Ушёл из жизни волгоградский поэт Борис Гучков. Талантливый стихотворец, прекрасный редактор, добрый душевный человек. Очень немногословный, сдержанный во внешних проявлениях эмоций. Трудоголик. Много лет работал в Нижне-Волжском книжном издательстве. Так что многие астраханские поэты прошли через его редакторское сито. Оно было частым, безжалостно отделяя посторонний мусор, которого хватает у любого литератора. Авторы злились и обижались на его придирчивость, но …правили стихи. Которые от этого становились лучше. Порукой тому – мой собственный опыт. Несмотря на приятельские отношения, две недели продержал он меня в Волгограде, заставляя работать над рукописью будущей книги стихов! В буквальном смысле и днём, и ночью трудились мы вместе над непокорными строчками. Это было то настоящее литературное редактирование, которого сегодня катастрофически не хватает. Всем: и начинающим, и опытным. Я тогда, конечно, кипел благородным возмущением: как, мои «безупречные» стихи править! Сейчас понимаю, что все замечания Гучкова были по делу, и качество «нетленок» стало гораздо выше! Талант редактора дан далеко не каждому хорошему поэту. Бориса судьба им наградила сполна.

Мы из одного литературного поколения и в Союз писателей СССР вступили в одном – 1989 году. А рекомендовали его туда замечательные и строгие волгоградские поэты Маргарита Агашина и Фёдор Сухов. А до этого Борис прошёл школу литературного института, где его мастером был главный открыватель талантов Николай Старшинов. Родился Гучков в городе Касимове на Рязанщине. Волгоград стал его второй родиной, где издал он больше двадцати книг, стал лауреатом всероссийской премии «Сталинград» и Государственной премии Волгоградской области. Автор эпических поэм «Касимовская невеста» и «Сергей Есенин. Последние встречи». Многолетний руководитель литературного объединения «Авангард».

Ах, Боря, Боря… Сколько же мы поездили вместе и по астраханской земле и по волгоградской! В благословенные советские времена это называлось творческими встречами, которых сегодня опять-таки не хватает и писателям, и читателям. Потому что не для «галочки» они проводились, а для души. Недавно разговорились с ветераном «Астраханьпромгазстроя», и он тепло вспомнил наши с Борей выступления перед строителями астраханского газового комплекса. Значит, не зря 35 лет назад мотались по аксарайским пескам! Был тогда с нами ещё один прекрасный волгоградский поэт Михаил Зайцев. Он ушёл от нас навсегда первым. А теперь вот и его неразлучный напарник…

В последний раз мы с Гучковым виделись несколько лет назад в Астрахани, когда он по моему приглашению был одним из руководителей фестиваля молодой литературы Нижнего Поволжья. Как же повезло начинающим поэтам, что учил их уму-разуму Мастер – Борис Петрович Гучков! Очень надеюсь, что помогут им в становлении его добрые и точные советы. Если, конечно, выберут они трудное ремесло стихотворчества главным делом своим жизни. Как это однажды и навсегда сделал мой незабвенный товарищ.

Поэт жив, пока читают его стихи. Да будет же память о поэте Борисе Гучкове доброй и долгой.

Юрий Щербаков

БОРИС ГУЧКОВ

Стихотворения

ИМЕНА

А у матери моей

Имя — Евдокия…

В наше время имена

Не дают такие.

И стыдятся, а чего,

А чего стыдятся?

Евдокией отчего

Нынче не гордятся?

Мчатся годы и века…

Мчится юность наша…

Дуновенье ветерка —

Дунюшка…

Дуняша…

* * *

В предзимья холодный и пасмурный день,

Озябнув до дрожи,

Последними сбросили дуб и сирень

Сырые одёжи.

Седа патриарха лесов голова,

Мудра и печальна…

Мы кожу меняем. Мы те ж дерева,

Как это ни странно.

Я полем житейским, где множество мин,

Немало протопал.

Увы, я уже не цветущий жасмин,

Не стройный, как тополь.

Хотя и сноровка, и силушка есть,

Но, как забияка,

В открытую дверь я ломиться и лезть

Не стану, однако.

А тополя подвига манит кураж.

Изящен, как терем,

Он за год-другой на девятый этаж

Забраться намерен.

Не ведает тополь, что корни слабы,

Что хрупки колени,

Что скоро над ним посмеются дубы

И даже сирени.

* * *

Девять граммов свинца поцелуют висок…

Ты не знал, бедуин, что расставлены сети.

Ты, представ пред Аллахом,

Вспомнишь жаркий песок.

Ничего ты другого и не видел на свете.

В срок лесник из Сибири повстречает каргу,

Чьи пустые глазницы пугающе грозны.

Что запомнит лесник? Он запомнит тайгу,

Где до самого неба корабельные сосны.

И я знаю, что скажут матросы, когда

Посейдон повстречает их грешные души.

— Вы откуда, ребята?

— Мы с планеты Вода,

Потому что её много больше, чем суши.

* * *

Каждый день сообщает синоптик

О тайфунах и ярости ветра.

Каждый день пополняют синодик

Отошедшие с белого света.

Им, ушедшим навеки, не важно, —

Ибо скорби людские растают, —

Будет мёрзла земля или влажна,

Отпоют или так закопают.

Слышу глас их: не плачьте напрасно.

Жизнь людская, как ниточка, рвётся.

Завтра скажет синоптик, что ясно,

И конечно же не ошибётся.

* * *

Мост старого режима

Сто лет стоит, устав.

Здесь ветер, как пружина,

Когда летит состав.

Советские скульптуры…

Стоит декабрь сырой…

Сигает с верхотуры

Моста вниз головой

Какой-то юный Вертер,

Дурная голова.

Его уносит ветер

Прощальные слова.

Дощатый гроба терем…

Заснеженный погост…

«Вам мною счёт утерян!» —

Рыдает старый мост.

* * *

Образ, время действия и место,

Акварель пейзажа этих мест…

Но эпиграф к книге лучше текста,

Как бы ни хвалили этот текст.

Не хвалы достоин текст, а порки.

В умиротворении души

Отыскал я классика на полке:

До чего же строки хороши!..

* * *

Нет, не Марка и не Луки,

Не Матфея, не Иоанна,

А Евангелие от сохи

Дед читал, просыпаясь рано.

Ещё затемно — за порог,

А темно — возвращался в избу.

Он в молебнах не видел прок

И не веровал коммунизму.

До восьмидесяти девяти

Дед скрипел, как сухое древо…

Боже милостивый, прости!

Не брани его, Матерь-Дева!

Умоляю: не в тень олив, —

Наказанье да будет строго! —

Вы с сохою его средь нив

Поместите заради Бога.

* * *

Знаю: с Запада католики

Нам чужды небеспричинно.

Это паства та, которая

По скамьям расселась чинно.

Есть от нас одно отличие:

У них храмы — не со звоном.

Они даже из приличия

Не приблизятся к иконам.

Под органа рокот, — силища! —

Под раскаты и удары

Признают они Чистилище,

Что в «Комедии» у Данте.

Да, красивы эти таинства!

Да, мощна собора глыба!..

Мы, однако ж, не пытаемся

Всем навязывать что-либо.

Мы — стоим, а им — до лампочки.

Нет, вы видели нахалов?

Наши души — это ласточки,

А не лампы в полнакала…

* * *

8 июля — день Петра и Февронии Муромских, в иночестве наречённых Давидом и Ефросинией

Летним утром, придя во храмы,

Где в окладах резных иконы,

За Февронию и Петра мы,

Россияне, кладём поклоны.

Из коттеджа мы или барака, —

Все равны — и богач, и бедный! —

За любовь и за крепость брака

Смирно молимся, чтим обедни.

В эти дни июльские, синие,

Глядя с нежностью друг на друга,

Просим милости у Ефросинии

И Давида, её супруга…

СРЕТЕНИЕ

Утром рано-рано

У церковных врат

Симеон и Анна

В радости стоят.

«Вот и намолил я

Миру Благодать,

Чтоб Тебя, Мария,

С Сыном увидать!

Ухожу со Светом,

С Радостью во тьму,

Ибо в Царстве этом

Править есть кому!..»

Много лет картине,

И она — не сон.

«Отпущаешь ныне…» —

Молвил Симеон.

* * *

Никогда не просил ничего.

Жил беспечно и просто.

Говорят, не любили его

За такое упорство.

Никогда он взаймы не просил

Ни пятёрки, ни трёшки.

Мало мёда, вкушая, вкусил —

Две неполные ложки.

Но тому, кто купался в медах,

Кто не стоит и ногтя,

Пусть тот даже подлец и мудак,

Не подкладывал дёгтя…

Поделиться: