После дня работы в душной мастерской домой идти не хотелось. Мне казалось, что запах краски пропитал не только мою одежду, но и лёгкие. Все эти тебешные знаки сидели у меня в печёнке. Несмотря на респиратор и мощную вытяжку, что-то, тем не менее, попадало в организм — распылялась краска разбавления растворителем, и под гуд вентиляционной системы я тиражировал по трафарету десятки знаков по технике безопасности. Можно, конечно, задаться вопросом: почему досих пор не отремонтирован режущий плоттер? Но думаю лучше этого не делать — коль проштрафился, так знай помалкивай и сопи работай.
Синие, красные, зелёные — целый день будто под светофором. Меня как самого молодого припахали множить знаки, а мои более взрослые коллеги сидели под кондёром и рисовали плакатики, писали объявления и просто попивали чаёк. Конечно, не всё так просто — я вчера прогулял рабочий день, так как вовремя не смог вернуться из поездки загород — с друзьями выезжал на трёхсотый километр. Туда, где нога человека ступала реже, чем в пригороде и его окрестностях. Туда, где непуганая кефаль тёрлась у ног, а судак игнорировал тебя, стоящего по пояс в прохладной и идеально чистой, с синеватым отливом каспийской воде. В общем — я отрабатывал день за два. И был зол. Очень зол. Но больше всего чувствовал усталость, какое-то невероятное измождение от насмешливых взглядов коллег и своих мыслей о мести: «моя мстя будет страшна».
Надо смыть с себя это зло, но душ тут не спасение. Я точно знал — только воды моря, как живая вода в сказках, вернут меня к жизни.
В данный момент я трясся в битком набитом служебном автобусе. И мечтал окунуться в прохладу вечернего моря, почувствовать над собой толщу прозрачной воды, а глянув вверх увидеть, как солнце рассыпается бликами по колышущимся волнам и пронизывая воду, солнечными пятнами мечется по морскому дну.
Из служебного автобуса вышел на первой же городской остановке. И перебежав проезжую центральную дорогу, пошёл неторопливо в тени старых домов, сложенных из ракушечника, на голоса ликующей детворы, резвящейся у моря.
Уже на подходе к побережью я понял: найти свободное местечко будет проблематично. Задумчиво оглядел берег — везде, везде, везде, докуда доставал мой взгляд, маячили люди. И если бы не автомобили и музыка, доносимая из них, то можно подумать, что это лежбище каспийских тюленей. Я разочарованно осмотрел три пирса, параллельными линиями устремившихся в море, но и там оранжево-коричневые краски загорелых тел и ещё большие визги от круговерти бегающих и ныряющих. Но не поворачивать же обратно?! Решил пройтись по ближайшему пирсу. Вступив на гулкие доски пирса, осознал свою ошибку. В эту мелководную лагуну с пирсами стянулись детвора и взрослые с детьми со всех ближайших микрорайонов. И в море покупаться и в парке аттракционов на карусели повращаться. Детско-семейное пространство. Пока лавировал в конец пирса, меня несколько раз забрызгали ныряльщики и бегающие мимо дети. Приходилось смотреть себе и под ноги — некоторая малышня, накупавшись и трясясь от переохлаждения, растянулась на досках пирса, впитывая накопленное за день тепло. На одного такого безрассудного мальчишку я чуть не наступил.
— Осторожней! Вы разве не видите, что я здесь лежу?
— Более подходящего места не нашёл, малец?
В конце пирса и вообще столпотворение — змейками вились несколько очередей из желающих прыгнуть в пучину морскую. Прыгали торопясь, чуть ли не на головы друг другу. Здесь глубина уже побольше, да и дно расчищено от камней. Везде, везде, везде — веселится и ликует весь народ. Лишь мне на празднике жизни места нет. Печалька. Вот и первый пинок от мира — всё это нужно трактовать как смену возрастных приоритетов, а тех, кто как я, не понял сам, бьют по лбу и выталкивают со своего праздника.
Уйду я от вас – злые вы. И пойду-ка я к подножию мыса — там каменьев много, а шумного люда, захватившего пирсы и побережье, мало. А скорее всего — и вовсе там нет никого. Ну разве какие маргиналы ютятся на скользких от водорослей камнях… Моё воображение разыгралось, и я увидел эти камни, водоросли, колышимые волной, блики солнца на тёплой воде и множество, множество лучей, скользящих по подводным камням и выхватывающих пучками света креветок, во множестве прячущихся в тине и водорослях. Не заметил, как нарисованная воображением картинка вывела меня с пирса. Я уже шагал в сторону яхт-клуба, а за ним мне уже виделось и место для купания. Помню, что там на обломке скалы, здоровенный такой камушек, в два моих роста, кто-то вытесал лицо. А рядом расположеныплоские камни у самой воды. Удобно там и купаться, и посидеть помечтать, глядя на облака у кромки горизонта и на виднеющийся вдалеке мор-порт. Возле него всегда корабли, ждущие груза или своей очереди на разгрузку, иногда басовито оглашая просторы морские своими гудками, и отбрасывая их от мыса и домов бетонных.
Проходя мимо яхт-клуба, услышал: «Мой друг художник и поэт… Эй, вы там, наверху! Снизойдите на нашу грешную землю». Мне махал рукой, зазывая, Владимир — художник по образованию и трудящийся мастером в одном из ремонтных цехов нашего завода.
— О, привет! А ты чего здесь? Мы же в одном автобусе ехали, — подойдя, пожал ему руку.
— А вы, мил человек, раньше вышли, а я на следующей — мне так ближе.
— Хм-м… что ты потерял в яхт-клубе?
— Да не потерял — нашёл. Видишь вон ту красавицу?
Он показывал рукой на яхту, чуть колышимую на воде.
— Моя! Красавица… — сказал он гордо и чуть свысока посмотрел на меня.
— Со мной, вроде как, разобрались, а тебя что сюда занесло? Возле дома моря нет? Или решил в этих краях поохотиться на модель иль музу?
Невзирая на его насмешливый тон и усмешку, я поведал Владимиру и о своём «косяке» с вынужденным прогулом и тяжёлом, не менее вынужденном, дне отработки.
— А что?! Федоровна молодец, справедливо поступила — за тебя работали вчера, а ты «за себя и того парня» — сегодня… во-о-т… — протянул он, задумчиво глядя куда-то в сторону за моей спиной.
— Я б её нарисовал… карандашами. Не-е-т… одноцветным карандашом. Смотри, какая гривастая рыжая кобылка.
Оглянувшись, я увидел рыжеволосую девушку, расстилающую покрывало на асфальте, почти у самой кромки воды.
— Да-а… хороша, бестия.
Копна полос чуть вилась и ниспадала почти до талии. Крепкие ноги свидетельствовали о спортивном увлечении. Красотка будто сошла с картин Бориса Валеджио.
— Да, нет — не бестия. Ведьма.
— Почему ты так решил, ты её знаешь? — озадачено спросил я Владимира, пристально разглядывая девушку.
Рыжеволосая, почувствовав взгляды, посмотрела в нашу сторону и, видимо, не увидев ничего, что могло её заинтересовать в нас, изящно опустилась на покрывало, достав из сумочки белый театральный бинокль, принялась изучать толпу на пирсе.
— Все рыжие — ведьмы. Зря ты, красавица, смотришь в ту сторону, смотри на меня, у меня яхта, между прочим. Хоть по моему скромному виду и не скажешь, наверное.
— Володя, ты так скромен, что о яхте и большинство твоих коллег не знает. Я так думаю…
— А ты не думай об этом. Мне на яхту. Ты со мной? Всё равно же плавать пришёл, а не на берегу штаны просиживать.
— Да, конечно. А на чём мы поплывём?
— На своих двоих. Она же, вон, рукой подать. В двух гребках от нас. Хотел искупаться? Вот, пожалте, милости просим.
Владимир отошёл поближе к девушке и демонстративно устроил почти стрип-раздевание, побросав свою одежду на асфальт. Выглядело это смешно, так как в итоге миру явился мужик в семейных трусах, как у волка из старого мультика «Ну, погоди!», пританцовывающий на горячем асфальте.
Владимир махнул мне рукой, приглашая за собой в море, и полез в воду.
— Эй, эй! Подожди меня.
— Не боись — крокодилы здесь не водятся. Девушка, а вы не хотите сплавать с нами вон на ту… мою…яхту?
Девушка, улыбнувшись, отрицательно покачала головой, от чего её волосы в лучах солнца вспыхнули золотой аурой.
Асфальт действительно был жутко горяч и стоять на нём долго было невозможно. Раздевшись, немедля полез в воду. Море обожгло разогретое тело прохладой воды. Чтоб не терзать себя медленным погружением в холодную, по контрасту с телом, воду, нырнул на этом мелководье, где мне было по пояс. Вынырнув, поплыл вслед за Владимиром.
Благодатная каспийская вода растворила мои недавние огорчения и тревоги. Сознание озарилось радостью жизни, а тело — энергией. Обида на коллег ушла и остались только мы вдвоём — я и море. Подо мной глубина метра три, море, не знавшее шторма в течение нескольких последних дней, было прозрачно. Светлое дно, усеянное мелкой ракушкой, отражало солнце, отчего вода казалась ещё прозрачней, и ты не плывёшь — ты летишь по воздуху. Погрузившись под воду, намеревался проплыть вдоль большого камня, распугивая бычков, но возле дна вода оказалась ледяной, жутко холодной, настолько, что от неожиданности я невольно выдохнул часть воздуха и лишь коснувшись рукой песчаного дна, тут же пошёл к обратно к поверхности. Всплывая, увидел дно яхты, белым пятном выделявшейся на проглядывающей сквозь колыхание воды синеве неба. К нему, к этому пятну, и направился на остатках воздуха в лёгких. Вынырнув, чуть не захлебнулся, пытаясь вдохнуть воздух.
Владимир уже был на яхте и копался, гремя чем-то в каюте. Ухватившись за кормовые поручни, выбрался на яхту и выглянул из каюты.
— Кош келдиниздер на мою яхту! Подруга забыла золотую цепочку… едва нашёл. Вот.
Он раскрыл ладонь демонстрируя мне украшение.
— И как ты с ней поплывешь обратно? Можешь выронить и тогда… тебя ждёт смерть дома. Лучше надень на шею… нырять же не будешь?
Оглядев его яхту, вспомнил, где в последний раз видел такую же.
— Это же яхта мини-класса «Лена»? Совмаркет их выпускал, правильно? В тэве-шоу «Поле чудес» такую разыгрывали как-то… И в цеху видел, как они их изготовляли.
— Да. И ещё на ней в кругосветку ходили.
Владимир опять скрылся зачем-то в каюте.
— Помню… Гвоздев или Пастухов — вечно путаюсь.
— Путаюсь, — донёсся голос владельца яхты из каюты, — героев надо знать и помнить, а он путается. Гвоздев Евгений Александрович. И в Актау был, и в Махачкале и в Астрахани жил. Чуешь, к чему говорю? Нет? По каспийским берегам жил.
— У меня другие приоритеты. У меня память не расшаренная. На обычные нужды не хватает.
Я хмыкнул, ожидая очередное поучение от Владимира. И он не заставил себя долго ждать. Его голова показалась из каюты и внимательно посмотрела на меня, будто сканером металлоискателя.
— Какие? Романтические размышления о смысле жизни? Пока ты размышляешь о жизни, герои пробуют себя на прочность. В одиночку преодолевая опасности океана.
— А смысл в этом какой? Мир не станет лучше от того, что кто-то полез на Эверест или отправился в кругосветку. Как только новость сойдёт с полос газет или эфира телевидения, о нём забудут.
— И правильно! Память людская как куртизанка… В горы лезут не для того чтоб о тебе говорили — для этого есть варианты попроще. Раздеться до гола и бегать по городу, например, и минута славы тебе обеспечена. Они, герои, себе доказывают, что могут, что им посилам быть один на один с миром стихии. Себе, понимаешь! Что они не будут рыдать и плакать, трясясь над своей жалкой жизнью с планами на годы и кредитами в банке. Они — сознание бросившее вызов создателю Вселенной. Я нашёл для себя только одно определение своей жизни — путь! Путь от точки «А» к точке «Б». В этом смысл. В том, как ты сохраняешь своё человеческое лицо сталкиваясь с бедами других людей или своими. Эгоцентризм, как и нарциссизм — болезнь. И по сути, приговор на непонимание мира и на ещё большие страдания из-за противоречий. Возможно в этом и есть задумка наказания для самовлюблённых — преодоление этого барьера. Есть твоё сознание и мир… и маятник — сбивающий тебя с пути в виде рефлексов и гормонального бульона. Как-то так, в общем.
И он вновь скрылся в каюте.
— Не знал, что ты такой философ.
Владимир вышел из каюты щелкнув дверцей, закрывая её.
— Жизнь, брат, нас учит на каждом шагу. Важно — ушами не хлопать, подмечать всё и делать выводы. И не прогуливать уроки.
— Это ты о моей работе? Тоже мне нашёл важность. Раньше люди не пахали от рассвета до заката, потому что работали на себя, а не на паука, называющего себя владельцем бизнеса и только и думающего как обескровить своих сотрудников для сладости своей жизни. Оптимизация производства и уничтожение профсоюзов – это им мило. Нужно чтоб человек по шестнадцать часов работал, да ещё и со своими детьми вместе. Зачем им образование, если денег вечно на жизнь не хватает. И находятся же такие – вечно как грызун в колесе бегают. А как остановятся – так и смерть пришла, а жизнь-то и не вспомнить… если, конечно, не перебирать квитанции вечно растущих счетов и банковских депеш.
— Бунтарь-романтик. О, сколько вас таких прошло по миру этому. А воз и ныне там.
— Так и будет!Пока животное сознание не сменится на человеческое.
— Скорее ещё одни Помпеи накроет пеплом Везувия, чем человечество станет человечным.
Владимир хмыкнул.
— Смешное сочетание — «человечество станет человечней». Если такое произойдёт, то пазл сложится… и цель мира будет достигнута.
— Что ты имеешь ввиду?
— Появится сознание равное Создателю. Цель будет достигнута. Ну что, в обратный путь, дружище?
Он подошёл к корме и аккуратно погрузившись в воду поплыл. Я смотрел ему в след и думал: вот он путь от одной точке к другой. Насыщен информацией от датчиков в нас встроенных и обилие информации наполняет нашу жизнь смыслом, суетой. Как намеренное отвлечение от главной мысли всё меняющей вокруг. Этакое создание иллюзии, геймерской среды. Если захочешь остановиться, подумать о мире, в котором живёшь, о самоценности… то к тебе быстро прибегут с наручниками, дубинкой и иском от банка. Новые цепи рабства. Человек раб своих иллюзий. Ему надо кого-то слушать, кому-то верить и кому-то поклоняться, ибо с детства внушают: ты никто и зовут тебя – никак. Я слышал как-то, на прогулке, «разговор» матери с трехлетним сыном: «— Чего ты орешь? Молчи! Ты никто…— Нет, я кто! Нет, я кто! — кричал мальчик».Мы все хотим быть «кем-то». Многим людям чувство личности заменяет принадлежность к стае.И мы бываем кем-то – то пылесосом, то посудомоечной машиной, но собой бываем ли? Невольно вспомнил эпизод на эту тему из «Пятого элемента». Гениально. Ладно, надо возвращаться. Нечего сидеть на чужой яхте, от этого она не станет твоей. Боже, какой вещизм! Пустоту души забиваем атрибутикой. Поплыл-ка я с этой яхты, а то она дурно на меня влияет.
Рыжеволосая красотка размерено плавала вдоль берега. Вещи Владимира лежали на том же месте, но его самого по близости почему-то не видно. Но нет, вот он показался выходящим из административного здания яхт-клуба.
После заплыва асфальт показался не таким уже жарким, и я сел, наблюдая за купающейся. Он присел рядом.
— Там, в здании есть душевая, можно смыть с себя соль, отжаться и подсушиться даже. Иди — я предупредил, что ты зайдёшь.
— Отлично. Пойду схожу, пока не передумали пускать посторонних.
— Посторонних не пущают. Так что ты – свой.
Нагретую солнцем одежду поднял с асфальта и пошёл приводить себя в пристойный для городских улиц вид.
Выйдя из административного здания, я уже не увидел ни Владимира, ни рыженькой красотки. «Может, он таки соблазнил её своей яхтой, морской прогулкой вдоль берега города…». Но на яхте никого не было, и лишь поднявшийся вечерний ветерок стал её сильнее раскачивать на волне. Мачты яхт, стоящих на приколе, качались как деревья. «…И ветер, жалуясь и плача, раскачивает лес и дачу. Не каждую сосну отдельно, а полностью все дерева со всею далью беспредельной, как парусников кузова на глади бухты корабельной». Ну что же, сетовать мне было не на что — я вполне неплохо провёл время. Передо мной встала дилемма — идти как все, через парк или сократить путь и лезть на скалу. Благо там многие годы утаптывались тропы и выбивались ниши для рук и ног в отвесной стене. Естественно, я выбрал короткий путь. И не зря. Пройдя некоторое расстояние тропой под углом в градусов тридцать или сорок пять, и вывернув за очередной уступ, я вновь увидел рыженькую. Она стояла возле вертикальной стены и размышляла, как ей туда взобраться со своей сумкой. «Да-а-а… этот маршрут не для сумочников — только с рюкзачком можно».
— Что выверяете? Траекторию падения?
— И вам здравствуйте! И типун вам на язык. Почему падения? Я раньше здесь много раз взбиралась.
— Вот с такой сумкой? — я кивнул на сумку, висящую на её плече. — Чуть колыхнёт вас — и кубарем вниз, а там камни. Исход мероприятия печальный будет. Или — травмы, или — фатальный итог.
Я встал рядом с девушкой и вдыхал аромат её духов, почему-то не смытых морем. Приятный аромат. Девушка с утончённым вкусом. А то бывают особы, надушатся так, что тараканы разбегаются и птицы шарахаются в стороны.
— Давайте сделаем так — я возьму вашу сумку, если доверяете, конечно, и поднимусь с ней. Единственное — там выступ и потому придётся её закинуть на него, а уж затем выбираться самому. В общем — чуть испачкаем. Или откажитесь от задуманного и пойдём через парк. А я вам составлю компанию.
— Ну уж нет! «Умный вгору не пойдёт, умный гору обойдёт»? Лезем! Держите мою сумку, но постарайтесь её сильно не пачкать.
Девушка засмеялась, и я отметил для себя, что у неё не только духи приятны, но и смех. Располагающий смех. Доверительный. Я принял из её рук сумочку, но вешать на плечо не стал.
— Юбочку вашу тоже в сумочку кладите. Снимайте.
Я усмехнулся, не скрывая этого и намеренно создавая паузу. Лицо у рыженькой сразу покраснело и выражало смесь смущения и недоумения.
— Представьте, если шагая, вы наступите на подол. Встать не сможете, а риск потерять опору и сорваться вниз — велик.
— А… поняла. Ваша правда.
Юбочка была снята, аккуратно сложена и отправлена в зев пляжной сумки. Вжик — и застёжка на молнии закрыла её.
— Ну, чтоже — в путь.
Я полез карабкаться первым. Всё-таки идея была плохая — взобраться, не испачкавшись об эту песочно-меловую пудру оказалось нереально. Мои джинсы уже приобрели бело-серые пятна, а тут ещё сумка на плече некстати. Подобравшись к выступу на самом верху стены, я понял, что снять безопасно сумку с плеча не получится — здесь не только выступ у стены был, но и сама стена имела наклон, опрокидывающий скалолаза. Пришлось лезть так, как есть, с сумкой.
С некоторыми усилиями, стараясь не перепачкаться окончательно, но я выбрался на ровную относительно горизонтальную поверхность. Поставил сумку на камень, отполированный любителями посидеть здесь, обозревая морские и береговые окрестности. Мор-порт был как на ладони – из-за нагретого воздуха образовалась оптическая линза и он миражировал вблизи города. Были видны сотрудники на причалах, движущиеся с грузом кары, кран грузящий контейнеры на сухогруз.
— Эй, руку хоть подайте! Сорвусь сейчас.
Я кинулся вытягивать девушку на ровную почву.
— Простите, засмотрелся на порт. Смотрите, как он близко стал.
Отойдя от края обрыва, она оглянулась на мор-порт.
— Да… — протянула она, такое бывает над морем.
— Ну, не только над морем — я на Байконуре служил и там также вот, иногда совсем далёкая пусковая площадка оказывалась как на ладони. Интересный воздушный эффект.
— Отряхивайтесь.
Она протянула мне полотенце, извлечённое из зева сумки, а сама взялась за юбку. И я невольно засмотрелся на её спину — красивую, совсем неплоскую спину венчали две ямочки у поясницы.
— Хватит меня разглядывать! — засмеялась рыжеволосая красавица.
— Мне можно — я художник. Я изучаю и наслаждаюсь видимым не так как обычные граждане.
— Ню-ню… художники любители «ню».
— Возьмите. Спасибо.
Я вернул девушке полотенце, которое мне действительно помогло почти полностью удалить следы моего ползания по отвесной стене.
— Значит, вы художник. Что пишите, рисуете?
— Так вы же сами сказали: «художники любители «ню»!
— Да! — девушка рассмеялась. — А помимо этого?
— Всё. Натюрморты, пейзажи, портреты, конечно. Как без них?! Люблю море, но не всегда удаётся сделать волну живой. А идти с этюдником на пленэр, так сразу за спиной куча советчиков-критиков собирается. То цвет им не тот, то рефлексов мало. Так и хочется воскликнуть: «Дездемона, а ты молилась на ночь?!». Художник всегда в этой толчее один и узнаваем — он с кистями, а остальные — болтуны любящие самоутверждаться за чужой счёт.
— Да, к сожалению, вы правы. Доброты в нас мало, сопереживание доступно не многим. Но многим доступна народная, так сказать, мудрость: «Хочешь быть чище? Испачкай грязью соседа!». Живут контрастами. Это я уже знаю точно по своей второй профессии.
Некоторое время мы шли молча. Тени от деревьев стали длинными и в парке появилось полно собачников. Уже выходя из парка, на переходе во второй микрорайон, я решился продолжить разговор.
— Раз уж мы заговорили о профессиях, то будет уместно спросить: а чем вы заняты в свободное от купаний время?
— Экономист. Считаю, анализирую, планирую…
— А как это позволяет понимать вам людей?
— А-а-а… для этого у меня есть вторая профессия. — Девушка усмехнулась с оттенком горечи. — Раньше за неё на кострах сжигали. Особенно таких рыжих, как я.
Она пристально посмотрела мне в глаза, и осознав, что я всё ещё жду понятного ответа, сказала:
— Ворожея я, гадалка, ведаю о травах и хворях, которые они излечивают. Вот. Излечиваю заговорами. Но в судьбы стараюсь не вмешиваться. Хотя и это мне по силам. У меня и мать, и бабушка, и прабабка этим занимались. И пра-пра-пра-бабка тоже. Потомственная ворожея, так говорят. Скоро уеду в Краснодарский край, там бабушка приболела. Хочет силой особой поделится со мной.
— Ха! Так Владимир оказался прав. Он, увидев вас, сразу сказал: «Ведьма».
— Это потому, что я рыжая. Жанна Д’Арк тоже была, говорят, рыжей и чем это закончилось? Люди тёмные — всё что не понимают, называют злом. Присядем? Мы пришли. Вон мои окна напротив этой скамейки.
Мы присели. Благо, что возле скамьи росло дерево и тенью укрывало её от ещё жаркого и яркого, хоть и вечернего, солнца.
— В какой-то мере и мне это близко. И сила тоже есть.
Рыженькая ворожея заливисто рассмеялась, да так что слёзы выступили на глазах. Вытирая глаза и продолжая смеяться:
— Сила у него есть… рассмешил. Простите, не обижайтесь, но нет у вас никакой силы. Я бы почувствовала её. Поверьте мне.
Я несколько опешил: «вот так, сразу, селёдкой по морде». Но решил не придавать этому значение, да и любопытство одолевало.
— Ну как же нет?! Есть. Могу руками стакан с водой зарядить, то есть изменить его вкусовые качества… воды, разумеется… и могу сделать её лечащей…
— Это биоэнергетика! Не путать с духами… эгрегорами, с астралами. Биоэнергетика — свойство этого, ближайшего к нам мира. А моё — это меж мирами людей и тонкими мирами духов.
— Хорошо. Но приведения я тоже могу вызывать. Я чувствую присутствия. Был такой случай — снял квартиру и сразу почувствовал, что в ней что-то не чисто. И каждую ночь чувствовал, что кто-то бродит вокруг меня. И вот, как-то уже засыпая, обращаюсь мысленно к ним и прошу не бояться меня и показаться мне, стать видимыми. Мне ответили. Да, да! Ответили! «Нет, ты нас испугаешься и тогда и нам будет плохо, и ты будешь болеть». Но я их уговорил. И с тех пор всякий раз, засыпая, видел хоровод вокруг меня из призрачных силуэтов. Это длилось довольно долго, пока меня во сне кто-то из них случайно не коснулся. И тогда да, я испугался. Они метнулись в сторону, и больше я их не видел, и не слышал.
— Забавный вы. Неожиданно. Вот, смотрите, я живу вон там… окна видите? Девочка рукой машет. Моя дочь. К слову мне уже пора. Вот вы можете в астральном теле явиться ко мне сегодня? И мы продолжим разговор. Что? Не верите в астральные путешествия. А в то что можете вызвать астральных сущностей, приведения, верите? Богатое у вас воображение. Правда, не хочу вас обидеть, но не морочьте себе голову. Давайте поступим так… хоть я и не люблю такие демонстрации, но вам я продемонстрирую настоящую силу. Сегодня я вас навещу. В астральном теле, разумеется.
Девушка положила ладонь своей руки мне на руку и доверительно глядя в глаза, улыбнулась и продолжила:
— Раз у вас уже есть опыт мистический, то моё явление, будем надеяться, не доведёт вас до инфаркта.
Она встала со скамьи.
— В общем, я сегодня к вам с визитом в астральном мире. А завтра встретимся в это же время, на этой скамье. Идёт?
Я молча кивнул. Рыжеволосая ворожея развернулась, стоя на одном месте, при этом, как веером коснувшись меня локонами рыжих волос. И гордо пошла, чуть пружиня шаг. Скрылась в подъезде дома. Даже не оглянулась! Ладно.
Я ещё немного посидел, рассматривая прохожих и поток машин на дороге, иногда посматривая на указанные мне окна. И уже встав со скамьи, увидел её в окне. Девушка махнула рукой на прощание и скрылась за занавесью.
Придя домой, приготовил себе поесть. Покормил мотылём, предварительно извлечённым из холодильника, аквариумных рыбок, с удивлением обнаружив, что мееки выметали икру на большой плоский камень и всех жителей этого водоёма разогнали по углам аквариума. Пришлось часть рыб отсадить в другой, полупустой. Посмотрел телевизор, и ничего особо интересного не обнаружив, выключив свет, пошёл спать. Но сон не шёл, и в квартире было как-то особенно темно, будто воздух сгустился до непроглядности. Решил встать и включить в прихожей свет. Пусть горит как ночник. Всё как-то спокойней. Лёг и стал ждать рыжеволосую ворожею в её астральном теле. Но время шло и меня сморил сон. Сколько времени я спал — не знаю. Может час, может двадцать минут — на время не смотрел. Но что-то тревожащее меня пробудило.
Сквозь стеклянную дверь напротив меня светила лампа прихожей. Я перевёл взгляд на этажерку с книгами. Целый такой стеллаж от пола до потолка, сделанный отцом ещё в первый год жизни в Шевченко. И тут я увидел, что меня так обеспокоило — поверх книжной этажерки мерцал женский силуэт. Я замер, всматриваясь в мерцающий призрак. Меня будто парализовало — ни рукой, ни ногой не мог и шевельнуть. Постепенно начал одолевать ужас и когда драма ожидания достигла своего апогея, женский силуэт распростёр руки, как для объятия, и кинулся ко мне. Мощный страх и ужас, охвативший меня, пробудили во мне дух сопротивления — через силу удалось пошевелить ногой и сбросить её на пол. Нога пяткой ударила об деревянный пол как о большой и гулкий барабан. Грохот пронёсся по квартире, и призрак в туже минуту отступил и резко метнувшись в сторону, скрылся в стене за книгами. Охвативший мандраж не отступал, в голове творился кавардак от мыслей и мне ничего иного не оставалось, как встать, пойти на кухню и поставить на огонь чайник. Что это было? Ну не могла же она и вправду прийти ко мне? Не зная моего адреса. Что-то здесь не то. Гипноз, наверное, то-то она так смотрела в глаза. Да, точно — гипноз, другого объяснения этому феномену не может быть. Свисток чайника заверещал, призывая снять его с огня. Налив чая, глянул на время настенных часов — семь минут первого. Вот и полночь кстати. Точно — гипноз. Я пил чай и всё пытался найти здравое объяснение этому вторжению, не столь истины ради, сколько для собственного спокойствия. Это что же получается, вот так повздоришь случайно с наездницей метлы — и всё! Жди в гости и её, и друзей. Им твой адрес не нужен — они тебя по твоей мерцающей в ночи голове найдут. Будто в тебе маячок слежения. Бред. Слишком я стал впечатлительным. Надо помедитировать — успокоить сознание и погасить сей маячок. Пусть призраки заблудятся в темноте. Меня рассмешила мысль, что призраки могут заблудиться в темноте… Забавно. Действительно, пойду надену наушники включу Карунеш и погружусь в неизведанные глубины своего подсознания. Раз мне не дано путешествовать в астрале, то я как подводная лодка уйду в глубины и буду исследовать своё море неведомого. Я надел наушники, включил музыку. Вдох, выдох, вдох, выдох — я стал погружать в океан блаженства и умиротворения, но откуда-то издалека прилетело насмешливое: «смотри, как бы твой океан не оказался грязной лужей с лягушками и личинками комаров». Изыди, бестия, из моей головы! Изыди, дай насладится покоем.
Вечером после работы я сидел на заветной скамье напротив окон рыженькой ворожеи, снедаемый любопытством: что скажет, что увижу? Я будто услышал её шаги и посмотрел на дверь подъезда. Дверь открылась и вышла девушка с рыжей косой туго заплетённых волос, быстро перебежала дорогу и присела рядом.
— Ну, привет, художник. Как тебе мой визит? Чтоб отбить сомнения, сразу скажу: да, я навестила тебя в полночь, у тебя горел свет в прихожей и стояла в комнате многоярусная книжная полка. Как тебе такое?
— Но как такое возможно? Это же за пределами понимания! Всё, иду в магазин и скуплю все книги по магии и астральным путешествиям.
— О! Это бесполезная трата времени и денег. Ни один уважающий себя маг не будет рассказывать или писать книги о своих умениях и секретах. Это как… «спички детям не игрушка». А потому и передаётся из поколения в поколение меж своими, да и то не всем. Есть мера ответственности. Ладно, была рада знакомству. Завтра я уезжаю в Красный — бабушка приболела. Вызывает меня. Я побежала. Пока-пока.
И всё. Её я больше не видел, а загадка так и осталась загадкой и лишь повлияла на мой дальнейший путь — каждый шаг я делал, зная, что за видимым миром есть невидимый, тонкий. И к нему так же применимо выражение, как и к нашему, осязаемому и тактильному: «что посеешь, то и пожнёшь».
Отлично написано. Игорь, с публикацией тебя!
Хорошее произведение! Приятные обороты речи!
Читается легко, приятный слог. Сюжет тоже интересный, однозначно есть мир нами до конца не понятый и не осознанный.
Человек талантливый всегда сомневается в себе, ищет больщего. Рассказ — маленькая , но история из жизни. Если ты не видишь, не можешь потрогать руками, не значит , что этого нет.
Спасибо Игорь, понравилось👏