Сотрудники милиции, откомандированные в Грозный, давно знали, что Временный федеральный орган внутренних дел МВД РФ в Чеченской республике переедет в новое здание, и предстоящее событие было предметом обсуждений во всех их кулуарных разговорах. Вот только никто из них не знал, когда это мероприятие произойдёт. А до поры до времени часть сотрудников продолжала ютиться в двух палатках, развёрнутых на территории автоколонны, по месту временной дислокации Бригады Внутренних войск, а вторая часть проживала в нескольких учебных классах полуразрушенной средней школы, стоявшей неподалёку от Грозненского молокозавода.
Вся проблема заключалась в том, что в центральной части города очень трудно было найти уцелевшее административное здание, пригодное для размещения «федералов». Мало того, что это здание должно было отвечать требованиям оборонительного значения, но оно, в первую очередь, должно было быть удобным для повседневного приёма граждан, чтобы те за световой день могли добраться туда из любой точки города. Города, где общественный транспорт исчез с первой упавшей на него бомбой. В этом здании, ко всему прочему, должны были расположиться кабинеты ответственных сотрудников ВФОВД и кабинет аттестационной комиссии, на которую возлагались обязанности формирования чеченской милиции и проведение проверок вновь принимаемых на работу сотрудников.
После долгих и упорных поисков, в которых принимали участие практически все сотрудники Временного органа внутренних дел, его руководитель – генерал Владимир Шумов, принял окончательное решение: остановиться на здании, в котором раньше размещалось Управление строительства МВД Чеченской республики.
Этот четырехэтажный кирпичный дом стоял в Заводском районе Грозного, рядом с грузовым двором железной дороги.
О том, что в этом районе ещё совсем недавно шли ожесточенные бои, свидетельствовало большое количество полуразрушенных или полностью сгоревших домов частного сектора.
Само здание Управления строительства представляло собой закопченное убожество, два этажа которого основательно выгорели, а задняя стена, навылет пробитая танковыми снарядами и выстрелами РПГ, больше напоминала дуршлаг.
И вот в этом здании всем прикомандированным сотрудникам предстояло в дальнейшем жить и работать. Хорошо, что уже не было таких холодов и слякоти, как в первую половину марта, а стало быть, полиэтиленовых плёнок, заменяющих стёкла в выбитых оконных проёмах, было вполне достаточно, чтобы сохранить тепло, излучаемое чугунными «буржуйками».
Никаких подготовительных мероприятий проделано не было.
Просто однажды утром поступил приказ собрать все свои нехитрые пожитки и за один день перебазироваться к новому месту жительства.
Добирались, кто как мог. Жильцы комнаты, а, точнее сказать, класса географии в 15-й школе, в основном – сотрудники уголовного розыска, на приписанном к ним БТРе за два рейса перевезли всё, что могло им пригодиться на новом месте. И в первую очередь – «буржуйку», которая верой и правдой служила им всё это время, сохраняя по ночам остатки тепла в телах, укутанных в ворох разношёрстной одежды и всевозможное тряпьё, привезённое с собой из дома.
В полном составе они поселились в сгоревшем кабинете на третьем этаже.
Сказать, что кабинет выгорел полностью, было бы совершенно неправильно. Но и то, что от него осталось, вызывало удручающее впечатление. Деревянные полы в нескольких местах сильно обуглились, и операм пришлось соскабливать ножами выгоревшие плешины, избавляя тем самым скромное жилище от зловонной гари. Закопчённые стены пришлось очень долго оттирать раствором соды и стирального порошка, чтобы хоть как-то привести их в божеский вид. В довершение ко всему, над входной дверью они повесили небольшую икону «Казанской божьей матери», найденную накануне в одном из сгоревших домов при проведении плановой зачистки на окраине Ленинского района.
В коридоре и кабинетах, что располагались на противоположной стороне третьего этажа, огонь пожрал всё, что могло гореть. Не было ничего: ни пола, ни дверей, ни окон. Только пепел, сажа и отвалившаяся штукатурка. Не полностью сгоревшие кипы бухгалтерских документов лежали в самой дальней комнате. Ничего интересного в тех бумагах обнаружено не было, и поэтому их было решено пустить на растопку «буржуйки». Лаги и остатки обуглившихся половых досок, собранные по всему этажу, сложили в одной из сгоревших комнат, предусмотрительно заколотив дверной проём листом жести, подобранным во дворе соседнего кирпичного дома, разрушенного прямым попаданием авиабомбы.
Уже в первый же день повседневная жизнь оперов стала входить в своё прежнее русло. Плохо только, что в их комнате не было света. Если быть точным, света не было во всём здании, за исключением комнаты на втором этаже, где сидели связисты. В моменты обеспечения плановых сеансов связи с «Центром», а также вечерами, те гоняли свою УДэшку, тарахтевшую во дворе, словно старый, раздолбанный мотоцикл с прогоревшим глушителем, прямо под окнами той самой комнаты, где и жили теперь оперативники уголовного розыска.
Так долго не могло продолжаться, и опера решили пойти на компромисс. Прихватив бутылку самопальной водки и несколько метров кабеля, они выторговали у связистов один сантиметр на их силовом кабеле, куда и зацепили свои «сопли». Полазив по соседским развалинам, они нашли розетки и люминесцентный светильник.
Теперь им было всё «по фигу». Со светом жить стало намного веселей. Заработала старенькая стерео-магнитола, найденная ещё в феврале в 15-й школе, где они дружно жили до переезда.
Чтобы «духи» ненароком не увидели их «иллюминацию», на окна повесили светомаскировку, а, точнее сказать, рулоны рубероида, прихваченного с прежнего пристанища. Кроме этого, спасаясь от шальных пуль, которые могли запросто залететь в комнату, на оба окна поставили свои бронежилеты. Как говорится, бережёного – Бог бережёт.
Единственное, что уже на второй день стало раздражать их, как профессионалов, так это абсолютно наплевательское отношение питерских собровцев, обеспечивающих круглосуточную охрану здания.
«Питерцы» досиживали последние дни своей командировки и со дня на день ждали плановой замены, которая должна было прибыть в Грозный в лице мурманской, а, точнее сказать, североморской «спецуры». Видимо, близость близкого дембеля притупила бдительность бойцов СОБРа, и они несли службу, сидя на стульях, прямо у центрального входа в здание. На вполне справедливые замечания оперов, что собровцы допускают ничем не обоснованный риск, те снисходительно улыбались, отмахиваясь от «законников», как от назойливых мух.
Ну, а как же иначе? У каждого из них за плечами – больше двух месяцев войны, и всех остальных постояльцев охраняемой «берлоги» они держали за необстрелянных и «зашуганных» салаг.
Однажды ночью двое прикомандированных сотрудников уголовного розыска вышли по малой нужде в сгоревшую часть этажа. Уже собрались, было, идти досматривать сны. Но в этот момент до их слуха донёсся приглушённый разговор. Выглянув в проём окна, они увидели, что два собровца, сидящие у входной двери, ведут между собой задушевную беседу.
И вот тут-то у оперов созрел молниеносный план, как проучить наглых «питерцев». Подняв с пола лист жести, тот самый, что до этого они прибивали к дверному проёму, но сами же, чуть позже сорвали из-за неудобства ночных передвижений «до ветра», с громким криком «Аллах Акбар» выбросили его в окно.
Прошуршав по воздуху и описав замысловатую дугу, жестянка со страшным грохотом упала на проезжую часть дороги, метрах в десяти от сидящих на крыльце собровцев.
В ночной тишине это было, пожалуй, почище взрыва гранаты!
Собровцы от неожиданности, а, может быть, просто испугавшись, открыли беспорядочную стрельбу из автоматов по развалинам домов, стоящих на противоположной стороне улицы.
И тут началась такая катавасия!
Все сотрудники временного органа, спросонья не поняв, в чём дело, повыскакивали их своих тёплых постелей и, заняв ранее обозначенные для каждого огневые позиции, открыли стрельбу в ночную темень. Одним словом, палили в божий свет, как в копеечку!
Стрельба прекратилась минут через пятнадцать-двадцать, когда стало ясно, что на «оборонявшихся» никто вовсе и не нападает.
А утром, когда все сотрудники вышли на улицу, чтобы следовать к месту своей службы, то увидели следующую картину: Володя – командир питерских собровцев, размахивая руками, рассказывал генералу Шумову, как его бойцы своими «доблестными» и «своевременными» действиями предотвратили ночное нападение коварных «нохчей». В подтверждение своих слов, Володя подвёл генерала к обочине дороги, где показал на еле заметные капли крови. Из сказанного им, выходило, что среди нападавших боевиков были потери.
Вернувшись с работы ближе к вечеру, «квартирьеры» не узнали свою обитель. Под козырьком центрального входа, на том самом железобетонном крыльце, где ещё вчера беззаботно восседали на стульях бойцы СОБРа, были аккуратно уложены мешки с песком. Они были выложены таким образом, что образовывали подобие ДЗОТа с амбразурами для стрельбы из стрелкового оружия. Перед мешками были поставлены крышки люков от сгоревшей бронетехники, для надежности притороченные к мешкам стальной проволокой. На нависающем над входом бетонном козырьке, из точно таких же мешков с песком была оборудована ещё одна огневая точка. Поверху и с боков всей этой «оборонительной» конструкции были натянуты маскировочные сети. Посторонние люди, проходящие мимо охраняемого здания, теперь уже не могли разглядеть сидящих в укрытии бойцов.
Прибывшие буквально на следующий день из Североморска спецназовцы, были несказанно рады тому, что приехали практически на всё готовое.
Правда, им потом ещё долго пришлось разыскивать источник зловония, разносившегося безветренными вечерами по всей округе. В конце концов на соседнем пепелище они обнаружили огромную собаку, тело которой в двух местах было продырявлено автоматными пулями. По всей видимости, изголодавшийся за время войны пёс, в поисках пищи в ту роковую для него ночь учуял запах жареной картошки с тушёнкой – излюбленного блюда питерских собрововцев – и, истекая голодной слюной, подошёл слишком близко к «секретному» объекту. За что жестоко поплатился, став нечаянной жертвой «героических» защитников. Получив смертельные ранения, пёс из последних сил дополз до развалин.
Но «собры» об этом вряд ли уже узнали, поскольку были очень далеко – в своём родном Питере, где за «рюмкой чая» рассказывали друзьям и близким о своём последнем героическом бое в Грозном.
На этом можно было бы поставить точку, если бы не одно обстоятельство.
Спустя неделю, тёмной апрельской ночью группа чеченских боевиков напала на блокпост внутренних войск, располагавшийся в двухстах метрах от ВФОВД. Атака боевиков «вованами» была отбита, и, отступая, они заскочили на улицу, где располагался временный милицейский орган. Спецназовцы, нёсшие караульную службу, открыли по противнику огонь из автоматов и «подствольников», на что боевики ответили из РПГ. Выстрел гранатомёта угодил в одну из бронеплит, продырявив её насквозь. Взрывной волной часть мешков с песком завалилась, придавив собой одного из спецназовцев.
Сломанная ключица была единственной серьёзной травмой, полученной спецназовцем в ту смутную ночь. Два его сослуживца отделались лёгким испугом и незначительными контузиями.
А ведь всё могло быть намного хуже, если бы не та ночная шутка сотрудников уголовного розыска!