Евгений Юрьевич Юшин родился в 1955 году в городе Озёры Московской области. Работал в журнале «Молодая гвардия», с 1999 по 2009 год был его главным редактором. Автор девяти поэтических книг. Лауреат ряда литературных премий, в том числе Всероссийской премии Союза писателей России имени Александра Твардовского, премии имени Александра Невского «России верные сыны», Международной литературной премии им. Андрея Платонова, Большой литературной премии России. Стихи Е. Юшина публиковались в центральных журналах, альманахах и газетах, транслировались по радио и телевидению, переведены на болгарский, немецкий, французский языки. Несколько раз был в Астрахани. Публиковал в журнале «Молодая Гвардия» произведения астраханских поэтов и прозаиков. 26 июня Евгению Юрьевичу исполнилось 65 лет.

---

ИЮНЬ

Какой поэт тебя придумал?!

Каким ты вырвался огнём?!

Май полыхнул, пропел – и умер,

И скачут зори день за днём.

Срывает шапку одуванчик,

Дорога прячется в пыли,

И колокольчик в свой стаканчик

Мёд поднимает из земли.

И всё гудит: поля пшеницы,

И в жилах кровь, и дальний гром.

И шмель велюровый кружится

Над полыхающим цветком.

Ныряют на верёвке майки.

Кружи, июнь, меня, кружи!

По-женски вскрикивают чайки,

Стрижи черкают чертежи.

И, обомлев под небесами,

Склоняются на водопой

Коровы с волглыми глазами

И кони с бархатной губой.

Я здесь родился: в этих травах,

В счастливом щебете лесном,

В искристых волнах-переправах –

Лучом на листике резном.

Здесь вечерами свет старинный

Зари тягучей, словно мёд.

В мохнатой шубе комариной

Июнь по берегу идёт.

Его мы ждали с новостями

От земляничных бугорков.

С туманом, с полными горстями

Росы в ладонях лопухов.

И он пришёл! Ликуют птахи!

Густы и пенны острова,

И реки синие рубахи

С утра вдевают в рукава.

Пасут мальков Ока и Кама.

Хрустят кабаньи камыши.

О дорогой и близкой самой

Малинник шепчется в тиши.

И сладковато тлеет сено.

Я жду, любимая, когда

Твоих кудрей густая пена

Меня заманит в невода.

Звезда сорвалась, словно кречет,

И на стожок туман прилёг.

И сердце бьётся и трепещет,

Как подфонарный мотылёк.

И ты горячая, родная,

У костерка, где сон и тишь,

Зарёй колени поливая,

Меня, конечно, соблазнишь.

И долго будет ветер жгучий

Ночною заметать золой

Певучий луг и сад кипучий

Под самоварною луной.

РЮКЗАК

Лет двадцать ещё поцарапать планету

Примятым литым каблуком,

А там уж отправиться к горнему свету

С потёртым своим рюкзаком.

В нём сложены зори, и песни, и радость,

Любовь и потери мои,

И всё, что по яростной жизни досталось:

Бураны, луга, соловьи.

Но в нём и грехи. Тяжела моя ноша…

За то ли, что в детстве грачонка я спас,

Мне светит в пути родниковая роща

И бабушкин иконостас.

И мама печёт «жаворóнков» весенних.

Отец – ордена на пиджак.

Скребётся мышонок под ворохом сена,

Скрипит под сосною лешак.

Брусничные угли – у края болота.

Заря – костерком по реке.

И всё, что копил я от года до года, –

В потёртом моём рюкзаке.

Сгорает в руке у отца папироса,

Как думы о счастье земном.

Хлопочут скворцы, и трепещут стрекозы,

И сливы запахли вином.

И молится поле моё Куликово,

И молится Бородино

О всех, кто сберёг наше русское слово,

О каждом, ушедшем давно.

Гуляй! Под звездою ничто не возвратно!

Я тоже однажды уйду.

Ложатся заката родимые пятна

На вешние вишни в саду.

Былинка дрожит на ветру – затухает.

Лодчонка скользит по реке.

А прошлое кается, любит и тает

В потёртом моём рюкзаке.

ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА

Я колю дрова – не поддаются.

Жила к жиле – скрученная прядь.

Вот присяду малость раздохнуться,

Годовые кольца посчитать.

Круг – потоньше, а другой – потолще,

А в ином – дожди и холода.

Это значит, у деревьев тоже

Разные сбываются года.

На ветру просушатся поленья,

Наберут последний солнца свет.

Вот и я стал крайним поколеньем:

Ни отца, ни мамы больше нет.

С думами о всех моих утратах

Брошу в печь полено, вздёрну бровь.

Ярко полетит огонь крылатый,

Запоёт про первую любовь.

И, ему невольно подпевая,

Загрущу о юности всерьёз.

Изумрудным, захолустным маем

Бьются в небо родники берёз.

И гудят поленья, тянут выи.

Огонёк играет гребешком.

Догорают кольца годовые

Петушиным трепетным пушком.

Гляну в угол. Строгие иконы

Безотрывно смотрят на меня.

И поёт огонь, гудит и стонет,

Как гудит и стонет кровь моя.

НА РУССКОЙ ДОРОГЕ
                  Здесь русский дух в веках произошёл…
                                          Н. Рубцов
Меня здесь знает каждый муравей,
И каждый куст, и каждая сорока.
Задумалась о прожитом дорога
И солнце в лужах плещется по ней.

По ней – века – в туманах и крови,
И поступь уходящих поколений.
По ней струится столько сладкой лени,
Как в женщине, сомлевшей от любви!

В ней столько слёз прощальных – в дальний путь,
И в вечный путь – до ближнего погоста.
И потому она в крестах и звёздах,
Встречая нас, стоит в цветах по грудь.

Гудят шмели, где каторжник прошёл,
Где проскакало пламя Чингисхана,
Где под гармошку радостно и пьяно
Мужик в избу смолистую вошёл.

Снуют, как стрелы, юркие стрижи,
Болота дышат холодом и прелью,
Боровики сутулятся под елью.
Попробуй этот мир – перескажи?!

Здесь все века и каждого из нас
Хранит, как память, русская дорога.
А это поле и река у стога –
Немеркнущий, живой иконостас.

В СТАРОМ ДОМЕ
Как прежде ровен статных сосен шум.
Года – прошли, скорее – пролетели.
Я в дом вхожу, как будто в старый трюм –
Давно корабль уплыл от колыбели.

Но свет избы, желанный и родной,
И пятна солнца на полу дощатом
Все эти годы прожили со мной
И в трудную минуту были рядом.

Какой потерей полнится душа!
Как будто я стою на пепелище,
И вот душа всё что-то ищет, ищет.
На месте всё – и нету ни шиша.

Вздохнут сиротски форточка и дверь,
И по-сиротски скрипнет половица.
Они теперь до смерти будут сниться
Средь горьких неминуемых потерь.

Кровать, сундук и вековая пыль.
Не возвращайтесь в детские просторы!
Пусть давние леса твои и горы
Живут в тебе, как прожитая быль.

Но как влечёт в родимые места!
Как хочется из мира нажитого
Попасть туда, где у крыльца родного –
Отец и мать,
                        и жизнь твоя – чиста.

ПО РЕКЕ
Мимо правого, левого берега, сёл крутоярных,
Мимо тропок, сбегающих к серым мосткам у осок,
По кочующим волнам, поющим в осоках туманных,
Я плыву и плыву, как оброненный ветром листок.

Эти воды не раз над землёй поднимались парами
От жемчужных озёр, от рубах мужиков на полях,
От солдатских дорог, от горючей слезы моей мамы,
Но очистились небом – и крыши мокры на домах.

И очищены небом под окнами вишни и груши.
И плыву я, плыву, и роятся на сердце стихи.
Кабы так вот дождями и наши очистились души!
Кабы так вот очистились боли и наши грехи!

У тебя под окном муравей на травинке хлопочет.
У меня под окном развесёлая птаха поёт.
Что он хочет от нас этот мир золотой, что он хочет?
Я плыву по реке, и река подо мною плывёт.

И случайный листок проплывает то слева, то справа.
По загривку волны заревой растекается мёд.
Кто-то смотрит в прицел, выжидая гордыню и славу,
Кто-то завистью выжжен, а кто-то у брата крадёт.

В неустанной вражде берега затаились и воды,
Что же я, проплывая рекой, не пойму одного:
Ничего этот мир не желает, а только свободы,
И ещё, чтобы мы уважали за правду его.

И кукушка у дальнего бора о чем-то пророчит.
Огурцы под студёным туманом поникли плетьми.
Ничего-то от нас этот мир и не ждёт и не хочет,
Разве только, чтоб мы оглянулись и стали людьми.

* * *
Я оттуда, где ветры песками рябы,
Я – разбитый дождями просёлок.
Небеса – голубы, васильки – голубы
И глаза голубы у девчонок.

Мама, мамочка! Лес под зарёю горит!
Я оттуда, из этого чада,
Где языческий идол в тумане зарыт
За калёной церковной оградой.

Всё смешалось: молитвы смиренных стогов,
Фейерверк петушиного крика
И мордовские скулы крутых облаков,
И по речке моей — ежевика.

Ежевика, малина…  И там – над  рекой,
 Где пыхтит одинокая баржа,
Открывается сердцу простор и покой,
Древних звёзд неподкупная стража.

* * *
У отца – голубы глаза.
У отца отдохнуть нельзя, –
Всё рассказы и всё расспросы.
А за окнами – лес стеной.
А за окнами – свет льняной.
И о детстве шумят берёзы.

А отец мне: – Ну как живём?!
Хорошо ещё, что жуём.
Кое-как огородом сыты.
Вот вернули в Россию Крым –
Это правильно. Победим!
А свои старики забыты. –

Прогуляться пойду, взгрустнуть.
Память давняя стелет путь.
И луга под росой – белёсы.
Друг – уехал, другой – убит.
Звёздный рой надо мной гудит,
Волны катятся нетверёзо.   

За оврагом туман обмяк.
Всё как прежде, но всё не так.
Школа – вот она – дверь забита.
Дом соседский пошел на слом.
Туча тянется над селом.
Вилы ржавые  у корыта.

Возвращаюсь домой скорей.
 Но цепляет меня репей:
– Не спеши! Оглянись! Послушай! –
Нет в селе уже ни огня.
Только ветер и тополя,
И над полем – родные души.

Нет в селе уже ни огня.
Смотрит родина на меня
Из смородины, из рогоза.
Узнаёт меня, узнаёт,
Всё вопросы мне задаёт,
Окаянные всё вопросы.

Вот я в доме. Крадусь впотьмах.
Месяц – клювышком в тополях,
Дух черёмухи из потёмок.
Вот поднялся отец: – Приляг!
Ты скажи мне, сменили флаг… –

Голосок половицы тонок…
Ходит старость на белых ногах,
Чуть покачиваясь спросонок.

* * *
Двадцать первый век, перезагрузка.
Интернет и брат тебе, и друг.
Ну а мне роднее трясогузка
И туманом выбеленный луг.

Но уходят люди в дым экрана
И живут за призрачным «окном».
Иллюзорный мир всегда обманет,
Потому что Бога нету в нём.

Потому, намаявшись по веку,
Золотишком проторяя путь,
Либо вовсе сгинуть человеку,
Либо в сердце родину вернуть.

А у нас тут – синие озёра,
И на окнах – синие подзоры.
И на вишнях подсыхает пот.
Надо мною облака и ветки,
Подо мною и века, и предки.
И петух – букетом у ворот.

А ДОЖДЬ УШЁЛ
Луг отдыхает в тёплой неге.
Далёких молний белый хруст.
Весь мир – сплетение энергий
Галактик и любимых уст.

А дождь ушел. И в свежей сини
Кипит соломенный пожар.
Мерцают броши на калине,
Дымит над крышей белый пар.

И трясогузка-недотрога
Бежит с оглядкой на кусты.
Осталась мокрая дорога
И просветлённые  цветы. 

* * *            
Веслом листаешь волн страницы…
А прочитаешь, и поймёшь                       
Осоки шепот,  свист синицы,       
И леса утреннюю дрожь.

И путь полей меж перелесков,
Дороги пыльной непокой,
Герань за чуткой занавеской
И голос церкви за рекой.
                                                          
Ты в этом голосе услышишь           
И журавлиный  переклик,                  
Молитву бора над кладбищем     
И песни пращуров своих. 
            
А путь земной, где ветер свищет,     
Где славят юность соловьи,                
Доверь просёлку. Он  отыщет       
Дорогу  к людям и к любви.

И озаришься песней луга,
И разглядишь на вишне пот.
Сидит на солнышке старуха,
Слова невнятные жуёт.

И целый век – гремучий, грубый —
Преподнесут, как чудеса,
Её пергаментные губы,
Почти незрячие глаза.

Увидишь вдруг: за красноталом,
За камышовым ветерком
Заря – лоскутным одеялом,
Туман поречный – рушником.

* * *
Я осень тихую приемлю
Без рваных северных ветров,
Когда листва летит на землю
И гонит к стойбищу коров.

Ну и какие в том печали?
Всему на свете свой черёд.
– До встречи! – птицы прокричали.
– До встречи! – выдохнул народ.

И вышли все, и смотрят долго
На птиц, плывущих в небесах.
От луговины ветер волглый
Протаял слёзы на глазах.

– Курлы!.. –
                     И что же в том такого?
Простор. И журавлиный свет.
И всё ж душа рождает слово
О всех, которых с нами нет.

Кто так же пели и любили,
Хранили Русь, страдали с ней…
И вот однажды проводили
Своих последних журавлей.

Холмы пологие печальны.
Всему на свете свой черёд.
И звёздный берег – дальний-дальний
Молитву древнюю поёт.

* * *
В Новый год иду неторопливо.
Поклонюсь  божнице, прошепчу,
Чтобы все родные были живы,
Ничего  иного не хочу.

Разве б только донеслись до слуха
Песни вёсел по речной волне,
Разве б только, чтобы внук Илюха
Помогал скворечник ладить мне.

Чтоб травинку гусочка щипала
Неторопко около ворот,
Чтобы внучка куклу одевала,
Пела так, как мама ей поёт.

Просто всё, когда без потрясений.
С Богом в сердце так идти, идти
По весенней тропке, по осенней,
По снегами сбитому пути.

ПРОСТОР
Родина моя завивает на берёзах
Русые кудри пшеничных полей.

А что там, за ними: за лесом, трухлявыми пнями,
Оврагами рваными, волчьим полуночным воем,
За трепетным лугом, играющим в прятки с туманом,
За лёгкой косынкой реки под небесным крылом?
А что там, за пьяной дорогой, слезою солдатки,
Калёными листьями осени и журавлями,
За ягодой солнца, плывущей над щебетом птичьим,
За бабой Ягой и колючим её помелом?

И, словно очнувшись, услышим полыни в тумане,
Подковы звенящих созвездий,
Почуем печаль и надежду.
Уколят  калёные стрелы веков отзвеневших,
И, полнясь простором, уйдём в эту волю и даль.

По серой дороге в ромашках, лесною тропою,  
Иду, подпевая борам и реке, и осоке.
В родную избу захожу, где давно уже не был.
Здесь дышит простор моей памяти – жарко, в лицо.

Фотографии на стенке  изжелта-рябы. Вся родня моя  здесь: дядя Лёша коня запрягает, под окацией  с детской коляской отец мой и мама, улыбается крёстная, Фёдор гармонь развернул.   Вот и бабушка с дедом.  Смотрю я на них —  словно насквозь.  И тогда предо мной  вырастают полки и знамёна. И грома, и разоры и терпкие наши века…                    
И понятны становятся песни дождей перекатных. А вчера мне роса подмигнула с полыневой ветки, поднялась и взлетела над бором, где тысячи звёзд.
Неужели это снится
Ночью ветровой?
Вот изба, что колесница,
За коньком на крыше мчится,
Мчится, словно колесница, –
Тащит землю за собой.

И небо ржёт кипящей грозой!
Молнии дикие –  рвутся из глаз скакунов,
Что влекут на колёсах крутых облаков
Повозку Ильи Пророка.
Наотмашь и жестоко
Копытами золотыми
Сшибают они  дубы вековые
И ливней упругие гривы стекают по выям.

…А вот уж и тихо.
Здравствуй, простор!
Песня твоя одинока.
Песня твоя – Млечный Путь над избой
И репейник у края дороги.

Полюби себя, Русь!

Белой бабочкой пляшет под ветром сирень.
Улетай же! Лети!!!
В пышном облаке столько сирени!
Столько вишен цветущих!
И яблони ходят в садах,
И толкуют о чём-то…

А грозы всё катят каменья
По гортани небес.
Поколенья
Пролетают простором…

Кишками рыдают коты за щелястым сараем.
Муравьи друг за другом дорогу слагают пунктиром.
А всего-то желают пространство своё обрести.

Я иду по селу. Вот сосед мой копает картошку.
Улыбается, машет рукой: «Заходи! Уродилась!»
Захожу. А и впрямь уродилась: крута, желтобока.
Покурили.
Привольно на пахнущей потом земле!

Я иду по селу. Слышу груш колокольные звоны,
Бубны яблок – о землю, свирели ветров – по реке.
Колокольчик и клевер  кладут мне земные поклоны,
И дымок над избою к черничным зовёт пирогам.

Вот простор моей памяти, дали открытого сердца!
Осыпаются листья.
Люби себя, светлая Русь!
Ты повисла в рогожных мешках, словно хлебушек в сенцах.
Журавли пролетают – слезою счастливая грусть.

Эту даль не объять, не понять – только чуять и жить.
Мылит шею туманом сосна.
В паутине просёлков и тропок
Так легко заблудиться!
Луна синим  бисером шьёт узорочье лугов.

Тихо лодка скользит по реке.
И от вёсел волна убегает на берег песчаный,
Утихает, и плачет, и тает.
И мальчик бежит по тропе.
Жизнь его – впереди.
А вселенная дышит щемящею  песней простора
Равнодушно и холодно…

Только молитва – с тобой.

Поделиться: