— Товарищ старший лейтенант! Там какие-то бабаи хотят с вами встретиться.

Заряжающий Сопля, заступивший с утра в наряд, стоял в дверях пункта боевого управления стрельбой гаубичного артдивизиона, переминаясь с ноги на ногу. Командир батареи Сергей Белов нехотя оторвался от рабочего планшета, на который он только что нанёс координаты очередной безымянной цели. Через пару часов его гаубичная батарея всеми тремя орудиями Д-30 должна «отработать» по этой безвестной цели. Кого им сегодня предстояло обстреливать, Сергей толком не знал. Да и не положено ему об этом знать, коли координаты «точечного» артудара дали офицеры ГРУ. Значит, есть там у них в «зелёнке» свой интерес, под которым может скрываться всё, что угодно.

Вон намедни точно также долбанули по цели, указанной советниками царандоя, а на следующий день из Бригады поступила депеша, что прямым попаданием они угодили в машину с какими-то очень важными персонами, прибывшими в «зелёнку» из Пакистана. Даже пакистанское радио об этом расхлесталось. За отличную стрельбу командир 70-й Бригады объявил Серёге благодарность и пообещал, что в случае ещё одного такого удачного прямого попадания, светит ему представление к правительственной награде. Кто знает, может, сегодня тоже повезёт.

Сергей пытался даже представить, как его будут награждать медалью, а, может быть, даже и орденом. Но все его мечтания прервал этот чмошник Сопля.

— Что этим козлам от меня надо? — с раздражением в голосе произнёс Сергей. – И потом, сколько раз тебе, раздолбаю, нужно говорить, чтобы не заходил на ПБУ без стука? Тебе что, постоянную прописку в наряд сделать, чтобы своими куриными мозгами ты эту аксиому через ноги и руки осваивал?

Сопля потупил свой взор в клочок земляного пола у своих ног. На этого старлея не угодишь. В прошлый раз как раз наоборот отматюкал за то, что постучался в дверь, перед тем как зайти на ПБУ. Дятлом обозвал. Не-е, однозначно не везёт тебе, рядовой Сопляков, в жизни. Даже с этой дурацкой фамилией, над которой смеются все сослуживцы, крупно не повезло. Вот приеду домой, женюсь на первой встречной девахе и сменю свою фамилию к чёртовой матери. Уж лучше быть каким-нибудь Ивановым или Сидоровым, но никак не Сопляковым.

— Я тебя спрашиваю, что нужно этим козлам? — прервал ход его мыслей старлей. – Чего молчишь, сопли пережевываешь? Тебя для чего в наряд поставили, что бы ты спал на ходу? Поди, узнай и доложи по полной форме. И чтоб одна нога здесь, а другая — кругом марш.

Боец выскочил из комнатушки и, как угорелый, помчался к воротам КПП, у которых в ожидании стояли несколько афганцев.

Добежав до ворот, он остановился в раздумьях. А как, собственно говоря, он будет спрашивать у бабаёв о цели их визита? За почти шестимесячный период службы в Афгане, он смог запомнить не больше двух десятков расхожих фраз. Да и то, это были такие фразы, которые при посторонних опасно было даже произносить. Пожалуй, поймут совсем не так, как надо, и примут его за конкретного наркушу.

Счастье улыбнулось ему в лице выезжавших на работу царандоевских советников. Это были культурные люди, не то, что военные советники. Те жлобы особо не разговаривали и при каждом удобном случае только матом посылали куда подальше. А царандоевцы, то бишь менты, завсегда с пониманием относились к рядовым труженикам войны. А если тоже посылали куда-нибудь, так это же для пользы общего дела. Сколько раз Сопля мог погореть на том, что втихаря скупал чарс у афганцев, но царандоевцы, зная через своих стукачей о его пристрастии к анаше, ни разу не вложили командиру. Правда, один раз нервы у них не выдержали, и так ему по физиономии съездили, что Сопля этот факт запомнил на всю жизнь. Ну, так то был особый случай, это когда он попытался поменять парочку «эфок» на жменю чарса и нарвался на опера из царандоя, переодетого под бабая. Сам виноват. За этот разгильдяйский поступок по нему конкретный трибунал плакал, а они его опять пожалели.

Сопля остановил выезжавшую из городка «таблетку», которая была битком набита советниками. «Как кильки в томатном соусе, — отметил про себя Сопля. — Подорвись эта машина на мине, конкретная братская могила получится».

Вкратце объяснил офицерам о цели их временной остановки. Один из царандоевских переводчиков, сидящий за рулем машины, не вылезая из кабины, поинтересовался у афганцев, что тем вдруг понадобилось от командира батареи. Бабаи наперебой стали что-то объяснять ему, но переводчик не стал их особо выслушивать.

Подозвав к себе Соплю коротко изложил суть дела. Оказывается бабаи пришли с просьбой оказать им содействие в чистке заросшего камышом арыка. Роль шурави сводилась к тому, чтобы они не обстреливали их — мирных дехкан, во время проведения очистных работ.

И всего-то?!

Советники уехали на свою работу, а Сопля поковылял с докладом к старлею.

Выслушав сбивчивую речь Сопли, Сергей решил немного размяться и посмотреть, что там за бабаи такие тусуются у ворот.

Афганцев было четверо, трое из которых действительно были бабаями, в прямом и переносном смысле этого слова. Самому молодому из них было лет семьдесят, а старшему, так под все девяносто. Старший бобо видимо плохо держался на ногах и вынужден был опираться своими высохшими руками о сучковатый дрын. Ко всему прочему, этот дедуля был совершенно глухой и с бельмом на одном глазу. И была необходимость переться ему в такую даль ради общественного дела? Неужели не могли найти бобо помоложе? Или те, что помоложе, бегают сейчас по «зелёнке» с оружием в руках, и им эти зачистки арыков нужны что мёртвому припарки?

Четвёртым среди бабаёв был худощавый подросток. На вид ему было лет четырнадцать – пятнадцать. Смуглое, обветренное лицо, не по-детски мозолистые ладони руки, покрытые мелками трещинами и цыпками, – все говорило о том, что этот бача с малолетства ничего, кроме каторжных земляных работ, не видел. Наверно, батрачил всю свою непродолжительную жизнь на какого-нибудь местного бая и ничего путного от этой рабской жизни не имел.

А, может, и не дехканин он вовсе, а самый, что ни на есть, настоящий душман?

Сергей машинально сдёрнул малахай с правого плеча подростка, пытаясь обнаружить на нем следы отдачи приклада винтовки или автомата. Никаких следов не было. Подросток загадочно улыбался, глядя офицеру прямо в глаза. Этот взгляд Сергею почему-то не понравился. Глаза подростка излучали не искреннюю радость от встречи с шурави, а какую-то настороженность и, более того, тщательно скрываемую ненависть. Обычно так смотрят только душманы.

Один из стариков, тараторя о чём-то без умолку, пытался схватить Сергея за руку, одновременно показывая жестами в сторону «зелёнки». Его бесцеремонное поведение вывело Сергея из себя и, выдернув свою руку из цепких рук старца, он с негодованием произнес:

— Да иди ты знаешь куда, пердун старый! – Потом немного подумав, добавил: — Арык свой чистить.

Старец слова Сергея понял по-своему. Закивав головой и тряся седой бородкой, стал рассыпаться в благодарностях.

— Ташакур, ташакур. Бисиор ташакур.

Дед ещё долго рассыпался в любезностях, но Сергей его уже не слушал. Демонстративно развернувшись, он пошёл на площадку, на которой были установлены три гаубицы Д-30. Нужно было отдать распоряжение наводчикам, чтобы те заблаговременно навели свои орудия на цель.

Через минуту он уже и забыл о существовании этих бабаёв. Да и хрен бы с ними, пусть чистят свои грёбаные арыки! По нему так лучше было бы, если этих арыков не было вообще. «Духи» подбираются по этим, наполовину пересохшим арыкам почти вплотную к городку и долбают оттуда его батарею и советнический городок. Только за последние два месяца он потерял двух своих бойцов, а ещё трое, получив серьёзные ранения, отлёживаются сейчас в госпитале в Ташкенте и вряд ли вернутся обратно в подразделение.

Перед выполнением ответственного задания да и вообще перед каждой стрельбой Сергей взял за привычку влезать на крышу огромного резервуара, стоящего рядом с его батареей и, находясь на обустроенном там наблюдательном посту, рассматривать прилегающую местность. Этих резервуаров было два, но он лазил только на тот, что был ближе к батарее. Это восхождение на «бочку» стало для него своеобразным ритуалом, которое он исполнял с завидным постоянством, словно «дух», исполнявший свои обязательные намазы. Кто знает, но может таинство такого восхождения способствовало удачной стрельбе. А, может, это просто буйная фантазия гонит его на «бочку».

Находиться на ней было хорошо только по утрам, когда от металла исходила сохранившаяся с ночи прохлада, а лёгкое дуновение утреннего ветерка ласкало каждую клеточку кожного покрова. Но сейчас далеко не раннее утро, и солнце уже высоко поднялось над горизонтом. До полудня было ещё целых два часа, но металл резервуара успел раскалиться до такой степени, что его можно было использовать в качестве сковороды для жарки яичницы. Горячие струи воздуха от раскаленного металла поднимались вверх и, проникая через пятнистую материю камуфляжа, выдавливали из тела всю сохранившуюся с ночи влагу. Спина мгновенно стала мокрой, и струи пота, сорвавшись с плеч и лопаток, стали стекать вниз к пояснице, вызывая при этом крайне неприятные ощущения.

«Ать – два, ать – два».

Мозг Сергея автоматически включился в какой-то одному ему понятный отсчёт.

Почему-то вспомнился строевой плац Ростовского артиллерийского училища, в котором он оттрубил четыре года. Те занятия по строевой подготовке для него были самым нудным занятием. Он был готов днями и ночами пропадать на полигоне под Новочеркасском, насилуя себя до дрожи в коленках на занятиях по тактико-специальной подготовке. Но эта шагистика на строевом плацу и в стужу и зной — была выше его сил,

«Ать-два, ать-два». Но не всё так плохо. Как там говорил Суворов: «Тяжело в учении, легко в бою?» Это точно. Даже ненавистная шагистика иногда оборачивается в весьма приятное мероприятие. Таким мероприятием был военный парад на центральной площади города, посвящённый сорокалетию Победы над фашистской Германией.    Готовиться к нему начали почти за два месяца. И хотя учёба в училище подходила к своему логическому завершению, выкладываться на плацу приходилось, словно салабону — первокурснику.    Но вот и наступил он, долгожданный День Победы. Ещё с вечера парадная форма вычищена и наглажена так, что на ней не то что неуставных морщинок и складок – даже пылинки под микроскопом трудно найти! Парадные ботинки сияют зеркальным блеском, а к их каблукам и подошвам прибиты новёхонькие подковы. Накануне вечером подковы прошли испытание на прочность на последнем тренировочном проходе по плацу училища. Когда учебная рота при прохождении строевым шагом одновременно ставила ногу на асфальт плаца, раздавался резкий звук, словно залп одиночных выстрелов из полусотни автоматов. Это что-то! Строевая «коробочка», как единый живой организм, подчинялась внутренней команде нервных клеток в головах каждого курсанта.    Ать-два, ать-два!    Парадные «коробочки» выстроены на одной линии. Команда: «Смирно! Равнение на середину!» эхом отражается от стеклянного «трактора» — здания Ростовского драмтеатра. Звучит марш и, на Театральную площадь выплывает алое знамя Краснознамённого Северо-Кавказского военного округа. Короткий доклад руководителя парадом командующему КСКВО. Объезд командующего округа парадных «коробочек» и его поздравления в связи с праздником. Перекатистое: «Ур-а-а!», вырывающееся из «лужёных» глоток участников парада. И наконец вот он — долгожданный парад. Всё, к чему так упорно готовились два последних месяца, в едином порыве выплеснулось наружу. Команда; «И-и раз!» Головы повернуты направо, туда, где на трибуне стоят генералы, руководители Ростовской области и ветераны Великой Отечественной войны.    Единый порыв, единый строевой шаг!    Ать-два, ать-два!    Боже, как давно это было. Уже третий год пошёл с той памятной поры, а каждая клеточка организма вновь ощущает нервный озноб, что разливался по телу во время прохождения строевым шагом в тот торжественный день. Такое никогда не забывается.    Ать-два, ать-два!    Последний парад.    Ур-р-а! Прощай родимый РВКИУ! Прощай Ростов-Дон — батюшка! Впереди сложная и многообразная офицерская жизнь.    Отпуск отгулять так и не успел. Часть, в которую направили для дальнейшего прохождения службы, в полном составе уезжала в Афган на усиление южных рубежей этой воюющей страны. Со своим взводом он попал в Кандагар. Уже на месте выяснилось, что это была плановая замена, и служить ему в этой глухомани придётся не менее двух лет. А если вдруг понравится, может и на больший срок остаться.    Ать-два, ать-два!    Да что это за чертовщина такая? Откуда у него эта считалка в голове? С чего это он вдруг ведёт этот счёт?    Сергей переключил свое сознание на реалии текущего момента.    Ать-два, ать-два!    Так вот оно в чём дело! Он смотрит на шагающего по полю афганского подростка и, в такт его шагам, ведёт отсчёт этим размеренным, ритмичным шагам.    Стоп!    Подросток уже на добрую сотню метров ушёл в сторону от остальных бабаёв. Вон, ковыляя общей кучкой, те бредут вдоль арыка. А подросток, уйдя от них влево, идёт в сторону развалин кишлака, в котором вот уж несколько лет никто не живёт.    Ах, ты зараза! Ах, ты душара!    До Сергея только сейчас дошло, почему он мысленно ведёт этот отсчёт. Глаза уловили размеренный шаг подростка и передали сигнал на нервные клетки головного мозга, которые ещё хранили в себе биологическую память о строевой подготовке в училище. Так вот оно, в чём дело? Бача идёт ровными шагами и, по всей видимости, ведёт их счёт. Стало быть, он измеряет расстояние от батареи до какой-то точки, в которой «духи» наверняка установили реактивную установку, безоткатное орудие или миномёт.    Точно! Сомнений быть не может. Бача идёт по прямой линии, не сворачивая ни влево, ни вправо. Ну, это уже наглость с его стороны. Сергей крутанул ручку индуктора полевого телефона и громко крикнул в трубку:   

 — Митроху ко мне на «бочку»! По полной боевой! Чтоб через секунду был здесь!    Митроха, это ефрейтор Митрохин — снайпер, приданный к их дивизиону на тот случай, если «духи» будут подбираться к батарее на расстояние ружейного выстрела. Служба у ефрейтора была относительно спокойной и он, чтобы не растерять навыки стрельбы из табельной СВДэшки, ежедневно залезал на «бочку», упражняясь в стрельбе по невидимым целям в «зелёнке». Когда одиночные выстрелы его «винтаря» начинали эхом отдаваться в голове, Сергей звонил на «бочку» и посылал «Робин Гуда» туда, откуда он появился на заре своей молочной юности. Практические стрельбы после этого прекращались, чтобы на следующий день возобновиться вновь.   

 «Сейчас и посмотрим, какой из тебя стрелок», — подумал Сергей, глядя на бегущего к «бочке» ефрейтора.   

 — Ефрейтор Митрохин по вашему приказанию прибыл! — Держа винтовку в левой руке, правой рукой ефрейтор отдавал честь офицеру.    

— Прибывают поезда на вокзал, — беззлобно буркнул Сергей, в ответ на доклад подчинённого. Потом, осмотрев его с ног до головы, спросил:    — Стрелять ещё не разучился?    

— Никак нет товарищ старший лейтенант!    

— Ну-ну. Сейчас посмотрим, какой ты у нас Монтигомо — соколиный глаз, или как там ещё. Вон, видишь того духовского «землемера», что отсчитывает сейчас шаги, отделяющие тебя и меня от смерти? Сможешь отстрелить ему одну ногу, чтобы он со счёта сбился?    

Ефрейтор мельком глянул на шагающего по «зеленке» человека, в нерешительности пожал плечами.    

— Постараюсь, товарищ старший лейтенант.    

— А мне старатели не нужны. Пусть они в своей Сибири золото моют, — с раздражением в голосе Сергей перебил ефрейтора. — Мне нужно, чтобы ты заставил этого козла забыть всё, что он там насчитал. Сможешь?    

Ефрейтор хотел было что-то ответить старлею, но, передумав, только  кивнул головой.    Устроившись поудобней на импровизированном бруствере, выложенном из мешков с землёй, он не спеша зарядил снайперскую винтовку и прильнул правым глазом к оптическому прицелу.    Сухой, как удар пастушьей плети о воздух выстрел, заставил вздрогнуть Сергея, наблюдавшего в бинокль за шагающим подростком. Бача, взмахнув правой рукой, крутанулся на месте и, упав на землю, исчез из поля зрения. Словно сквозь землю провалился. Сергей перебросил взгляд на идущих в стороне трёх стариков. Услышав выстрел, те, проявив несвойственную им прыть, шарахнулись в сторону и исчезли в густых зарослях камыша, росшего вдоль арыка.   

— Я же тебя просил в ногу стрелять, а ты куда попал? — Сергей едва не съездил по физиономии горе-снайпера.    

— Так я в ногу и целился! Кто же знал, что завалю этого «духа»? Расстояние-то, вон оно какое, почти шестьсот метров. С такого расстояния не то что в ногу, но и в человека трудно попасть.    

— Иди на хрен отсюда, стрелок альпийский. И не попадайся больше мне на глаза, пока не научишься нормально стрелять.    

Сергей был готов пришибить этого ефрейтора. А ну как он ошибся в своих догадках, и этот бача действительно окажется мирным дехканином? Вот вони-то будет завтра. Тут уж не о медальке нужно будет думать, а о том, как избежать встреч с «особистом», а хуже того, с военным прокурором. В условиях объявленного в стране всеобщего примирения, чего доброго ещё и статью могут пришить. У них это не заржавеет. Воевать с «духами» так и не научились, а вот своих за решётку упрятывать – на это они большие мастаки.    На всякий случай доложил по «релейке» на ЦБУ 70-й Бригады. Так мол и так, заметили в «зелёнке» вооружённого «духа», который в бинокль вёл наблюдение за советническим городком. По всей видимости, «духовский» корректировщик. Пришлось ликвидировать. Одновременно доложил и о стариках. Но преподнёс это, как совершенно разные эпизоды из обыденной жизни его батареи за текущий день. На ЦБУ, кажется, поверили его фантазиям.    А на следующий день, в тот момент, когда в подразделении был обед, на батарею упало несколько минометных снарядов. Осколки у них были не чугунными, как обычно, а шариковыми.    Стальные шарики шмелями летали по позициям выстроенных в один ряд орудий, барабаня рассыпавшимся горохом по «бочке». На тот момент бойцы, затарившиеся в ПХД гречневой кашей с тушёнкой и постным вермишелевым супом, обедали в общей палатке. С первым взрывом они побросали свою трапезу и спрятались в укрытии.    Но в этот день всё-таки не удалось обойтись без жертв.    Сопля решил сделать благое дело и, взяв двойную порцию харчей, покондылял с ними на КПП. Там, на посту, стоял его друган Петруха, такой же чмошник и «анашист», как и он сам.    До КПП Сопля дойти так и не успел. Шариковый осколок угодил ему прямо в глаз. Но Сопля этого уже не знал, потому что смерть его была мгновенной, словно вспышка яркого света в ночи. Он навзничь упал на землю, а из алюминиевых котелков в пыль вывалились остатки супа и каши. Извивающаяся дождевыми червями вермишель, выскальзывала из котелка вместе с потоком бульона и, замирала, едва коснувшись земли.    Спустя несколько дней к Сергею подошёл царандоевский советник, который рассказал буквально следующее. В тот день, когда старлей докладывал в Бригаду о подстреленном «духе», «землемер», здоровый и невредимый, отлёживался в небольшой ложбинке, в которую он упал после того, как мимо него пролетела пуля шуравийского снайпера. Дождавшись темноты, он спокойно встал и продолжил свой дьявольский отсчёт.    Как позже выяснилось, тот бача никогда в жизни не был дехканином. Это был сын одного из влиятельных полевых командиров в уезде Даман. Более того, он и сам был руководителем молодежной душманской организации, и в его подчинении было до трёх десятков головорезов, таких же подростков, активно занимающихся разведывательно-диверсионной работой в провинции.    Но самую интересную новость советник сказал Сергею перед самым уходом.    По оперативным учётам ХАДа и Царандоя, молодой «дух» значился под прозвищем «землемер».      

Поделиться: