Рассказ

Ох, и помотала нас всех жизнь в девяностые годы прошлого века! Вместо ожидаемого светлого коммунистического будущего нас бросили в бушующий океан озверелого капитализма, и – плывите, дорогие сограждане, куда хотите, по его волнам. А дорогие сограждане понятия не имеют, что делать-то, куда плыть, да и океан что-то слишком на болото похож… Вот и наш НИИ, работавший на оборонку и космос, стал интенсивно разваливаться без заказов и денег на зарплаты. Сотрудники – кого посокращали, кто сам уволился… Кто на толкучке торгует, кто на шею родителям сел, кто работу подыскивает…

А у меня всё по-другому вышло: зашёл как-то в наш поредевший отдел старый товарищ из прежнего отдела и позвал на работу в частную фирму, там требовались конструктора. Да и сама фирма располагалась тут же, на территории нашего НИИ, далеко ездить не надо. Возглавлял фирму главный инженер нашего института, правда, начальственного опыта у него вовсе не было. В эти сумасшедшие годы директора и главные инженеры у нас менялись с феерической скоростью – кого «сожрали», кто сам ушёл на Газпром. Вот и оказался на начальственном месте человек, ничего не смысливший ни в конструировании, ни в руководящей работе. Зато, организовов свою фирмочку, он тут же открыл свой магазинчик, в котором продавались продукты, химикаты и сувениры. Заправляла магазином его жена — тоже наша, институтская. А сам хозяин фирмы пытался брать в разработку заказы на небольшие проекты. То мы металлические двери разрабатывали, то домофоны к ним. А однажды мне он дал задание скопировать, а если попросту, то украсть, проект коптильной печки. Всё это уже давно было в продаже в заводском исполнении, и мы делали пустую работу за небольшую зарплату. Но всё же зарплата поначалу была! Хотя и терпеть за это приходилось многое. По утрам наш шеф созывал нас и устраивал всем головомойку, чаще всего ни за что. При этом он вопил:

— Вы думаете, я – шизик? Я не шизик!!!

Да знали мы, что не только шизик он, а ещё и незаурядный алкаш! И только спьяну могла прийти ему в голову мысль, что мой старший товарищ, тишайший, честнейший человек и блестящий конструктор, якобы продал налево вагон зубной пасты, предназначенной для магазина фирмы! Оскорбившись, мой товарищ уволился, а вскоре вслед за ним ушла и я. Тем более, что меня звала вернуться в наш старый отдел моя бывшая начальница. Работать с ней мне не хотелось, она, как и мой шеф, была человеком неуравновешенным и истеричным. Но конструктором она была талантливейшим, а это уже многое значит. И я вернулась в наш погибающий НИИ. Но не тут-то было! Спокойно поработать и тут не пришлось. Нашу начальницу, руководившую отделом, тоже поманила перспектива стать хозяйкой фирмы, и она вскоре отколола наш отдел от института, назвала новую фирму «Осень» и, тайком от нас, её сотрудников, приватизировала её на двоих со своим заместителем, таким же талантливым и истеричным.

Я вот чему удивляюсь: почему-то в те годы начальниками и хозяевами мелких частных фирм чаще всего становились люди нервные, истеричные, с исковерканной психикой. Именно им почему-то хотелось непременно руководить и править. Были среди них и тупые, и удивительно одарённые люди, но, как правило, начальники из них получались никудышные, и их фирмы быстро прогорали или, если и выживали, то еле теплились. А уж их сотрудникам и вовсе приходилось туго — зарплату платили через пень-колоду или не платили вовсе. Да и заказы на разработку проектов такие шефы подбирать не умели, всё время попадаясь в руки мошенников, которые норовили попросту не заплатить за сделанную разработку ни копейки.

Вот и мы так работали. То приходилось разрабатывать магнитные застёжки для сумок, то молокопровод для детских кухонь, то баки для проявки рентгеновских снимков. Застёжки никто не купил, за молокопровод нам просто не заплатили. Правда, рентгеновские баки пошли в ход, но денег за них наша начальница запросила маловато. Так что мы подолгу сидели без зарплаты и ждали, когда загремит замок открываемого сейфа в кабинете начальницы. На этот волшебный звук все шеи дружно поворачивались, но… Начальница доставала из сейфа вовсе не наши деньги, а кучу документов, проглядывала их и выходила в общий зал, чтобы устроить очередной скандал по пустякам. После чего, разрядившись на нас, она спокойно шла пить чай, а весь отдел с трудом приходил в себя. Вскоре я нашла способ справиться с этим. Не дожидаясь наступления времени очередного скандала, я брала какой-нибудь черновик и шла к начальнице. Там я задавала по черновику дурацкий вопрос, ответ на который прекрасно знала. Начальница возмущалась, вопила, а я уговаривала её принять мой вариант проекта. В конце концов, она сдавалась: «Ладно, делай, как хочешь!» Разрядив, таким образом, намечавшуюся грозу, я спокойно шла на своё место, а начальница выбегала с бокалом выпить чаю и поболтать с нами по-человечески. Горячий чай был у нас в те времена очень важным элементом нашей работы, ведь сидела наша фирма в помещении бывшей столовой завода «Прогресс», в котором зимой было так холодно, что даже местные тараканы выползали к батареям отопления погреться. В столовой было три комнаты, но одна из них была всегда заперта, в ней находилось старое столовское оборудование, и был второй вход, правда, тоже всегда запертый. Однажды, придя на работу, мы застали обе двери открытыми, а по полу были разбросаны обёртки от карамелек. Вот по этим-то следам мы и обнаружили «Кражу века». Ведь карамельки лежали у нас в столах, мы с ними чай пили; а тут – пустые банки без конфет, да ещё и вещи из столов пропали. У одной сотрудницы украли щипцы для завивки, у другой спёрли сломанный калькулятор. А у меня пропали отличные чешские маникюрные ножнички. Следов взлома на дверях не было, да и набор украденного говорил о том, что воровали явно женщины. Зачем мужикам-то щипцы и ножнички? Да и карамельки им без интересу. А вот вахтёрши… У них и ключи от всех помещений, и полная свобода вечерком, когда пусто на заводе. Так что милицию вызывать не стали – и так всё ясно, да и не докажешь ничего… Подосадовали, посмеялись – и всё. Тем более, что сейф никто не тронул. Хотя, чего его трогать, раз денег там нет…

А вскоре не только деньги перестали появляться, но и сама начальница стала бывать на работе редко. Оказалось, что она умудрилась устроиться на работу в Сбербанк начальником одного из отделов. Вслед за ней перекочевал туда и её зам, а мы остались не только без зарплаты, но и без новых разработок. Народ стал потихоньку разбегаться. Мужчины наши сумели пристроиться кто на Газпром, кто в частные фирмы по ремонту компьютеров; женщины помоложе ушли в торговлю, в горничные новорусских гостиниц… Предпенсионных отправили на досрочную пенсию. Остались такие, как я, кому под 50 — до пенсии далеко, а на работу уже не берут. Попросили мы нашу начальницу:

— Сократи ты нас по-хорошему, хоть на биржу встать сможем, пособие будем получать, а может, там и работу подыщут.

Вот так мы с подругой Любой и оказались в числе безработных, которых должна осчастливить биржа труда. Даже и не вспомню, как называлось сие учреждение официально. Биржа и биржа – и Бог с ней, лишь бы прок от неё был, и стаж шёл! Находилось сие благословенное учреждение на четвёртом этаже какого-то бывшего НИИ, лифта там не было, а таскаться туда следовало раз в две недели. Прежде всего, вновь вставших на учёт собрали вместе и сделали нам объявление, что работу могут предлагать не только в Астрахани, но и за городом — до 20 километров от города. Люди заволновались: тут и так денег нет, а ещё и на поездки тратиться. «Ничем не можем помочь. Таково распоряжение губернатора Гужвина», — ответили нам. К тому же объявили, что первые три месяца стояния на бирже пособие платить должно учреждение, которое нас сократило. Как же! Дождёшься от нашей начальницы пособия! Так что пришлось выкручиваться самим… Я стала понемногу продавать старинные семейные золотые и серебряные вещи из наследия бабушек, а Любу сестра устроила работать продавщицей в продуктовый ларёк. Правда, за старинные вещи сидевший на Больших Исадах перекупщик старался сбить цену до минимума, уверяя, что сейчас ценятся только новоделы. А у Любы в киоске и вовсе чудеса творились. Она и ещё одна женщина были дневными продавцами, а ночью в круглосуточном киоске торговали студенты. При пересменке надо было каждый раз пересчитывать товар, и всегда в спешке выходило, что у дневных продавцов недостача, а ночью студенты спокойно пересчитывали товар снова, недостачи, как оказывалось, не было, и излишек денег доставался этим умникам. За выручкой прибегал сынок хозяйки киоска и шёл проигрывать эти деньги на игральных автоматах, а сама хозяйка стояла на бирже в качестве безработной, но отмечаться не ходила, а звонила туда, чтобы отметили, и время от времени посылала богатые дары.

На бирже нам, классным конструкторам, подходящую работу, конечно же, предложить не могли. Да и откуда бы она взялась в городе, где одно за другим умирали крупные производства? Так что предлагали всякую чепуху… Мне даже предложили работу архивариуса за 187 рублей, в то время это было раз в 10 меньше необходимых денег на прожитие. Я спросила девушку, предложившую мне такое:

— Дочка, а ты смогла бы прожить на эти деньги?

— Не-е-ет!

— А почему ты думаешь, что я смогу?

Она пожала плечами… Предлагали и другие места работы, например, билетёром в Театр кукол. О, туда бы я пошла с удовольствием, ведь там был шанс с моими способностями скульптора устроиться к изготовителям кукол. Но в Театр меня не взяли, место уже было занято. Зато всех, стоявших на бирже, посылали к психологу, он должен был утешать безработных и успокаивать их. Я возмутилась: зачем мне психолог? Но без похода туда не отмечали очередное посещение биржи. Пришлось ехать… Сидели психологи на центральной бирже, а это была лишняя трата на поездку. Поэтому приехала я туда в ярости и сразу набросилась на девицу лет двадцати пяти, изображавшую из себя знатока человеческой психики.

— Значит, так, — сказала я ей, — Вы собираетесь меня утешать по поводу отсутствия работы? Я изучала психологию по книгам Михаила Литвака и сама могу десятерых утешить. Так что быстренько подписывайте мне Вашу бумажку и не забудьте извиниться за то, что зря заставили меня потратиться на поездку.

Девица-психолог с трудом вышла из ступора, переварила сказанное и покорно подписала мне бумагу. Книги талантливого ростовского психолога Литвака продавались в книжном магазине возле центральной биржи, но вряд ли девица их читала…

Стоять на бирже можно было до полутора лет, но через каждые три месяца пособие уменьшалось, а спустя год уже начинали предлагать совсем неквалифицированную работу. Мне даже предложили пойти санитаркой в больницу. Но к этому времени меня разыскали наши институтские конструктора, устроившиеся в очередную частную конструкторскую фирму. Там трудились двое наших институтских старших специалистов. Один был талантливейшим конструктором, другой был тупым, но умел заставить работать за себя других. Выбирать не приходилось, и я согласилась работать с ними. Фирма называлась по-дурацки – «Инженеринг», командовал ею инженер-строитель, а в душе – изобретатель-механик. Правда, располагалась фирма далековато – в Автогородке, но в конце девяностых годов ещё существовали трамваи и троллейбусы, и, купив трамвайно-троллейбусный проездной билет на месяц, можно было доехать на трамвае до клуба ТРЗ, а там пересесть на троллейбус и катить до улицы Моздокской. Именно там, на территории одного из городских автотранспортных предприятий, снимала две комнаты наша фирма. Рядом с нами располагалась бухгалтерия автопредприятия, снимали помещения другие фирмы, а на третьем этаже актовый зал был сдан секте свидетелей Иеговы. Впрочем, к нам они со своей агитацией не совались, им-то нужны были люди денежные, а какие деньги у конструкторов! К тому же оказалось, что «Инженеринг» — это филиал вышестоящей фирмы, а над той стоит ещё одна…

Но всё это мы узнали потом. А сначала я радовалась, что удалось устроиться на работу; правда, в ведомости писали оклад 500 рублей, а платили 1500. Обыкновенные фокусы с серой зарплатой! Такие тогда кругом делали, иначе, выплатив за нас все взносы и налоги, маленькая фирма тут же бы разорилась. А пока жить стало легче, какие-никакие, а всё же деньги в руках! Ведь в первые дни работы там я приносила на обед пару кусков хлеба, на что-либо другое просто денег не было. Увидев такое, мои товарищи по работе стали подкармливать меня – кто кусок колбаски притащит, кто конфетами угостит к чаю. Вот что значит — верные товарищи из нашего НИИ! Узнав, что нужны ещё конструктора, я и Любу туда привела. Зашла к ней в её киоск и сказала:

— Хватит тут голову себе морочить! Пора в конструктора возвращаться!

Так мы оказались вдвоём в окружении мужского коллектива. Правда, вскоре к нам присоединилась молодая девушка Оля – дочь главного инженера вышестоящей фирмы, которая стала вести табель и бухгалтерию. Вообще-то, она была по образованию музыкантом, преподавателем игры на фортепиано, но её папаша, не пожалев дочкины музыкальные пальчики, однажды погнал её торговать в мороз на улице куриными окорочками. Вот и пришлось Олечке переобучиться на бухгалтера.

Судя по всему, Олин папаша был большой прохиндей. Нашего начальника он прельстил обещанием претворять в жизнь его изобретения, а для этого надо было сначала создать фирму, взять на её счёт кредит в банке и передать деньги вышестоящей фирме. Было это в конце девяностых годов прошлого века, и сумма в 32 миллиона рублей была сокрушительно велика. Но наш шеф, азартный изобретатель, почти тёзка Пушкина – Александр Сергеевич, радовался, как ребёнок, возможности пустить в ход свои «гениальные» идеи. Поэтому кредит он взял без раздумий, а мы, подчинённые ему конструктора, стали разрабатывать конструкции в осуществление его идей. Разумеется, мы быстро поняли, что все идеи были по принципу «Назад в пещеру». Например, наш шеф предлагал в качестве топлива в автомобильном двигателе применять деревянные чурочки. Позади крыльев ветряной электростанции он предлагал поставить турбинку – пусть ветер сначала крылья покрутит, а потом турбиной займётся. В глиняные кирпичи он перед обжигом предлагал вдувать кислород для облегчения веса, а загородные дома строить из камышовых плит без утепления – мол, камыш и так тёплый. Вышестоящая фирма давала «Добро» на все разработки; только чурочки для автомобилей главный инженер не стерпел. Нам, конструкторам, было понятно, какую чушь предлагает наш «гений», и мы пытались объяснить ему, что ветер – не дурак, чтобы после крыльев ещё и в турбину залезать, а кислород не сделает кирпич лёгким и пористым, он просто улетучится ещё до обжига кирпича. Но объяснять что-либо было бесполезно, и мы покорно рисовали и турбину, и фильеры для кислородных кирпичей. Деваться-то было некуда, всё равно другой работы нет! К тому же, вскоре выяснилось, что наш шеф, высокий, статный, импозантный, властный мужчина – запойный алкоголик. Он мог долго держаться, быть абсолютно нормальным, а потом вдруг срывался и запивал дней на десять. Домой его волок на себе наш шофёр Паша, а уважаемый шеф мог при этом произносить только один слог: «Бе-бе-бе!». По прошествии нескольких дней, наш шеф возвращался снова к работе, полный новых странных идей. Вот так ему пришло в голову, что из камыша можно не только дома делать, но и прессовать из него вазы, столы, стулья, шкафы. Мол, камыш своим соком сам всё склеит и упрочнит. Так что нашим мужчинам пришлось ехать искать камышовые заросли, нарезать камыш, а потом мы стали вязать из него маленькие образцы для прессовки. Оказалось, можно успешно прессовать камыш, получаться стало что-то. Мне привелось нарисовать целый буклет с рекламой изделий из камыша. Но тут наш изобретатель вдруг чего-то испугался и, когда дело дошло до финансирования проекта, он попросил у областной администрации не три миллиона рублей, а всего тридцать тысяч! Разумеется, дали три тысячи… И на эти малые деньги ни оборудование заказать, ни рабочих нанять… Так и пропал впустую наш труд.

А какую прелестную картинку нам довелось наблюдать однажды! Пришёл вдруг к нам ещё один изобретатель ветряков, его объявления я несколько раз видела в газетах, он искал спонсора для осуществления своего проекта. О нашей фирме он где-то услышал и, видимо, решил, что тут-то и сидят жирные спонсоры! А наш шеф, не читавший газет, принял за спонсора нашего посетителя. Пару часов они сидели вдвоём, о чём-то толковали, а после ухода посетителя наш шеф вышел к нам крайне раздосадованным, ругая его от всей души.

— За кого он меня принимает! Размечтался, что я его финансировать стану! А я-то думал, это мы за его счёт ветряки делать станем…

Ну, совсем, как в рассказе у Шолом-Алейхема, когда сваты привезли на сговор не жениха с невестой, а двух невест!

Правда, иногда нашему шефу удавалось и нормальные заказы находить. Как раз в то время к нам в Астрахань перебазировалась Волго-Каспийская флотилия, ей отдали водный стадион «Спартак», и нам достался заказ на проект ремонта административного здания бассейна. Хотя и тут у нашего шефа в голове начали бродить странные идеи, и ему захотелось, чтобы козырёк над входом в здание был точь-в точь, как над магазином «Молоко» в Театральном переулке. Пришлось мне ехать туда, зарисовывать и обмерять на глазок этот сложный козырёк, а потом и чертить его. Потом ещё и лестницы пришлось рисовать. Так что в здании у бассейна остался и мой кусочек работы.

Остальные наши работы все делались впустую, ведь никто и не собирался давать нашей фирме денег на изготовление странных прожектов нашего шефа. Зато навидались мы за то время разного… Ведь даже за пребывание в нанятых фирмой помещениях уже можно было выдавать молоко за вредность. Летом там стояла адская жара, и единственный вентилятор на длинной ножке ничего не охлаждал, а просто перемалывал горячий воздух. Зато зимой можно было охладиться от всей души – температура в комнате, где сидели мы с Любой и Олей, порой бывала не выше +7 градусов. А всё из-за того, что отопление на автопредприятии было от своей котельной, а чтобы она заработала, требовалось запустить подачу топлива с помощью электродвижка. Но вот с электричеством в те годы были проблемы. Начальник электростанции Столяров (тот, что потом станет Мэром и сядет в тюрьму за взятку) велел отключать электричество на несколько часов в день целыми районами – якобы, за долги граждан за электроэнергию. И мы по утрам приходили в нетопленные помещения, сидели в верхней одежде, жутко мёрзли и должны были в таком состоянии ещё и что-то разрабатывать и чертить. Можно было, конечно, пересесть во вторую нашу комнату на солнечной стороне, но там пришлось бы слушать бесконечные указания нашего баламутного шефа. Почему-то у него был бзик — рабочие столы должны быть пустыми сверху. А как они у нас могли бы пустовать, когда на них и миллиметровка, и черновики, и карандаши со стёрками, да ещё и всякие циркули, словом, всё, что нужно для работы. Да и бокал горячего чая куда-то же ставить надо! Но с нашим шефом просто истерика делалась от наличия на столах того, что он считал лишним.

Нет уж, лучше от него подальше держаться! Лучше мы в холодке посидим да чайком погреемся. Как только включали электричество, мы сразу же ставили греться наш верный металлический электрочайник и гоняли этого бедолагу в течение всего рабочего дня. А сами от холода без конца бегали в туалет. Туалетов было два – женский и мужской, но ключ от женского был в бухгалтерии, и его не давали никому. Наша Олечка поначалу удивлялась такой странности, но я объяснила ей, что, может, у бухгалтеров дерьмо недостаточно высокого качества, и они это тщательно скрывают… Всё остальное население трёхэтажного здания посещало мужской туалет, пребывавший поэтому в удручающем состоянии. И только однажды нам привелось повидать туалет чистенько убранным и даже украшенным мылом и туалетной бумагой. Сотворили это чудо иеговисты, к которым в этот день прибыл их наставник из США. Мы узнали об этом из их разговоров, к тому же все сектанты в этот день принарядились, а на подоконниках актового зала в этот день расположились коробки с тортами и бутылки шампанского, это даже с улицы было видно. Удалось нам и их шефа американского повидать, весь он был какой-то вылизанный, вышколенный, сразу видно – не наш мужик, чужак! А мыло и туалетную бумагу к его приходу уже шофера автопредприятия спёрли, пришлось новые класть. Знай наших! Вообще-то, своеобразные это были люди – иеговисты, что-то в них было странноватое. И если на лицах их мужчин ещё можно было углядеть проблески интеллекта, то все женщины, как на подбор, выглядели дурами набитыми. К тому же, они и детей туда приводили, и я слышала разговор двух их девчурок.

— Сестра, а тебе уже исполнилось четырнадцать лет?

— Нет ещё, сестра, мне тринадцатый год.

При этом девчонки были наряжены в длинные платья, а мальчишки блистали белыми рубашками. И всё это – в честь иностранного приезжего замухрышки! К счастью, в наше время власти одумались и избавились от присутствия секты в России.

А наша фирма потихоньку что-то стала увядать, работы стал наш шеф брать и вовсе странные. Мы должны были ехать в село Тумак и там в маленьком рыбообрабатывающем цехе делать замеры и рисовать план расположения оборудования. Ехать туда надо было на машине фирмы, переправиться на пароме через две речки и торчать в селе весь день. Цех принадлежал вышестоящей фирме, и пришлось подчиняться. Ездили туда я и два Паши – шофёр и конструктор. Хотя второй Паша был конструктор только на полставки и работал у нас полдня. Вторую половину дня он проводил в нашем оперном театре, где был солистом балета !!! Вот такая интересная судьба была у парня: с детства танцевал в ансамбле «Лотос», а потом попал в открывшийся у нас в городе Музыкальный театр, куда набирали танцоров и певцов. Солистом Павел был ярким и талантливым. Нам, сотрудникам фирмы, он несколько раз доставал билеты в театр, находившийся тогда ещё в парке «Аркадия» в страхолюдном сером здании. Но спектакли были отличные, балетмейстер ставила танцы превосходно, наш Павел там блистал вовсю. Жаль, что родители уговорили его уйти из театра, мол, что это за профессия – танцовщик! И с годами он стал большим начальником ОТК на судоверфи. Правда, и судоверфь тоже постигла судьба всех производств в 90-е годы – её разорили и закрыли. Где теперь наш товарищ, не знаю.

А тогда, в Тумаке, мы проделали большую работу, которая потом никому не понадобилась. Такую же пустую работу пришлось нам с Любой проделать и в Яксатове, куда шеф послал нас делать план расположения оборудования в консервном цехе. Консервировали там овощи и делали томатную пасту. Мы с рулеткой ползали вокруг станков и конвейеров, а потом ещё и обмеряли высоченную ректификационную колонну, в которой что-то булькало — варилась паста. Ездить в Яксатово приходилось летом по самой жаре, но нашему шефу не было до этого никакого дела. И опять наши зарисовки оказались никому не нужны. Вскоре разработок совсем не стало, и мы просто приходили и сидели на своих рабочих местах. Зарплаты за уже выполненные работы тоже не было, и наши мужчины стали подыскивать другие места работы и уходить.

Впрочем, отсутствие зарплаты вовсе не удручало милейшего изобретателя, у него-то деньги были. Однажды он приказал мне прибыть с утра в одно из отделений Сбербанка. Но не подумайте, что за зарплатой! Оказалось, я должна была помочь ему в оформлении денежных переводов во Всероссийское патентное бюро. С удивлением я узнала, что за хранение и поддержание секретности патента изобретатель должен каждый год за каждый патент платить немалые денежки. И, если в течение 15 лет патент никто не купит, он рассекречивается и уходит во всеобщее пользование. Мы с шефом заполнили не меньше десятка переводов. Сколько это стоило, не знаю – суммы проставлял сам Александр Сергеевич, да ещё и хвастался при этом, что у него японцы вот-вот купят одно изобретение — приставку, которая помогает экономить топливо в автомобилях, и получит он 10 тысяч долларов. Чтобы проверить эффект от этого своего очередного «перла», шеф уговорил нашего шофёра Пашу поставить приставку к двигателю его автомобиля. Бензин, проходя приставку, должен был подкручиваться и впрыскиваться в двигатель с повышенной скоростью. Эффект получился и в самом деле сокрушительный, но совершенно неожиданный. Может, топливо и экономилось, но зато автомобиль смог ездить со скоростью не выше 30 километров в час. Шеф ломал голову – как же так, в чём же дело? Он ведь механиком по образованию не был и потому представить себе не мог, что вместо подкрутки топлива при подаче в двигатель, бензин заполнит всю его приставку и спокойно будет там отлёживаться. И чего ему зря крутиться? Словом, так и не дождался наш гений долларов, а мы не повидались с зарплатой.

Зато в один вовсе не прекрасный день к нам в фирму пришли вдруг судебные приставы – описывать имущество. Вот тут-то мы и узнали, что те деньги, которые взял в кредит наш шеф при создании фирмы, через парочку вышестоящих фирм переправлены были в Калмыкию, где и растворились в её степных просторах. На нашего Александра Сергеевича завели уголовное дело, он отсиживался дома. А главный инженер вышестоящей фирмы, Олечкин папа, вообще скрылся. Перед этим он здорово подставил своих сотрудников – обещал им дать часть денег на покупку в кредит квартир в новом доме. Кстати, эта многоэтажка и по сию пору стоит как раз напротив моего дома. Только вот смогли ли остаться там сотрудники, купившие в кредит квартиры? Ведь кредиты им предстояло впредь выплачивать самим, уже не полагаясь на помощь фирмы. К тому же оказалось, что и всяческие взносы и налоги за сотрудников наших двух фирм года два никто не платил. Обнаружилось это, когда главбух той фирмы стала оформлять себе пенсию, и у неё из стажа вычли эти два года. Нас с Любой ждала та же участь. Исправили положение самым оригинальным способом: в трудовых книжках у нас появилась запись, что мы работали рыбообработчиками в селе Тумак, от имени Тумака и внесли за нас взносы. После чего мы с Любой смогли уволиться. Но это было уже потом…

А в тот день, когда пришли судебные приставы, мы получили немалое удовольствие, наблюдая за ними. Поначалу приставы обрадовались: они решили, что здание, где мы сидим, всё принадлежит фирме, и можно столько денег слупить за его продажу! Но мы им доложили, что всё здесь не наше, мы снимаем только парочку комнат, а в качестве нашего имущества можно описать несколько колченогих столов и стульев, один старенький кульман и вентилятор на ножке. Боже, какое разочарование было написано на лицах должностных лиц! И взять-то с нас нечего, и начальство где-то скрылось… Так и ушли, бедняги, ни с чем. А наш шеф позвонил мне и велел нам с Любой выходить на работу до тех пор, пока не увезут описанное имущество. В вышестоящей фирме имущество Сбербанк уже вывез, но там и столы были новенькие, и кое-какое оборудование было… А нам-то и стеречь было нечего. Походили мы с Любой в фирму какое-то время, но вскоре поняли, что зарплаты нам уже не видать… И чего зря в такую даль ездить? Так что в один из дней собрали мы свои вещички и чертёжные инструменты, забрали из укромного места наш верный электрочайник, до которого приставы не добрались, взяли из шкафа несколько пачек писчей бумаги. Сложив в свои сумки наши скромные трофеи, которые вовсе не компенсировали не выплаченный нам заработок и достались нам в наследство от погибшей фирмы, заперли мы подотчётное помещение, сдали ключ на вахту и покинули «Инженеринг» навсегда. Вентилятор брать не стали – всё-таки его судебные приставы описали…

А что же дальше? Перспектива вырисовывалась отнюдь не радостная – или снова идти на биржу, или искать что-то самим. Люба вскоре устроилась уборщицей в школу недалеко от дома. У меня подобных мыслей даже и не возникало; вскоре после прощания с «Инженерингом» я неудачно дома упала и сильно растянула связки на колене. Пришлось несколько месяцев сидеть дома, даже за трудовой книжкой я ездила, опираясь на палочку и вцепившись в Любину руку. Но друзья у меня хорошие, верные, хоть такие же нищие, как и я, они помогали мне и с деньгами, и с продуктами. А потом позвонила дочка одной приятельницы и попросила сделать перевод с польского языка. Детективная получалась история: преподаватель химии третьекурсникам РыбВТУЗа отказался ставить зачёт, пока они не переведут с польского целый журнал. С польским языком я была немного знакома, да и студентов родного ВУЗа выручать надо! Заплатить за работу обещали…

Правда, сам журнал вызвал удивление – к химии он почти не имел отношения, в нём говорилось о строительстве домов из пенопластовых блоков, в которые заливался бетон; снаружи такой дом облицовывался кирпичом и считался особенно тёплым. К счастью, со строительным делом я была знакома, изучала его в автодорожном техникуме, поэтому перевод было делать не так сложно. Конечно, я сначала очень опасалась допустить какие-нибудь неточности, но потом осмелела и, с помощью толстенького польско-русского словаря, сделала перевод за неделю. Терминология была, в основном, мне знакома, только минеральную вату поляки называли минеральной шерстью. Особенно меня умилило, что в конце журнала рекомендовалось при работе с белыми пенопластовыми блоками рабочим выдавать тёмные очки, чтобы солнечные блики на пенопласте не испортили им зрение. Ну, уж наши предприниматели скорей удушатся от жадности, чем такому будут следовать! Тем не менее, перевод получился неплохой, по нему стала работать фирма «Тёплый дом», хозяином которой и оказался тот хитрый преподаватель химии, который задаром получил нужный ему перевод. Правда, моё участие для него осталось тайной… А его студенты скинулись и оплатили мне работу. Хотя я поняла, что большую часть их денег забрала себе девушка, которая послужила посредником в этом деле – ушлая была девица! Но и я осталась не в накладе – получила 400 рублей за неделю приятной работы.

Тут вскоре и другая приятная работёнка подвернулась… В одной из газет появилось объявление, что требуются лепщики для создания моделей зверей-символов наступающего года. Позвонив по указанному номеру, я услышала знакомый голос. Ба! Да ведь это фирма, выросшая из недр нашего НИИ и ставшая маленьким цехом по производству фарфоровых скульптурок. Нога моя к тому времени уже почти починилась, и я поехала на встречу с хозяином фирмы, которого знала много лет. Начинала эту фирму прямо в недрах нашего НИИ одна весьма скандальная дама из технологического подразделения. Технологом она была никудышным, зато обладала способностями лепщика, и, привезя из Ленинграда немного скульптурной белой глины, она стала из неё лепить зверюшек и обжигать их в электропечке в своём отделе. Пыталась она и продавать свои работы нам, институтским сотрудникам, но директор её быстро поставил на место. Глину ей кто-то достал ворованную – с Ленинградского фарфорового завода. Ещё был у неё скульптурный пластик латышского производства, из него тоже получались неплохие скульптурки, которые можно было обжигать в печи или варить в кипятке для отверждения. Звери у Галины, так звали новоявленного скульптора, получались миниатюрные и почему-то со злющими мордочками. Мне, обожающей миниатюрные изделия и умеющей делать их из любого материала, так захотелось попробовать работать по фарфору, что я поближе познакомилась с автором скульптурок. Галина дала мне на пробу сначала немного пластика, а потом и фарфоровую массу доверила. Обжигала она всё сама, и я с удивлением заметила, что у моих зверюшек после обжига то ушко сломано, то лапки неправильно приделаны.

— Галя, что это с ними?

— Ой, это перед обжигом они сломались!

— Но ведь до обжига я могла бы всё исправить.

— Ну, так вышло…

Моё недоумение разрешили девчата из нашего отдела.

— Ты, что, не поняла, как сильно она тебе завидует? Посмотри, какие у тебя звери добрые, а у неё-то все злые.

Словом, Галя и её помощник Валера, делавший обжиг, меня быстренько постарались отстранить от фарфора. А вскоре Галина уехала насовсем в Ленинград. Напоследок она совершила маленькую месть мне – увезла книгу о строении и изображении животных, которую я ей дала почитать. Жалко, хорошая книга была…

И вот теперь мне привелось приехать на встречу с Валерой, который стал хозяином крошечного фарфорового цеха на территории завода «Прогресс». Судя по всему, Валера по-прежнему считал меня конкурентом и опасался, поэтому для встречи запасся фотографиями изделий своей фирмы. Особенно хвастался он фигуркой кабана.

— Вот, видите, мы сфотографировали кабана со всех сторон и слепили его.

Ну и чудак, нашёл, чем меня сразить! Да я и без всяких фотографий слепить такое смогла бы! Но говорить этого я вслух не стала – сначала получить заказ надо. Новоявленный фарфорист выдал мне скульптурный пластилин отвратительного серого цвета и заказал фигурки овечек и петуха. Дома я слепила их сначала из простого пластилина, потом из скульптурного. Через пару дней я привезла их заказчику, и он отобрал пару овечек и петушка. И снова я получила за приятную и лёгкую работу 400 рублей. Правда, на работу в фирму Валера меня не пригласил — сильна оказалась старая ревность! А вскоре я поняла, как мне повезло, что я не попала туда на работу. Однажды, на подходе к железнодорожному вокзалу, я увидела среди уличных торговцев женщину, торговавшую скульптурками явно этой фирмы. Фарфоровые собачки и кошки скромно разместились в картонной коробке из-под обуви. Разговорившись с женщиной, я с удивлением услышала, что она – сотрудник Валериной фирмы, зарплату им давно не платят, вместо этого выдали продукцию фирмы. Продавайте и на эти деньги живите! А кто купит-то, когда конец 90-х годов – очередной кризис, и у людей даже на еду денег порой нет! И хотя у меня тоже денег было не густо, пожалела я лепщицу и купила у неё миниатюрную фигурку фокстерьера. Правда, расцветка собачки была неправильная, не было чёрных пятен на спинке, и мне пришлось дома доработать скульптурку. Нарисовав тушью недостающие черные пятна, я покрыла их клеем БФ-6. Получился полноценный фокстерьер, он и теперь проживает у меня в компании с другими фарфоровыми минискульптурками.

А вскоре раздался телефонный звонок… Опять меня разыскивали сотрудники нашего НИИ, чтобы пригласить на конструкторскую работу. Название фирмы просто сразило меня – она называлась…. «ОСЕНЬ»! Ну, да, та самая фирма, в которой мы с Любой когда-то работали и откуда попали на биржу. Правда, теперь ею не руководила наша прежняя начальница… Она только возглавляла одну из частей фирмы, и работать предстояло не с ней. В Сбербанке она работала по-прежнему, но там быстро разобрались, что к чему, и из начальников отдела её «попросили». Начальником отдела стал её бывший зам – сожрал, стало быть, свою благодетельницу! В новой «Осени» она состояла со своим племянником, но что они изготавливали, осталось вне моего внимания. Кроме неё, были ещё два маленьких подразделения; в одном два брата устанавливали телевизионные антенны, а во втором предстояло работать мне и Любе, которую я тут же позвала в фирму. Правда, Люба работу уборщицы не бросила, и в «Осени» работала на полставки. А со мной и вовсе поначалу смешная история приключилась. Но обо всём по порядку…

Руководил маленькой фирмой, состоявшей из 10 сотрудников, один из бывших столпов нашего НИИ. Когда-то он был там начальником одного из крупных отделений и запомнился мне этаким львом — важным, холёным, властным. А теперь я увидела крепко состарившегося льва, которому до наших разработок вовсе не было дела, его интересовали только финансовые дела. И, конечно, нам он писал в зарплату всё те же 500 рублей, а платил 2 тысячи. Опять сплошная серая бухгалтерия из-за непомерно высоких налогов и выплат во всяческие фонды! Кроме него, в нашем подразделении состоял инженер-электрик, который делал какие-то свои работы.

А мы с Любой попали под начало главного инженера фирмы. О, это был оригинальнейший человек! Безусловно, он был гениальный конструктор, но до чего же капризный и странный. И опять – истерик нам попался! Ему уже исполнилось 48 лет, но он требовал, чтобы его звали без отчества, просто Леонидом, как на Западе. Почему-то он сначала жутко невзлюбил меня, придирался по любому поводу. Меня позвали в это время на работу в одном из оставшихся цехов «Прогресса», и я предложила Лёне отдать меня туда. Но конструктор ему был нужен, и он отправил меня работать дома. Мне-то это было ещё лучше – не толкаться в переполненном автобусе утром и вечером, сиди себе дома и черти на собственной чертёжной доске. В фирме-то и чертёжных досок не было, только одинокий кульман стоял возле Леонида. А сам Леонид быстро смекнул, что выдавать свои ценные указания он издалека мне не сможет, и вернул меня в отдел. Вскоре мы с ним и доску мою привезли, и на ней мы с Любой стали работать по очереди. Да и отношение ко мне Леонида как-то постепенно переменилось и стало нормальным сотрудничеством. Однажды я его спросила:

— Лёня, что это было?

— Да Вы мне показались тогда чем-то похожей на мою тёщу, а я её терпеть не могу!

Вот тебе и раз! Смешная история вышла… А в остальном наш Лёня был явный романтик и совсем ничего не понимал в коммерции. Заказы он брал интересные, загорался ими, плату за них назначал заказчикам от фонаря, а потом оказывалось, что денег на изготовление изделия в цехе «Прогресса» явно маловато, и нам доставались только крохи. А порой Леонид вдруг объявлял:

— Денег нет, идите в отпуск за свой счёт.

Другой работы всё равно было не сыскать. Люба продолжала свою работу школьной уборщицы, а я несла к перекупщику на Большие Исады очередное бабушкино колечко. Проходило какое-то время, и Леонид призывал нас снова на работу. Судя по всему, его супруга была такой же бестолковой в области коммерции и всё время нарывалась на неприятности. Она была медик и во время работы в медицине что-то натворила такое, за что могли посадить в тюрьму. Чтобы избежать этого, супруги срочно родили третьего ребёнка, хотя старшие дети были уже взрослыми семейными людьми. После чего она то занималась выращиванием фиалок, то разводила персидских кошек, то пыталась торговать холодильным оборудованием. Оборудование никто не покупал – в городе было его и так полно, фиалки все повяли ещё до продажи. А персидские кошки перегуляли с простыми котами и нарожали полукровок. Тут Леонид взмолился и стал просить нас пристроить куда-нибудь котят, хотя бы задаром. Во дворе «Прогресса» было полно бродячих кошек и котят, но ведь иметь домашнего котёночка гораздо лучше, чем невоспитанного уличного. Поэтому мне удалось уговорить одну из сотрудниц завода взять полуперсидского котёнка. На другой же день котёнок был доставлен Лёней и посажен на мой рабочий стол. Кисик был симпатичный, рыженький, но ничуть не походил на персидского, не было у него курносого носика и длинного пуха. Малыш сидел на моём столе, озираясь со страхом и любопытством, ожидая свою будущую хозяйку. И тут к нему подошёл наш директор и строго вопросил:

— Ну, что, Чубайс?

Котёнок смущённо поёжился, быть Чубайсом ему явно не хотелось. Но вот пришла его новая хозяйка, ей он явно пришёлся по сердцу. Прижав к себе маленький пушистый комочек, она дала мне слово, что уж Чубайсом её котик точно не будет!

Вообще-то, нам и самим в фирме наличие кошки не помешало бы… Находилась наша «Осень» на третьем этаже бывшего цеха № 9. Когда-то это был могучий цех огромного завода. Но в девяностые годы от него остались лишь крохи – какие-то участки на втором этаже и станки на первом. И запустение кругом… Лестница на третий этаж была завалена мусором, который давно никто не убирал, и мы поднимались к себе по тропинке, расчищенной среди мусорных завалов. Нахальные мыши выбегали туда, совершенно не обращая внимания на людей. А под потолком в коридоре на третьем этаже носились летучие мыши. Да и сам коридор был тоже почти необитаем. Когда-то наш товарищ по работе в НИИ, блиставший юмором Руслан Фоменко, написал маленький смешной рассказ о том, как один наш сотрудник хочет в рабочее время удрать, чтобы попить пивка. Его печень уговаривает его не делать этого, но он отмахивается от неё и выходит из отдела в коридор. Мне запомнилась совершенно блистательная фраза из рассказика: «Длинный, как рабочий день, коридор был пуст…» Великолепно, правда! Вот такой же коридор приходилось преодолевать по пути в фирму. У стен его тоже скапливался мусор, множество дверей были давно заперты, на некоторых ещё остались таблички. Особенно мне запомнилась одна, на которой была надпись: « Ответственный за противопожарное состояние СКОКОДУБОВ». Какая неординарная фамилия! В остальном коридор полностью отражал состояние всей нашей страны в те годы – пусто, безнадёжно и лишь в конце коридора – свет из окошка. Как раз в торце здания и сидела наша фирма. Рядом была ещё одна рабочая дверь, там делали телевизионные антенны и что-то ещё телевизионное. И как раз напротив нас находились два туалета. М-да…! И тут с туалетами была просто беда – вода была только в мужском туалете, руки мыть все шли туда. Где уж тут условности соблюдать! Кстати, именно отсутствие воды спасло нас от переезда. Какой-то новорусский предприниматель собрался арендовать весь третий этаж и сделать там цех по выпуску…минеральной воды. Знаем мы их «Минеральную воду»! Добавил в водичку из-под крана малость соли и соды – вот тебе и минералка. А воды-то на этаже почти и нет! Обошлось без переселения. Хотя, может, и стоило переселиться куда-нибудь, где зимой было бы потеплее. Летом мы ещё как-то обходились, солнца в комнате почти не было, даже днём люминисцентные лампы приходилось зажигать. А вот зимой! Выше 17 градусов температура в нашей маленькой комнатке не хотела подниматься. И опять вся надежда на горячий чай оставалась! Здешний электрочайник был модный и современный, пластмассовый, импортный, закипал за несколько минуток. Работать ему приходилось очень много, а нам надо было очень много заварки. Но тут вкусы у сотрудников разошлись. Леонид любил чаи со всякими добавками, однажды засыпал в заварочный чайник целую пачку бергамотового чая. Ну, и отрава получилась… После чего дело заварки чая я взяла в свои руки, заварку стали приносить все по очереди, а я смешивала простой чай с бергамотовым так, что все оставались довольны. Правда, директор наш «халтурил» и приносил самую дешёвую и дрянную заварку, но приходилось пить и такую. Закуску к чаю каждый приносил свою, а Лёня вообще обходился стаканчиком йогурта. Пустой стаканчик он оставлял у себя на столе, и однажды мы наблюдали, как совсем обнаглевшая мышь пыталась заскочить в стаканчик, чтобы полакомиться остатками йогурта. Да и на чайный столик мыши повадились приходить прямо при нас. Наш обстоятельный директор подошёл к делу серьёзно – стал ставить мышеловку у себя под столом. Трофеи охоты на мышей он отмечал зарубками на краешке стола. Однажды я посчитала их – за год набралось 39! Попыталась я даже пригласить к нам одну из кошек со двора завода. Важная, белая и пушистая кошка покрутилась у нас с часок и ушла, мыши явно её не интересовали, ей хотелось закуски поинтереснее, а мясца и колбаски ни у кого не было. Не те у нас заработки, чтобы кошек мясом потчевать! А мыши становились всё нахальнее, их даже кусок старого сала в мышеловке не интересовал. Сыр и йогурт им подавай! Фиг вам, самим мало! И так крутимся, как белки в колесе, чертим и в цехе изготавливаем всякую всячину. А Лёня наш всё новые заказы ищет…

Однажды нам с Лёней даже привелось посетить одну из тюремных колоний, откуда нам предложили заказ. Колония находилась где-то возле города, и мы поехали туда вдвоём с Леонидом на его крошечной «Оке». Спросите, посему у такого амбициозного парня оказалась такая простенькая машина? Сам Лёня признавался, что очень хотел «Субару» и даже купил было такое авто, но противная иномарка показала свой заграничный норов и ни за что не хотела ездить по нашим гиблым дорогам. Пришлось продать её и купить простенькую, но надёжную «Оку». Вот на ней-то мы и подъехали к колонии. Чтобы войти в колонию, надо было получить пропуска, а затем пройти через три двери. Заходишь в первую дверь, она закрывается, и через тамбур проходишь ко второй двери; входишь, за тобой и эта дверь запирается, а через тамбур видна уже третья дверь, и только пройдя через неё, оказались мы во дворе колонии. Двор был приличный, с цветниками, чистенький. Там выстроилась колонна зэков, которых куда-то вели. А нас провели в цех, который арендовал новый русский. Предпрениматель оказался здоровенным, мордатым мужиком – у такого не забалуешь! Под его началом зэки в цехе на станках изготавливали тару и упаковку из пластика для транспортировки рыбы. От нас требовалось разработать и изготовить громадный барабан для намотки тарной ткани из пластиковой плетёнки. Только прижимистый бизнесмен предлагал нам проделать всё это за такую крошечную цену, что даже непрактичный Лёня понял, как здорово нас собираются обдурить. Правда, в цехе мы всё же побывали и повидали производство тары. На станках работали заключённые в тюремных робах. Ну, и рожи! Увидишь такого на улице – бегом убежишь. А хозяин цеха командовал ими спокойно… Побывали мы и в офисе колонии, в их КБ, где было чистенько и уютно, весёленькие занавесочки на окнах трепетали от приятного ветерка. Но все эти красоты не убедили нас в надёжности заказчика, и мы уехали без заказа, зато с лёгким сердцем.

И снова потянулись рабочие будни, перемежающиеся отпусками за свой счёт. Я выходила на работу к девяти часам утра, а к пяти приходила Люба мне на смену. Иногда к нам забегала наша бывшая начальница Инна.

— Как хорошо, что ты здесь сидишь, можно хоть поговорить с нормальным человеком! — восклицала она.

Мне с ней говорить не хотелось, да и не о чем было. Напомнить ей о том, что она так и не доплатила нам зарплату когда-то? Да ведь с тех пор прошли годы… Покрутившись возле меня и не дождавшись приветливых речей, она убегала по своим всегда важным делам…

А у нас дела шли совсем неважно, да ещё и электрочайник вдруг забастовал. Однажды, налив из него кипяток, я почувствовала в воде какой-то противный привкус. Поглядев на чайник, я догадалась, в чём дело: от бесконечного кипячения воды у несчастного трудяги расплавился носик, через который наливали кипяток. Беда – зимой остаться без чайника! Купить новый было не на что, зарплаты давно не было… И тут, как в сказке, выход нашёлся вдруг и самый простой: у меня ведь дома в стенном шкафу сидит тот простенький электрочайник из «Инженеринга» — наше с Любой наследство! Пора ему продолжить свою рабочую карьеру, снова выйти в люди. Ему-то многократные кипячения не страшны. Словом, притащила я чайник в «Осень», и под приветственные крики общественности он был принят в наш трудовой коллектив и приступил к своей важной работе. Трудился он честно и безо всяких капризов. Трудились и мы…

Но вот наш капризный Леонид снова объявил об отсутствии денег и отправил нас сидеть дома за свой счёт. К тому времени у меня уже появилась пенсия, жить стало можно, хотя и трудновато. А вскоре ко мне переехала жить мамина старинная подруга, которую дочка с внучкой выставили из дому на старости лет. Об этой истории я уже написала в книжке «Долгая жизнь, полная доброты», поэтому скажу только, что зажили мы с тётей Наташей дружно, я стала ей опорой в её не блещущей здоровьем старости. И когда через год вдруг позвонил Леонид и попросил выйти снова на работу, я восприняла это приглашение без особого энтузиазма. Тем более, что Лёня сообщил, что их всё-таки выселили из помещения в соседнее, а там протекла крыша и как раз на лежавшие на шкафу мои чертежи. И надо теперь чертежи громадного станка восстанавливать…

— Сколько платить будешь? – спросила я его.

— Три тысячи рублей.

— Я подумаю…

Впрочем, и без особых размышлений я знала, что в фирму не вернусь, да и мизерные три тысячи вовсе не соответствовали сложности предстоящей работы. Поэтому я позвонила не Леониду, а директору и сказала, что стоит моя работа не три, а все пятнадцать тысяч, да и некогда мне на работу мотаться, надо за старушкой ухаживать.

— Вот пусть Леонид и нанимает за три тысячи студентов-выпускников. Правда, они-то меньше, чем за пятнадцать, работать не станут…

— Ну, ты хоть уволься тогда из фирмы.

— Это я запросто!

Словом, приехала я в «Осень» за своими вещами. Правда, и вещей-то всего было – готовальня да бокал чайный. Чертёжную доску я забирать не стала, мне она была уже не нужна.

— А чайник? – спросил электрик Валерий Фёдорович.

— Да как же я могу его у вас забрать? Вы ведь без него тут наглухо замёрзнете зимой. Оставляю его вам в наследство!

Так закончились мои хождения по фирмам. А спустя несколько лет корпус цеха №9 снесли, как и большую часть остальных цехов завода «Прогресс». И на месте славного завода выросли корпуса новомодных жилых домов для новых русских. Где-то ты теперь, фирма «Осень»? И кому в наследство на этот раз достался наш верный чайник?…

Поделиться: