ИРИНА ЛЕВИТАН

ГОРОД ДОБЛЕСТИ

В нашем городе не было танков,
И не слышалось вражеской речи.
Отчего же во мне, в астраханке,
Боль осталась от страшной той сечи?

Через кровь просочилось и нервы
Пережитое дедами время.
Я в себе ощущаю без меры
То военное тяжкое бремя.

В моей памяти рвутся гранаты,
Голод, холод в тылу и на фронте.
В моей памяти гибнут солдаты
На земле, на воде, в самолёте.

И не сон это вовсе, другое…
Сопричастность в борьбе над врагами.
Допустить невозможно такое,
Чтоб горела земля под ногами.

В нашем городе не было танков,
Но войны в нём, поверьте, хватало.
Астраханцы и астраханки
На фронтах их сражалось немало.

Пусть на волжской земле ярким светом
Озарятся святые их лики.
Город Доблести, город Победы
Был ты значим в войне той Великой.

* * *

Война осталась с дедом навсегда.
Где б ни был он, она тащилась рядом.
Он с нею перестал считать года,
Оставшись там, с друзьями из отряда.
В тревожных снах в разведку вновь ходил
И грязь месил, замешанную кровью.
По снегу полз к фашистам прямо в тыл,
Надвинув каску верную на брови.
Война осталась с дедом до седин,
Расположилась, память занимая.
И всякий раз, как колокол в груди,
Стучало сердце в первых числах мая.
Награды дед не вешал никогда.
И внукам раздарил свои медали.
А ценностью считал свои года,
Да пули, что сторонкой пролетали.
«Весна!» – кричали птицы в небесах,
Мир на земле, а, значит, всё в порядке.
А дед опять в своих тревожных снах,
Под Брестом бьётся в рукопашной схватке.
И бабушка, присевши на кровать,
Шепнёт ему: «Вернись и успокойся,
Опять ходил, родимый, воевать,
Опять война пожаловала в гости».
А утром трутся внуки у колен:
«Ну, расскажи ещё, ну, как там было?»
Расскажет дед, как языка брал в плен,
Как штаб взорвал, и немцев придавило.
И как в бою у сталинградских стен
Курили самокруточку в охотку.
Дал слово он, что в первый мирный день
Всё курево швырнёт под самоходку.
Он на войне той страшной не пропал.
Дошёл в пехоте и у стен Рейхстага
Махорочкой, как пеплом, посыпал
Полотнище поверженного флага.
Война осталась с дедом до конца.
Он и сейчас в Святой Небесной Рати.
И я прошу Всевышнего: бойцам
Послать покоя в Божьей благодати.

ПОСЛЕДНЯЯ КРЕПОСТЬ

От Волги шагали до польской границы.
Победная близилась слава.
Вокруг полыхали свободы зарницы,
Не взят оставался Бреслау.
Два месяца били врага, вышибали
Из каждого дома, подвалов.
Десятками танков его штурмовали,
Но крепость упрямо стояла.
Свинцовым дождём поливали кварталы,
Утюжили огненным градом.
Дед выжил, хоть смерть за спиною стояла,
Как ранее под Сталинградом.
Дрались в рукопашную, зная: немало
Фашистов проникло в квартиры.
Не выстрелить первым порой означало –
В своей голове будут дыры…
А мирные немцы страдали от страха,
Скрываясь от пуль и пожара.
Их судьбы забросили грубо на плаху.
Жизнь в городе стала кошмаром.
Однажды в подвал дед вошёл в одиночку.
Ружье и кинжал наготове.
Увидел, как немка, прижав свою дочку,
Стоит обречённо и стонет.

Вдруг явно представил деревню и снова –
Жену и детей с нею рядом.
Достал из мешка всё, что было съестного.
Душа подсказала: «Так надо».
Им бросил шинель на холодную лавку.
И молча кивнул, убегая.
Кололо в груди, словно тонкой булавкой:
А как там моя дорогая?
Весной сорок пятого крепость та пала.
Немногие в ней уцелели.
В колонне людей, что скрывались в подвалах,
Шла немка в советской шинели.

ПИСЬМО С ФРОНТА

Собака копала под стенкой сарая,
За холку щенков в этот лаз пронесла.
Собой согревала, лизала, стараясь
Им дать хоть частицу живого тепла.
Шло время, щенки подросли, и, конечно,
Во двор через лаз научились сбегать.
Хозяйка, увидев, трепала их нежно,
Хвалила собаку, как добрую мать.

А где-то бои всё ещё громыхали,

Муж с первого дня на фронтах воевал.
Да письма давно приходить перестали.
Бывало, что почту огонь накрывал.
Связала любимому шарфик и свитер,
Хранила до встречи отшитый тулуп.
Вернётся, не страшен тогда будет ветер.
Наденет обновки, пройдём по селу.
Внезапно калитка слегка заскрипела.
Пришёл почтальон, постучался в окно.
Каким-то чужим оказалось вдруг тело,
Безумно тяжёлым вдруг стало оно.
Конверт треугольный, а почерк не мужа.
Прочла, что комбат второпях написал.
«Ходили в разведку, но враг обнаружил,
А дальше – огня минометного шквал.
Так было. Повсюду – одни лишь воронки,
Орудия, танки горели вокруг.
Кричали бойцы, матерей звали громко.
Средь них был ваш муж – мой товарищ и друг.
Потом авиация всех там накрыла.
Сказали, в том месте не выжил никто».
Читая, она не кричала, не выла,
А просто слегка теребила платок.
Стоял почтальон, тишиной оглушённый.
Он слов не нашёл, чтоб хоть что-то сказать.
Собака вошла, взгляд её был смышлёный,
И руку хозяйке вдруг стала лизать.
«Неправда, я чувствую сердцем – вернётся.
И слёз не пролью, их не льют по живым».
Вдруг стало светло, лучик тоненький солнца,
Играя, по шторкам скользил кружевным.
Полгода прошло. Все шептались соседки:
«Опять настирала для мужа бельё.
Ведь знает: убило всех бомбой в разведке,
Но верит, что весточку скоро пришлёт».
А женщина, гладя щенков, напевала.
В предчувствии странном томилась душа.
С ней раньше такого ещё не бывало.
Вдруг сердце толкнуло к калитке бежать.
По улице брёл в опалённой шинели
Прошедший войну поседевший солдат.
В знакомом дворе его вещи висели.
Ласкала собака подросших щенят.

СКРИПАЧ

Стонали от горя, кричали от боли
Своих изувеченных тел.

И только мальчишка, забывший о школе,
Обняв свою скрипку, робел.
Такой измождённый, голодный, раздетый
Казалось: в чём только душа!
Он всем поклонился с улыбкой приветной,
Приладил смычок не спешна.
Но как заиграл! Виртуозно и тонко,
Врываясь в мужские сердца.
Шептали, что ангел играл, не мальчонка.
И слёзы стирали с лица.
Здесь замерли все, позабыв о страданье.
Боль словно куда-то ушла.
Какая же сила в том в хрупком создании!
Та музыка многих спасла.
Так жить захотелось и драться с врагами,
К победе идти до конца.
Поднявшись с трудом, кто рукой, кто ногами,
Захлопали дару юнца.
Собрали, что было: хлеб, сахар и сало.
Просили ещё раз сыграть.
Мальчишка играл, улыбаясь устало.
Еду отказался он брать.

* * *

Наш город – частица Великой Победы,

Ведь в каждой семье был солдат.
За время боёв нам досталось отведать
Всю горечь военных утрат.
Гремели бои на земле Сталинграда:
За Каспий родной и Кавказ.
Задача была, чтоб продукты, снаряды
На фронт поступали от нас.
Так Астрахань стала щитом и плацдармом,
С десятками госпиталей.
Заботой врачей, медсестер, санитаров
Бойцы становились сильней.
И вновь возвращались на ратное поле,
Врага продолжая крушить.
Так били фашистов – за Волгу! За волю!
За то, чтобы в мире всем жить.
Чума отступила, коричневой лентой
Тянулись понуро бойцы.
Шли в этой колонне потрёпанных пленных
Нацистских вояк образцы.
Наш город – частица Великой Победы.
Для нас он и дорог, и свят.
В Бессмертном полку проплывают портреты
Рекой незабытых солдат.

* * *

Через призму идущего века
Погляди на страницы войны,
Где свобода и мир человека –
Против зла и жестокости тьмы.
Где борьба за родную Отчизну,
За детей, за родимый очаг.
Посмотри через времени призму –
Ты увидишь, как страшен был враг.
Опалённые огненным градом,
В пыль стирая подошвы сапог,
Шли на подвиг не ради награды,
Одолев бесконечность дорог.
Вспомни тех, кто не смог возвратиться:
Сыновей, дочерей и отцов.
Полистай те живые страницы –
Воскресит наша память бойцов.

* * *

Спасали свой город и рвами по кругу
Вгрызались в утробу земли.
И ночью, и днём, подменяя друг друга,
Чтоб танки пройти не смогли.
Бои были рядом, казалось, порою
До города нет и версты.
Боялись, что Астрахань смертью накроет.
Враг близко – в степях Хулхуты.
Земля под ногами фашистов горела
В открытой морозной степи.
Ведь город был рядом, он был под прицелом,
Но враг не сумел подступить.
Ветра и калмыцкие вольные степи
Для вермахта стали стеной.
На «серую цаплю» набросили сети.
Солдаты из двадцать восьмой.

Поделиться: