21 августа 1792 года в селе Теблеши Тверской губернии в семье дьякона родился Пётр Александрович Плетнёв – русский поэт и литературный критик, профессор российской словесности, ректор Петербургского университета, друг Пушкина и первый его помощник в литературных делах. «Тихий, высокообразованный человек, исступлённо преданный таланту и поэзии», – так о нём писал Владимир Набоков. Мнением П. Плетнева очень дорожили Василий Жуковский, Николай Гоголь и другие представители отечественной литературы.
Образование юноша получил в тверской семинарии, а затем в Главном педагогическом институте. Работал преподавателем словесности в женских институтах, кадетских корпусах и в Благородном пансионе Санкт-Петербурга. Известность на литературном поприще пришла в 1820-х годах после публикации его первых стихов на страницах «Соревнователя», «Северных цветов» и ряда других изданий. Критики отмечали изящество и поэтическую искру произведений.
Спустя некоторое время поэт всё больше времени стал уделять литературной критике, выражая воззрения пушкинского кружка. В первых критических статьях Плетнёв отстаивал идею о том, что поэтом можно только родиться, однако необходимо неустанно трудиться, чтобы развить врождённый талант, овладев стихотворной формой и придав ей гармонию и красоту. Такие мысли в то время были новаторскими.
С конца 1824 года Пётр Плетнёв совместно с Антоном Дельвигом, а с 1832 года – с Александром Пушкиным, занимался редактированием «Северных цветов». В период 1838-1846 годов являлся редактором «Современника». В 1828 году, по рекомендации Василия Жуковского, Плетнёв преподавал литературу наследнику российского престола Александру II и великим княжнам. Начиная с 1832 года, он занял кафедру русской словесности в Санкт-Петербургском университете, а в период 1840-1861 годов был его ректором.
Пётр Плетнёв выпустил в свет более 20 книг Пушкина, причём делал это совершенно бескорыстно. Живя в Петербурге, они виделись почти ежедневно, дружили семьями. Плетнёву посвящён «Евгений Онегин». Трудно более точно определить свойства личности Петра Александровича, чем это сделал Пушкин в «Посвящении», назвав его человеком «души прекрасной, святой исполненной мечты, поэзии живой и ясной, высоких дум и простоты».
Скончался Пётр Александрович Плетнёв 10 января 1866 года в Париже. Могила находится на Тихвинском кладбище, расположенном на территории Александро-Невской лавры в Петербурге.
***
И. С. ТУРГЕНЕВ
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВЕЧЕР У П. А. ПЛЕТНЕВА
«В начале 1837 года я, будучи третьекурсным студентом С.-Петербургского университета (по филологическому факультету), получил от профессора русской словесности Петра Александровича Плетнёва приглашение на литературный вечер. Незадолго перед тем я представил на его рассмотрение один из первых плодов моей Музы, как говаривалось в старину — фантастическую драму в пятистопных ямбах под заглавием «Стенио». В одну из следующих лекций Пётр Александрович, не называя меня по имени, разобрал, с обычным своим благодушием, это совершенно нелепое произведение, в котором с детской неумелостью выражалось рабское подражание байроновскому «Манфреду». Выходя из здания университета и увидав меня на улице, он подозвал меня к себе и отечески пожурил меня, причём, однако, заметил, что во мне что-то есть! Эти два слова возбудили во мне смелость отнести к нему несколько стихотворений; он выбрал из них два и год спустя напечатал их в «Современнике», который унаследовал от Пушкина. Заглавия второго не помню; но в первом воспевался «Старый дуб», и начиналось оно так: /Маститый царь лесов, кудрявой головою/ Склонился старый дуб над сонной гладью вод,/ и т. д.
Это первая моя вещь, явившаяся в печати, конечно, без подписи».
ПЁТР ПЛЕТНЁВ
СТИХОТВОРЕНИЯ
К А.С.ПУШКИНУ
Я не сержусь на едкий твой упрёк:
На нём печать твоей открытой силы;
И, может быть, взыскательный урок
Ослабшие мои возбудит крылы.
Твой гордый гнев, скажу без лишних слов,
Утешнее хвалы простонародной:
Я узнаю судьбу моих стихов,
А не льстеца с улыбкою холодной.
Притворство прочь: на поприще моём
Я не свершил достойное поэта.
Но мысль моя божественным огнём
В минуты дум не раз была согрета.
В набросанных с небрежностью стихах
Ты не ищи любимых мной созданий:
Они живут в несказанных мечтах;
Я их храню в толпе моих желаний.
Не вырвешь вдруг из сердца вон забот,
Снедающих бездейственные годы;
Не упредишь судьбы могущей ход,
И до поры не обоймёшь свободы:
На мне лежит властительная цепь
Суровых нужд, желаний безнадёжных;
Я прохожу уныло жизни степь
И радуюсь средь радостей ничтожных.
Так вырастет случайно дикий цвет
Под сумраком бессолнечной дубровы
И, теплотой отрадной не согрет,
Не распустясь, свой лист роняет новый.
Минет ли срок изнеможенья сил?
Минет ли срок забот моих унылых?
С каким бы я веселием вступил
На путь трудов, для сердца вечно милых!
Всю жизнь мою я им бы отдал в дар:
Я обнял бы мелькнувшие мне тени,
Их оживил, в них пролил бы свой жар
И кончил дни средь чистых наслаждений.
Но жизни цепь (ты хладно скажешь мне)
Презрительна для гордого поэта:
Он духом царь в забвенной стороне,
Он сердцем муж в младенческие лета.
Я б думал так; но принеси меня
В тот край, где всё живет одушевленьем,
Где мыслию, исполненной огня,
Все делятся, как лучшим наслажденьем,
Где верный вкус торжественно взял власть
Над мнением невежества и лести,
Где перед ним молчит слепая страсть
И дар один ведёт дорогой чести!
Там рубище и хижина певца
Бесценнее вельможеского злата:
Там из оков для славного венца
Зовут во храм гонимого Торквата.
Но здесь, как здесь бороться с жизнью нам
И пламенно предаться страсти милой,
Где хлад в сердцах к пленительным мечтам
И дар убит невежеством и силой!
Ужасно зреть, когда сражен судьбой
Любимец муз и, вместо состраданья,
Коварный смех встречает пред собой,
Торжественный упрек и поруганья.
Ещё бы я в душе бесчувствен был
К ничтожному невежества презренью,
Когда б вполне с друзьями муз делил
И жребий мой и жажду к песнопенью.
Но я вотще стремлюся к ним душой,
Напрасно жду сердечного участья:
Вдали от них поставлен я судьбой
И волею враждебного мне счастья.
Меж тем как вслед за днём проходит день,
Мой труд на них следов не налагает,
И медленно с ступени на ступень
В бессилии мой дар переступает.
Невольник дум, невольник гордых муз
И страстию объятый неразлучной,
Я б утомил взыскательный их вкус
Беседою доверчивости скучной.
К кому прийти от жизни отдохнуть,
Оправиться среди дороги зыбкой,
Без робости вокруг себя взглянуть
И передать с надежною улыбкой
Простую песнь, первоначальный звук
Младой души, согретой первым чувством,
И по струнам движенье робких рук,
Не правимых доверчивым искусством?
Кому сказать: "Искусства в общий круг,
Как братьев, нас навек соединили;
Друг с другом мы и труд свой, и досуг,
И жребий наш с любовию делили;
Их счастием я счастлив был равно;
В моей тоске я видел их унылых;
Мне в славе их участие дано;
Я буду жить бессмертием мне милых"?
Напрасно жду. С любовию моей
К поэзии, в душе с тоской глубокой,
Быть может, я под бурей грозных дней
Склонюсь к земле, как тополь одинокой.
К МУЗЕ
Много дней мимотекущих
С любопытством я встречал;
Долго сердцем в днях грядущьх
Небывалого я ждал.
Годы лёгкие кружили
Колесом их предо мной:
С быстротой они всходили
И скрывались чередой.
Что всходило - было прежде
И по-прежнему текло,
Не ласкалося к надежде
И за край знакомый шло.
И протекшее с грядущим
(Не делила их и тень!)
Видел я в мимотекущем,
Как один туманный день.
Половины дней не стало;
Новый путь передо мной;
Солнце жизни просияло, -
Мир явился мне иной.
Красотой пленённый света,
Обживаю будто вновь:
К вам, утраченные лета,
В сердце жалость и Любовь!
Возвратил бы вас обратно;
Порознь обнял бы опять!
О, как сердцу бы приятно
Вам теперь себя отдать!
Кто ж, души моей хранитель,
Победивший тяжкий рок,
И веселья пробудитель,
В радость жизнь мою облёк?
Муза! ты мой путь презренный
С гордостью не обошла
И судьбе моей забвенной
Руку верную дала.
Будь до гроба мой вожатый!
Оживи мои мечты
И на горькие утраты
Брось последние цветы!
РОДИНА
Есть любимый сердца край;
Память с ним не разлучится:
Бездны моря преплывай -
Он везде невольно снится.
Помнишь хижин скромный ряд,
С холма к берегу идущий,
Где стоит знакомый сад
И журчит ручей бегущий.
Видишь: гнётся до зыбей
Распустившаяся ива,
И цветёт среди полей
Зеленеющая нива.
На лугах, в тени кустов,
Стадо вольное играет;
Мнится, ветер с тех лугов
Запах милый навевает.
Лиц приветливых черты,
Слуху сладостные речи
Узнаёшь в забвеньи ты
Без привета и без встречи.
Возвращаешь давних дней
Неоплаканную радость,
И опять объемлешь с ней
Обольстительницу-младость.
Долго ль мне в мечте одной
Зреть тебя, страна родная,
И бесплодной жить тоской,
К небу руки простирая?
Хоть бы раз глаза возвесть
Дал мне рок на кров домашний
И с родными рядом сесть
За некупленные брашны!
БЕЗВЕСТНОСТЬ
За днём сбывая день в неведомом углу,
Люблю моей судьбы хранительную мглу.
Заброшенная жизнь, по воле провиденья,
Оплотом стала мне от бурного волненья.
Не праздно погубя беспечность и досуг,
Я вымерял уму законный действий круг:
Он тесен и закрыт; но в нём без искушенья
Кладу любимые мои напечатленья.
Лампада тёмная в безмолвии ночей
Так изливает свет чуть видимых лучей,
Но в недре тишины спокойно догорает
И тёмный свой предел до утра освещает.