«С ОТЦОМ Я ВМЕСТЕ ВЫПОЛЗ, ВЫЖИЛ…»

Война не только убивает, ранит, увечит – она старит. Не Бог весть, какое открытие. Многие и многие до меня писали, как меняют человеческий облик боевой гнев, страх, решимость, отчаяние – всё то, что довелось пережить участникам Великой Отечественной…

Смотрю на единственное фронтовое фото отца. Весна 1944-го, Украина, ему только девятнадцать. Но не старше ли он выглядит себя будущего, счастливого отца двоих детей? Вот они передо мной, эти два старых снимка. А на третьем – батя в день пятидесятилетия Победы, после чего отпустит ему судьба встретить 9 Мая всего два раза…

Он был, как все, – хулиганистый парень с астраханской окраины. После ремесленного училища по специальности – столяром-судоводителем – работать не довелось. Война подкатывалась к Волге через калмыцкие степи. В неполных семнадцать отец стал новобранцем. И первый «подвиг» совершил не на фронте, а в голодной теплушке, где пугливо похрустывал сухарями запасливый жмот. Сочно хрустнуло под бритвой вещмешковое «пузцо»:

– Налетай, братва!

Он мало рассказывал о войне. Или я плохо слушал? Вспышками остались в памяти не очень-то складные батины рассказы о том, как пришлось снимать с виселицы партизанку, как долго не поддавался ножу телефонный кабель, которым почему-то любили пользоваться эсэсовские палачи, как тяжело упало ему в объятия заледенелое тело с пустыми глазницами…

А потом была бомбежка под Котельниковом, когда «фугаска» легла рядом с их позицией, и ему, новоиспечённому командиру орудия 1082-го полка 7-го зенитно-артиллерийского корпуса, впервые довелось прикоснуться руками к обнажённому женскому телу. Да не к одному… Только не дай Бог никому таких прикосновений! Потому что расчёт орудия был женским, и посекло девушек осколками без жалости.

Ноябрь 1943-го.

«Реве та стогне Днiпр широкий…»

Только стонал и ревел широкий Днепр не от бури, как у Тараса Шевченко, а от немецких бомб и снарядов, безжалостно кромсавших людей и плоты.

Легко ль сказать, что «полегли»,

Про их расчёт артиллерийский?

Один добрался до земли,

Где можно лечь под обелиски…

И нет у памяти конца

О тех, кто сгинул без ответа.

Над изголовием отца

Не их ли тени до рассвета?

Хороши, плохи ли эти рифмованные строчки, но в них правда – правда моего поколения, чьи отцы живыми вернулись с войны.

«С отцом я вместе, выполз, выжил.

А то в каких бы жил мирах,

Когда бы снайпер батьку выждал

В чехословацких клеверах?»

Так написал когда-то лидер моего поэтического поколения Николай Дмитриев. Замени в этих строках «чехословацких» – на «румынских», и я с полным правом сказал бы, что писаны они о моём отце. Только снайпер его таки выждал, и День Победы батя встретил, лежа на животе, – из поясницы хирурги вынули пулю, которая, к счастью, не стала роковой.

Он не был героем. Просто, как все, честно тянул солдатскую лямку. Три года войны, потом ещё тридцать лет кадровой службы. Армия стала сутью и смыслом его жизни. Война догнала отца, когда он демобилизовался и вернулся в родную Астрахань. Былые раны и контузии мёртвой хваткой вцепились в тело, в котором закончился строевой завод. Но каждый День Победы отец словно брал увольнительную у своих мучителей – выходил на люди с орденами и медалями.

Человеческая память избирательна и прихотлива. Я встречал с батей все отпущенные ему святые дни. Но ярче всего – детское воспоминание. Праздновали двадцатилетие Победы. Был один из тех уютных, тихих, пронизанных насквозь майским солнцем украинских дней, которые воспел великий Кобзарь:

«Садок вишневий коло хати,

Хрущi над вишнями гудуть…»

Как любил повторять эти волшебные строки дядя Володя Мудрый! Вот он – «щирый украинец» – сидит в обнимку с моим «кацапистым» отцом, а плечом к плечу с ними – полутатарин-полуузбек Бакиев и белорус Гуринович с дородной супружницей тётей Клавдей. Никогда не забыть мне её колыбельную, древнюю, как полесские болота. Может, там, за непролазными трясинами, на партизанском острове, от матери слышала она этот нехитрый напев:

«Не хадзи, коцю, па лауцы –

Буду бици на лапцы…»

Но то потом, вечером после застолья, будет тётя Клавдя баюкать этими словами Светку – меньшую сеструху моего неразлучного сябра Ваньти. А сейчас вместе с молодой и красивой – Боже, какой молодой и красивой! – моей мамой тянет-приголашивает:

«Что стоишь, качаясь,

Тонкая рябина…»

И подпевают, обнявшись, наши отцы-фронтовики, сорокалетние старшины-сверхсрочники – сильные, добрые, надёжные. А нашей босоногой команде светло и радостно, и почему-то от сладкого майского ветерка наворачиваются слёзы…

Вот это и есть моя Россия. Отвоёванная у недругов, населённая друзьями, омытая чистыми детскими слезами, и потому – вечная.

Вечная, как День Победы.

ЮРИЙ ЩЕРБАКОВ

Поделиться: