Новая реальность состоит в том, что среди нас поселяется новый народ, раненный и опалённый войной. Уж и птицы давно улетели на Юг, а из госпиталей потянулись домой увечные солдатики СВО. Посреди великолепия витрин и светящихся плазменных экранов Шереметьево, человек в жёлтой жилетке катит коляску с безногим бойцом. Тот приветствует всех идущих навстречу пассажиров – то криком, то пятернёй («Держи краба, братан!»), то громкой просьбой угоститься его конфетами. Люди смущаются и, не зная, как себя вести, берут конфеты и торопятся прочь, потому что сказать безногому молодому парню в военной форме совершенно нечего. Но всем понятно, откуда он едет, и ЧТО там с ним случилось. От этой новой реальности непривычно, некомфортно и тревожно. Как всегда бывает некомфортно и тревожно, когда что-то похожее на совесть не даёт тебе жить спокойно, как прежде.
Я долго провожал солдата в коляске взглядом, пытаясь совместить в голове несовместимое: ритм современного аэропорта, отрешённость хорошо одетых пассажиров, разнообразие дорогих шереметьевских ресторанов, вездесущую рекламу полуголых красоток размером в два этажа и этот катящийся по зеркальному мрамору «привет» с войны в виде её увечного солдата …
Сознание, не спрашивая, вытащило из подсознания фрагмент из фильма «Баллада о солдате», где на перроне безногий солдат в исполнении Евгения Урбанского, опираясь на костыли, стоял злой и растерянный – «Не встретили!.. Кому я такой нужен!?»
Потом появляется суетливая жена, измученная лишениями и ожиданием мужа-инвалида с фронта, и надрывно голосит, обнимая его: «Родненький! Ты вернулся! Живой!»
Но там — Великая Отечественная. Далёкая, почти мифическая история о трудной Победе и испытаниях наших честных и наивных предков… Здесь – великолепный современный аэропорт и хорошо одетые люди, которым предлагают хорошо покушать и сделать дорогие покупки красивые магазины и рестораны. А мимо катят в коляске безногого солдата…
Словом, так я стоял и думал о новой реальности.
Когда крепко задумаешься, не заметишь, как приблизишь задуманное.
Сколько в Шереметьево рейсов по всему миру, а сколько пассажиров? Великое множество! Сколько мест в салоне? Больше 130…
Но в самолёте рейсом на Ставрополь моё кресло оказалось точь-в-точь рядом с креслом того самого бойца. Не спереди или сзади, а рядом. «Съешьте конфету за мои скорби!» – сразу отреагировал на меня боец, протягивая леденец. С такой странной просьбой ко мне обращались впервые.
«Я Серёга. Полетим вместе»…
Три с половиной часа я слушал его горячую нетрезвую исповедь, приправленную густым матом, о том, как он жил, как воевал, как собирается жить и как не перестанет воевать «за пацанов», разорванных натовскими снарядами, как не простит штабных сволочей, за то, что «забыли» про обещанные награды, как будет давить у себя дома наркоманские притоны и наркобарыг, которые сажали на иглу его сверстников и молодую шантрапу, пока он воевал на «передке» за Россию… Иногда боец утыкался лбом в переднее сиденье и скрипел зубами от боли – оторванная нога болела накатами, и, когда боль отпускала, давала поговорить. Надо сказать, что говорил боец громко, не стесняясь, не боясь помешать кому-то подремать или просто подумать в полёте. Время от времени стюардесса приносила ему (видимо, они заранее договорились) крохотную бутылку виски, и он, под громкие душевные песни на своём телефоне, принимал «обезболивающее», не закусывая. Это был шумный пассажир. Но он не веселился. Он своим шумом избавлял всех, кто рядом, от смущения.
Если вы испытывали непонятный жгучий стыд от того, что кому-то хуже, чем вам, то вы поймёте, о чём я… Нам всем ещё будет много раз стыдно перед инвалидами этой войны.
Никто за всё время полёта не сделал солдату ни одного замечания. Потому, что все знали, откуда он, и что с ним случилось. И, мне кажется, мы даже знаем, ПОЧЕМУ это случилось.
Пока мы летели, выяснилось, что в этом же самолёте есть ещё раненые, – и не один, а сразу несколько. Не такие весёлые и громкие, как Серёга. Но все на костылях и без ног. Серые с лица. Когда раненные ребята встречались в проходе, они молча кивали друг другу и, ничего не говоря, расходились. Это меня удивило. С другой стороны – а о чём им говорить, когда и так всё ясно: их жизнь неузнаваемо изменилась, но поправить в ней уже ничего нельзя. Им не хочется говорить о том, где они оставили часть себя и своих убитых товарищей.
Одного бойца я увидел в хвосте самолета. Он летел лёжа, за занавеской, закрывающей его от посторонних глаз, в нише на верхней багажной полке. Сопровождала его скорбная родственница – сестра или жена. Отрешённый взгляд солдата говорил о том, что окончательная поправка не предвидится вовсе или предвидится, но очень нескоро: тяжелейшее ранение головы. Съесть конфету за скорби этого неизвестного солдата, никто не предлагал. Горе обычно молчаливо. И, чем горше оно, тем молчаливей.
Мой попутчик Сергей, с позывным Самуэль, словно догадался, о чём я думал, сказал: «Видали? Зря я тут кричу. Я вообще-то против «алкашки», но что-то меня накрыло, и нога заболела. А ведь мне несказанно повезло: у меня только ноги нет. А у этого – пол-головы… Радоваться надо, верно?»
Я радоваться не хотел. Похоже, и сам боец с позывным Самуэль тоже.
Самолёт летел на Юг России, увозя с собой и раненых, и опалённых войной, и молчаливых пассажиров, понимающих, что и где произошло с увечными бойцами, но ничего не придумавших в их утешение. Всего-то, чем можно откликнуться, – это съесть конфету за чужие скорби…
Я думал о том, сколько ещё предстоят нашей стране и народу приобрести таких «везунчиков», которые потеряли только конечности, сколько надо потерять своих парней, чтобы на их плечах построить новую умную, отзывчивую справедливую страну?
Вопрос риторический, верно?
Только совсем не риторически едут по России поезда, и летят самолеты, развозя по домам своих увечных сыновей, которым повезло выжить, но не повезло стать инвалидами в молодом возрасте, искупившими чужие ошибки своей кровью. И это их и наша новая реальность, которую надо принять и сделать из неё правильные выводы. Нам всем ещё предстоит распробовать конфеты за их скорби…
Если разбираться честно в бедствии, охватившем СССР, а потом и братские республики, следствием которого мы имеем нынешнюю плачевную ситуацию, то найти первопричину не так уж и трудно. Виноваты те, кто развалил великую многонациональную державу. Причиной развала стала идейная импотенция верховной власти СССР, которая сформировалась из-за порочной политической системы, приведшей к смене идеологии и буржуазному перевороту. Сначала похоронили социализм идеологически. Потом стала быстро разрушаться экономика и финансовая система страны. Растаскивать общее национальное достояние было намного удобнее тогда, когда нет единого властного центра и никто не смотрит сверху за ручонками шаловливыми, поэтому был запущен процесс развала СССР на республики. Маленькие республики всегда ищут опору на более сильные государства, поэтому практически все сразу подпали под влияние Европы и США. Первый процесс дробления супердержавы закончился удачно для Запада, но в планах у него был второй процесс дробления, в результате которого уже Россия должна быть разрушена и подчинена Западу. Для этого надо было разжечь межнациональную рознь и организовать войну внутри «русского мира», что и было сделано.
Однако Запад переоценил свои возможности, так как тектонические изменения в расстановке сил на мировой арене не позволяют ему закончить задуманное. Запад сам оказался накануне своей деградации и развала. У России появилась возможность устоять в борьбе с Западом.
Надо помнить первопричину всех бед и несчастий, произошедших с СССР , а потом и с Россией. Этой причиной стала буржуазная идеология индивидуализма, потребительства и культа «золотого тельца».
Валерий, спасибо Вам за эту прозу, и конечно парням поклон.
Тяжело им будет, ох тяжело… И даже столько не от физических ран, сколько от душевных, от перемены отношения большинства людей, которых они считали своими, близкими и надёжными. Длинный путь им предстоит, чтобы обрести и принять себя новых. Дай бог им пройти этот путь до конца как можно легче и скорее, найдя опять своё место в жизни. Всё, что могу от души пожелать.
Порок я вижу в деспотизме
Иль в вакханалии толпы
И в государевом снобизме,
Что бесит подданных умы!
Когда берёт власть государство
При скудости идей вождей,
Мы видим лишь одно коварство,
Порок вменяя в суть людей!
Должна быть сообразность мере
И то, что эйдос дарит нам,
Иначе цель равна химере,
Что есть приволье подлецам!
Отношение к современной России у меня сложное. С одной стороны, я желаю своей Родине процветания в любом случае, но я рождён был в другой цивилизации, имя которой СССР. В той цивилизации тоже были свои существенные недостатки, которые не дали состояться великому проекту построения справедливого и свободного общества, но по сравнению с нынешней ситуацией там имелось одно, но очень существенное преимущество: несмотря на воинствующий атеизм в СССР, тогда стремились к общественной справедливости, а в современной России, где религиозные ценности формально принимается, стремятся утвердить буржуазные ценности индивидуализма, при которых об общественной справедливости можно забыть навсегда. В буржуазном обществе тоже могут много говорить о справедливости, но ключевое слово здесь «говорить». Какое огромное количество говорунов появилось в публичном пространстве после развала СССР! В такой политической системе преимущество получают те, кто легко и умело складывает красивые слова в обтекаемые предложения, обещая при этом «кренделя небесные». Общественная справедливость в условиях индивидуализма — это оксюморон. Это то, чего нет и не может быть в объективной реальности. Поэтому я желаю нашей стране больших изменений в духовном, экономическом и политическом плане. Без этого ничего хорошего в будущем нас не ждёт.