Астраханка Любовь Фолионова – активный участник литературного объединения «Тамариск» при Астраханском региональном отделении Союза писателей России. Она пишет рассказы о старой Астрахани – той Астрахани, о которой в детстве рассказывали ей люди, родившиеся аж в позапрошлом веке…

РОДНЫЕ МОИ СОСЕДИ.

Уютный дворик, в котором проживало наше семейство, существовал ещё до революции 1917 года. Он находился через трамвайные пути до Криуши, с городской стороны.

А соседями нашими были люди, в основном рождённые в конце 19-го столетия, имевшие уникальные трудные судьбы, необыкновенное обаяние и мудрость.

Порой услышу шум во дворе, значит, на скамье у дома Кульгаевых соседи собрались, кто-то шумнет мне: «Любашка, чего там делаешь? Иди к нам. Расскажи-ка, как станцевала, какие песни пела на концерте в школе, нам спой». Приду, поздороваюсь, разговоримся, спою, порадую, похлопают. Слово за слово, расставаться-то неохота, все такие родные, такие любимые лица с детства, вечерок спокойный, ветерок ласковый. Уже темнеет на дворе, люди добрые начинают разговоры взрослые, о какой-то другой жизни, неведомой, заманчивой, пугающей.

Истории о криушинских проделках местного населения, так или иначе, в городе были известны всегда, с годами историй становилось всё меньше, но некоторые яркие воспоминания, из детства, невозможно забыть.

МАРФА

Рассказывали взрослые люди, жизнь повидавшие, я благодарно слушала, все моё детское существование, воображение домашнего ребенка, наполнялось смыслом, учениями о жизни. Особенно впечатлил меня рассказ про соседа, батюшку Николая, которого в послереволюционное лихолетье расстреляли по доносу. Якобы он сам обворовал, сам поджёг свой приход. Оказалось, правда, его дети, спустя 50 лет, в семидесятые годы, обнаружили во время ремонта иконы спрятанные в подвале дома и отвезли их продавать в Москву.
После смерти деда Николая его вдова бабушка Марфа стала кем-то вроде сумасшедшей, говорили, стала даже колдовать. Мне моя бабуля объяснила, что такие вещи говорили малограмотные соседи с улицы, вхожие к ним в дом. История звучала приблизительно так.

На Криуше с незапамятных времен периодически происходили «кулачные бои», так сказать, русская традиция, забава. Околоточных, которые следили за порядком на улицах, после революции стали называть милиционерами. Но они не успевали на место драки. Дрались, как правило, молодые. Ну, что сказать? Молодежь есть молодежь! Кровь кипит! Страсти, мордасти, и вся округа гудела пересказами, домыслами, кого после этого дома поймали, в тюрьму посадили, кто в бега подался. Да, вот такие возможности общения горожан были в те далёкие годы. Драки проходили регулярно между группировками мужчин: криушинских, казачинских, болдинских, селенских, по разным причинам. За девушку, за кражу, и тому подобные претензии. Типа: не ходите в наш район, сами разберемся. Бои проходили быстро, потом все по домам, в рассыпную, все молчок!

И вот идёт кулачный бой, заканчивается, как только появилась первая кровь. Порой милиция ещё не приехала, в пыли валяется окровавленный мужик да ещё бездыханный. Вот тогда-то и прибегали в наш двор за бабушкой Марфой. Важно было её уговорить, видать, заранее она уже была оповещена органами порядка, чтобы никуда не вмешивалась. Но по христианским понятиям: не откажи руке просящего! Она так и поступала. Нужно было успеть привести её на место боя до милиции, может, пострадавший сам оживёт, своим ходом уйдёт, как не раз бывало, когда за ней прибегали. Ох, и не любила она это дело: ворчала, расспрашивала о подробностях происшествия, ругалась, но, бурча себе под нос, собиралась. Чаще за ней подводу подгоняли.

Порой она шла пешком, если близко от дома было: всё-таки ей уже было 80 лет, возраст почтенный, требует уважения, заботы.

Вот придёт она на место бойни, посмотрит, походит вокруг лежащего в пыли человека. Ногой толкнёт, пытаясь рассмотреть место ранения. Порой друзья-товарищи помогут перевернуть раненого в удобную для неё позу. Сама бурчит, свои заговоры читает, говорит на непонятном языке… Все расступятся, шум разбирательства прекратится, тишина мёртвая настаёт, Марфа, что-то читает про себя своим окающим голосом. Просит дружка побитого парня открыть ему разбитую грудь. После этого перешагнёт через человека без признаков жизни в пыли придорожной, приподнимет свои юбки повыше, а в те времена женщины старого режима, то есть дореволюционного, вообще юбки носили не менее трех штук и только длинные, до земли. После отчитки, она приподнимет юбки, прицелится и писает, стараясь струей попасть прямо в окровавленную рану распростертого на земле человека. Все так и ахнут, некоторые крестятся. Она перешагнёт обратно, юбки чёрные опустит, отряхнёт подолы и по-о-шла домой.

Мужчина, лежащий в пыли, постепенно оживает, минут через пять уже всех узнаёт. Дружки его грузят на подводу, скоренько с места драки увозят, уже дышащего, в сознании, домой прятать, пока милиция не подоспела. Вот по таким случаям соседи с улиц считали, что бабушка Марфа возвращает к жизни почти умерших своим колдовством, заговорами. На самом деле она оживляла, читая молитвы. А свежая моча из человеческого тела выполняла свою работу. Теперь-то мы все знаем, что подобная антисептическая процедура в медицине называется уринотерапия, которую применяли люди со стародавних времен.
Бабушка Марфа, обиженная за расправу над своим мужем на весь мир, всегда ходила только в чёрных одеждах. От горестных потерь: утраты мужа, власти, денег, имущественных издержек, незащищенности, она была ворчлива, сердита, но людей в тяжёлом состоянии не бросала.

БРЕНДЕЛЁВЫ

Как-то меня поразила история про капитана Якова Васильевича Бренделёва, услышанная на дворовых посиделках. Наше семейство жило с ними через тонкую деревянную стенку, дом был на две семьи, под одной крышей.

До выхода на пенсию он постоянно плавал на судах по Волге, Каспию, много работал, семьи не смог завести. Для рыбаков, моряков, речников нашего края это было в те времена обычным делом. Яков Васильевич пошёл как-то помолиться в наш Новодевичий монастырь, что ещё функционировал со стародавних времен и пользовался большим почтением у горожан. Революция уже произошла, правящий строй поменялся, а новые хозяева города ещё не надумали, что с монастырём делать.

Там, как и прежде, ежедневно несли службу, с Богом разговаривали… Моление у всех христиан было делом семейным, в почёте. В городе поговаривали, что монастырь в скором времени закроют за ненадобностью, как пережиток прошлого. А монашек, как тунеядок, – «в расход», то есть расстреляют. Или, в лучшем случае, выселят куда-нибудь в глушь. Догадываясь, какая страшная участь может ожидать христовых невест, понимая, что творится в стране, Яков Васильевич решил хоть одной монашке помочь. Обратился к настоятельнице монастыря: мол, возьму кого-нибудь в жёны. Он благородно решил, предоставить всё на волю Бога. Настоятельница прониклась его просьбой, трём девицам-послушницам было предложено подумать о предложении замужества.

Интересный случай, но не такой уж и редкий до 1917 года в России. Из послушниц ведь брали в жены благородные господа. Потому как были они порой из именитых домов, но обедневшие, или по какому-то несчастному случаю туда попавшие. Порой богатые женщины, не видя смысла в мирской жизни, сами отдавали свои богатства в пользу Церкви, в обмен на место в монастыре.

Характеристики жениха из Пароходства «Кавказ и Меркурий» были тоже самые благородные. Смотрины прошли удачно, с Божьей помощью невеста решилась, была согласна. Конечно, из деликатности, все эти события хранились в страшной тайне в те годы, но позже об этой истории говорили шепотком…

Не выбирая невесту по красоте, а только лишь по духовности, Яков Васильевич познакомился с целью дальнейшего замужества с Пелагеей, он при настоятельнице посетил службу в монастыре два раза, наблюдая за послушницей издалека. Ушёл в последнюю свою навигацию перед пенсией, позже вернулся за Пелагеей. На третий раз его посещения монастыря, он предложил Пелагее вступить в законный брак.

Она согласилась, выбора другого, по сути-то, у неё и не было, а тут такой неординарный вариант случился. Списавшись на берег по старости, капитан с супругой стали ладненько жить, Пелагея Васильевна через год родила ему дочь.

Он потом долго болел, ревматизм костей прогрессировал, эта профессиональная болезнь у речников, была распространена в ту пору.

Только моления, вера в Бога могли скрасить его страдания, да ещё любимая доченька, семья.

А семья была у них образцовая.

Поделиться: