Олег Севастьянов. «На земле Ойле, далёкой и прекрасной…» Главы из неизданной книги.

БЛЯХИН ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ (1886 – 1961)

Завершался «век девятнадцатый, железный», и Россия всё острее нуждалась в народных заступниках и борцах за народное дело, в красных неуловимых мстителях и яростных писателях из народа, а потому они и рождались и, по-русски широко талантливые, закалённые, как сталь, нередко счастливо соединяли в одном лице и борца, и заступника, и мстителя, и летописца… Павел Бляхин родился в 1886 году в селе Верходым Петровского уезда Саратовской губернии в бедной крестьянской семье. В 1891 году умирает мать Павла и отец отвозит младшего сына Павлушу «на прокормление» к зажиточным родственникам в село Селитренное.

ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ БЛЯХИН

В повести «На рассвете», открывающей его автобиографичную трилогию «Дни мятежные», Павел Бляхин рассказывает: «Я смутно помню внешний облик моей матери Веры Андреевны. Мне вспоминаются только большие, глубоко запавшие под лоб глаза, мучительный кашель да тонкие длинные пальцы, которые так часто и ласково перебирали мои волосы. Она умерла в

1891 году, когда «глад и мор» прокатились по всей Руси, жестоко поразив и Поволжье. Мне в то время было всего лишь пять лет. Вспоминаются пугающие рассказы о голоде, о чуме и холере. И отчетливо всплывает в памяти большой обеденный стол, на котором мой отец Андрей Григорьевич осторожно и тщательно делит кусок мякинного хлеба на всю семью, а семь пар жадных глаз нетерпеливо следили за этой трудной операцией. Мой отец – бедный крестьянин Саратовской губернии. После смерти матери он окончательно обнищал и уже не в силах был прокормить своё многочисленное семейство. Как самый младший сын, я был первым изъят из родной семьи и отдан «на прокормление» зажиточному дяде – Александру Николаевичу Саницкому. Тот охотно согласился приютить сироту: без работника в хозяйстве не обойтись. И вот приехала «чёрная бабка» – дядина мать – и, как мне показалось, похитила меня из родных мест и увезла куда-то далеко-далеко вниз по Волге.

Большое село Селитренное стояло на берегу реки Ахтубы, в ста верстах от Астрахани… Мой дядя был там человеком пришлым. В погоне за богатством и самой жизнью он хватался за всё и на всём прогорал…

Я пережил своё первое горе: меня обманули взрослые. Обманул сам отец, которого я считал таким добрым и верным защитником от всех бед и напастей: отдал меня этой чёрной бабке…

— Иди, иди к бабушке, сынок, — шептал он, — она тебе хлеба даст, молока…

Грозный рёв гудка заставил меня затрепетать. Захлебнувшись криком, я нырнул головой в чёрную юбку бабки…»

В доме «чёрной бабки» ребёнку (с пяти лет!) приходилось батрачить круглосуточно, делать всё, что прикажет дядя. Галерно и потогонно гробясь на родного дядю-крепостника (Павлику исполнилось 5 лет, а отмене крепостного права как раз стукнуло 30), способный мальчишка умудрился рано научиться читать, и тогда уж, искрясь и вспыхивая, беспрерывно стали сталкиваться два антимира: мир чёрной скотской крепостной работы и светлый мир книги…

Всегда интересно, как входит книга в духовный состав одарённых русских самородков, и как эти таланты из народа, эти Алёшки и Паньки, плодотворно и своеобычно перерабатывая в себе прочитанное, вдруг превращаются в Максимов Горьких и Павлов Бляхиных…

В повести «На рассвете», целиком посвящённой нашей Астрахани, П. Бляхин вспоминает: «Я довольно быстро освоил начатки грамоты и страстно полюбил книги. Эту раннюю любовь привила мне не школа (начальное образование Бляхин получил в церковно-приходской школе, в которой всем наукам оптом «обучал» вечно пьяный «отец дьякон»), а «чёрная бабка», которая так напугала меня при первом знакомстве. Она оказалась очень доброй старухой. В свободные минуты, обычно вечером, она рассказывала девочкам дяди и мне чудесные народные сказки и очень смешные старинные побасёнки о хитром солдате и хромом чёрте. Больше всего мне нравились сказки о чудо-богатыре Илье Муромце, о Бове-Королевиче, о Змее Горыныче и Кощее Бессмертном.

Читать я начал с народных сказок и басен Крылова, а дальше читал всё, что попадалось под руку. Умопомрачительные приключения Шерлока Холмса сменялись Жюлем Верном и Фенимором Купером; вперемешку с рыцарскими романами я с увлечением читал «Житие святых и великих мучеников божьих»; русские классики чередовались с евангелием и библией; таинственные сонники переплетались с лирическими стихами Пушкина и Кольцова. От такого чтения в голове царил невообразимый сумбур, быль и фантастика смешались в кучу: славные герои Купера Следопыт и Ункас недурно уживались с жалким юродивым Алексеем, божьим человеком, суровый Чингачгук спокойно раскуривал «трубку мира» с апостолом Павлом, чудо-богатырь Илья Муромец громыхал по небу в одной колеснице с пророком Ильёй, а прекрасная великомученица Варвара благосклонно выслушивала серенады средневековых рыцарей Дюма и Сервантеса. Однако моё увлечение литературой оказалось не по вкусу дяде.

— Ты это брось, — ворчал он, заметив книжку в моих руках, — умней всё равно не будешь, а хозяйству убыток. Поди лучше корову напои да дровишек наруби побольше, лодырь царя небесного!

На этой почве однажды я был так жестоко обижен дядей, что решил немедленно умереть. Да, да! И умереть не понарошку, а всерьёз, по-настоящему, и тем отомстить за обиду… Это случилось в конце лета, когда хлеба уже созрели и ждали жатвы. Дядино поле раскинулось в степи на десять верст от села. Среди поля стоял высокий шалаш на четырёх столбах, покрытый хворостом и соломой. Под шалашом находилась бочка питьевой воды, вязанка сушёной воблы, каравай чёрного хлеба, десяток луковиц – моя провизия на неделю. Здесь от воскресенья до воскресенья я жил один-одинёшенек, охраняя поле от налёта грачей и галок, вылавливая самодельными капканами хлебных вредителей – хомяков и сусликов. А вокруг лежали поля и бахчи, за ними – необъятная степь – и ни единой живой души!.. В такой обстановке моим единственным другом и утешением была книга: она уносила меня в чудесный мир фантазии, скрашивала одиночество, давала пищу уму и сердцу. Но однажды, застав меня в поле за чтением «Следопыта», дядя страшно разъярился:

Ты что же это делаешь, лодырь? На пузе лежишь? Романы читаешь? А кто будет птицу гонять, поле стеречь?

И, отобрав у меня все книги, дядя уехал домой, до следующего воскресенья. Я так был потрясён этой расправой, что тут же решил умереть и навсегда покинуть этот злобный мир… И не успела ещё рассеяться пыль от дядиной телеги, как я уже схватил лопату и, выбрав место в тени за шалашом, начал рыть себе могилу. День был жаркий, небо безоблачное, степь дышала зноем и полынью. Вначале я работал быстро, с большой злостью и горечью. Яма становилась глубже, обида острее. Я рыл и горько плакал над своей несчастной судьбиной… Под вечер могила была готова. Я сделал её точно по своему росту, на дно «для мягкости» набросал побольше соломы, потом лёг на спину и, сложив на груди руки, стал ждать смерти…

Не знаю, как долго пролежал бы я в своей могиле в ожидании смерти. Но вдруг какой-то стонущий невыразимо тоскливый звук коснулся моего уха. Что это?..

Я приподнялся и выглянул из ямы. Была уже ночь. Огромная жёлтая луна медленно выкатывалась из-за холма, озаряя степь неверным мерцающим сиянием. Пугающий вой повторился. На голове зашевелились волосы… На вершине голого холма я увидел силуэт волка. Зверь сидел, вытянув шею, и, глядя на луну, выл…

Я стремглав вскочил на ноги, в одно мгновение забрался по столбу на шалаш и, как мышь, зарылся в солому, дрожа от страха…

Так серый волк спас меня от смерти.

Теперь уже ничего не поделаешь – надо жить!»

Да, да. «Нужно было жить дальше», — как сделала вывод в подобной же крепостной безнадёге старшая сестра нашего замечательного астраханского поэта М. Луконина, который, как и Бляхин, начал батрачить на своего родного деда с пяти лет свиным подпаском… А вскоре в своей селитренской библиотеке юный Бляхин познакомится с чудесной учительницей, которая возьмёт над мальчишкой шефство и научит его читать настоящие книги и совсем просто растолкует ему, что он при своём родном дяде всего лишь «батрачонок», потому что вкалывает на дядю с рассвета и до до заката всего лишь за еду, а это – эксплуатация.

Умная учительница сразу же поняла, что в голове у парня дым стоит коромыслом от бестолкового и бессистемного чтения (стихи Пушкина, по его собственному признанию, он читал «когда не было ничего другого»), а потому предложила: «Для первого знакомства прочитай вот эту книжку: «Овод» называется. Не читал ещё? Ну, конечно, нет… Так вот почитай, а потом расскажешь мне, что там интересного…»

«Я прозревал. С захватывающим интересом прочитал я такие чудесные книжки, как «Спартак» Джованьоли, «Марсельцы» Феликса Гра и несколько позднее – «Андрей Кожухов» Степняка-Кравчинского… Легенда о благодетеле русского народа царе-батюшке быстро рассеялась, и я понял, что наш «русский царь-государь» главный враг народа. Значит, если его устранить, то заря свободы взойдёт над миром».

С этим грозным решением он пошёл к чудесной учительнице, но она куда-то внезапно укатила ночью…

Но Вера Сергеевна не забыла о способном «батрачонке». Всё решилось враз. Парень получил первое в своей жизни письмо в голубом конверте.

«Подозрительно осмотрев конверт со всех сторон, дядя медленно прочитал адрес: — Село Селитренное, Астраханской губернии, его высокородию Павлу Андреевичу… господину… — дядя развел руками: — Кажись тебе, Панька… гм, чудно – его высокородию… г-о-с-п-о-д-и-н-у! Это ты, значит, господин… хо-хо! Ну-ну, читай, послухаем».

Но Павел, догадавшись, что письмо из «подполья», сунул конверт за пазуху и рванул мимо растерявшегося дяди на сеновал, где впервые прочёл «Овода».

Вера Сергеевна (чудесная учительница вскоре погибнет на баррикадах) звала Павла в Астрахань, в новую революционную жизнь. И всегда послушный рыжий молчун Панька вдруг огорошил дядю:

— С первым же пароходом я уезжаю, Александр Васильевич! Поработал я на вас, побатрачил – и хватит!.. Не поминайте лихом!..

От гнева и неожиданности дядю чуть не хватил паралич.

— Ты… ты хочешь уехать без моего позволения?.. Ни копейки не дам!..

Но парень уже закусил удила: «Уйду без денег!..»

Уехал Павел в Астрахань, тайно получив от доброй тётки серебряный рубль(!) и адрес отца, а потом разыскал данный адрес на Бакалдинской улице, где жила Мария Николаевна Раневская, мама учительницы. А вскоре Вера Сергеевна устроила грамотного парня в типографию.

А уже в 1903 году шестнадцатилетний Бляхин вступил в РСДРП и, овладев наборным делом, принял участие в организации подпольной типографии. По поручению астраханской партийной группы он уносит из наборной шрифт, печатает листовки, прячась по чердакам и подвалам. Потом Бляхин напишет в одной из своих автобиографий: «Появление на улицах города печатных листовок вызвало переполох, начались облавы, обыск. В результате я попадаю в разряд «ненадёжных». Первый обыск у меня не дал результатов. Меня оставили на свободе, организовав за мной слежку. По предложению парторганизации в 1904 году я переезжаю в Баку с явкой от астраханской организации… Но теперь я уже знал, куда и зачем еду. И алые паруса мне казались уже не парусами, а боевыми знамёнами, которые реют над головами миллионов восставших пролетариев. И я иду с ними нога в ногу вперёд – заре навстречу…»

Да, это славное поколение юных большевиков верило, что

И когда знамёна оптом

Пронесёт толпа, ликуя,

Я проснуся, в землю втоптан,

Пыльным черепом тоскуя, —

как мечтал наш гениальный звёздный земляк Велимир Хлебников.

В том 1904-м году империя вела войну с «японцем», и девятнадцатилетний Велимир грозное российское будущее чувствовал всем сердцем: он всегда поразительно точно угадывал и безошибочно предсказывал российское и мировое будущее…

— Я, ассенизатор

и водовоз,

революцией

мобилизованный и призванный,

ушёл на фронт

из барских садоводств

поэзии – бабы капризной, —

писал первый поэт Революции В. Маяковский.

С точностью до наоборот поступил П. Бляхин, который с фронтов (он участник трёх революций и Великой Отечественной) ушёл в писательство и кинодраматургию.

Поколение П. Бляхина сначала « революционный держало шаг», сначала поднимало Россию на дыбы, а уж потом писало об этом. А, ещё точнее, и «революционный держало шаг», и поднимало Россию на дыбы и, одновременно писало об этом…

Свою первую повесть, своих сверхпопулярных «Красных дьяволят» Павел Бляхин написал в вагоне-теплушке, слюнявя во рту карандаш-коротышку, на серой твёрдой обёрточной бумаге на столе из пары сколоченных досок. Теплушку мотало, бумага рвалась, но писалось на удивление легко… Повесть написана в суровом 1921 году, когда Бляхин ехал из Костромы в Баку по особому распоряжению губкома…

«Красные дьяволята» принесли Бляхину широчайшее признание. «Это была большая удача автора, — констатировала М. Топольская на страницах «Комсомольца Каспия». – Повесть увлекла читателя революционно-приключенческим содержанием, романтикой борьбы. Очень скоро по сценарию П. Бляхина был создан одноименный фильм» (режиссёр Иван Перестиани, 1923 год).

Позднее писатель вспоминал, что замысел повести у него возник на фронте под Екатеринославом. Там он увидел молодёжь, которая самоотверженно встала на защиту родного города. С тех пор через все книги Бляхина красной нитью проходит его главная тема: «Виват, Россия!»

Журнал «Красные всходы» так оценил повесть: «Она является вкладом – и и вкладом, безусловно, ценным – в ту область литературы, о которой наш союз так много говорит, — в овладение так называемой красной романтикой».

Да, «Красные дьяволята» стали краеугольным камнем красной романтики, именно они породили романы «Как закалялась сталь» и «Молодая гвардия».

Фильм «Красные дьяволята» обошёл экраны всей страны, а тем, кому повезло увидеть этот фильм в те далёкие годы, когда кино ещё называли «великим немым», уже не забыть прекрасной и яростной магии мчащихся всепобеждающей лавиной неудержимых красных конников…

В книге о муже «Автор «Красных дьяволят» его жена Х.С. Бляхина-Топоровская пишет: «Красные дьяволята» вырвались из всех книг, написанных Бляхиным, и уже живут своей отдельной от автора жизнью более полувека (книга Бляхиной-Топоровской вышла в 1978 г. – О.С.). После смерти автора кинематографисты снова обратились к повести. По-новому её прочитали, использовав современные выразительные средства – звук, краски, широкий экран, — создали волнующую кинокартину «Неуловимые мстители».

Кто они, эти мстители? Мужественные, бесстрашные, они лихо носятся на конях, взвихривая пыль по дорогам знойной Херсонщины и, промчавшись по пылающему мосту, поют:

Если снова над миром грянет гром,

Небо вспыхнет огнём,

Вы нам только шепните,

Мы на помощь придём…

В двадцатые и тридцатые годы по сценариям П. Бляхина снимается ряд художественных фильмов: «26 бакинских комиссаров», «Монголия», «Нашествие Будды» и другие. В те годы Бляхин с головой окунулся в молодое советское киноискусство.

В первые же дни Великой Отечественной далеко немолодой П. Бляхин вступает добровольцем в Краснопресненскую дивизию народного ополчения и отправляется на фронт рядовым пулемётчиком. Вскоре ЦК партии направляет его в армейскую газету. Он побывал корреспондентом на многих фронтах, на передовой и в тылу врага. Старый большевик был награждён военными орденами и медалями.

В послевоенные годы П. Бляхин целиком посвящает себя писательству. Пишет повесть «На рассвете», не раз издававшуюся в Астрахани и в других городах, потом выходят «Дни мятежные» и «Москва в огне», начата четвёртая часть автобиографического повествования «Лучше смеяться, чем плакать».

Итожа то, что прожил, Бляхин стремится дополнить пережитое тщательным изучением исторических источников. Прочитав в астраханской газете статью В. Орлова «Документы рассказывают…», он пишет автору: «Просьба всё, что будет у Вас выходить из печати о революционном движении в Астрахани, присылайте мне». В этом же письме писатель сообщает, что летом 1961 года он снова собирается побывать в Астрахани.

Но – человек предполагает, а бог – располагает. Павел Андреевич умирает 19 июня 1961 года, на пороге своего 75-летия. Невоплощёнными остались интересные замыслы писателя: приключенческая повесть о революционерах-подпольщиках «В поисках настоящей фамилии», книга очерков «Дела и люди нашей армии»…

В 1961 году вышла из печати трилогия «Дни мятежные», отданная в набор ещё самим автором. Автобиографические повести, известные уже читателю по отдельности, собранные в одном томе, дающие целостное, чёткое и широкомасштабное представление о массивном пласте историко-революционной эпохи. А в 1966 году вышла в издательстве «Советский писатель» книга П. Бляхина «Годы великих испытаний», в основу которой положены дневники, которые он вёл на фронте, а также письма, написанные им на войне…

… На совсем недавнем фестивале «Киношок» из уст одного из кинокритиков вырвалось: «Кажется, началась светлуха!» Что ж! Будем надеяться, что сейчас, когда великие чёрно-белые ленты перекрашивают в цветные, когда перелопачиваются даже бессмертные киноленты, давно уже ставшие золотой драгоценной классикой в благодарной памяти зрителей нескольких поколений, какой-нибудь новый Станислав Говорухин вспомнит о писателе-революционере Павле Бляхине и о том, что красный римейк его «Неуловимых мстителей», если за него возьмётся талантливый кинорежиссёр, никак не уступит вновь переделываемому блистательному фильму «Человек-амфибия», потому что у А. Беляева блестящий вымысел, а у П. Бляхина – потрясающая и вдохновенная историческая правда, оплаченная живой человеческой кровью…

И очень хотелось бы, чтобы через весь новый перерождённый фильм-римейк, вдохновлённый и «Красными дьяволятами», и «Неуловимыми мстителями», красными трассирующими строчками прошли бы бессмертные стихи ещё одного Павла – Когана, который погиб в 1942-м, возглавляя поиск разведчиков:

Есть в наших днях такая точность,

Что мальчики иных веков,

Наверно, будут плакать ночью

О времени большевиков…

Поделиться:


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *