнестрельного оружия. Представившись, кто мы такие, я попросил пропустить нашу машину через мост. Однако никто из солдат даже ухом не пошевелил. Когда же я повторил свою просьбу, один из военнослужащих недовольно буркнул:
— Проезд закрыт.
Ничего не оставалось делать, как вылезать из «Жигулёнка» и устраивать «разбираловку»…
— Слушай, боец, а почему у вас нет оружия? Вы что же, считаете, что на курорт приехали? А если сейчас на вас боевики нападут? Что делать то будете? Из пальца стрелять?
— Не дали нам оружия, — недовольно буркнул «чумазый». Командир взвода сказал, что нам и одного автомата хватит. Потеряем мол, не дай Бог, а ему за нас потом отвечать.
— Как это так — потеряем? — вмешался в разговор Алик. — Да он что у вас, этот лейтенант, совсем что ли — ку-ку? Здесь война, здесь, таких бойцов как вы, каждый день убивают.
— А я откуда знаю, почему он не разрешил давать нам оружие. Сказал только, что пока не научимся нормально стрелять, оружия при выезде за пределы подразделения он нам не даст. Наверно боится, что потеряем автоматы, или отберут их у нас. Это у него надо спрашивать. Он здесь с самого начала войны, а мы всего две недели в Грозном.
Я окинул взглядом всех четырех бойцов, и мне стало тошно оттого, что в нашей доблестной армии творится такой бардак.
— Давно хоть призвался-то?
— Да в ноябре прошлого года.
— Эти тоже «салаги»? – я кивнул головой в сторону остальных солдат.
— Угу, — утвердительно ответил «чумазый».
— Ну, тогда все понятно. И новые бушлаты с вас, конечно же «деды» поснимали?
Солдат удивленно глянул на меня, но ничего не ответил, только понурил голову.
— Уж не из «пьяной» ли бригады вы все? — не унимался я.
Солдат опять подивился моей проницательности, и горько усмехнувшись, изрек:
— Из неё самой.
Я только махнул рукой:
— Тогда все понятно, почему вам не дали оружия. По количеству самострелов и прочей дребедени, ваша Двести пятая бригада впереди Европы всей. Но, тем не менее, считаю, что это дурость, посылать бойцов в чужой город без оружия, где из-за каждого угла стреляют в спину. Но ты же сказал, что один автомат вам все-таки выдали, а я что-то его не наблюдаю?
— А вон он, у сержанта, — «чумазый» показал рукой в сторону развалин, откуда появился еще один военнослужащий. От всех остальных он отличался только тем, что на его бушлате дыр и подпалин было значительно меньше, а на плече висел автомат и подсумок с запасными магазинами к нему.
Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — сержант в Чечне находится не дольше остальных бойцов. Наверняка вместе с ними приехал сюда на замену выбывших из строя военнослужащих. Не было в его взгляде той наглости и самодовольства, характерных «дедам» и уж тем более – «дембелям».
Внимательно рассмотрев предъявленные нами документы, он ничего существенного не сказал. Однозначно, есть приказ свыше — не пропускать через охраняемый мост ни одну автомашину, не зависимо от того с какой стороны она к нему подъедет. Никаких указаний насчет сотрудников МВД не было, а стало быть, них этот запрет тоже распространяется.
Поняв, что сержант оказался еще тупее чем его подчиненные, и спорить с ним — только зря время терять, решил действовать напористей, потребовав, чтобы он связался со своим вышестоящим начальством по рации и доложил о сложившейся ситуации. Но как выяснилось, никакой рации у них не оказалось. Одним словом – ситуация тупиковая.
В душе я осознавал, что весь этот «дурдом», в сущности, сам же и организовал. Не заикнись я про этот мост на совещании, ездил бы и дальше как «белый человек». А теперь вот, приходится самому страдать за длинный язык, и делать большой крюк, на что уйдет уйма времени. Махнув рукой, направился к машине.
В тот момент, когда я уже сел в неё, подошел «чумазый». Явно было видно, что он хочет что-то сказать, или спросить. Я опустил стекло в дверце, и недовольно спросил:
— Ну, чего тебе ещё надо?
— Дяденьки, а у вас нет закурить?
Глядя на это «чудо в перьях», мне почему-то стало жалко всех этих солдат. Выкинули их на этот безымянный «пятачок», охранять не понятно что, и от кого, не дав с собой ни курева, ни жрачки. Что толку от таких вояк, когда в животе у них пусто? Вон, какими голодными глазами смотрит «чумазый» на меня и Алика. Наверняка причитающийся ему сухпай тот же командир взвода, или кто другой, давно уж загнали налево, или обменяли его на самопальную водяру, или левый коньяк. И вынуждены эти солдаты отдуваться за своих отцов-командиров испорчеными смолоду желудками. Мрак, одним словом. Не зря прозвали 205-ю Бригаду «пьяной» – однозначно, заслуживает она такого «погоняла».
Я собрался сказать, что мы оба некурящие, но Алик полез в «бардачок» и извлек оттуда початую пачку сигарет с фильтром. Я передал её «чумазому», а тот, растерявшись от неожиданности свалившегося с неба шикарного «бакшиша», не знал, как нас благодарить. Наконец он вышел из ступора, и со словами: «Я щас», — рванул к стоящему в стороне сержанту. Буквально через несколько секунд, солдаты оттащили бревно в сторону, освободив нам дорогу. Напоследок «чумазай» вновь подбежал к нашей машине, и широко улыбаясь, произнес:
— Вы хорошие дяденьки, и можете ездить через мост всегда, не боясь, что вас кто-нибудь остановит. Если меня не будет на посту, или товарища сержанта, вас все равно пропустят.
С этого дня мы беспрепятственно проезжали по мосту. и, всякий раз, когда это происходило, Сашок – так звали того «чумазого» солдата, первым хватался за бревно и тащил его в сторону. Меня поражала та ловкость, с которой он всё это проделывал. И откуда находились силы в его худющем теле.
Как говорится – долг платежом красен, и уж тем более, в эпоху «диких» рыночных отношений. С пустыми руками мы никогда у того моста не появлялись. То тушенки подбросим, то свежего хлеба, то сахара. Не оставили мы без внимания бардак, творившийся с обеспечением военнослужащих оружием. Доложили обо всем по инстанции, и буквально на третий день после нашей первой встречи, все солдаты были вооружены, как говорится, «до зубов». Выделили мы им из своих запасов несколько кусков хозяйственного мыла и пару пачек стирального порошка, пошутив при этом, что лично проверим чистоту их обмундирования и физиономий. Как бы то ни было, но грязных лиц у них мы больше не видели. У Алика был старенький транзисторный приемник «Россия», валявшийся у него дома без дела. Купили на «Березке» пару комплектов пальчиковых батарей и подарили всё это хозяйство Александру. Пусть слушает, что в мире творится.
В последние мартовские дни зарядили сильные дожди, и, опасаясь провалиться в какую-нибудь яму, скрытую под лужами дождевой воды, мы были вынуждены временно приостановить свои поездки на обед. Тем более что в адресном бюро в те дни наконец-то установили «буржуйку», на которой женщины приспособились не только разогревать, но и готовить пищу для всего коллектива. А в первых числах апреля, незадолго до моего дня рождения, Алик вновь пригласил к себе домой, намекнув, что обед будет праздничным, поскольку его дочери – Мадине исполнилось шестнадцать лет. По дороге заскочили на рынок, где затарились кое-какими продуктами. Заодно купили несколько свежих батонов и пару килограмм яблок для Александра и его сослуживцев. Чем не витамины в период всеобщего авитаминоза. Подъехав к мосту, мы не увидели среди солдат Сашкиной физиономии. Почему-то подумалрсь, что он мог запросто простыть в этой слякотной погоде и заболеть. Сам я совсем недавно переболел ангиной, и знал что это такое. Чисто машинально стал расспрашивать у солдат, где мол, Санёк, что с ним приключилось, и кому передать «бакшиши».
Все мои вопросы повисли в воздухе без ответа. Угрюмые солдаты, молча, ходили друг за другом, даже не пытаясь заговорить с нами. Старого сержанта тоже не оказалось на месте. Вместо него пост возглавлял совершенно другой человек, тоже с сержантскими погонами. Он настороженно следил за каждым моим движением, словно пытаясь предупредить нежелательные контакты постороннего человека с его подчиненными. Это было так странно наблюдать, что я сразу заподозрил неладное. Подозвав к себе первого попавшегося солдата, я передал ему пакет с батонами и яблоками. Заглянуть ему в глаза, с тем, чтобы по одному только взгляду понять, что же произошло с Сашей, мне так и не удалось. Солдат не отрывая взгляда от пакета, резко развернулся и тут же отошел в сторону.
Уже отъезжая от поста, я крикнул, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Не забудьте с Саньком поделиться!
В ответ гробовая тишина и угрюмые взгляды вслед.
Весь обед, пока я находился в гостях у Алика, голову не покидала мысль, что с Александром что-то случилось. Мадину поздравил чисто машинально, не испытывая никакой радости от того, что ей исполнилось уже шестнадцать. От предложенной Аликом водки наотрез отказался. И не потому, что после обеда надо было встречаться со своим руководством, а потому, что она просто не лезла в горло. Алик особо не стал настаивать, но непочатую бутылку все-таки всучил мне, когда мы покидали его жилище.
А вечером, отловив нашего главного «информационщика» — Володю Власова, у которого хранились подшивки сводок обо всех происшествиях и преступлениях, совершенных в Чечне, попросил на время подшивку за последнюю неделю.
Много чего там было написано, но меня это совершенно не интересовало. В принципе, я и сам не знал что искал, но с упорством продолжал рыться в документах.
И нашел.
Открыв очередную сводку, мельком стал пробегать по тексту. Та-ак, нападение на пост в Аргуне – не то. Обстрел ночью блокпоста в Старопромысловском районе, опять не то. Убийство чеченской семьи в Черноречье – мимо.
Вот!
«…марта 1995 года, примерно в 21.35 часов, военнослужащий контрактной службы в/ч №… — М., будучи в нетрезвом состоянии, допустил неосторожное обращение с оружием, произведя при этом неприцельный выстрел из закрепленного за ним автомата АКМ-74 №… В результате выстрела пуля, задев за чугунную печь, изменила траекторию полета и поразила в шею рядового срочной службы Александра В. От болевого шока и большой потери крови А.В. скончался на месте происшествия, не приходя в сознание. М. арестован военной прокуратурой. Командир отделения, младший сержант Д., совместно распивавший спиртные напитки с подозреваемым М., задержан до выяснения обстоятельств происшествия».
Так вот оно, оказывается, в чем дело. Какая же дурацкая смерть была уготована Александру, которому до девятнадцатилетия оставалось чуть больше пяти месяцев. Совсем ведь пацаном погиб. И спрашивается, ради чего. Не от вражеской пули ведь погиб, а какая-то пьянь болотная в одночасье оборвала его юношескую жизнь. А ему бы жить да жить еще.
На душе было до того тошно, что хотелось просто кричать во весь голос.
В тот вечер я вернул все талмуды Володьке, а потом, вспомнив о презентованной Аликом бутылке водки, извлек её из-под подушки, и прикончили мы её с мужиками за один присест, рассуждая потом при свечах о смысле жизни на этой грешной земле.
А через Беликовский мост мы больше не ездили. Не хотелось лишних напоминаний о безвременно погибшем Сашке. Уж пусть лучше останется он в нашей памяти таким же чумазым, но живым, каким впервые повстречался с нами возле этого моста.