Марина Лазарева – член Союза писателей России, автор исторических романов «Ушедшие в никуда» и «Золотой трон», нескольких книг рассказов, повестей, очерков. Лауреат литературной премии имени И.И.Хемницера.

Марина Лазарева. Очерки

ТАМ, ГДЕ ЦВЕЛА АЙВА.

Полноводная Итиль ветвилась в этих местах несметным множеством рукавов, рек и речушек – готовилась к встрече с Хазарским морем. Не одну тысячу верст преодолела она ради того, чтобы полностью, всей без остатка раствориться в этом буйстве водной стихии. Пока Итиль пробиралась сквозь Великую Степь к своему суровому господину, она взрастила у своих берегов многие народы, напитала живительными водами, раскинувшиеся вдоль ее русла земли. Но самые щедрые богатства своих неисчислимых водоемов она подарила Астраханскому Ханству.
Нередко сюда приходили ногайские ратники, чтобы поживиться щедрыми трофеями, добытыми в сражениях с местными жителями. Влекло понизовье Итили и крымцев, и казанцев. Казахские ханы тоже не прочь были попытать удачу боевых сражений в низовьях этой могучей реки.
…В жаркой схватке астраханские ратники, меряясь молодецкой силой с неприятелем громили, непрошеных ногаев. Хрипели кони, скрежетали кольчуги, звенели мечи. Под тяжестью боевых палиц замертво падали воины. Над полем брани носился дух конского пота и человеческой крови, густо обагрявшей, выжженную суховеями, степную полынь.
В бой пошла пехота. Тяжелый обоюдоострый меч в руке Азгара, налево и направо щедро раздавал противнику увесистые удары. Воинский азарт притуплял ощущение опасности. Вкус битвы заставлял воина забыть об осторожности.
Внезапно Азгар ощутил тупой удар в висок. Голова закружилась, и ратник потерял ориентацию. Боль пришла не сразу. Что-то липкое, вязкой горячей каплей скатилось по щеке. Азгар потерял равновесие, и рухнул на землю. Шумело в ушах. Взор застилала кровавая пелена. Реальность теряла для Азгара всякий смысл. Он расстался с сознанием, которое вскоре, вместе с его душой покинуло бренное тело.
Битва шло не на живот, а на смерть. В этот раз астраханские ратники разбили ногаев наголову. Они стояли за свои семьи и свои земли. Всего в нескольких верстах отсюда расположилась столица Астраханского ханства. Обнесенная низкой стеной, она стояла на берегу Итили. Некогда, в более ранние века город процветал. В нем высились величественные здания, богатые базары принимали торговцев. Сейчас, в 873 году по хиджре, город сделался невелик. В нем осталось лишь небольшое количество глинобитных домов…
Саманный дом Азгара стоял на отшибе селения. Это позволило крестьянину отхватить у степи большой надел земли. Азгар, как и многие односельчане, засадил его айвой и виноградником. В его владении было небольшое стадо баранов, которые целыми днями паслись здесь же, неподалеку.
Весть о том, что астраханцы одержали верх над ногаями, облетела округу со скоростью птицы. Слишком уж близко от поселения шла битва. Ногаи отступили. Уцелевшие астраханские воины возвращались к родным очагам. Среди тех, кто не вернулся домой, был и Азгар. Единственный кормилец в семье, на его плечах лежала забота о жене и троих малых детях, которых Господь послал им одного за другим.
Патьма нашла Азгара, лежащим навзничь на, колючей от полыни, суглинистой земле. На его виске зияла, устрашающих размеров рана. Запекшаяся кровь, бурой высохшей коркой прикрывала обнажившуюся кость черепа. Патьма склонилась над мужем. Он не дышал — его душа уже покинула непригодное для жизни тело.
Погибших в бою похоронили на окраине большого бугра – на сельском кладбище. По древнему тюркскому обычаю их завернули в войлок и положили в вырытую могилу. По бокам могилы сделали уступы. На уступы поперек положили доски, которые застелили кожей и камышом.
С высоты холма, на котором несчастные нашли упокоение, открывался великолепный вид на реку Кизань. Бугор подходил прямо к ее быстротечному многоводному руслу. С другой стороны бугра, вдоль берега живой и полноводной реки Кигач, сокрытый от семи ветров, расположился большой караван-сарай.

Во всякую погоду и любое время года он служил путникам местом отдохновения в долгих странствиях из Азии в Европу. Путешественники, останавливаясь на постой, находили под сенью деревьев-великанов, чудом выросших на этой степной земле, прохладу и умиротворение. За щедрым дастарханом заезжие купцы обсуждали торговые дела, в то время, как их верблюды и лошади набирались сил после утомительного перехода. На вершине бугра Великий окоем раздвигал владения своих далей, и взору открывалась долина с домами сельских жителей, айвовыми садами, виноградниками, и стадами скота.

…Двести лет назад на эти земли пришел человек. Звали его Джаксарт. Среди сельчан выделялся он сметливым умом, и умением собирать вокруг себя людей. В ремесле своем Джаксарт слыл докой, и звался табунным головой. Люди уважали Джаксарта.
В селении жили не только татары. Здесь обитали казахи, ногаи. Селились на этих землях и русские. С их легкого слова Джаксарта стали величать Яксатом, и даже вверили ему в заслугу, что именно он основал село. Так оно или нет, может оно и выяснится когда. Да только село с тех давних пор носит имя табунного головы – Яксатово.
От Астрахани до Яксатово не больше семнадцати километров. Исстари расположилось село на берегу Кизани. Обросло подворьями, да садами с теплицами, сельскими магазинчиками и пятиэтажными многоквартирками. Извилистой асфальтовой лентой вьется сквозь Яксатово дорога. Торопится, спешит дальше, через Камызяк к низовым дельтовым селам. С чьей-то легкой руки разделила дорога Яксатово на две половинки. Отделила кизанскую часть села от его нагорной стороны, близко-близко прижалась к большим степным буграм. Туда-сюда снуют по дороге юркие автомобили, с шумом выдыхая из выхлопных труб отработанное топливо. Неспешно семенит вдоль обочины небольшая стайка домашних коз. Одинокая корова, глядя из-под лобья на мир, наполняет воздух зычным мычанием. Сколько всего за нечеловеческую жизнь повидали эти древние бугры! Сколько на их памяти событий, которые в народе давно стали легендами.

Вячеслав Васильевич — археолог от Бога. Народ, таких как он, величает самородками. Самородок, он самородок и есть. Любую диковину, скрытую от глаз людских под землей отыщет. Где копать, на какую глубину – все ему ведомо. Как у него это получается, лишь Господу Богу известно.
Попасть на яксатовский бугор я мечтала очень давно. Однако на все мои настойчивые уговоры, археологи единогласно говорили «нет», до поры оберегая великие тайны недр от нежелательных соглядатаев.
К концу осени работы на раскопе были завершены. Благо, успешному окончанию изысканий потворствовала и погода. До конца ноября природа баловала людей чистым солнечным небом и летней теплынью. Пролейся здесь в это время года хоть один мало-мальски серьезный дождик, поверхность бугра расквасилась бы под ногами чавкающей глинистой жижей. К первым холодам, которые робко, ненавязчиво напомнили людям о скором наступлении зимы, работы на раскопе были завершены. Поверхность бугра была изрезана и поделена на ровные квадратные углубления. Обычная для археологов работа, таким образом искать в земле тайны веков.
Моему взору предстали несколько захоронений. Человеческие скелеты, лежащие друг от друга на некотором расстоянии, были аккуратно расчищены от земли руками ученых.
-Это захоронение 15-го века, — пояснил мне Вячеслав Васильевич, — здесь находилось кладбище. К сожалению, древнее название бугра безвозвратно утеряно. В прошлом веке, да и по сей день, яксатовцы называют его Кызлар-тюбе – девичий бугор. Старожилы рассказывают, что прежде патриархальные устои мусульманства не позволяли молодым девушкам присутствовать на праздничных торжествах. Поэтому на бугре они устраивали свои девичьи гуляния.
Опытный археолог и большой знаток астраханского Понизовья, Вячеслав Васильевич рассказал мне много интересного. Оказывается, в 19-м веке этот бугор именовался Усун-тюбе, а яксатовцы славились тем, что выращивали на своих подворьях уникальный сорт айвы, превосходящий вкусом и ароматом лучшие кавказские сорта этого плодового дерева.
Стоя на вершине бугра, я окинула взором окрестности села. Вдали, возле самого горизонта, широкой лентой серебрилась Кизань. Она едва проглядывала между сельскими строениями и густыми зелеными кронами деревьев.
-Когда-то этот бугор тянулся до самого русла реки, а сейчас осталась лишь малая его часть, — услышала я за спиной голос одного из участников раскопок. Александр Юрьев, сотрудник астраханского музея-заповедника тоже принимал участие в исследованиях древнего захоронения, — в 15-м веке, во времена Астраханского ханства, поселок находился вон там, прямо под бугром, — Александр махнул рукой в сторону, — это лесистое место упоминается во многих средневековых источниках. Здесь стоял большой караван-сарай, а в пятнадцати-семнадцати километрах отсюда располагалась древняя Астрахань – столица Астраханского ханства.
Я посмотрела в сторону города. Мой взор выхватил из общей картины созерцания, работающие радары-локаторы астраханского аэропорта. С противоположной стороны Кызлар-тюбе, зияющей дырой раскинулся большой карьер Кирпичного завода. Не надо обладать какой-либо сверхинтуицией, чтобы понять – судьба древнего бугра уже предрешена. То, что веками не смогло сделать время, стало подвластно современному человеку. Совсем скоро Кызлар-тюбе будет стерт с лица земли. Здесь вырастет новый жилой массив, и мало кто задумается о былой жизни этой земли.
Древнее кладбище стало для астраханских археологов настоящим открытием. Вячеслав Васильевич подвел меня к одному из раскопанных захоронений:
-Мы нашли здесь останки мужчины. На вид, ему было около двадцати пяти лет, — пояснил мне ученый, — мы внимательно изучили его скелет и, по строению ног пришли к выводу, что он мало находился в седле. Значит, он вел оседлый образ жизни.
Как потом рассказали мне археологи, именно эта немаловажная деталь и перевернула все представления историков о жизни Астраханского ханства. До этого даже в научных кругах бытовало устоявшееся мнение, что вокруг Астрахани обитали только кочевые народы. Находки бугра Кызлар-тюбе помогли ученым сделать по-настоящему значимое открытие. Оказывается, 15-м столетии, кроме кочевых народов вокруг Астрахани селились и оседлые крестьяне, которые имели свои дома, вели хозяйство, выращивали виноградники, разводили скот. Они вели мирную жизнь, но иногда и в их размеренный быт врывались орды непрошеных завоевателей.
Вячеслав Васильевич присел на корточки над скелетом мужчины, и заботливо смахнул щеточкой пыль с его черепа, в котором зиял сквозной пролом.
-Возможно, этот молодой человек был задействован в каких-то военных событиях, которые проходили тогда вокруг Астрахани, — пояснил мне ученый, — ведь в средневековые времена Астрахань участвовала в разделе мира. Возможно, этот бедняга пал от руки неприятеля.
Я стояла над раскрытым погребением и постигала извечный закон жизни – всё на этой земле призвано рождаться, жить, и … помогать ученым-потомкам, по оставшимся крупицам изучать быт ушедших поколений. Такими ничтожными крупицами из яксатовского захоронения стали незначительные остатки следов войлока на костях средневекового человека. Как мне объяснили участники раскопок, при погребении на мужчину положили войлочный ковер. Оказалось, это очень древний обряд. Так хоронили своих близких кипчаки.
-Сами кипчаки являются основой для многих этносов – ногаев, казахов, и даже юртовских татар, — пояснили мне. Пока я с интересом ротозея-туриста глазела на обычный с виду скелет, археологи, страница за страницей раскрывали передо мной книгу истории моей земли, — на Кызлар-тюбе мы столкнулись с очень необычными захоронениями. Мы вынуждены были убрать из раскопа скелет девочки. Она лежала в очень странной позе. По каноническим законам руки у нее должны были располагаться вдоль тела, но они лежали так, словно кто-то душил ее, а она пыталась ослабить смертельную хватку, — археологи признались, что пока не могут доподлинно объяснить, что это такое, но по всему видно, что это некий магический обряд.
Магические обряды изучены очень плохо. Это всеобщие белые пятна истории, этнографии и археологии. И то, что удалось обнаружить археологам на яксатовском бугре, стало важным вкладом не только в историю астраханского края, но и в мировую культуру.
Вместе с археологами мы стояли над древним погребением и задумчиво смотрели на скелет молодого мужчины. Молчание прервал Александр:
-Много новых загадок загадал нам этот раскоп. На первый взгляд все просто: предки похоронили, закопали. Мы через пятьсот лет нашли. Так нет же! Рушатся устои, и мы уже не можем говорить, что во второй половине 15-го века здесь доминировал ислам. И расположение черепа, и сам обряд захоронения говорят о том, что в этот период времени люди только начинали принимать ислам. Еще не существовало четких канонов мусульманства и свежи были в народе языческие пережитки.
По мнению ученых Кызлартюбинское захоронение относится к 1476-му году, времени существования на этих землях Астраханского ханства. Его история, как и история средневекового периода 15-17 веков, остается в научных кругах задачей с бесконечным множеством неизвестных.
Я окинула взглядом окрестности Яксатово. Мое внимание привлекло сооружение на вершине соседнего бугра, расположившегося от Кызлар-тюбе на некотором расстоянии. Вячеслав Васильевич заметил мой неподдельный интерес:
-Тебя привлекло ауиле?
-Ауиле? Что это? – переспросила я археолога.
-Ауиле – святое место. По древнему преданию в святилище покоится святой Хызр. Говорят, некогда Хызр был царским сыном, но в юном возрасте покинул родительский дом и стал нищим странником. Все это он сделал для того, чтобы путешествуя по миру, помогать людям. Однажды Хызр нашел родник с животворящей водой, и, не подозревая о ее чудодейственных свойствах, напился из источника. Волшебная вода сделала Хызра бессмертным пророком. С тех пор Хызр, один из четырех угодных Богу людей, покровительствует странствующим по воде и суше. Однажды святой Хызр возвращался из Средней Азии в низовья Волги. По дороге его настигла земная смерть. Вместо того, чтобы придать Хызра земле, его попутчики положили усопшего на лошадь, оставив животное с тяжелой ношей посреди степи. Сколько времени лошадь несла своего бездыханного хозяина, сегодня сказать трудно. Но она пришла к переправе через речку Кигач. По понтону перебралась на другой берег и остановилась у подножия высокого бугра. На этом живописном месте росли высокие сильные деревья. Караваны, шедшие на запад и восток, непременно останавливались здесь. Здесь стоял караван-сарай. Сколько не пытались люди сдвинуть лошадь с места, она стояла, как вкопанная. Тогда люди решили, что тело Хызра должно покоиться именно на этом бугре. Там святого и похоронили. По периметру ауиле установили белые флаги – символ чистоты и святости, — Вячеслав Васильевич сделал небольшую паузу и посмотрел на небо. Оно было не по-осеннему чистым, — с тех пор Хызр покровительствует этой земле, охраняет ее от стихий и бедствий, — возобновил рассказ археолог, — Весной, чуть зелень покроет бугор, яксатовцы начинают полевые работы. Они верят – их святой помогает им, потому что испокон веков Хызр – символ возрождения природы и покровитель путешествующих. За белыми флагами вокруг ауиле люди ухаживают и по сей день. А бугор, так и называют Акбар-аклы – бугор с белыми флагами.
Сегодня на месте древнего караван-сарая – территория села Яксатово. Здесь до сих пор находят кирпичи, фрагменты средневековой утвари, черепки золотоордынской посуды. Это дает ученым право развенчать миф о двухсотлетнем возрасте Яксатово. Село существовало задолго до этого. Оно существовало и в период Астраханского ханства, и во времена Золотой Орды. Оно здравствует и поныне.
Моя экскурсия на Кызлар-тюбе длилась чуть больше часа, но мне показалось, что прошла целая вечность. Я потеряла счет времени. Передо мной, словно кадры кинохроники промелькнули события давно минувших столетий, тайны которых оберегало древнее захоронение.
Я взглянула на скелет молодого мужчины. Его проломленный череп смотрел на меня пустыми глазницами, и, словно улыбался отпавшей нижней челюстью. Он посылал мне безмолвный привет от жителей средневекового поселка. Вряд ли тогда, погибая на поле брани, Азгар догадывался о том, что через пятьсот лет его останки помогут ученым далекого будущего постигать тайны жизни его современников. Посланник из глубины недр и веков, он сделал все, что мог, для своих соплеменников и своих потомков. Теперь его кости беспомощно лежали на поверхности земли, а душа, бесплотной субстанцией вилась над раскопом. Она беспокоилась о будущем ее бывшего тела.
Над бугром высоко в небе с гомоном летела на юг запоздалая стая перелетных птиц. Душа Азгара, метнулась было за стаей, но задумалась, остановилась, и осталась парить над раскрытым погребением.
-Надо бы перезахоронить останки, — вдруг донеслось до моего слуха.
-Зачем? – возразил кто-то из участников экспедиции, — никогда этого не делали. Это же отработанный материал, кости!
-Но эти кости, пусть даже пятьсот лет назад, принадлежали человеку. Мы потревожили место его упокоения.
-И то верно, — подхватил кто-то из археологов, — три года назад на раскопах в Сарайчике в Казахстане погребения перезахоранивали.
-Ну и что, кто-то один перезахоронил. А нам зачем?
-Ни кто-то один. Просто в Сарайчике это сделали впервые. Пусть мы будем вторыми, кто-то третьим. Так это войдет в привычку. Останки людей должны иметь место упокоения.
Пока участники экспедиции решали, как надо поступить с отработанным материалом, душа Азгара металась над раскопом. Сколько знала она подобных примеров! Сколько перевидала душ, лишенных упокоения!

Путь до бугра Миит-тюбе был недолог – всего несколько минут на отечественных «Жигулях». В багажнике несколько кипенно-белых мешков. Здесь, на яксатовском кладбище останки из кызлартюбинского раскопа обретут новое место упокоения – одно на всех. Так решили участники экспедиции. Кем были эти люди по вероисповеданию? Теперь сказать трудно Но, их всех решили похоронить по мусульманскому обряду.
Мулла вознес молитву Аллаху. Обратив ладони к Небесам, присутствующие внимали его протяжному монологу. Душа Азгара находилась здесь же. Рядом с ней, над свежевырытой могилой парили еще несколько таких же, как она, субстанций. С каждым словом муллы, с каждой брошенной в могилу горстью земли, душе Азгара становилось все спокойнее. Она знала – люди чтущие память предков, имеют будущее…
Вот уже поставили столб с памятной деревянной дощечкой. Вот последний удар лопаты завершил утрамбовку могильного холма. Вот оборвалась песнь муллы…
Душе Азгара все легче и легче. Она вознеслась над кладбищенским бугром, над селом Яксатово, и вспомнила все то, что было на этой земле много веков назад. Вспомнила все то, чего пока не знают археологи, то, что возможно навсегда останется великой тайной Астраханского ханства.

ЛЕВАЯ КОЛОННА

Много лет минуло с того далекого дня, когда голос в репродукторе впервые разрезал рассветное утро 22 июня 1941-го года роковыми словами: «От Советского Информбюро…».
Виктор Николаевич Подгорнов прошагал трудными верстами Великой Отечественной войны от Сталинграда до Берлина без единого тяжелого ранения. Лишь однажды, осколок наряда, разорвавшегося вблизи, оставил над бровью небольшую отметину. Во время Сталинградской битвы, вместе с боевыми товарищами он повернул ход Второй Мировой Он освобождал Польшу и брал Рейхстаг.

Сегодня Виктору Николаевичу Подгорнову – ветерану Великой Отечественной войны, — за девяносто, но через всю жизнь он пронес суровые годы своей юности, которую отдал Родине, освобождая ее от фашизма. В арсенале его наград Орден Красной Звезды, два ордена Отечественной войны, международный орден «За вклад в Победу», медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За освобождение Украины», За освобождение Белоруссии», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина». Виктор Николаевич Подгорнов участник Парада Победы 2010-го года и почетный гражданин Астрахани.

На Нижнюю Волгу весна приходит рано и быстро, но еще стремительней превращается она в лето: знойное, жаркое. Весна 42-го стала для Виктора Подгорнова особенной. Весной 42-го он закончил десятилетку в родном селе Икряное, и вот теперь чувствовал себя самостоятельным взрослым человеком.
Уже целый год на советской земле шла война с немецкими захватчиками. Уже целый год страна жила особенной суровой жизнью военного времени.
ИкрЯное обезлюдело. Почти все, кто мог держать в руках оружие, ушли на фронт. В селе остались лишь женщины, старики да малые дети.
Уже целый год Виктор не находил себе покоя. Его сердце было там, на полях сражений Великой Отечественной, куда один за другим, покидая отчий край, уходили и взрослые икрянинцы, и его сверстники. Но вот, наконец, он получил аттестат зрелости, и мог, теперь, как и его односельчане встать на защиту Родины.
В райкоме комсомола Виктора Подгорнова встретили не с тем оптимизмом, на который он рассчитывал.
— Сколько Вам лет? – пристально глядя сквозь очки в круглой роговой оправе, поинтересовался человек, к которому Виктор обратился с просьбой отправить его добровольцем на фронт.
— Шестнадцать.
Человек покачал головой и вздохнул:
— Вот исполнится семнадцать, тогда и приходите…
— Но мне семнадцать шестого сентября, и потом, я секретарь школьной комсомольской организации, я должен, — не унимался Виктор…

…Шестого сентября 42-го года, Виктор Подгорнов вновь открыл двери райкома.
— Мне исполнилось 17, — выдохнул Виктор.
Тот же человек в круглых роговых очках оценивающе взглянул на юношу и снял телефонную трубку:
— С Вами говорит Икряное. Тут у нас один товарищ настойчиво просится на фронт, — и, выслушав ответ на том конце провода, обратился уже к Виктору, — в Астрахани формируется кавалерийский полк. Если есть желание, зайдите в военкомат, там Вам скажут, что делать дальше.
Отдельный кавалерийский полк формировался в селе Татарская Башмаковка, куда на следующий день и приехал Виктор Подгорнов. «Человек образованный – за плечами «десятилетка», — так решили в Татарской Башмаковке, — но еще немного знаний — не помешает. Неделю поучится – будет командиром. После окончания краткосрочных курсов младших командиров Виктор Подгорнов был зачислен в пулеметный эскадрон командиром пулеметного расчета станкового пулемета «Максим».
А на передовой в это время войска вермахта наступали на Сталинград. В конце августа 1942-го года 6-ой армии генерала-полковника Фридриха Паулюса удалось захватить плацдарм северо-восточнее Калача, и, прорвавшись к городу, окружить его с запада и севера. Немцы штурмовали Сталинград в течение двух месяцев. Город лежал в руинах, но сломить оборону фашистам так и не удалось. 19 ноября наши войска начали контрнаступление, и 6-я армия вооруженных сил нацистской Германии была окружена. Чтобы Паулюс не смог прорвать кольцо окружения и уйти на соединение со своими войсками, необходимо было создать внешний фронт обороны.
Военный эшелон, следующий в направлении Сталинграда, высадил их в открытой степи близ станции Котельниково. Пронизывающий ветер бесцеремонно пробирался под одежду и хлестал в лицо. На тридцатиградусном морозе заиндевевшие от холода пальцы едва шевелились. Но командир пулеметного расчета с танкового пулемета «Максим» Виктор Подгорнов выполнял приказ. Он и его боевые товарищи, должны были оборудовать пулеметными точками, вверенный им, двухкилометровый участок линии внешнего фронта, протянувшийся вокруг Сталинграда почти на триста километров. Сюда, в запорошенную и заснеженную степь не доходили ни полевые кухни, ни медсанбаты. Остатки затерявшихся в вещмешках сухарей солдаты делили по-братски.
Всю ночь Татьяне Ивановне – матери Виктора, снились оглушающие взрывы снарядов, свист пуль, смешанный с завыванием ветра, стоны раненых. Она проснулась в холодном поту. Ее встретило тихое сельское утро. Словно и не было войны. Но в это обманчивое чувство вкрадывалась непреодолимая тревога за сына. Татьяна Ивановна обхватила лицо руками. Нет, она не плакала, слез давно уже не было, — она молила Бога уберечь ее сына от смерти. Она молила от себя и от многих матерей, не только о своем Викторе, но и о всех сынах многострадальной Святой Руси.
Армия Паулюса пала. Фельдмаршал Манштейн, пытавшийся деблокировать войска вермахта не дошел до Сталинграда всего 35 километров. Но цена этой победы, как и многих других побед Второй Мировой была слишком высокой. На полях Сталинградского сражения остался лежать почти весь кавалерийский корпус, в котором служил Виктор Николаевич Подгорнов.
У солдата нет адреса, лишь номер полевой почты заставляет почтальона, сбиваясь с ног, искать адресата. И блуждает весточка из дома по минным полям и непроходимым болотам, засадным лесам и понтонным переправам многие месяцы и версты через линии фронтов и тылы врага. А солдат идет, не оглядываясь назад, оставляя за собой отвоеванные пяди родной земли.
Виктору Подгорнову было всего семнадцать, когда, отвоевав у фашистов Сталинград, он и его товарищи повернули ход Великой Войны в сторону победы русского солдата, и немногим больше, когда в составе советских войск возвращал он Родине Курск и Орел, осуществлял белорусскую операции «Багратион» и освобождал Восточную Украину. Он форсировал Вислу, Одер и три раза — Днепр.
Приказы не обсуждаются. Лоевский плацдарм нужно удержать, во что бы то ни стало. Удержать, но не брать. Впереди деревня Дубровка. Кавалерийский полк перешел в наступление. Часть полка укрылась в густой зеленой рощице. Виктор Подгорнов чувствовал – опасный лесок, ненадежный.
— Вперед, — скомандовал он своим солдатам.
«Там, через поле, торфяные разработки. Там можно зацепиться», — думал Виктор.
Землю щедро поливал смертоносный свинцовый дождь. Не все добрались до выкопанной при добыче торфа ямы, но, для оставшихся в живых, она стала спасением.
Виктор прыгнул в яму и втащил за собой пулемет. Теперь можно перевести дух. Где-то совсем рядом били минометы и взрывались снаряды. Виктор оборудовал позицию, и тут, раздался грохот артиллерии. Снаряды рвались один за другим, прямым попаданием уничтожая рощицу.
Бой выдался нешуточный и жаркий. Виктор строчил из пулемета, не замечая, как огонь врага, одного за другим косил его боевых товарищей. Уже ночью, какой-то офицер валился в яму к Виктору и передал приказ командира: «Оставаться на занятых позициях. Наступление на рассвете». Как пришел, так и ушел: незаметно, невзначай – в ночь. Больше Виктор этого офицера не видел. Остался лишь приказ…
«Утро вечера мудренее», — гласит народная мудрость. Наутро Виктор понял – в живых он остался один. Рядом с ним лежал убитый пулеметчик.
Тишина давила на уши совсем недолго. Едва солнце оторвалось от горизонта немцы пошли в атаку. Виктор открыл встречный огонь. Его одинокий пулемет строчил, остервенело отбивая штурм врага. Виктор увидел, надвигающийся на него немецкий танк. Время на раздумья не было. Виктор вынул из чехла гранату и вставил «запал».
…Татьяна Ивановна вздрогнула. Ей вдруг показалось, сын окликнул ее. «Господи, — взмолилась женщина, — спаси сыночка моего и сохрани, не за себя прошу, за не рожденных его детей…». Сердце матери бешено колотилось. Казалось, оно чувствовало запах смерти. «Господи…»
Виктор облегченно выдохнул. Немец не заметил его. Танк прошел мимо, а не пригодившаяся граната со вставленным запалом, так и осталась стоять около пулемета. Время шло томительно медленно. Вокруг ни единой живой души. И надо выжить. Но жизнь солдата на войне стоит мало. Главное, чтобы любой ценой солдат защищал Родину. Виктор это знал. Он держался, — сколько мог, но немцы наступали. Откуда брались у, оставшегося один на один с врагом, Виктора Подгорного силы? Он об этом не думал. Но в одиночку он сумел отбить две вражеские атаки. И остановил наступление фашистов.
Приказ №227 «Ни шагу назад», никто не отменял. За нарушение Виктору грозил трибунал. Однако пошли вторые сутки его одиночества, и оставаться на огневой точке не было смысла. Наутро, оставшийся в живых командир пулеметного расчета Виктор Подгорнов решил выбираться к своим. Он прикрепил пулемет к ноге и пополз. Обремененный тяжестью пулемета, с трудом преодолевая каждый метр, Виктор решил спрятать пулемет в первой попавшейся воронке от снаряда. Виктор запер пулемет на замок. Запертый пулемет, что груда железа. Он взял ключ с собой и начал пробираться к своим. Он полз, а в его полевой сумке лежала старая знакомая противотанковая граната со вставленным «запалом».
…Усталость Виктор ощутил, когда добрался до своих. Он проспал в каком-то неглубоком окопчике около суток, а когда проснулся, почувствовал, — что-то давило в бок. Старая знакомая противотанковая граната, готовая к действию еще трое суток назад, уперлась «запалом» в кожух сумки… Виктора обдало холодным потом. Еще бы чуть-чуть, и…
14 апреля 1945-го года наши войска после артиллерийской подготовки начали наступление в сторону Завьяловских высот.
Завьяловские высоты – ключ к Берлину. От Завьяловских высот до Берлина – 80 километров. Но Завьяловские высоты еще только предстояло взять.
Эти дни Виктор Подгорнов не забудет никогда. Трое суток, шаг за шагом, метр за метром выдирали советские солдаты из фашистского логова свободу и жизнь порабощенной Европе. Сколько солдат погибло в тех кровавых боях, не знает никто, потому что не было счета сложившим головы. Отвоеванный на окраине Берлина аэродром Темпельгольф, еще не Берлин, а взятая нашими бойцами вилла Ребентропа – не Рейхстаг. До Рейхстага еще пробираться и пробираться, ползти и ползти, отстреливаться и отстреливаться. Из каждого окна, из каждого подвала и этажа строчили пулеметы, летели противотанковые гранаты, фаус-патроны и бутылки с горючей жидкостью. Пробираться к Рейхстагу по улицам Берлина, значит обрекать себя на неминуемую гибель. Вся боевая техника практически уничтожена.
Захватили дом. Виктор бросил гранату. Взрыв!.. Дыра в стене – возможность двигаться дальше. Еще взрыв, и еще шаг… И так без устали и отдыха… 100 метров в сутки, не больше – больше невозможно, очень уж яростно немцы отстаивали Рейхстаг.
…Из девятисот бойцов батальона их осталось не больше сотни, а до Рейхстага – метров четыреста. Батальон Виктора получил приказ занять позицию. Ни патронов, ни снарядов, ни боеприпасов. Через них к Рейхстагу проходили вторые эшелоны, колонны машин, а они держали оборону. И так день за днем уже трое суток.
Виктор бросил взгляд на Рейхстаг. Флаг!.. Над куполом Рейхстага развивался алый флаг! У Виктора перехватило дыхание. «Победа», — еле слышно прошептал он, — «Победа»…
Наступление на Берлин. Это было самое мощное и грандиозное контрнаступление Второй Мировой. С этим контрнаступлением заканчивалась Великая Отечественная война.

Утро второго мая выдалось на удивление солнечным. По улицам Берлина следовал немецкий легковой автомобиль. На двух языках – русском и немецком – голос представителя немецкого командования, раз за разом вещал через репродуктор приказ Главнокомандующего обороной Берлина генерала Вейдлинга: «По согласованию с Верховным Командованием Советской Армии приказываю прекратить сопротивление и сдать все оружие».
Вот он — Рейхстаг. Как долго Виктор шел до него, пешком, через всю Россию и Европу. И вот она – эта поверженная святыня третьего Рейха всего в нескольких шагах от него — девятнадцатилетнего русского солдата.
Их батальон подступил к стенам Рейхстага 2-го мая 1945-го года. Виктор поднялся по ступеням, подошел к левой колонне около входа и тронул холодный каменный колосс. Его взгляд упал на старый ржавый гвоздь, валявшийся под ногами. Виктор поднял гвоздь, задумался и нацарапал на холодном каменном теле колонны: «Я – Подгорнов В.Н. из Астрахани. 2 мая 1945года»…

Мы так давно, мы так давно не отдыхали.
Нам было просто не до отдыха с тобой.
Мы пол-Европы по-пластунски пропахали…

Слова этой песни про них – советских солдат Второй Мировой, солдат, с лихвой хлебнувших тяготы фронтовых дорог и военных будней, потерявших в сражениях миллионы боевых товарищей, но сохранивших надежное плечо фронтового друга и единство.
Единство… Людям не дано предугадать Промысел Божий, но в стремлении победить наши отцы и матери, деды и бабушки, прадеды и прабабки были едины, и это единство привело их к Победе. Если бы иначе, кто знает, у чьих бы ног лежал сейчас поверженный Мир!
Рейхстаг пал. Великая война завершилась, но мир еще нужно было удержать, и это тоже должен был кто-то делать. Из Германии Виктор Подгорнов вернулся домой лишь в 1953-м году. Долгие восемь лет он отдал работе в контрразведке «СМЕРШ», служил в органах МГБ и КГБ СССР в Германии. Ему была поручена деятельность по обнаружению завода по производству ракет ФАУ-2 и обеспечение отправки их в Советский Союз. Он разыскивал и выявлял бывших сотрудников немецких разведывательных органов АБВЕР, внешней разведки, Гестапо, вербовал агентуру, необходимую органам МГБ и КГБ СССР для выполнения своих оперативных задач. Ему предлагали и далее остаться работать за границей, но он выбрал Россию. Ему предлагали поселиться в столице, но он остался верен Астрахани. Он и сейчас живет рядом с нами. Человек-легенда. Солдат Второй Мировой.

ЗЕМЛЯ САРАЙСКАЯ

Сколько существует жизнь на земле, столько существует и стремление людей к мировому господству. Великие правители мира – Чингизхан, Тамерлан, Гитлер… При одном упоминании этих имен содрогается сердце. Каждый в свое время, поработили они полмира. Но их время ушло, и мир скинул оковы ига, всякий раз, вновь и вновь возрождаясь для новой жизни. Непобедимых никем, великих завоевателей всех времен и народов победило Время – истинный властелин Земли. Убирая с мировой арены, отыгравшие свои роли цивилизации, оно (время), слой за слоем присыпало их останки песком забвения. Проходят годы, столетия и тысячелетия, прежде чем открываются глазу археологов мизерные крупицы, процветавших некогда на земле Великих культур.
Понизовая волжская степь. От Волгограда до Астрахани вдаль и вширь раскинулась она свои дали. Куда не бросишь взгляд – всюду раздолье, с горчинкой полыни и пряным ароматом солодовника. Ничто не мешает восходам и закатам обагрять степной простор жаркими лучами южного солнца. Некогда, в разные времена, эти земли изобиловали городами. Итиль, Сарай, Сумеркент, Хаджи-Тархан… Кто, хоть раз в жизни не слышал их славных имен?! Их названия говорят о могучих цивилизациях, существовавших в этих местах задолго до нас.
Есть в Харабалинском районе Астраханской области близ села Селитренное одно очень живописное местечко. Красная горка, или Красный Холм прозвали его местные жители. Закатное солнце, отбрасывая на отвесный склон холма последние дневные лучи, обагряет его суглинистые почвы красным светом.
Красный Холм таит в себе многие тайны. Посмотрев с самого его обрыва вниз, взору открывается великолепный вид на Ахтубу. Здесь Госпожа История оставила людям подсказку. У самого подножья холма старое русло реки. Оно напоминает о себе небольшими озерцами, густо поросшими рогозом. Такой была Ахтуба семьсот лет назад. За семь столетий отодвинулась она от холма на целую милю.
Семь веков назад вдоль берега Ахтубы добрый десяток километров тянулся большой торговый город Сарай ал-Махруса – столица Улуг-Улуса, или Улуса-Джучи, более известного в народе, как Золотая Орда. Сарай Бату, всё чаще называют этот город наши современники. Если, стоя на краю обрыва, повернуться к Ахтубе спиной, взору откроется лишь степь и тоненькая полоска виднеющегося вдали озера. Воды озера соленые и целебные. Они излечивают от недугов кожи и суставов.
В 13-м – 14-м веках эти земли были застроены городскими кварталами. Жители золотоордынской столицы пользовались канализацией и водопроводом. Система теплых полов, которая в нашем обществе считается достижением современной цивилизации, была хорошо известна в средневековом Сарае. Здесь были общественные бани и туалеты. Наряду с саманными хижинами и сырцовыми строениями, в городе высились дома из обожженного кирпича и дворцы с изразцовыми и мозаичными стенами. Многонациональный и многоконфессиональный город вмещал в себя тринадцать мечетей, православные церкви и буддистские храмы. Сегодня все здесь напоминает, о кипевшей в этих местах жизни. На поверхности земли осколки керамической посуды, фрагменты изразцовых стен и золотоордынских кирпичей. Но запустение, которое, на первый взгляд, царит здесь – лишь видимость. Эти земли заповедные. «Селитренное городище» — так называются останки Сарая ал-Махруса сегодня. Памятник истории и археологии федерального значения, Селитренное городище находится под охраной государства.
В течение почти полувека, с 1961-го года работала на этих землях Поволжская экспедиция института археологии РАН. Кропотливо, шаг за шагом, археологи снимали слой за слоем, чтобы открыть взору то, что время тщательно скрывало от людей столько столетий. Много понадобилось труда, чтобы осознать все масштабы былой культуры. А культура действительно была мощной. Сюда съезжались путешественники, творили мыслители и поэты. Здесь был торговый город, изобиловавший купцами и ремесленниками. До сих пор в больших количествах находят в этих местах несметное количество керамической утвари, остатки жилищ и останки захоронений. Почти в первозданном виде сохранилось немалое количество огромных сосудов – хумов. В средние века в таких посудинах хранили воду, зерно и сыпучие продукты. Хумы закапывали в землю, оставляя на поверхности лишь горловое отверстие. На каждом хуме печать – тамга. Судя по тому, что клейма, встречающиеся на многочисленных сосудах одинаковые, археологи предполагают, что в городе велось большое гончарное производство.
Некогда Сарай ал-Махруса был одним из крупнейших городов средневековой Евразии. Сегодня — это один из крупнейших археологических объектов России. Его площадь более двух тысяч гектаров. Крупнейшим туристическим центром ему еще предстоит стать, и тогда, он сможет принять за сезон до четверти миллиона туристов. Сарай ал-Махруса обретет свое второе рождение. Кого-то будет радовать пополнение региональной казны и развитие в этих местах туристического бизнеса, кто-то будет рад приобщиться к историческому прошлому своей земли, кто-то приедет сюда соприкоснуться с ушедшей мировой культурой. Несомненно, одно, – все мы имеем великое наследие, дарованное нам предками. Богатая культура золотоордынской эпохи, культура большого торгового города – Сарая ал-Махруса, часть нашей культуры, которую мы, современные жители Поволжской Степи, не имеем право утратить. Спасибо Времени, что оно сохранило до нас эту значимую часть его Великой истории.

БЕШЕНКА

Говорят, есть такой микроэлемент, необходимый для организма человека, который содержится лишь в селедке. Наверно, мой организм потребовал от меня восполнения запасов именно этого микроэлемента, когда я проходила вдоль рыбных рядов одного из многочисленных астраханских базарчиков. Мне хотелось не атлантической селедки, которая несметными копями лежала на торговых прилавках, а нашего каспийского залома. Поблуждав взглядом по селедочным россыпям, я всё же заметила скромный прилавок с волжской селедкой.
— Что-то выбор невелик, — посетовала я, спрашивая продавца о цене, — да и товар дороговат.
— Да, ныне местная селедка редкость. Нет рыбы…
К прилавку подошел пожилой человек весьма почтенного возраста:
— Взвесьте и мне, вон ту селедку, — обратился он к продавцу.
Продавец назвал цену. Старик вздохнул и выложил положенную сумму.
— Раньше, в XIX веке, в Астраханской губернии сельдь ловилась в огромном количестве, — обернулся он в мою сторону, словно искал сочувствующего собеседника, — каждую весну вылавливали около 400 миллионов голов, — речь словоохотливого пенсионера была немного старомодной, что сразу вызывало интерес. Заметив, как от удивления округлились мои глаза, старик продолжил, — да, да, я не оговорился. Благодаря такому количеству и низкой цене, селедка была важным питательным продуктом для въездного населения Астраханской губернии. Рыбы было столько, что солить её не успевали и она, пролежав по несколько дней, шла в посол уже с душком.
— А откуда Вам всё это знаете? Времени-то, больше века минуло, – заинтересовалась я рассказом пожилого мужчины. Сама не зная почему, я не спешила проститься с неожиданным собеседником. Его рассказ захватил меня. Да и мужчина оказался словоохотливым. Мы сели на лавочку под сенью раскидистого ясеня.
— Мой дед был санитарным врачом. На Астраханские рыбные промыслы ежегодно стекалось более 50 тысяч рабочего люду, который Надлежащего медицинского надзора и помощи не было. Потому, во избежание эпидемий Комитет каспийских и тюленьих промыслов, направил в Низовья Волги особого санитарного врача. Таким врачом и был мой дед. Наша семья тогда не жила в Астрахани. В старых дедовских документах сохранилась копия его рапорта от 1887 года Комитету каспийских и тюленьих промыслов о положении дел на астраханских промыслах. Работа на рыбных промыслах была очень тяжелая. Работали здесь мужчины, женщины и даже дети. Но детей на промыслах было очень немного. Самая главная и трудная работа для мужчин-рабочих заключалась в тяге неводов. По контракту рабочие должны были вырабатывать по 4-5 тоней в сутки, на что требовалось от 10 до 15 часов. Всё это время рабочие находились в воде, несмотря ни на какую погоду. Хозяева промыслов всегда нанимали на работу 3-4 запасных человека на 10 работающих, на случай болезней. Случалось порой, что половина нанятых рабочих в течение путины заболевала, хотя для тяги неводов выбирались самые сильные и здоровые люди. Сама артель не брала к себе слабых, зная какой труд им предстоял. А болели рабочие из-за того, что имели плохую одежду, плохие бахилы и онучи, которые шились из плохой кожи и пропускали воду. Хозяева промыслов должны были выдавать рабочим кроме бахил, ещё и промасленные куски грубого дешевого сукна и кожан, но это требовало определенных затрат. На это хозяева шли неохотно. Неводные рабочие в артели не имели места, где бы могли согреться и высушить одежду до окончания работ. Обитали в шалашах или землянках. Грелись и сушили одежду около костра, порой, раздеваясь до наготы. Но были и здоровяки, выдерживающие без болезней по несколько путин. Во время сильного хода рыбы, тяжелее становилось вдвойне, рабочим приходилось тянуть невод, сильно обременённый рыбой. При таком труде и скудной однообразной пище, рабочие просто выбивались из сил. Хозяева промыслов удерживали рабочих прибавкой жалования, а иногда и подачками водки. Но при всём этом, хозяева всё равно считали их недобросовестными лентяями.
К нам подошла цыганка с ржавой сушеной воблой в руках, пытаясь продать залежалый товар.
— Иди, милая, своей дорогой, — оторвался от рассказа старик, — иди, нам не надо.
Цыганка, понимая, что на нас не ей разжиться, наметила другую “жертву” и вальяжно “поплыла” к ней.
— Работа женщин на промыслах, — продолжил мой собеседник, провожая взглядом цыганку, словно его рассказ был о ней, — состояла в резке рыбы, укладке её в лари и чаны в выходах, то есть в ледниках, в развешивании рыбы на вешелАх. Женщины также работали по 10-15 часов. Одевались они в такую же плохую мужскую одежду. Из-за этого простужались, работая ранней весной и поздней осенью в сырости на плотах или выходах. При резке рыбы женщины часто кололи себе пальцы. Хотя уколы были незначительные, но кончались они порой плачевно из-за грязи и несвоевременной врачебной помощи. При посолке рыбы соль сильно разъедала руки работниц. Работу прекращать было нельзя. То же самое касалось и мужчин, которые кололи пальцы крючками. Порой это приводило к ампутации пальцев, а иногда и к смерти из-за заражения. На промыслах почти не было медицинской помощи. Кое-где были лекари, но это были полуграмотные отставные военные фельдшеры.
Увлеченная рассказом пенсионера, я незаметно для себя окунулась в атмосферу той, давно ушедшей жизни людей на рыбных промыслах дореволюционной России. Мне представлялись то рыбаки, тянущие невод, стоя по пояс в холодной воде, то женщины с изъеденными солью руками, занятые посолом рыбы, то дети, столь рано познавшие непомерную для них тяжесть промыслового труда.
— А где жили рабочие во время сезонных работ на промыслах? – спросила я своего собеседника.
— На промыслах чаще всего селились женщины и дети, и лишь небольшая часть мужчин. Мужчины в основном жили на тонях, в местах, где тянут неводы. Люди на промыслах жили в деревянных казармах или в землянках. Казармы почти все были ветхие, грязные и тесные. Рабочие проводили здесь всё время отдыха по 8-10 часов. Из-за большого скопления народа, из-за испарений от мокрой рабочей одежды, которую здесь же и сушили, воздух был невыносимо тяжелым и зловонным. Особенно в мужских казармах, где кроме мокрого белья было много смазанных дегтем бахил. Невозможно было находиться в казармах более пяти минут, начинала кружиться голова и появлялась тошнота. На тонях же, рыбаки жили лишь в землянках, где не было ни печей, ни окон. Да и спали почти на голой земле.
Пенсионер прервал свой рассказ. Его взгляд был устремлен куда-то в даль, словно окунаясь в реку времени, он плыл по её водам, слившись с единым течением событий прошлой жизни. Наверно ни раз, и ни два, перечитывал он записи, оставленные его дедом — младшим медицинским чиновником, доктором медицины Иваном Семеновичем Стабровским.
— В Астраханской губернии, — продолжал пенсионер, — не было ни одной местности свободной от малярии. Но в дельте Волги, близ устья, малярия свирепствовала сильнее. На промыслах бушевала и цинга. Происходило это частью от изнурительного труда, а в основном из-за скудной и однообразной пищи, которая состояла в основном из рыбы, печеного хлеба, небольшого количества пшена и кирпичного чая. Но настоящим бичом был сифилис, который процветал на промыслах благодаря низкой нравственности, различным существующим здесь сектам, приветствующим легкие связи. Как это ни кажется странным, но поднятию нравственности на промыслах способствовало обнищание народа. В хорошие годы на промыслах работали лишь отчаянные женщины – молодые вдовы, солдатки, женщины покинутые мужьями. Детей на промыслах вовсе не было. Никто с детьми не шел на промысел работать, так как в семидесятые годы XIX столетия народ в Астраханской губернии не бедствовал, как к концу того же века. Нет ничего удивительного, что на промыслах был страшный разврат. Работницы были далеко не строгой нравственности, да и молодые хозяева и надзиратели промыслов подавали самые порочные примеры. Некоторые из надзирателей промыслов приобрели себе громкую славу развратителей и распространителей болезней богини любви Венеры. Из-за неурожаев шло заметное обеднение народа. На рыбные промыслы начали наниматься замужние женщины. Теперь на промыслах появились и дети. Бывало и такое, что нанимались на работу женщины с двумя, а то и тремя детьми, да с ним ещё и няня. Рыбопромышленники принимали и кормили детей, хотя по контракту этого не полагалось. Женщины-матери устраивали хозяев тем, что работали наравне с одинокими и жили на промыслах вместе с мужьями. Это тоже способствовало уменьшению разврата. Одинокие среди семейных становились скромнее. На промыслах встречалось немало беременных женщин, которые там же и рожали без акушерской помощи. На тонях работали не только русские, но и калмыки, киргизы. В силу своих национальных особенностей, кочевого образа жизни они отказывались и от жилья в казармах, и от лекарств. Стоило большого труда уговорить их попробовать и то, и это.
— И как долго Иван Стабровский провел на рыбных промыслах, изучая быт рабочих? — заполнила я вопросом, возникшую вдруг в рассказе старика паузу.
— Чуть меньше месяца, — тут же отозвался он, — зато, на основании его рапорта Департаментом земледелия и сельской промышленности, специально для Астраханских рыбных промыслов в 1887году были составлены врачебно-санитарные правила.
Я перевела взор на селедку, словно преодолевшую время, и сейчас лежащую на лавочке в прозрачном целлофановом пакете одинокой сиротой. Теперь её цена казалась мне непомерно низкой.
Пенсионер неожиданно встал и старомодно откланялся:
— Мне пора, заговорился совсем, — словно оправдывался старик. Затем бросил взор на мою селедку, — прежде, на рыбных промыслах её называли бешенкой, — уже на ходу проронил он, оставляя меня с купленной мной селедкой где-то там, на перепутье времен…

Поделиться: