«Светится и живёт целая поэзия, название которой – Михаил Светлов!» – так сказал в своё время наш земляк, поэт Михаил Луконин. 17 июня 1903 года в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) родился советский поэт Михаил Аркадьевич Светлов. Его именем называли пароходы, шахты, улицы и библиотеки. Строки из его стихотворений становились цитатами, а песни, положенные на музыку профессиональными композиторами, считались народными. Его сочинения знал наизусть Маяковский, в своём далеке их высоко оценила Цветаева, их любила Ахматова. В ранние годы творчества критики называли его советским Гейне, а в зрелости — русским Экзюпери. Его «прорабатывали», о нём спорили, предрекая скорую творческую гибель за «отрыв от масс». А он был любимцем молодежи, кумиром, при упоминании его имени вставали залы. Он словно слился с эпохой, став периодом жизни целого поколения, боготворившего его.
«Он был волшебник, этому нельзя научиться», — говорила поэтесса Римма Казакова. Когда в город ворвалась революция, будущему поэту было всего 14 лет. Но в те годы люди взрослели стремительно. В 1917 году, окончив начальное Екатеринославское училище, Светлов добровольно вступил в Красную Армию, вскоре стал комсомольцем. Он родился как поэт в дни революции и гражданской войны.
Не сынки у маменек
В помещичьем дому —
Выросли мы в пламени,
В пороховом дыму.
В 1921 году Светлов приехал в Харьков, где был назначен редактором журнала «Юный пролетарий». Здесь вышел его первый сборник стихов «Рельсы». В 1922 году Михаил уехал в Москву и занялся образованием. Он учился на рабфаке, потом на литературном факультете Московского университета, в Высшем литературно-художественном институте им. В.Я. Брюсова. В эти годы один за другим выходили его сборники: «Стихи», «Корни», «Ночные встречи», «Книга стихов», в которых центральное место занимали героизм и романтика гражданской войны. В этих стихах талант Светлова проявился в полную силу.
В 1926 году была написана знаменитая «Гренада» – романтико-революционное стихотворение-баллада, которое принесло ему широкую известность. Имя Михаила Светлова прозвучало на всю страну 29 августа 1926 года, когда в «Комсомольской правде» было напечатано это стихотворение. Именно этот день стал поэтическим днём рождения Светлова. На слова «Гренады» множество композиторов разных стран написали музыку, а Маяковский читал наизусть на своих концертах.
«Передай Светлову (Молодая гвардия), что его Гренада – мой любимый – чуть не сказала: мой лучший – стих за все эти годы», — писала М. Цветаева Б. Пастернаку.
В годы Великой Отечественной войны Михаил Светлов был специальным корреспондентом газеты «Красная звезда» на Ленинградском фронте, затем работал в газетах Первой ударной армии Северо-Западного фронта. Тогда были написаны два произведения, необычные для Светлова по жанру – поэма «Двадцать восемь» (1942 г.) о героях-панфиловцах и цикл стихов о Лизе Чайкиной (1942 г.) – отважной партизанке, погибшей от рук фашистов.
Фронтовые впечатления Михаила Аркадьевича также отразились в пьесе «Бранденбургские ворота». Но в послевоенные годы творчество Светлова было в опале, его не печатали, не упоминали критики, ему не разрешали выезжать за границу. Он занялся преподаванием и стал одним из самых любимых профессоров Литературного института. Михаил Аркадьевич постоянно был окружён молодежью, студенты обожали его.
Молодёжь! Ты мое начальство —
Уважаю тебя и боюсь.
Продолжаю с тобою встречаться,
Опасаюсь, что разлучусь.
(фрагмент стихотворения
М. Светлова «Жизнь поэта»)
Лишь в 1954 году после Съезда писателей, на котором в защиту поэта выступили С.Кирсанов и О.Берггольц, он вернулся в литературу. Для сборника его стихов «Горизонт», книг «Охотничий домик» и «Стихи последних лет» характерен переход от романтики к естественной разговорности. За книгу «Стихи последних лет» Светлову посмертно присуждена Ленинская премия. Его последние произведения – пьесы: «Чужое счастье» (1953), «С новым счастьем» (1956), «Любовь к трём апельсинам» (1964), а работу над пьесой об А. Сент-Экзюпери он не успел завершить.
Михаил Аркадьевич Светлов умер 28 сентября 1964 года в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.
…«Знаете, Светлов, когда мои друзья в Ленинграде говорили, что любят Вас, я не понимала, как такие разные люди могут любить одного и того же человека»… Анна Ахматова.
МИХАИЛ СВЕТЛОВ
Стихотворения
ЕСЕНИНУ
День сегодня был короткий,
Тучи в сумерки уплыли,
Солнце Тихою Походкой
Подошло к своей могиле.
Вот, неслышно вырастая
Перед жадными глазами,
Ночь большая, ночь густая
Приближается к Рязани.
Шевелится над осокой
Месяц бледно-желтоватый.
На крюке звезды высокой
Он повесился когда-то.
И, согнувшись в ожиданье
Чьей-то помощи напрасной,
От начала мирозданья
До сих пор висит, несчастный…
Далеко в пространствах поздних
Этой ночью вспомнят снова
Атлантические звёзды
Иностранца молодого.
Ах, недаром, не напрасно
Звёздам сверху показалось,
Что ещё тогда ужасно
Голова на нём качалась…
Ночь пойдёт обходом зорким,
Все окинет чёрным взглядом,
Обернётся над Нью-Йорком
И заснёт над Ленинградом.
Город, шумно встретив отдых,
Веселился в час прощальный…
На пиру среди весёлых
Есть всегда один печальный.
И когда родное тело
Приняла земля сырая,
Над пивной не потускнела
Краска жёлто-голубая.
Но родную душу эту
Вспомнят нежными словами
Там, где новые поэты
Зашумели головами.
ПЕСНЯ
Ночь стоит у взорванного моста,
Конница запуталась во мгле…
Парень, презирающий удобства,
Умирает на сырой земле.
Тёплая полтавская погода
Стынет на запёкшихся губах,
Звезды девятнадцатого года
Потухают в молодых глазах.
Он ещё вздохнёт, застонет еле,
Повернётся на бок и умрёт,
И к нему в простреленной шинели
Тихая пехота подойдёт.
Юношу стального поколенья
Похоронят посреди дорог,
Чтоб в Москве ещё живущий Ленин
На него рассчитывать не мог.
Чтобы шла по далям живописным
Молодость в единственном числе…
Девушки ночами пишут письма,
Почтальоны ходят по земле.
ПЕСНЯ О КАХОВКЕ
Каховка, Каховка — родная винтовка —
Горячая пуля, лети!
Иркутск и Варшава, Орёл и Каховка —
Этапы большого пути.
Гремела атака, и пули звенели,
И ровно строчил пулемет…
И девушка наша проходит в шинели,
Горящей Каховкой идёт…
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,
Как нас обнимала гроза?
Тогда нам обоим сквозь дым улыбались
Её голубые глаза…
Так вспомним же юность свою боевую,
Так выпьем за наши дела,
За нашу страну, за Каховку родную,
Где девушка наша жила…
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, по наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
АРТИСТ
Четырём лошадям
На фронтоне Большого театра —
Он задаст им овса,
Он им крикнет весёлое «тпру!».
Мы догнали ту женщину!
Как тебя звать? Клеопатра?
Приходи, дорогая,
Я калитку тебе отопру.
Покажу я тебе и колодец,
И ясень любимый,
Познакомлю с друзьями,
К родителям в гости сведу.
Посмотри на меня —
Никакого на мне псевдонима,
Весь я тут —
У своих земляков на виду.
В самом дальнем краю
Никогда я их не позабуду,
Пусть в моих сновиденьях
Оно повторится стократ —
Это мирное поле,
Где трудятся близкие люди
И журавль лениво бредет,
Как скучающий аристократ.
Я тебе расскажу
Все свои сокровенные чувства,
Что люблю, что читаю,
Что мечтаю в дороге найти.
Я хочу подышать
Возле теплого тела искусства,
Я в квартиру таланта
Хочу как хозяин войти.
Мне б запеть под оркестр
Только что сочиненную песню,
Удивительно скромную девушку
Вдруг полюбить,
Погибать, как бессмертный солдат
В героической пьесе,
И мучительно думать в трагедии:
«Быть иль не быть?»
Быть красивому дому
И дворику на пепелище!
Быть ребенку счастливым,
И матери радостной быть!
На измученной нашей планете,
Отроду нищей,
Никому оскорбленным
И униженным больше не быть!
И не бог поручил,
И не сам я надумал такое,
Это старого старше,
Это так повелось искони,
Чтобы прошлое наше
Не оставалось в покое,
Чтоб артист и художник
Вторгались в грядущие дни.
Я — как поле ржаное,
Которое вот-вот поспеет,
Я — как скорая помощь,
Которая вот-вот успеет, —
Беспокойство большое
Одолевает меня,
Тянет к людям Коммуны
И к людям вчерашнего дня.
По кавказским долинам
Идет голодающий Горький,
Пушкин ранен смертельно,
Ломоносову нужно помочь!..
Вот зачем я тебя
Догоняю на славной четвёрке,
Что мерещится мне
В деревенскую долгую ночь!
В БОЛЬНИЦЕ
Ну на что рассчитывать ещё-то?
Каждый день встречают, провожают…
Кажется, меня уже почётом,
Как селёдку луком, окружают.
Неужели мы безмолвны будем,
Как в часы ночные учрежденье?
Может быть, уже не слышно людям
Позвоночного столба гуденье?
Чёрта с два, рассветы впереди!
Пусть мой пыл как будто остывает,
Всё же сердце у меня в груди
Маленьким боксером проживает.
Разве мы проститься захотели,
Разве «Аллилуйя» мы споём,
Если все мои сосуды в теле
Красным переполнены вином?
Всё мое со мною рядом, тут,
Мне молчать года не позволяют.
Воины с винтовками идут,
Матери с детишками гуляют.
И пускай рядами фонарей
Ночь несёт дежурство над больницей,-
Ну-ка, утро, наступай скорей,
Стань, моё окно, моей бойницей!
РАБФАКОВКЕ
Барабана тугой удар
Будит утренние туманы, —
Это скачет Жанна д’Арк
К осаждённому Орлеану.
Двух бокалов влюблённый звон
Тушит музыка менуэта, —
Это празднует Трианон
День Марии-Антуанетты.
В двадцать пять небольших свечей
Электрическая лампадка, —
Ты склонилась, сестры родней,
Над исписанною тетрадкой…
Громкий колокол с гулом труб
Начинают «святое» дело:
Жанна д’Арк отдаёт костру
Молодое тугое тело.
Палача не охватит дрожь
(Кровь людей не меняет цвета), —
Гильотины весёлый нож
Ищет шею Антуанетты.
Ночь за звёзды ушла, а ты
Не устала, — под переплётом
Так покорно легли листы
Завоёванного зачета.
Ляг, укройся, и сон придёт,
Не томися минуты лишней.
Видишь: звёзды, сойдя с высот,
По домам разошлись неслышно.
Ветер форточку отворил,
Не задев остального зданья,
Он хотел разглядеть твои
Подошедшие воспоминанья.
Наши девушки, ремешком
Подпоясывая шинели,
С песней падали под ножом,
На высоких кострах горели.
Так же колокол ровно бил,
Затихая у барабана…
В каждом братстве больших могил
Похоронена наша Жанна.
Мягким голосом сон зовёт.
Ты откликнулась, ты уснула.
Платье серенькое твоё
Неподвижно на спинке стула.