ЮРИЙ ЩЕРБАКОВ

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Ворчит сосед: «Опять одно и то же:

Победа и герои – напоказ!»

Одно и то же? Да. Мороз по коже

Опять сегодня, будто в первый раз,

Когда услышал я в рассказах бати

Такое вдруг про Днепр и Сталинград,

Что выкрикнуть хотелось: «Батя, хватит!

Давай про героических солдат!

У них с фашистом разговор короткий –

Врагов рядами, как снопы, кладут.

А тут окопы, вши, пайки, обмотки…

Не подвиги – лишения и труд».

И кровь, и пот, и страх, и смрад, и раны –

Воистину, военная страда!

Которая в романы и экраны

Не вместится никак и никогда!

Так, может, прав сосед? Парадной правды

Не выхлебать, как ни старайся, всей!

«Забвение – отрада и награда, –

Зудит в душе лукавый фарисей, –

Зачем нам сопли-вопли, ахи-охи –

Надуманность, нелепица, лубок!»

Нет, врёшь, проклятый! И судьба эпохи

Легла отцовской правдой между строк!

Да, напоказ цветы, венки и марши,

Киношные сражения и дым.

Но будет в этом ровно столько фальши,

Сколь этой правды мы не сохраним.

Нет ничего священней и дороже

Свершившегося на девятый день.

Да будет навсегда одно и то же:

Весна. Победа. Майская сирень.

* * *

«Артиллеристы, Сталин дал приказ!» –

Хрипел отец за чаркою до пота.

Пел, как умел, фальшивя всякий раз,

Он, командир зенитного расчёта.

И некому помочь и подтянуть

Ему в застольной песенной кручине –

Его расчёт земной окончил путь

Под Сталинградом и в днепровской стыни.

Не трижды ли сержанта обошла

По кругу поведённой смертной чашей

Судьба – хозяйка бражного стола,

Где за столом и наши, и не наши…

Отец, прости, что в прежние года

Я не болел твоей заветной болью.

Казалось мне, что это навсегда –

Твой слёзный хрип в негаснущем застолье.

Наверно, время делает мудрей,

Вдруг возвращая главный смысл понятьям.

«Из сотен тысяч батарей

За слёзы наших матерей,

За нашу Родину! Огонь!»

Ты слышишь, батя?

* * *

Среди вопросов праздных и непраздных

Ищу один-единственный ответ:

Неужто День Победы – это праздник

Солдат страны, которой больше нет?

Когда салюта майского зарницы

Расплещут в небе развесёлый свет,

Вглядитесь, как печальны эти лица

Солдат страны, которой больше нет.

Как тяжелы натужное веселье,

Шутов продажных громогласный бред!

Неужто враженята одолели

Солдат страны, которой больше нет?

Есть, видно, и у стойкости пределы.

Не потому ли в перекрестье лет

Так безвозвратно войско поредело

Солдат страны, которой больше нет.

И, никого ни в чём не виноватя,

Глаза в глаза – совет, завет, ответ –

Глядит светло с плиты могильной батя –

Солдат страны, которой больше нет.

ЛЕТОМ 1942-ГО

А с неба вместо рваного железа –

Листовки на окопные поля.

«Ножом хирурга Фрунзе я зарезал

И Тухачевского злодейски расстрелял…»

И сам «злодей»: усищи тараканьи,

И трубка – самоварною трубой…

И матерился ротный с придыханьем,

Сгребая тот листовочный прибой.

Волчонком озирался новобранец,

Глотая незнакомые слова

Сквозь золотой хрестоматийный глянец

Привычной фразы: «Говорит Москва!»

И, может быть, кому-нибудь попала

В пилотку, гимнастёрку ль неспроста

Единственным решеньем трибунала

Карикатура вражеская та.

Да, думали по-разному в то лето,

Хоть и вставали рядом под свинец.

На то – и люди… Но зачем об этом

Ты говоришь мне шёпотом, отец?

И за тебя, не ведавшего тыла

На фронтовой прогорклой целине,

Я говорю: вот так оно и было.

Верней, и это было на войне.

* * *

На пятый день войны погиб мой дядя –

Отцов неугомонный старший брат.

На Тракторном работал в Сталинграде

И ехал в Астрахань, как все, – в военкомат.

Что с ним стряслось? А только не на фронте

Нашёл его последний смертный миг.

Бесследно сгинул Щербаков Леонтий –

Литейщик, комсомолец, призывник.

Нашёлся дядя через три недели

На берегу у волжского села.

Из документов на распухшем теле

Одна только повестка и была.

На сердце просадил бандитским шилом

Неведомый убийца тот листок,

С которым дядя в братскую могилу,

Как павший за Россию воин лёг.

Но за него, огня войны отведав,

Шагнули в бой родные братовья.

И если б не пришли они с Победой,

У бати просто не родился б я.

Брат Николай, брат Валентин и брат Леонтий

Незримые – у правого плеча.

Забвенья лапы, памяти не троньте!

Не гасни, заповедная свеча!

* * *

Нет, не чеканной

Поступью парада,

Когда гудит

Торжественно земля, –

Приходит День Победы

Без отрады,

Как инвалид

На старых костылях.

Скрипят подпорки,

И саднят увечья –

Кто ведает им

Разницу и счёт?

Заветный день

С судьбою человечьей…

Неужто он

Когда-нибудь умрёт?

БОРИС СВЕРДЛОВ

ОТЦУ

Отец дошел до Кенигсберга.
Пал Кенигсберг.
Была жестокой перестрелка
И колок снег.
И санитар из медсанбата
Кричал: «Держись!»
Жизнь не оставила солдата –
Осталась жизнь…
И лишь никак не переплавить 
Того свинца,
Который вжился, словно память,
Навек в отца.

ФОТОГРАФИЯ

По земле Украины,
по снежной России,
Пролегли фронтовые
дороги отца…
Там, в воронке глубокой,
остался Василий,
Тот, о ком вспоминает
отец без конца.
Тот, кто пел на привале
старинные песни,
Тот, кого не зачислят,
не спишут в запас!
Фотография есть:
Вот сидят они вместе
И намного моложе
сегодняшних нас.
Время птицею мчится,
а фото хранится,
Да и память отца
всё острей и острей.
И глядят на меня
с фотографии лица
Разлучённых навеки
войною друзей!
За окошками дождь
барабанит по крышам,
Словно будит кого-то
от вечного сна…
Он опять о Василии,
друге погибшем…
И опять повторяет:
«воронка… война…»

ФРОНТОВИКИ

Над погостом виснут облака,
Словно над могилою венки.
Хоронить несут фронтовика

Друга своего фронтовики.

Никому не сват он и не брат –

Фронтовой товарищ – старшина.
Эту боль утраты во сто крат
Возвела проклятая война!

Что у них осталось от войны?

Память боя и победы вкус,
И ещё разруха в полстраны
С дорогим названием «Союз»…

НАЧАЛОВО

Как много нынче снега талого
По всей дороге развезло…
Я на попутке до Началово –

Спешу в родимое село.

Не снять мне напряженья нервного –
Воспоминаний тяжек гнёт:
Отсюда, летом сорок первого,
Простившись, дед ушёл на фронт…

И бабка, занятая спицами,
Рассказывала мне про то,
Что похоронка чёрной птицею
Влетела в дедово гнездо.

Но только пуля проворонила,
Наверно, дрогнула рука,-
И похоронка похоронена
На дне большого сундука…

А дедов дом, что у обочины
Стоит, как страж своей судьбы.
И только ставни заколочены,
И дым не вьётся из трубы…

СЛЕПОЙ

На улице с булыжной мостовой,
Где только деревянные дворы,
Постукивает палочкой слепой
От шумной удаляясь детворы.

Вот он идёт на солнечный закат
И только ночь на жизненном пути…
Ничто не выражает его взгляд,

И взглядом его взгляд не отвести.

… И только вечной спутницей при нём
Прошедшая война поводырём.

* * *

 Недолго в шкафу
Похоронка хранилась.
Недолго жена
Побывала вдовой.
Война снизошла 
На великую милость
И дядьку живым
Возвратила домой!
В осколочных ранах
Отца возвратила
И деда вернула
Счастливой родне!
Последними залпами
Отговорила…
И мир похоронку
Принёс по войне!

СЕРГЕЙ ЗОЛОТОВ

* * *

Есть для мужчин параграф в книге Судеб –

в суровый час,

когда гудит набат,

не ждать повестки:

«Будет иль не будет?»

А самому спешить в военкомат.

В поход солдату долго ли собраться?

Винтовка. Скатка. Ложка. Пять гранат.

И из окопа первому подняться.

И выстоять.

И одолеть врага.

И всё запомнить:

дым сожжённой хаты,

голодных ребятишек и старух.

И гибель Неизвестного Солдата,

которым был

твой самый лучший друг.

А в мирный вечер,

встретившись с друзьями,

по кругу фронтовых сто грамм пустить

и вспомнить всех,

кто шёл к победе с нами,

но до Победы не успел дожить.

22 ИЮНЯ 1941-ГО ГОДА

Сиреневая светлица рассвета

коснулась ив у дремлющей реки.

Вот-вот начало дня,

начало лета,

какого не припомнят старики.

Роса на травы пала изумрудом,

по заводи карась пошёл играть.

И всё вокруг таким казалось чудом,

что в сказках и стихах

не описать.

Кукушка в дубняке закуковала,

отсчитывая капли тишины,

как будто

лишь она одна и знала,

что пять минут

осталось

до войны.

У БРАТСКОЙ МОГИЛЫ

«Только за 4 суток (6-10 апреля 1945 г.) при

штурме Кёнигсберга погибло 108 тысяч

советских солдат и офицеров».

(«История Великой Отечественной войны».)

Здесь тысяча двести гвардейцев лежат.

Тысяча двести!

Тысяча двести молчащих солдат,

вы слышите песни?

Песни о Вас,

кто свои не допел,

не досмеялся.

Песни о вас,

кто так мало успел,

но не сдавался.

Символом Жизни

встаёт поутру

солнце над Вами.

Гимны Бессмертья

поёт на ветру

Вечное Пламя.

И, не смолкая, трубят тополя

скорбные марши.

Слушайте!

Это поёт вся Земля

Реквием павшим!

ДИНА НЕМИРОВСКАЯ

22 ИЮНЯ

Внезапно небо громом взорвало.
Расплакался навзрыд июньский вечер.
Так смутно стало вдруг, так тяжело,
Как будто небо рушилось на плечи.

Гром горло драл спросонок докрасна.
Бросались с крыш крутые водопады.
А много лет назад была война
И зычно рокотала канонада.

Дождь за окном своё отгрохотал.
Июньский вечер улыбнулся снова.
А много лет назад бил наповал
По людям – не по крышам – дождь свинцовый.

И над землёй вставал кровавый след,
Даль затмевая смертной пеленою.
Так страшно – даже через столько лет!
А кто-то бредит новою войною…

* * *

Детство. Дом. Родные лица.

За окном – воздушный змей.

Пахнут сдобой и корицей

Руки бабушки моей.

Не смолкают птичьи трели.

Безмятежны дни и сны.

Непритворное веселье —

Двадцать лет, как нет войны.

Первозданная беспечность.

Газировка за углом.

И казалось, будут вечны

Мирный праздник.

Детство. Дом.

* * *

Рассказать вам, друзья, что такое война?

Это – взорванная в ночи тишина.

Это – гуд самолётов, пронзительный рёв,

Предвещающий вой, мол «Всегда будь готов!»

А убежище – лишь за четыре двора.

А за окнами – пыльных буранов пора.

Объяснить вам, враги, что такое война?

Это значит, что вечно пребудет Страна,

Где стоит нерушимый незыблемый Храм,

Неподвластный шальным и залётным ветрам.

Это Храм Единенья и вечной Любви,

Это Храм на Христовой мятежной крови.

ГЕННАДИЙ РОСТОВСКИЙ

НАШ ДЕНЬ ПОБЕДЫ

 Победные знамёна поднимая,
Весна бушует в рощах и садах.
И вновь приходит к нам в начале мая
Наш праздник –
                тот, что порохом пропах.

Наш  День Победы –
                с памятью о павших,
С надеждами вернувшихся солдат,
Наш День Победы – с громом майских маршей,
В сиянье фронтовых своих наград.

Уходят наши прадеды и деды
Туда, откуда их не возвратить,
Но память о войне и о Победе
Живёт сейчас и вечно будет жить!

Весна  смеётся,  как девчонка дразнит, 
В венке цветов степных и полевых.
Встречай, страна,
              свой самый  светлый праздник!
Плачь по погибшим, береги живых…

ВЛАДИМИР ФИЛАТОВ

ПАРАД ПОБЕДЫ

Идут под музыку солдаты

Вдоль мавзолея Ильича

Под орудийные раскаты,

Под строгой сенью кумача.

Врага жестокого осилив,

Пройдя с боями пол-Земли,

До главной площади России

Четыре долгих года шли.

Простите нас, отцы и деды,

За кинохронику в пыли.

Вы подарили нам Победу,

А мы её не сберегли…

ПАВЕЛ РАДОЧИНСКИЙ

В МУЗЕЕ БОЕВОЙ СЛАВЫ

Покажется, что мы

На поле боя,

Оглохшие

От грохота войны.

И в каждом сердце

Застревают болью

Кровавые осколки

Тишины.

И, времени

Переступая грани,

Идём бок о бок

Через все бои:

Ваятели Победы –

Ветераны,

И сыновья их –

Сверстники мои.

ЛИЛИЯ ВЕРЕИНА

* * *

Давно закончилась война,

Да только пишем снова

Волнующие письмена

О времени суровом.

Под Кисловодском дед погиб.

Над братскою могилой

Крик птицы, словно чей-то всхлип

О самом – самом милом.

Другой мой деде освобождён

Из вражеского плена.

Как все солдаты, знал и он

Победы нашей цену.

Пусть птицы гимны пропоют,

Пусть люди не забудут

Тех, в честь кого сейчас салют

Рассыпался повсюду!

ТАТЬЯНА ДРОБЖЕВА

* * *

А.С.Егорову, ветерану войны, узнику концлагеря

У ветерана на больной руке

Четыре цифры: это номер личный.

Его он на немецком языке

Заучивал когда-то к перекличке.

Так требовал порядок лагерей

И этот был совсем не исключеньем,

Не важно, кто ты: русский иль еврей?

Для имени там не было значенья.

И он бежал! Но был, увы, пленен.

И вновь бежал, чтобы с врагами биться

И родине отдать земной поклон,

И увидать солдат родные лица.

И вот – свои! И счастью нет границ!

Остались в прошлом лагерные своды…

«Пусть пулю в лоб в бою мне пустит фриц,

Пусть я умру, но воином свободы!»

Он выжил в этой проклятой войне,

Не осквернив себя клеймом иуды,

Как сотни тех людей, в чужой стране,

Оставшихся лежать безмолвной грудой…

…Я вижу, грусть терзает старика,

Саднит воспоминаний вереница.

Он не сказал, что был ещё «зэка»,

В советских лагерях пришлось томиться…

Ах, Родина! Репрессий эшафот

Для узников, прошедших муки ада,

Простит ли не прощенный твой народ

Свою страну за поздние награды?..

ОТЕЦ В 1945-М

Он Победу отметил в Праге,

Добивая остатки врага,

И медаль свою в спелой браге

Обмывал он на дне котелка.

Только пуля, свинцовая птах,

Снизошла вдруг на милость к нему:

Порвала у предплечья рубаху

И умчалась в угарном дыму…

А когда разноцветье Салюта

Звездной пылью взлетело, светясь,

То душа его, с этой минуты

С величавым созвездьем слилась!

Он рыдал! По-мальчишечьи горько

В том далеком, нерусском краю

Оттого, что дружок его Борька

Принял пулю в последнем бою….

* * *

Мы дрова пилили деду,

Клали в старом дровнике,

Есть свои в деревне беды,

С печкой русской на шестке.

Одинокое жилище,

На стене – портретов ряд,

Деда сразу не отыщешь:

Молод! Ордена горят!

Он у печки копошится

В полуваленках седых.

На плите кипит ушица,

Наш обед на четверых.

Мы придём не скоро к деду,

Хватит дров на целый год.

Знать бы, что до Дня Победы

Дед наш милый доживет!

ГОСПИТАЛЬ В СЕЛЕ КРАСНЫЙ ЯР

медикам-красноярцам

В Мечети старинной

В военные годы

Был Госпиталь в Красном Яру,

Тянулись от речки

Колонной подводы,

В родное село поутру.

В «Операционной»

Поток бесконечный,

И ночью, и днем суета,

У фельдшера ноют

И руки, и плечи,

А в сердце одна маята:

«Не дай, милый Господи,

Смерти вселиться

В пробитые души бойцов!!

Спаси их! Пусть каждый

Домой возвратится,

С Победой в отеческий кров!»

…Струилась Молитва

В лазоревом свете,

Невидимый, теплый поток

Вознес её к куполу

Древней Мечети,

Где правит единственный Бог!

А утром прощанье,

И кружка со спиртом

По кругу… И слез не унять,

…А там, на Бузане,

На стареньком пирсе

Причалили баржи опять…

* * *

Я не брала «высоты боем»,

Их завоёвывал отец,

Мне время выпало другое,

Нести лишь памяти венец.

Но вот война опять волною

Горячей катится во мне:

Отца раненье пулевое,

Осколок в дедовой спине…

В моей душе болят их раны,

И в сердце их любви завет,

А на высотках безымянных

Былых боев кровавый след.

Моей рукой от них посланье:

Стихов горчащих череда,

Как страшных лет напоминанье,

Судьбы упавшая звезда.

И я несу свой груз священный,

Как чашу терпкого вина,

Чтоб в час заветный, откровенный,

За них мы выпили до дна!

ВЛАДИМИР СОКОЛЬСКИЙ

* * *

Он вернулся домой легче на две ноги,

Он совсем не терпел остяков.

Ещё жали ему по ночам сапоги

С парой звонкою каблуков.

Одичав от телесной своей тесноты,

Он порой уходил в запой.

А, смотря на людей со своей высоты,

Видел небо перед собой.

Был на треть он схоронен землёй сырой,

Потому парой ног – вдвойне –

Всё тянуло, тянуло обратно в строй,

Строй не выживших на войне.

Оттого, что однажды шагнув на смерть,

В ту войну он ногами врос.

Только ей и тогда не пришлось суметь

С ним подняться в единый рост.

НИКОЛАЙ ЗАГРЕБИН

* * *

Я рождён в пятидесятом.

На слуху ещё война,

Хоть пришли с фронтов солдаты –

Те, что не сожгла она.

Молод, стар – в бою едино,

Бог ли, случай их сберёг?

Очень редко невредимы,

Но вернулись в край родимый,

Выполнив солдатский долг.

Сколько их в печальных списках

В чужедальней стороне –

Тех, кто лег под обелиски

На жестокой на войне.

По домам пришли солдаты,

Ну, а кто и к уголью:

Печь с трубою вместо хаты –

И ищи теперь семью.

Не успев упиться маем,

Что бывает в жизни раз,

Разгребать войны завалы

Все с разрухой и развалом

Вновь на бой – таков приказ!

И страны лечили раны,

Поднимали из руин

И не ждали с неба «манны»,

Все «пахали», как один.

Я не знаю, в чём причина:

То ли счастье через край,

То ли в радость труд мужчинам,

Что приблизили тот Май?

Только знаю: год от года

Строек ширилась волна,

И усилием народа

Поднималась вся страна.

Мы – солдат недавних дети –

Будто вешняя трава.

Солнцем Родины согрета

Подрастала пацанва!

Про войну читали книжки,

В играх жили мы войной…

Босоногие мальчишки –

Как гордились мы Страной!

Мирно небо голубело,

Грелось солнце на носах,

А в садах, от вишен белых,

Разливались птичьи трели,

Строя хор на голоса.

Время шумного застолья,

Настежь двери для друзей…

Пили мы тепло ладоней

Юных наших матерей.

Был и лагерь пионерский,

Марш походный строевой…

И костры, что звонкой песней

Улетали в поднебесье…

Нынче мир, увы, иной.

ВЕРА КОТЕЛЬНИКОВА

ЛИПА.

Из нароста прямоствольной липы 
Вытекали слёзы по весне.
Сдерживала липа тихо всхлипы,
Вспоминая с болью о войне.

Шёл апрель. Но вместо щебетанья
Соловьёв и соек по лесам
Раздавалось пушек грохотанье,
Да свистели пули тут и там.

И солдат, совсем ещё мальчишка,
Расстреляв патроны все в бою,
Спрятался за липу от фашиста,
Как за мать родимую свою.

От врага солдата укрывая,
Получила липа пулю в грудь.
Соком, словно кровью истекая,
О себе не жалилась ничуть.

Много лет с поры той миновало.
Я, совсем не знавшая войны,
Разве по экрану кинозала,
Стала вдруг частицей той весны!

Пуля, что кору разворотила
Липы, ставшей старенькой давно,
Душу потрясла с такою силой,
Что куда там книгам и кино…

Поделиться: