КОНСТАНТИН ВАНШЕНКИН
МАЛЬЧИШКИ
Он был грозою нашего района,
Мальчишка из соседнего двора,
И на него с опаской, но влюблённо
Окрестная смотрела детвора.
Она к нему пристрастие имела,
Поскольку он командовал везде,
А плоский камень так бросал умело,
Что тот, как мячик, прыгал по воде.
В дождливую и ясную погоду
Он шёл к пруду, бесстрашный, как всегда,
И посторонним не было прохода,
Едва он появлялся у пруда.
В сопровожденье преданных матросов,
Коварный, как пиратский адмирал,
Мальчишек бил, девчат таскал за косы
И чистые тетрадки отбирал.
В густом саду устраивал засады,
Играя там с ребятами в войну.
И как-то раз увидел он из сада
Девчонку незнакомую одну.
Забор вкруг сада был довольно ветхий —
Любой мальчишка в дырки проходил, –
Но он, как кошка, прыгнул прямо с ветки
И девочке дорогу преградил.
Она пред ним в нарядном платье белом
Стояла на весеннем ветерке
С коричневым клеёнчатым портфелем
И маленькой чернильницей в руке.
Сейчас мелькнут разбросанные книжки —
Не зря ж его боятся, как огня…
И вдруг она сказала: – Там мальчишки…
Ты проводи, пожалуйста, меня…
И он, от изумления немея,
Совсем забыв, насколько страшен он,
Шагнул вперёд и замер перед нею,
Её наивной смелостью сражён.
А на заборе дряхлом повисая,
Грозя сломать немедленно его,
Ватага адмиральская босая
Глядела на героя своего.
…Легли на землю солнечные пятна.
Ушёл с девчонкой рядом командир.
И подчинённым было непонятно,
Что это он из детства уходил.
* * *
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул: – Есть махорка?.
А я ему: – Иди сюда!..
И мы стояли у кювета,
Благословляя свой привал,
И он уже достал газету,
А я махорку доставал.
Слепил цигарку я прилежно
И чиркнул спичкой раз и два.
А он сказал мне безмятежно:
– Ты сам прикуривай сперва…
От ветра заслонясь умело,
Я отступил на шаг всего,
Но пуля, что в меня летела,
Попала в друга моего.
И он качнулся как-то зыбко,
Упал, просыпав весь табак,
И виноватая улыбка
Застыла на его губах.
И я не мог улыбку эту
Забыть в походе и в бою
И как шагали вдоль кювета
Мы с ним у жизни на краю.
Жара плыла, метель свистела,
А я забыть не смог того,
Как пуля, что в меня летела,
Попала в друга моего…
БАЛЛАДА
О ПОСЛЕДНЕМ
Контролировал квартал
На подходе к дому.
Со стрельбой перебегал
От окна к другому.
Хруст извёстки. Звон стекла.
Тяжесть ног чужая.
Плохо то, что кровь текла,
Целиться мешая.
Он мечтал укрыться в тень,
Лечь в зелёной пойме…
Два патрона между тем –
Всё, что есть в обойме.
Под смородиновый куст…
Не будите скоро…
Только был патронник пуст,
Жалок стук затвора.
С ног внезапной пулей сбит,
Сжался под стеною,
И казалось, будто спит,
К ней припав спиною.
И настала тишина,
Но такого рода,
Что была поражена
Вражеская рота.
В оседающем дыму,
В городском квартале,
– Выходи по одному! –
Мёртвому кричали.
* * *
По горным кряжам, вырубкам и долам,
На краткий миг склоняясь над ручьём,
Шагал я с неудобным и тяжёлым
Противотанковым ружьём.
В ночи ориентируясь по звёздам,
Пуская ввысь махорочный дымок,
Привык себя считать я очень взрослым, —
Иначе б это выдержать не смог.
Я спал, постелью хвойною исколот,
Горело натружённое плечо…
Лишь в тридцать лет я понял,
что я молод,
Что сорок — тоже молодость ещё.
* * *
Первый ливень над городом лупит,
Тарахтит в водосточной трубе.
«Ах, никто меня в мире не любит», –
Врёт девчонка самой же себе.
Брызги тучей стоят над панелью,
А девчонка в квартире одна, –
Врёт от радости и от веселья
У раскрытого настежь окна.
Дождь с размаху по улицам рубит,
По троллейбусным крышам стучит.
«Ах, никто меня в жизни не любит!» –
Звонко голос счастливый звучит…
* * *
Хоть ты свой каждый ход
Цветною ниткой вышей,
Поэзия живёт
Естественностью высшей.
Огромная страна,
Бушующая вьюга,
Обычные слова,
Нашедшие друг друга.
НА УРОВНЕ ТРАВЫ
Не подняв ещё головы,
Ты на уровне был травы.
В положенье своём простом
В чистом поле лежал пластом.
Под дождём ты дрожал дрожмя,
Под огнём ты лежал плашмя.
То, что лёжа увидел ты,
Не увидится с высоты.
* * *
Не ожидала никак,
Сон уже чувствуя в теле,
Стоя с подушкой в руках
Возле раскрытой постели.
Сильно светила луна.
Ярко блестела рубаха.
Он постучал – и она
Похорошела от страха.
* * *
Ты добрая конечно, а не злая
Но только, не подумавши сперва,
Меня обидеть вовсе не желая,
Ты говоришь обидные слова.
Но остаётся горестная метка
Как на тропинке узенькой в лесу
Товарищем оттянутая ветка
Ударит очень больно по лицу.
* * *
Ах, как я больно с ней прощался,
Щекой к её щеке прижался
И лишь того не знал ещё,
Как, слёз моих не замечая,
Она задумчиво, скучая,
Смотрела за моё плечо…
* * *
… И чем друг другу не потрафили?
Прощаясь, глазом не моргнули.
Они друг другу фотографии,
Теперь не нужные, вернули.
Она ему подарки прежние —
Колечко с брошкой возвратила.
А он — её записки нежные,
Давно утрачена их сила.
Вот так в минуты расставания
Они в пустых и гулких стенах
Те давние завоевания
Меняли, как военнопленных.
РАННИЙ ЧАС
Туманы тают. Сырость лёгкая,
И, ёжась, вздрагивает сад.
Росинки падают неловкие.
Заборы влажные блестят.
Ещё лежит на травах изморось,
Не шелохнётся речки гладь.
И вся природа словно выспалась
И только ленится вставать.
* * *
Часто в осень холодную эту,
Стоя дома один у окна,
Я куда-то всё еду и еду –
Тени мечутся вдоль полотна.
За окном штормовая погодка,
И над полем распластанных трав
Тучи низкие движутся ходко,
Будто встречный товарный состав.
ВОЗЛЕ ЦЕРКВИ
Возле церкви жмётся нищий люд.
В чём, скажи, причина их стоянья?
Всё так просто: эти люди ждут
Подаянья после покаянья.
* * *
Право, это вовсе ничего, –
Вы, конечно, знаете и сами,
Просто ни с того и ни с сего
Вдруг глаза наполнятся слезами.
Молча смотрит девочка вокруг
На дома, на тихие берёзы,
На далёкий лес, на близкий луг
Сквозь увеличительные слёзы.
* * *
Полоска зари золотая
Горела меж елей, когда
Клубилась река, замерзая,
Пытаясь уйти ото льда.
Казалось, что эти морозы
Осилить её не вольны.
Но выросли утром торосы –
Посмертные маски волны.
* * *
Ночью веяло сыростью, лугом,
И, вступая в садов забытьё,
Я во тьме обострившимся слухом
Слышал сердце своё и твоё.
Непроглядною ночью глухою
Смутно видел свеченье лица.
Мои пальцы, встречаясь с тобою,
Были чуткими, как у слепца.
* * *
В теченье дня отвлечься взглядом,
Забыться сгоряча.
Но, пробудясь, не встретить рядом
Твоих – лица, плеча.
И пострашней воспоминанья
И Страшного суда –
Безжалостное пониманье,
Что это навсегда.
* * *
В поэзии – пора эстрады,
Её ликующий парад.
Вы, может, этому и рады,
Я вовсе этому не рад.
Мне этот жанр неинтересен,
Он словно мальчик для услуг.
Как тексты пишутся для песен,
Так тексты есть для чтенья вслух.
Поэт для вящего эффекта
Молчит с минуту (зал притих),
И вроде беглого конспекта
Звучит эстрадный рыхлый стих.
Здесь незначительная доза
Самой поэзии нужна.
Но важен голос, жест и поза
Определенная важна.
* * *
Не имея бумаги,
Вряд ли ищут чернила.
А лишившись отваги,
Взглядом рыщут уныло.
За оградой – дорога,
Да закрыта калитка…
Потерявшему Бога
Не нужна и молитва.
НИЩИЕ
Доносятся обрывки фраз.
Но – странно! – что б вы ни сказали,
Всё это было много раз,
Замешенное на скандале.
Пусть вам не нужен посошок,
Вы всё же несомненный нищий,
Что давится, раскрыв мешок,
Засохшею духовной пищей.
СТАРЫЙ ПОЭТ
Блаженствуя, поскольку жив,
А оппоненты жалки,
Сидит он, руки положив
На набалдашник палки.
Благоразумье и протест
Одновремённо выбрав,
Сидит он – сам себе подтекст
И сам себе эпиграф.