ПОВЕСТЬ
Глава 1
Только что закончилась экстренная операция, на которую была вызвана в полном составе хирургическая бригада.
Анестезиолог уже собирался домой, когда дверь ординаторской открылась, и в неё после стука вошёл фельдшер скорой помощи Андреич, опытный медик, прошедший всю войну.
– Множественные ранения и побои, – меланхолично произнёс он.
– Чего?
– Да всего! Крепко парню досталось.
Андреич словно не видел раздражения анестезиолога. Всю неделю его вызывали на операции почти каждую ночь, и диагноз этот – «множественные ранения и побои» надоел ему хуже горькой редьки.
– И, конечно, пьяный? – иронично осведомился врач.
– Не пьяный, а странный! – в тон ему ответил Андреич. – Больше тридцати ран на руках и ногах, но все неглубокие. Кроме того, уйма синяков и ссадин.
– Кто ж его так отделал? – вмешался хирург. – Он в сознании?
– Да. Но молчит, как партизан.
– Ладно, давайте на осмотр, – скомандовал хирург, заканчивая писать протокол предыдущей операции.
Когда он вошёл в перевязочную, обнажённый пациент лежал на столе, а окровавленная одежда валялась у входа в углу.
«Да на нём живого места нет! – удивился видавший виды хирург. – Такое ощущение, что кто-то намеренно нанёс множество болезненных, но не смертельных ударов». Однако лицо пострадавшего с заплывшими от ударов глазами и разбитыми губами было безучастно.
– Что с вами случилось? – громко произнёс хирург.
Молчание.
– Как ваша фамилия? Где вы живёте?
Наконец пострадавший разлепил опухшие губы:
– Я Виктор Иванович Федотов, кладоискатель.
– Во даёт! – восхитился анестезиолог. – Хватит сказки рассказывать! Ночь на дворе, а тут с тобой возись, водкоискатель! Сколько принял на грудь, герой?
Однако перегаром от пострадавшего не пахло.
– Звони в милицию, Саша, – остановил расходившегося анестезиолога хирург.
– Не надо, – прохрипел Федотов, – пишите: Федотов, 1928 года рождения. Постоянного места жительства не имею, хотя прописан в Калининграде по улице Каштановая Аллея 10, квартира 4. Я кладоискатель, не вру. Нас таких в области всего восемь, и говорить можем не всё.
– Почему?
– А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, что осталось на трубе? И – работник КГБ… – Федотов попытался улыбнуться разбитыми губами. – Дайте воды.
– Какая тебе вода? – прервал его анестезиолог. – Может, тебе не воду, а наркоз сейчас давать придётся!
– Не придётся, – отозвался хирург, заканчивая осмотр, – перевязка и наблюдение. А всё же, кто вас так?
Пострадавший отвечать не торопился. Наконец выдавил:
– Проклятое кольцо! Напарник правду говорил…
И снова замолчал.
Заговорил он на следующий день, когда хирург Вадим Николаевич, осматривая послеоперационных больных, зашёл и в палату, где лежал Федотов. На вопрос о самочувствии он ответил просьбой позвонить по телефону.
– У нас телефон не работает, – соврал Вадим Николаевич.
Федотов только улыбнулся в ответ – понимаю, мол, пограничная зона, и посмотрел выразительно на приоткрытую дверь, куда из ординаторской доносились обрывки явно телефонного разговора.
Вечером врач снова зашёл к Федотову. Осмотрел повязки, подсчитал пульс. Тот принял эти манипуляции с улыбкой.
– Не впервой! Заживёт как на собаке. А домой чего не идёте? Любопытство мучает?
– Грешен.
– Увы, пока могу только сказать, что недругов моих ищут. И найдут!
Вадим Николаевич недоверчиво покачал головой.
– Не верите? Тут не только во мне дело. Пропал мой товарищ, из-за которого всю Калининградскую область перевернут вверх дном. А, ладно! – Федотов махнул рукой. – Пойдёмте куда-нибудь, где лишних ушей нету.
И вот что услышал Вадим Николаевич в пустынной ординаторской.
– Я действительно кладоискатель, и начал заниматься этим делом ещё в конце войны. Я потерял родителей и в 15 лет убежал на фронт. Попал к разведчикам, которые меня приняли как родного сына. Я хорошо знал немецкий язык, и был для них находкой. Наша часть перешла с боями реку Неман, разместилась в старинном городе Тильзите, после чего началась подготовка к штурму Кенигсберга.
Мне пришлось участвовать в подготовке макета города для личного состава штурмовых групп, которые в последующем на учебных полях, где в точности воспроизводилась оборонительная система гитлеровцев, проводили тактические учения с целью уменьшения потерь личного состава. Макет Кенигсберга мы делали в небольшом городке Лабиау, в старинном графском замке. Много говорили о самом городе, но только в последующем я доподлинно узнал, что представлял из себя город-крепость Кенигсберг.
Ещё накануне первой мировой войны в 1913 году Кенигсберг получил наименование крепости первого класса. Система его обороны включала два пояса – внешний и внутренний с многочисленными укреплениями долговременного и полевого типа, а также приспособленные к обороне кварталы и отдельные здания. Протяжённость внешнего пояса обороны города составляла сорок пять километров и включала в себя пятнадцать фортов. Немцы называли их «ночной рубашкой» Кенигсберга. Он включал в себя также широкий и глубокий противотанковый ров длиной около 50 километров, свыше четырёхсот дотов, две линии траншей, проволочные заграждения и минные поля, убежища, кирпично-земляные и прочие сооружения. Толщина каменной кладки фортов достигала 7-8 метров. Со всех сторон форты опоясывались рвами шириной в 10-15 метров, наполненными водой. Передние стенки рвов опускались отвесно, что делало невозможным его форсирование танками. Задняя стенка переходила в земляной вал. Все форты были надёжно связаны между собой огневой системой, шоссейными дорогами, а некоторые и подземными ходами сообщения, по которым пролегала узкоколейка.
Внутренний пояс обороны имел более пятисот дотов, а также множество укреплённых домов и наблюдательных пунктов. Всё это создавало огромные трудности при штурме Кенигсберга, многие мои однополчане погибли или были ранены. Получил ранение в левую руку и я.
Меня откомандировали в распоряжение вновь организованной комендатуры города. Но, думаю, что здесь не последнюю роль сыграло то, что я хорошо знал немецкий язык и то, что у меня феноменальная память. Я могу увидеть документ или рисунок всего один раз и потом воспроизвести их практически один в один или с незначительными ошибками. Я самостоятельно тренировал память ещё в школьные годы, хотя она никогда не подводила меня. И всё это перешло ко мне от моего отца, которого все называли ходячей энциклопедией за великолепную память.
В комендатуре мне выдали удостоверение сотрудника контрразведки, карточки на продовольствие и определили на проживание в доме, который располагался на углу Штайндамм и Врангель-штрассе.
– Мы сегодня собрали вас сюда, чтобы обговорить ряд серьёзных вопросов, – так, без предисловий начал совещание в комендатуре секретарь обкома партии. – Содержимое сегодняшней беседы не должно выйти из стен этой комнаты. Сейчас вы должны знать только одно: в Кенигсберге создаётся поисковая бригада Комитета по делам культпросветучреждений при СНК РСФСР по розыскам художественных ценностей, вывезенных гитлеровцами. В последующем будет создана специальная комиссия, которую возглавит Давыдов Александр Иванович. Он будет вашим непосредственным начальником, – секретарь показал на вставшего из-за стола плотного мужчину в гражданской одежде. – Обстановка в Кенигсберге сложная. Город в руинах, не работает водопровод, люди мёрзнут в нетопленных комнатах, получают небогатый паёк. Но главная беда в том, что местные жители, одурманенные гитлеровской пропагандой, с ненавистью относятся к русским и вряд ли добровольно будут помогать нам в поисках наших художественных ценностей. Ваша основная задача – войти к ним в доверие. Постоянно общаясь с людьми, вы должны будете добывать любую информацию, касающуюся всех художественных ценностей и информировать об этом только одного человека, координаты которого вам будут даны в личной беседе с вашим куратором. Не должно быть никаких записей по этому поводу. Только составление рапорта в присутствии куратора. Вечерами вам будет разрешено пользоваться архивами.
Я сразу же включился в работу, которая увлекла меня. Днём я участвовал в составе поисковых групп в различных мероприятиях по изысканию художественных ценностей, а вечера просиживал за изучением документов в архиве.
Работать было очень сложно не только потому, что город был в руинах и не было чёткого плана поиска художественных ценностей, но и, главное, потому, что было создано много различных комиссий, экспедиций и групп, занимающихся поисковой деятельностью, которые нередко только мешали друг другу.
С середины апреля по август 1945 года в Кенигсберге работали представители МГУ во главе с Д.Д. Иваненко; с июня – бригада Комитета по делам искусств во главе с Н.Ю. Сергиевской и И.И. Цирлиным; с мая по июнь – группа от института истории Академии наук СССР под руководством профессора С.Д. Сказкина; с мая по июнь – комиссии из города Воронежа под руководством профессора А.И. Петрусова и представители Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева и т.д. и т.п. Куратор под любым предлогом старался меня внедрить в эти комиссии и экспедиции, чтобы быть в курсе всего, что происходило в них. Я выполнял работу шофёра, рассыльного, чернорабочего и даже писаря. Но ни одна из этих групп не добилась каких-то положительных результатов. В том числе и на след Янтарной Комнаты не вышли. А ведь могли бы! Но почему-то даже начальника кенигсберского гарнизона Лаша не смогли допросить как следует. Он-то наверняка знал немало. Но ничего не сказал. Хотя с Лашем работали долго наши контрразведчики. Я знаком с протоколами его допросов, где указывалось, что Лаш всячески подчёркивал своё недовольство, капризничал, желая досадить следователям. Когда же его попробовали причислить к военным преступникам, он обиженно ответил:
– Я никогда не был в России, не разорял ваши хижины и не могу быть поэтому причислен к военным преступникам. Я начальник гарнизона Кенигсберга. Это – не Россия.
Генералу напомнили о том, что он командовал дивизией, солдаты которой по его приказам принесли неисчислимые бедствия жителям Луги, Волхова, Любани и других городов и селений Ленинградской области.
Но он всё равно молчал.
Говорят, для его «раскрутки» использовали даже бывшего командующего шестой армией Фридриха Паулюса, которого попросили переговорить с Лашем о судьбе музейных ценностей, вывезенных из Минска, Киева, Вильнюса, Ростова и других городов Советского Союза. Но делового разговора у них не получилось. Лаш вёл себя вызывающе, обвинив Паулюса в том, что из-за таких вот генералов Германия проиграла войну.
Многое знал и гауляйтер Восточной Пруссии Кох. Шеф гражданских властей оккупированного Белостокского округа, рейхскомиссар Украины, глава всех гитлеровских органов, в том числе, гестапо и полиции на этих территориях. Его называли «Отцом города Кенигсберга», «Коричневым царём Восточной Пруссии». Кох, как и Геринг, был крупным землевладельцем и домовладельцем. Только в Кенигсберге он имел четыре огромные виллы в зелёной части города и несколько дач на берегу моря. Владел крупными имениями: Гросфридрихсберг, Эрнстфилде вблизи Людвигсорта, Нойтиф на Вислинской косе и другие. Я там побывал. И не раз… Честно говоря, мечтал отыскать следы украденного янтарного чуда. Увы, здесь вопросов больше, чем ответов. Начиная с того, почему не вывезли её вовремя из Пушкина? Объективная причина есть: янтарные панели были наглухо прикреплены к стенам. И когда пробное снятие одного узкого панно показало, что мозаика отваливается от деревянной основы, решили провести работы по консервации и защите янтарного убора комнаты на месте. Что и было сделано.
А вот немцы ко всему готовились заранее. Ведь ещё до начала Великой Отечественной войны по приказу Гитлера в западных областях СССР шла интенсивная разведывательная работа по выявлению содержимого музеев, архивов, культовых зданий. Этой работой занимались кадровые разведчики совместно с СС, ведущими экспертами по вопросам искусства в России. Ими же были составлены специальные справочники для поиска культурных ценностей во время боевых действий. Так вот, в сфере действия группы армий «Север» в справочнике находилась информация о 17 музеях, 12 архивах, 6 церквях и библиотеке. И всё равно, произвести демонтаж Янтарной Комнаты всего за 36 часов… Фантастика! Я не сомневаюсь, что Янтарная Комната и часть других культурных ценностей находятся на территории Калининградской области в специальных тайниках бывших орденских замков, кирх, башен, бастионов и фортов. Почему не нашли? Бездарно упустили время! Ушли из жизни многие свидетели, очевидцы и участники перемещения культурных ценностей. Не был использован в интересах поисковой работы и такой шанс, как трёхгодичное пребывание (до 1948 года) немецкого населения на территории Калининградской области и многое другое. Даже закрытость Калининградской области и запрет на пребывание в ней иностранных граждан сыграли в этом определённую роль.
Конец первой главы.
Смотреть полную версию книги в формате doc (объем — 0,2 Мб)