НЕМИРОВСКАЯ ДИНА ЛЕОНИДОВНА

Изоврались мы, извратились…

Великую русскую и советскую прозу свели к Владимиру Сорокину и Дарье Донцовой, а уж если говорить о современной поэзии…

Вот сейчас я приведу две гениальные, две чистейшие строчки великого русского лирика:

В моей руке – какое чудо! –

Твоя рука!

Строчки, которые можно поставить эпиграфом к «Евгению Онегину», «Идиоту», «Хождению по мукам» или «Тихому Дону».

Так нынешние читатели и не так ещё их поймут, пожалуй…

Там дальше ещё две строчки:

А на земле – два изумруда,

Два светляка…

Но – достаточно и этих двух.

Я пишу сейчас о гениальном четверостишии Афанасия Фета, а по телевизору в это время обстоятельно и подробно рассказывают о том, как без осечек и долгих перерывов проводить многосерийный половой акт…

Ещё Маяковский сказал, что любить – это ревновать к Копернику, «его, а не мужа Марьи Иваны считая своим соперником…»

Давайте плюнем на Донцову и Сорокина, выключим телевизор и поговорим о таком драгоценном явлении в нынешней нашей поэзии, как поэтесса Дина Немировская, тем паче, что такие поэтические величины на пустом месте не возникают…

Я думаю, что, говоря о поэтессе Дине Немировской и её творчестве, нужно начать ab ovo, с самого начала, то есть с бессмертной Сапфо, родившейся во второй половине VII века до Рождества Христова на острове Лесбос.

Да, с Сапфо, ибо поэзия женского сердца началась с неё, а Дина Немировская – сплошное пульсирующее сердце, орган, созданный природой исключительно для поэзии…

Подлинное эолийское имя Сапфо – Псапфа. Себя она называла только так. Псапфа – значит «ясная», «светлая». Имя, удивительно подходящее к Сапфо. В каждом дошедшем до нас отрывке её песни чувствуется ясная, родниковая прозрачность её души, без грязи, без червячка в глубине. Вот стоит Сапфо в солнечном яблоневом саду. Сквозь листву яблонь в жаркий полдень доносится шум ледяного горного ручья, и свинцовые капли сна скатываются с яблоневых листьев…

Восходит вечерняя звезда, «из всех звёзд прекраснейшая», завораживает сердце страстноголосый соловей, возвещающий пришествие весны…

И цветы, цветы повсюду.

Сапфо говорит о них всё время, и каких только нет у неё цветов и трав: гиацинты, фиалки, золотые горошки, златоцветы, родной наш донник, кервель, венки из укропа и петрушки, и — розы, розы, розы, — любимейший цветок прекраснейшей Сапфо. Боги, которым молится Сапфо, любят радость и любят цветы, символ радости:

Где много цветов, тешится там сердце бесов блаженных,

От тех же они, кто без венка, прочь отвращают взоры…

И всё-таки дивнообутая Муза, дочь Зевса, странствуя, дотопала из Эллады сквозь вечные снега и вой метели в своих легкомысленных сандалиях и до нас, до поэтов нашего золотого и серебряного веков, а уж потом, расщедрившись, в конце семидесятых годов ХХ века, взяла да и вручила свою «семиствольную цевницу» (А.С.Пушкин «Странствия Музы» — О.С.), свою Лиру, — шестнадцатилетней Дине Немировской.

Да, да. Среди самых талантливых женских поэтических имён, начиная с фиалкокудрой Сапфо, я всегда назову имя Дины Немировской.

Помните, в «Мастере и Маргарите»: «Назовут меня, сразу же назовут и тебя»?

Так вот, Ленинград – это Анна Ахматова. Москва – это Марина Цветаева. Астрахань – это, конечно, Дина Немировская.

Бог троицу любит.

Стихи Д. Немировской кружатся над нами, астраханцами, как пчёлы и шмели Сапфо, и сопровождают нас повсюду…

Вот иду я стадионским парком, это моя Астрахань. Совсем моя. Иду любимым моим большим стадионским кругом, мне навстречу приветственно вскидывают руки мои тополя, и я, конечно, вспоминаю «Астрахань» Д. Немировской:

Мне здесь быстрее вертится Земля,

Я Астрахань ко всякому ревную!

И вскидывают руки тополя

Для ласковых воздушных поцелуев…

Вот передо мной возникает знакомый силуэт кремлёвской колокольни, и я, конечно, вспоминаю «Колокольню» Немировской:

Какой бы уголок ни выбрал
Ты в шумном городе своём –
Базарчик, где торгуют рыбой,
Или забытый водоём,
Покрытый порыжевшей ряской,
Микрорайон ли, магистраль,
Она встаёт ожившей сказкой,
Пронзая синь, лаская даль
Своим знакомым силуэтом…

О, сколько раз щёлкали мы её, нашу ожившую сказку, сначала безотказной «Сменой», а потом «Киевом» или «Зорким», как ознобно появлялась она перед нами, откуда бы ни подъезжали мы, откуда бы ни возвращались!

Я читаю стихи Немировской «Городу»:

…Где хорошо с попутным ветром

Есть шашлыки да пить ситро.

В провинции, где даже мэтры

Не могут ездить на метро! –

и вспоминаю, как еду на водном трамвайчике почти что по горло в воде (я смотрю, маленький, ещё из глубокого нутра трамвайчика, ещё сквозь толстое оконное стекло, нос к носу с водой), передо мной – огромный шмель, который рвётся, как и я, из аквариумной утробы трамвайчика на волжский простор, а полосатая матроска на мне – точь-в-точь, как у этого полосатого шмеля-тигра…

Мы все, астраханцы, причалены к Волге, к её незабвенным, ухающим под волной куда-то в печёнку водным пристаням:

…И качалась пристань
Счастьем под ногами.
Обними за плечи,
Будто бы вначале
И назначь мне встречу
На шестом причале!

И я вспоминаю бессмертную строчку Марии Петровых «Назначь мне свиданье на этом свете» и говорю:

— Да, да. На этом свете! На шестом причале, воспетом Д. Немировской!..

О, сколько было встреч и расставаний на этих причалах, как качалась пристань счастьем под ногами! Мы отъезжали от этих пристаней в выпускную божественную ночь, мы назначали свидания на этих причалах и отчаливали от них прямиком в счастье…

Именно на этих водных трамвайчиках мы были смертельно счастливы и именно на этих дебаркадерах и на этих пристанях мы пили с нашими любимыми «венчальное вино»!

В стихотворении «Городу» Немировская спрашивает:

Гадаю: хватит ли задора

Строкою стать в твоей судьбе?..

Конечно, хватит! Ибо она уже не одной строкою стала в судьбе нашего города. Когда я вхожу в центральные ворота Кремля, то всякий раз вспоминаю её стихи:

Я так люблю порою ранней,
Когда желтеет небосвод,
Шепнуть заветное желанье
В тиши Пречистенских ворот.

И даже заветное желание приготовил. И шепчу его, в Пречистенские ворота входя…

Ведь колокольня, сквозь ворота которой прохожу, мне, астраханцу – родня, а Кремль и мы, астраханцы – близнята!

Бог мой! А как блистательно ворвалась в поэзию Дина Немировская!

Прекрасно – пусть не по Парижу,

Промчать по городу вдвоём –

В машине рыжей,

в платье рыжем,

с любимым рыжим

за рулём!

Лихо! Рыжее не ворвёшься! Кто ещё мог так написать в восемнадцать лет?!

Марина?

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я — поэт,

Сорвавшимся, как брызги из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти

— Нечитанным стихам! —

Разбросанным в пыли по магазинам

(Где их никто не брал и не берёт!),

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черёд, —

Это написано Мариной Цветаевой в мае 1913 года, в Коктебеле. Марине – двадцать один год.

А «любимый рыжий за рулём» написан Диной Немировской в восемнадцать! Да, в восемнадцать, если не раньше. И она уже тогда знала, что она – поэт, потому что ещё в шестнадцать лет она написала о своём поэтическом предназначении:

Зачем мне это нужно? Я не знаю.

Но чувствую: отнимут – и умру!

Я знаю Марину Цветаеву страницами, целыми первыми её сборниками. Теми ещё, за которые нами легко отдавалось полжизни! И гениальную её прозу, особенно ту, что о Пушкине.

Но – казните меня через «отсекновение головы», как любимого Мариной пушкинского Пугачёва, но рыжий, написанный восемнадцатилетней Диной Немировской, чёрненьким чертям двадцатиоднолетней Марины Цветаевой – не уступает!

Так и выпрыгивают из ранних стихов Немировской не чёрненькие чумазенькие литературные черти, а рыжие жизнерадостные краснощёкие старушки из нашего вечно-юного русского фольклора, гениально растасканного на мультфильмы.

Дина Немировская вкатилась в поэзию не на мягкошинном северянинском шуршащем экипаже девятнадцатого века, а влетела на бешеном автомобиле двадцатого:

Не изменяй мне, рыжая машина!
Тебя ведёт единственный мужчина,
Которого ко мне послало небо.
Молю, чтоб без меня он счастлив не был.
В кармане левом у него права.
Но на него лишь у меня – права.
Я не всегда и не во всём права,
Но без него всегда – едва жива…
Как цепко на руле он держит руки,
Которые устали от разлуки
И снова улыбается лукаво.
Молю, чтоб только я сидела справа…
Когда за крыши спать уходит солнце,
Мы бешено по городу несёмся.
Он отдыхает от моих чудачеств.
Пусть нам навстречу будут лишь удачи!
Не изменяй мне, добрая машина!
Как бережно ведёт тебя мужчина,
С которым – от порога до порога
Лишь я одна смогу пройти дорогу.
Не изменяй мне, солнечный водитель!
Во мне хватает чуткости и прыти.
Мне всё с тобой подвластно и по силам,
Чтоб я сама себе не изменила…

Дай-то Бог и всем поэтам так лихо ворваться в Поэзию на рыжей машине (или на ракете!) с любимым рыжим за рулём!..

Где-то когда-то очень давно я прочёл о скульпторе, который мечтал сделать статую, держащую на своей ладони целый город. Вот Немировская и держит наш город на своей ладони – пульсирующее сердце своё…

… Где циферблат часов на башне

Похож на полную Луну.

Сколько раз в моей жизни я, заблудившийся в своём ночном городе, шёл на свет этой полной Луны!

Кто ещё так, как Д. Немировская, воспел нашу «лучшую из всех провинций»? Ведь то, что не воспето в стихах или прозе, в красках или звуках, уходит от нас безымянным…

Если я соберу когда-нибудь книгу стихов «Моя Астрахань», то в неё, конечно же, войдёт «Мой Кремль» Д. Немировской.

Мы колесим по свету в жажде счастья.

А счастье здесь. Его легко узнать.

Ведь заклинанием от всех напастий

Живут слова:

Россия.

Волга.

Мать.

Мила и притягательна её домашняя Астрахань, манкая, как кустодиевская купчиха с расписным чайным блюдцем на растопыренных окольцованных пухлых пальцах у серебряного самовара:

Здесь знакомо всё до точности,

До последнего аршина –

И крикливые лоточницы,

И манящие витрины.

Здесь тебе кивает запросто
Каждый третий на припёке,
Здесь здороваются за руку
Без проблем и подоплёки.

Здесь продуманы и пройдены
Все провалы и успехи.
Называют это Родиной.
Как от этого уехать?

Ну, насчёт того, «как от этого уехать», мы ещё поговорим…

А её разрывающее моё астраханское сердце «Старые дворики»? Да-да, я жил в одном из них, в том, что на моей незабвенной Бакинской:

Астраханские старые дворики

«Новым русским» давно по карману.

Выметают усталые дворники

Лепестки отгоревших романов.

Чернышевского, дальше — Бакинская,

Фиолетова слева, поодаль.

Я брожу по Семнадцатой пристани —

Пристань эту никто не распродал.

Доставались квартиры от бабушек

В самом центре, а не в захолустье.

Здесь пекли своим внукам оладушки

Баба Клара и баба Маруся.

Все удобства — за домом, на улице.

Веник, лейка, совок да лентяйка.

И когда-то бывала я, умница,

В каждом доме недолгой хозяйкой.

А теперь всё вокруг незнакомое.

Всё сегодня из лоска и понта.

И шалеет в бабулькиной комнате

«новый русский» от евроремонта.

Розовеет роскошная ванная,

Где когда-то рыдала гитара.

Внук исследует Обетованную.

Спит на кладбище бабушка Клара.

Дине Леонидовне подвластны и стихи, и проза (об этом я ещё скажу), и литературоведение. Кстати, совсем немного у нас книг в этой области написано.

Это работа Д.Т.Чирова «Писатели Нижней Волги» (1973), это сборник статей Н.С.Травушкина «У Волги, у Каспия» (1985), книги В.П.Самаренко, В.А.Чебыкина, Г.Г.Подольской. Вот, собственно, и всё. Не густо.

И вот на стыке тысячелетий, в 2000 году, вышла обстоятельная книга Д.Л.Немировской «На грани веков», под обложкой которой – двадцать четыре литературно-биографических очерка, посвящённых литераторам, состоящим в рядах Астраханской писательской организации.

Книга очерков о жизни и творчестве астраханских поэтов и писателей оказалась очень востребованной читателями, особенно учителями-словесниками области и быстро стала библиографической редкостью. В 2001 году она была переиздана.

Помню, с каким нетерпением я ждал выхода этой книги. Ждал потому, что не согласен с расхожим мнением о том, что, мол, называться астраханским поэтом или прозаиком, — это значит страдать комплексом провинциальной неполноценности.

«Он может возникнуть, этот комплекс, — писал я в феврале 2001 года в статье «Астраханские писатели на стыке тысячелетий», посвящённой выходу книги Д. Немировской «На грани веков», — хотя бы потому, что в нашей астраханской поэзии и прозе «отработали урок свой каторжный» Б. Шаховский и К. Холодова, Ю. Селенский и Ф. Субботин, Л. Чашечников и Н. Травушкин, Б. Жилин и В. Лепилов, С. Калашников и М. Утежанов, имена которых не вошли в книгу «На грани веков», потому что книга Д. Немировской была посвящена двадцати четырём астраханским писателям, которые в ту пору активно работали в литературе».

Без преувеличения, созданная Д. Немировской литературно-краеведческая работа «На грани веков», встала вровень с книгами Д. Чирова и Н. Травушкина, В. Самаренко и В. Чебыкина.

Но прошло десять с лишним лет со дня выхода книги Д. Немировской, и многое в нашей писательской жизни переменилось.

Ушли из жизни поэтессы Н. Мордовина и О. Касимова, поэты О. Куликов, П. Морозов, А. Сахнов и Ю. Кочетков, прозаики Б. Ярочкин, А. Шадрин и М. Кононенко, уехали в Израиль Г. Подольская и Д. Немировская, покинула город Л. Качинская.

«Мы уйдём – за нас придут другие. Но это будем не мы – другие», — писал ещё в ослепительных шестидесятых недавно ушедший от нас поэт Андрей Вознесенский.

Ушли талантливые поэты и прозаики, но писательская организация пополнилась новыми литераторами, и наступило время для написания новых книг о них.

В очерке «Напряжённое равновесие» Юрий Щербаков пишет (я позволяю себе протяжённую цитату, потому что это – самая глубокая и наиболее обстоятельная работа о творчестве Д. Немировской):

«Дина Немировская родилась в Астрахани 10 мая 1963 года. И писать, и публиковаться начала довольно рано, в школьные годы. В 1979 она пришла с первыми поэтическими опытами в литературную студию при редакции молодёжной газеты, руководитель которой, поэт Владимир Мухин не только дал положительную оценку стихам девятиклассницы в обзорной рецензии («Комсомолец Каспия» от 24 июля 1979 г.), но и помог молодой поэтессе с публикациями в местной прессе…

С поэзией Немировской знакомы не только наши земляки. Ещё школьницей она отправила свои стихи на всесоюзный конкурс, объявленный редакцией журнала «Юность», и вошла в число молодых авторов сборника «Ранний рассвет», выпущенного столичным издательством «Современник» в 1980 году. Чуть раньше Дина вступила в переписку с любимой с детства Агнией Барто и с московским прозаиком Валентином Ерашовым. Их письма, занятия в литературной студии «Моряна», участие в выездных семинарах молодых литераторов Нижней Волги, учёба на филологическом факультете педагогического института – всё это стало для поэтессы творческой школой».

Когда речь идёт о таком литературном явлении, как поэтесса Дина Немировская, то интересно всё, что касается её творческого становления и её поэтической судьбы, а потому далее Юрий Щербаков с горечью констатирует: «Невзирая на многочисленные публикации не только в региональных, но и в столичных изданиях (журналах «Смена» и «Крестьянка», еженедельнике «Собеседник»), к первому поэтическому сборнику Дина Немировская шла долго и трудно. Во времена её поэтического становления отсутствовал самиздат, вплоть до начала девяностых автор не имел права на выпуск книг при спонсорской поддержке. Тем не менее у поэтессы ещё в начале восьмидесятых была возможность издаться традиционным путём. Однако когда из Нижне-Волжского издательства Дине вернули рукопись на доработку, предложив дополнить её стихами «идейно-гражданского» содержания, она не стала этого делать, напрочь не желая в застойные времена пичкать читателя сладкой манной жижицей рифмованных лозунгов и банальностей, пустых здравиц и словесной шелухи.

К первой книге «Преданная женщина» (1991 г.) Немировская отнеслась, как к долгожданной возможности высказаться. Критики сожалели, что целая треть сборника была отдана юной Дине Немировской в ущерб зрелой чересчур щедро. Для поэтессы это
был вопрос честности. Можно было и утаить своё несовершенство, свои переходные моменты и представить себя в «чистом» виде.

Для начала автору это показалось неправомерным. Выход самостоятельного сборника стал для поэтессы стимулом творческого роста. Плодотворная активная работа явилась отправной точкой для более широкого выхода к читателю – Немировскую неоднократно печатают столичные «Крокодил» и «Магазин», саратовский «И смех, и грех», костомукшинский «Молодой гений», балаковский «Вечерний альбом». Наряду с творчеством других победителей первого областного фестиваля поэзии её стихи публикуются в коллективном сборнике «Подснежники Парнаса» (1995) и в том же году – в поэтической антологии «Где Волга прянула стрелою…» К этому времени выходит в свет вторая книга поэтессы – «Азбука дождя», более цельная по форме и содержанию. Почти сразу за второй появляется и третья книга – «Многоточие…», и в сентябре 1996 года Дина Немировская становится членом Союза писателей России».

Профессиональная работа поэтессы Дины Немировской расширяется и равзветвляется… Всё сильнее, всё своеобычнее звучит её сразу узнаваемый лирический голос, тем паче, когда дело касается кружения сердца…

И очень прав Юрий Щербаков, когда пишет: «А если говорить о «шкале ценностей» лирической героини Немировской, то не последнее место здесь занимает любовь. Ей посвящены как целые поэтические циклы («Пробуждение», «У нас на Фиолетова»), так и многие отдельные стихи («Беседа», «Двое», «Боль», «На память», «Расстаёмся…»). В их строках – и отчаяние, и живая боль, и вдруг оживающая надежда, которую тоже надо подавить, потому что необходимо оборвать нити, связывающие с тем, к кому обращены строки:

Тебя отнимут у меня
Не чьи-то чуткие объятья,
Не вечер, не блистанье дня,
Не шёпот губ, не шелест платья,
Не музыка, которой ты,
Как никому на свете, предан,
Не разногласье суеты,
Не всполохи ночного бреда –
Нет! Непонятная земля…»

Я уже сказал о том, что в последние годы Д. Немировская работает широко и разнообразно.

Мне хочется сказать о её прозе, опубликованной в сборнике «Струны сердца» (Астрахань, 2007 год), а позже изданной отдельной книгой «Мне без тебя темно» в Тель-Авиве в 2009 году. В сборник вошли рассказы Д. Немировской «Мне без тебя темно», «Ревность», «Грустно…»

Это — очень немировская проза, очень лирика. Но – не стихопроза, которая, чаще всего и не стихи, и не проза, которая – то ли стихи, переделанные в прозу, то ли проза – в стихи.

Проза Немировской – это снова любовь, но отлитая уже в других формах. Проза Немировской, как и её лирические стихи, абсолютно чужда и всему бытовому, и всему барабанному…

То, о чём она пишет, прекрасно сформулировал Василий Фёдоров:

 По главной сути
 Жизнь проста:
 Её уста…
 Его уста…

В первооснове стихов Немировской – Сапфо и «Песнь Песней» (в оригинале – «Шир амирим», что переводится как «наилучшая из песней», «всем песням – песня»). Это – гимн Любви, созданный, по словам архиепископа Феофана Прокоповича (кстати, всесильного и бесстрашного защитника нашего гениального астраханского поэта Василия Тредиаковского), «нечеловеческою волею, но Духа Святого вдохновением».

Вспомним, как начинается «Песнь Песней Соломона»:

Да лобзает он

меня лобзанием

уст своих!

Ибо ласки твои лучше вина…

Так, собственно, начинаются все стихи и вся проза Дины Немировской…

Давайте вспомним её стихотворение «Искусство»:

Прихрамывает музыка синкопами
Совсем родная — хоть кричи, хоть плачь!
Мне никакого дела нет до Сопота
И прочих музыкальных передач.
Люблю Шагала. Под его картинами
Воскрес и возродился мой народ.
Мне голос Михаила Шуфутинского
О чём-то досягаемом поёт.
Как не воскликнуть всуе:
«Эй, налейте-ка!»
Я верую в Давидову Звезду.
Когда мне трудно, я Шолом-Алейхема
Из шкафа книжного на грудь кладу.
Торжественно тоскую по Израилю.
Не только клином вышибают клин.
Пускай простят меня Рублёв, Цветаева,
Есенин, Достоевский и Куприн.

«Торжественно тоскую по Израилю,» — писала Д, Немировская, ещё проживая в Астрахани.

А о чём тоскует она, проживая уже в Израиле?

Здесь нет зимы. Всегда весна. Но снова,
Едва росой умоется трава,
Скучаю я по Маше Ивановой
Из астраханской школы тридцать два.

Всегда цветущий и вовсю зелёный
Шумит пришкольный ашкелонский двор.
Обнявшись, бродят парочки влюблённых
И скачут пацаны через забор.

Я тут всего-то ничего. Недолго.
Здесь тоже летом ярый влажный зной,
Но здесь не знают, как вздыхает Волга
И как мяучат чайки над волной.

С прицелом освоения иврита
Хожу в ульпан я с раннего утра,
Но Иванова Маша не забыта,
Хоть я и талмида, а не мора.

Тоскую по родной своей сторонке,
Где ведала и славу, и успех.
… У ашкелонской чёрненькой девчонки
Такой же звонкий, как у Маши, смех.


*талмида (иврит) — ученица
*мора (иврит) — учительница

(«Скучаю я по Маше Ивановой)

Конечно, я думал, что Д. Немировская, так пронзительно и заразительно воспевшая Астрахань, никогда из Астрахани не уедет. Но она – уехала. И почти шесть лет прожила в солнечном Ашкелоне.

И долго, читая и перечитывая стихи Дины Немировской, созданные ещё в Астрахани, я всякий раз останавливался на строках, что о Шолом-Алейхеме:

Когда мне трудно, я Шолом-Алейхема
Из шкафа книжного на грудь кладу.

У меня много раз появлялись и с концами зачитывались книги Шолом-Алейхема.

В апреле 2013 года Дина Немировская вернулась в Астрахань. Она блестяще окончила в своё время филологический факультет, сдала кандидатский минимум в аспирантуру, и, конечно, осведомлена о том, что изрёк великий Иван Тургенев, который почти всю свою жизнь провёл у чужого для него семейного очага несравненной Полины Виардо:

«Россия может прожить без любого из нас, но никто из нас не сможет прожить без России».

Ведь, повторюсь, Санкт-Петербург — это Анна Ахматова, Москва – это Марина Цветаева, Астрахань – это, конечно, Дина Немировская.

Без Вас, Дина Леонидовна, Астрахань – неполная.

Морозной тоской пронизаны Ваши израильские стихи:

Вот когда числительное «тэйша»

Не напомнит вовсе слова «тёща»,

Я себя сознанием потешу,

Что ей-Богу вижу всё воочию,

Что я совершенно не в России.

Солнечно зимой. Но как же летом?

Помолюсь. Вновь возоплю: «Мессия!

Видимо, я всё-таки с приветом…»

Как здорово, что Вы вернулись на истинную, а не историческую Родину!

… А своё доброе «Предисловие к неопубликованной книге», где речь идёт о стихах Дины Немировской, которые давно уже пора собрать в уютный томик её «Избранного», нечто вроде незабвенной малой серии поэта, Юрий Щербаков завершает славным пожеланием: «А заслуживает она хорошего томика «Избранного». Другое дело, когда она выйдет, эта долгожданная книга. Бог весть, но я надеюсь, что рано или поздно воссоединятся под одной обложкой стихи Дины Немировской и это моё предисловие к ним».

Я тоже очень надеюсь на это.

Поделиться: