ГЛАВА 22
ПОСЛЕДНИЕ НАСТАВЛЕНИЯ ВАЛЕРЫ МАХНАТКИНА
Первый рабочий мушаверский день Николая завершился в тот самый момент, когда полуденное солнце застопорилось в зените небосклона, а двое военнослужащих царандоя принесли в спецотдел термосы с горячей пищей, приготовленной на царандоевской кухне. Кроме похлёбки и постного плова каждому едоку полагалась четверть кукурузной лепёшки и кружка горячего чая. Находящиеся в подразделении офицеры и рядовые потянулись к раздаче пищи со своими чашками и кружками и уже через пару минут усердно гремели ложками, сидя под навесом за общим столом. Из этих же термосов перепало и сидящим за металлической решёткой узникам. Аманулла предложил Николаю отобедать вместе с ним, но, поблагодарив того за гостеприимство, он вежливо отказался от казённой пищи. К тому моменту от Головкова и остальных советников царандоя он уже был наслышан о проблемах, возникавших с кишечником, у тех, кто осмелился отведать азиатских разносолов.
Прощаясь, Николай попросил подсоветного выделить машину спецотдела, которая доставила бы его, Головкова и Шарафутдина в советнический городок. Аманулла отдал распоряжение Мирзе — водителю «Тойоты», но им пришлось ещё немного подождать, пока тот не расправился с обедом. Домой добрались без происшествий. Когда вошли на виллу, то увидели как Валера Махнаткин разогревает на плите вчерашний борщ.
— Ты что, так и не улетел? — удивился Головков.
— Улетишь тут с вами, — недовольно буркнул Валера. — Самолёт из Кабула и не думал сегодня вылетать. Видите ли, у них там сильный ветер с утра задул, и все вылеты отменили. А что мне одному делать на Майдане? Вот и решил обратно вернуться.
— Ну, и когда теперь обещают подать персональный борт? — пошутил Володя.
— Если завтра ветер в Кабуле стихнет, то часам к одиннадцати самолёт будет в Кандагаре.
— Обнадеживающая весть, — констатировал Головков.
С обедом справились в считанные минуты, после чего все разбрелись по своим комнатам и уже там добросовестно приступили к неукоснительному исполнению неписаных правил соблюдения мушаверского часа. Один лишь Валера неприкаянно бродил по огороду, пропалывая помидорные грядки. А вечером всей гурьбой пошли на волейбольную площадку и, присоединившись к играющим, дали жару военным советникам, не проиграв им ни одной партии. В тот день на городок не упало ни одного эрэса, ни одной мины, и игра завершилась в тот самый момент, когда солнце скрылось за горной грядой на западной окраине Кандагара. Поскольку борщ был доеден ещё в обед, на ужин решили ничего не готовить, а довольствоваться тем, что лежало в кладовке. Открыли несколько банок с гречневой кашей и пару банок с сардинами. Выложили всё это на сковороду и слегка разогрели. Валера принёс с огорода тарелку со своей фирменной продукцией, и все молча приступили к трапезе. — Эх, сейчас бы что-нибудь посущественней на стол поставить, — заметил Саша Васильев. Но поскольку это самое «существенное» было без остатка ликвидировано ещё в первый день «прописки» Николая на тринадцатой вилле, все молча продолжили тыкать вилками в лежащую на сковородке трапезу.
— Что бы вы без меня делали, — заметил Васильев, и в его руках, словно по мановению волшебной палочки, появилась бутылка «Столичной».
— Во дает! — то ли удивился, то ли возмутился Махнаткин. — И молчал ведь, когда я намедни с больной головой ходил!
— Так я её только сегодня у своего подсоветного выклянчил, — оправдывался Александр, разливая спиртное по появившимся на столе гранёным стаканам. — Пообещал вернуть должок, как только так сразу. Так что, имейте это в виду, господа офицеры, когда в конце месяца будете заказывать в Кабуле харчи и спиртное. С каждого в общий котёл по паре сиреневых бумажек сверху.
Уже тогда Николай знал, что сиреневой бумажкой советники называют купюру достоинством в сто афгани, появившуюся в денежном обороте Афганистана после Саурской революции, а до этого, ещё при короле, самой крупной купюрой в ходу была полусотенная бумаженция зеленоватого цвета с изображением лысого Захир-Шаха. Поллитра водки оказалось недостаточно для того, чтобы её хватило на обязательный в таких случаях «третий» тост, и по этой причине его просто не стали поднимать, а вместо этого выпили за предстоящий перелёт Махнаткина в Кабул, и за тех, кто остаётся служить в Кандагаре. Уже после того, как бутылка опустела, Александр признался, с чего это вдруг он раскрутил сегодня своего подсоветного. Сардар должен был передать какие-то документы в Кабул, но, по причине нелётной погоды в столице, ни один борт оттуда в этот день так и не вылетел. Об этом он узнал, связавшись со своим подчинённым на Майдане. А коли так, Валера тоже не сможет улететь сегодня в Кабул, а поскольку царандоевская пересылка на Майдане пустовала третьи сутки, он наверняка вернётся в кампайн. До отбоя оставалось ещё пару часов, и, чтобы не терять время зря, решили расписать пульку в «Кинга». Николай в этой карточной игре ничего не понимал, и поэтому присутствовал при ней сторонним наблюдателем, пытаясь уловить её смысл, пока Володя заносил выигрышные очки игроков в расчерченную на листе бумаги таблицу. А чтобы время не тянулось медленней обычного, затеял разговор об особенностях мушаверской работы в царандое. Многое из того, что он увидел и услышал сегодня, побывав в уголовном розыске и спецотделе, оставалось для него не просто загадкой со многими неизвестными, а конкретным «тёмным лесом».
— Запомни и заруби себе на носу, — поучал Валера, — самая главная задача, которая будет стоять перед тобой аж целых два года, заключается как раз в том, чтобы ты рано или поздно, но обязательно вернулся домой к своей семье не в цинковом кимоно. А вот чтобы с тобой ничего подобного не случилось, должен ты будешь постоянно крутить головой на все триста шестьдесят градусов, слушать о чём говорят окружающие тебя люди, всё фиксировать в своей черепушке, и делать соответствующие выводы.
— Что-то подобное я уже слышал от дембелей в Кабуле, пока жил в «Беркуте», — заметил Николай. — Но это всего лишь общие слова, а хотелось бы услышать конкретику. Что именно, в первую очередь, должен я делать, чтобы, как ты выразился, не вернуться домой в этом самом цинковом кимоно?
— Да ничего особенного, — встрял в разговор Головков. — Для начала ты должен усвоить прописную истину, которая заключается в том, что вокруг тебя все враги. «Духи» ли это, или афганские военнослужащие, — все они твои реальные или потенциальные враги, которые в любой удобный для них момент с привеликим удовольствием пустят тебе пулю в затылок либо всадят в спину нож. А, стало быть, что надо делать в первую очередь?
— И что надо делать в первую очередь? — вопросом на вопрос ответил Николай.
— А в первую очередь, ты должен чётко осознавать, с кем имеешь дело, — продолжил разговор Валера. — Вот смотри, у тебя есть подсоветный. Хороший вроде бы мужик. И в Союзе учился, и к нашему брату мушаверу с уважением относится. Но ни я, ни Володька не можем за него поручиться на все сто процентов. И я скажу почему. Как у всякого афганца, у него есть семья, а там где семья, обязательно будут проблемы, и не только сугубо семейные, о которых он никогда не расскажет ни своему начальнику, ни уж тем более тебе. Могу привести простой пример — ранней весной этого года один из офицеров джинаи двое суток не появлялся на работе. Конечно же, на то могли быть различные причины, вплоть до банального запоя, что, кстати, среди афганцев бывает не так уж и редко. Шурави весьма успешно научили их употреблять кишмишовку, а теперь сами репу чешем: что делать и как быть? Ну да ладно, я сейчас не о том. И вот, на третий день объявляется этот субчик у себя на работе и лопочет что-то невнятное насчёт того, что его едва не убили исматовцы. И произошло это происшествие практически возле его дома. Естественно, сразу возникает вопрос: неужто исматовцы действительно на протяжении двух последних суток держали его в зиндане, из-за чего он так и не смог сообщить о происшествии своему руководителю Асаду? Ну, ты сам понимаешь, любой здравомыслящий опер именно этот вопрос задаст потерпевшему и уж тем более офицеру правоохранительных органов, который просто обязан был немедленно проинформировать о ЧП своё начальство. А если этого не произошло, то какие предположения можно сделать?
— Какие? — до конца так и не поняв к чему клонит Валера, переспросил Николай.
— А такие, — продолжил Валера. — Либо этот офицер банально врёт и легенду с похищением придумал после того, как рано утром наконец-то оклемался после запоя, либо он что-то недоговаривает. И вот это самое «что-то» может играть весьма существенную роль не только в его собственной жизни, но и в жизни коллектива, где он работает. В таком случае, самое главное нащупать верную ниточку, ведущую к разгадке тайны, которую так тщательно пытается скрыть этот человек. И как ты думаешь, в чём заключалась фишка с его двухдневным исчезновением?
— В чем?
— А в том, что его почти двое суток держали связанным по рукам и ногам в заброшенном доме, неподалёку от его собственного дома! Его не били, не пытали, а популярно объясняли, что произойдёт с его женой и детьми в самом ближайшем будущем, если он не станет на них пахать. «Духи», а это были именно они, а не исматовцы, в деталях расписали как будут сдирать кожу с тела его супруги, и как поочередно изнасилуют, а потом четвертуют его малолетних детей, а их конечности перебросят через дувал его двора. А вот теперь, честно и откровенно ответь мне, как бы ты сам поступил, доведись попасть в аналогичную ситуацию? — Честно говоря — не знаю. — Вот видишь, даже ты не знаешь, как поступать в таких неординарных случаях. А что тогда взять с молодого офицера царандоя, без года неделю работающего в правоохранительных органах, впервые попавшего в подобную ситуацию, и от его положительного или отрицательного ответа теперь зависит не только его собственная жизнь, но и жизнь членов всей его семьи. Одним словом — куда ни кинь, везде клин. — Конечно же, уже на следующий день он мог доложить о происшествии тому же Асаду или на крайняк Аманулле, но вся заковыка крылась как раз в том, что, отпуская с миром своего пленника, «духи» предупредили его, что в царандое у них есть свои люди, которым сразу же станет известно о его резких «телодвижениях». И вот тогда уж точно, ни ему самому, ни его семье не жить на этом свете. Офицер просто испугался за самого себя и сородичей и для начала решил придумать версию с этим нападением и счастливым избавлением из плена. Но он только одного не учел, что наш Володька не зря ел свой хлебушек, работая в Союзе начальником уголовного розыска, и его на мякине просто так не проведёшь. Через советников КГБ и их агентуру в «подшефной» договорной банде Муслима Исмата, он проверил достоверность всего того, что наговорил этот офицер. Естественно, его версия с похищеним и счастливым финалом не нашла своего подтверждения. А коли так, то надо было придумывать, что с ним дальше делать. Ведь если он не станет стучать «духам», те действительно прикончат его в любой удобный момент. С другой стороны, если он пойдёт на сотрудничество с ними, то те должны же как-то установить с ним устойчивую двухстороннюю связь. Не в царандое же они с ним собирались встречаться, и уж тем более не в его собственном доме. И ещё один немаловажный момент всплывал во всей этой истории — «духи» ведь не зря лепили ему горбатого насчёт своих людей в царандое — наверняка, таковые у них там имелись. А раз так, то верить, и уж тем более доверять свою тайну постороннему человеку этому офицеру не было никакого резона. Тот же Асад, хоть и проверен нами не единожды на конкретных делах, запросто может иметь не только служебные контакты с моджахедами, многие из которых до Саурской революции служили в армии и МВД. Да и он сам при короле занимал нехилую должность в полиции, причём именно здесь — в Кандагаре. А раз уж в стране творились такие дела, когда афганцы физически уничтожали друг друга только за то, что вчерашний друг или сослуживец примкнул не к тому партийному крылу, «крыша» могла поехать даже у самого харизматичного человека. Одним словом, после того, как мы раскололи этого офицера до самой задницы, то пришли к выводу, что сообщать об этом своим подсоветным преждевременно, а его попросили помалкивать о случившемся, и никому, даже самым закадычным друзьям, ничего о том не говорить. Правда, мы сразу же предупредили его, что если кто-нибудь из «духов» или их пособников вдруг выйдет на связь с ним, то он тут же должен сообщить нам.
— И чем же закончилась эта история? — полюбопытствовал Николай.
— А закончилась она тем, что не прошло и нескольких дней после нашей встречи с этим офицером, как он примчался в мушаверскую и сообщил, что на Герат-базаре к нему подошёл незнакомый человек, который напомнил насчёт того разговора с «духами». Парень не растерялся и, как мы его проинструктировали, заявил незнакомцу, что тот, видимо, ошибся и перепутал его с кем-то. Незнакомец не стал с ним спорить, а только сказал, что послезавтра до обеда к нему на работу придёт человек по имени Мирвайс, который заявит о краже двух баранов. Именно этому человеку он должен будет передать список всех сотрудников джинаи и максуса с адресами их проживания в Кандагаре. А если он это поручение не исполнит и не передаст запрашиваемый список, то может распрощаться со своей собственной жизнью, а заодно с жизнями жены и детей. Ситуация начинала выходить из-под контроля, и силами одних только советников осуществлять дальнейшую оперативную разработку не представлялось возможным, поэтому было принято решение рассказать обо всём Асаду. О своём решении мы сообщили офицеру, и тот с ним согласился. Асад сразу оценил всю сложность и опасность положения, в каком оказался его подчиненный. Правда, надо отдать ему должное, он не стал выяснять у мушаверов, откуда им всё это стало известно, да и мы сами не собирались открывать все карты. Там же, в его кабинете, наметили план неотложных мероприятий. Поскольку на встречу с сотрудником джинаи мог прийти, кто угодно и, скорее всего, человек, к моджахедам не имевший никакого отношения, к операции подключили «наружку». А чтобы «топтуны» не ошиблись с объектом наблюдения, офицер джинаи должен был подать условный сигнал в тот самый момент, когда посетитель будет покидать его служебный кабинет. Дабы не произошло преждевременной утечки информации, никого из сотрудников джинаи к операции подключать не стали, и Асад самолично передал визитёра представителю «пятерки». Со списком оперативных сотрудников тоже решили немного «нахимичить», включив в него тех из них, кого реально в джинаи уже не было. Одни были уволены за нарушения дисциплины или уволились со службы по собственному желанию, другие убыли для дальнейшего прохождения службы в соседние провинции. Были и такие, кто за последние пару лет погиб при исполнении служебных обязанностей. Расчёт был сделан на то, что «духи» не сразу бросятся перепроверять достоверность изложенных в том списке сведений, а за это время, мы что-нибудь придумаем и позаботимся о дальнейшей судьбе «информатора». «Заявитель» действительно оказался случайным человеком, не имевшим к «духам» никакого отношения. Видел бы ты его халупу, в которой он жил с семьёй на окраине Кандагара. Да и баранов у него отродясь никогда не водилось, поскольку всю свою сознательную жизнь пахал на чужого дядю, и влёгкую срубить бабла за счёт одного визита в царандой с заявой о несуществующей краже для него было чем-то вроде манны небесной, поскольку «духи» пообещали солидные деньги, за которые ему пришлось бы пахать на хозяина не меньше месяца. Одним словом, просекли «пятерочники» куда он отнёс этот список, и установили реального «духовского» связника. И как ты думаешь, кем тот на самом деле оказался? — Кем?
— Одним из ответственных сотрудников губернаторства, членом НДПА с пятилетним стажем, на которого никто бы и не подумал, что он реально стучит моджахедам. Более того, этот ублюдок среди своих сослуживцев слыл ярым обличителем душманского движения и едва ли не на каждом совещании поливал «духов» грязью, а заодно втихаря строчил анонимки на вполне порядочных людей, которых сам реально ненавидел.
— И что было дальше?
— Да ничего особенного. Опера с семьёй в срочном порядке отослали в провинцию Газни, где он продолжил службу в джинаи под вымышленной фамилией, а его дом в Кандагаре «духи» сожгли месяц спустя, когда ни его, ни его семьи там уже не было.
— А что сталось с тем «кротом» из губернаторства?
— А вот с ним-то как раз произошла весьма интересная история. Его грохнули опера максуса, когда он встречался с представителем бандгруппы, на которую всё это время пахал. Уже позже выяснится, что полевым командиром в той банде был его родной брат, бывший капитан афганских вооружённых сил, которого долгое время выслеживали хадовцы и царандоевцы.
— И неужто никто не знал, что они родные братья?
— Не знали. По той простой причине, что по всем оперативным учётам брательник этого казённого клерка числился под совершенно иной фамилией, которую ему придумали в учебном центре в Пакистане, где он ещё в 1981 году проходил специальную подготовку от Исламской партии Афганистана.
— И всё это время, пока он верховодил в «зелёнке», его брат исправно стучал брательнику?
— Практически — да.
— М-м-да, многовато же он нагадил госвласти за всё это время, — резюмировал Николай.
— Теперь уже никогда больше не нагадит, так же, как и его брательник.
— А что, брательника тоже опера грохнули?
— Да нет, с ним свои же отморозки разобрались.
— Это как же так?
— Да очень просто. Когда опера ликвидировали «крота», его убийство было обставлено таким образом, чтобы все подумали что его замочили «духи». При осмотре «места происшествия», опера уголовного розыска нашли в кармане куртки убитого записку, содержание которой гласило о том, что на основании решения Исламского суда, моджахеды ликвидировали изменника своей страны и пособника советских оккупантов. И подпись в том письме стояла одного из полевых командиров, с кем у брательника убиенного были давние неприязненные отношения. Ну, а что произошло потом, нетрудно себе представить. Повоевали две банды друг с другом, понабили с пару десятков нафаров с обеих сторон, и только после гибели одного из полевых командиров, наконец-то сообразили, что их тупо развели. Да уж поздно было — покойников с того света не вернешь.
— И как часто опера к подобным методам борьбы с «духами» прибегают?
— Случается, — расплывчато ответил Головков.
— С этими волками жить, по волчьи выть, а иначе нельзя. Ты что же думаешь, «духи» не используют аналогичных методов борьбы с неверными? Как раз наоборот, именно они чаще всего пользуются отнюдь не джентельменскими методами борьбы со своим противником. Это же Восток, батенька. А на Востоке подобное коварство возведено, если не в ранг государственной политики, то уж на бытовом уровне практикуется едва ли не повсеместно.
— Стало быть, мне тоже придется прибегать к таким методам?
— А ты что же, считаешь, что бороться с противником нужно исключительно с открытым забралом и в белых перчатках?
Николай неопределённо пожал плечами, но, немного помолчав, решил уточнить кое-что у Махнаткина.
— Вот вы сейчас оба рассказали о том, что на первом этапе этой спецоперации контачили с опером джинаи без привлечения своих подсоветных. И как часто приходится прибегать к подобным методам оперативной работы?
— Часто не часто, но иногда приходится, — расплывчато ответил Валера. — Но чаще всего приходится работать с их агентурой не напрямую, а знакомясь с конечным продуктом их работы.
— Как это так?
— Да очень просто, — ответил Валера. — Тебе придётся перелопачивать горы сообщений, поступающих от агентов максуса, и из них черпать нужную информацию, которая для нас — советников, представляет хоть какой-то оперативный интерес. А поскольку на дари ты «них ферштейн», и уж тем более не читаешь текст с листа, то без переводчика тебе однозначно не обойтись. А если ты и впредь намерен как можно больше агентурных сообщений вычитывать в оригинале, с первых же дней поставь себя так, чтобы старший советник давал тебе в напарники не какое-то фуфло, а вполне нормального переводчика, владеющего не только языком дари, но, по возможности и пушту. В этом плане лучше всего подходит Шарафутдин. У него два высших образования, и до службы в милиции он успел несколько лет отработать директором одной из сельских школ Таджикистана. К тому же, в Союзе он служил в уголовном розыске, и ему не придётся объяснять значение тех или иных специфичных словечек из оперского слэнга. Что же касаемо самой информации поступающей от агентуры джинаи и максуса, то тут тоже есть много нюансов, о которых ты обязан постоянно помнить. Не факт, что подсоветный будет показывать тебе все без исключения агентурные сообщения. Что-то он обязательно припрячет для себя, и в первую очередь ту информацию, в которой речь идёт о неблаговидных делах в афганских госстуктурах и самом царандое. Ну там, взятки всякие, казнокрадство, разворовывание гуманитарной помощи, и конечно же наркотрафик. Я почти полгода мушаверил с бывшим начальником максуса — Хафизуллой. Так вот, он как раз и занимался тем, что свою агентуру нацеливал не на работу в бандах, а на выявление подобных людей, а потом всеми доступными способами «доил» их по полной программе. Мало того, он ещё не брезговал разворовывать «девятку», а деньги причитающиеся агентам за проделанную ими работу, клал в собственный карман. — И что с ним сталось? — осторожно поинтересовался Николай.
— Да ничего особенного, — ухмыльнулся Валера. — Отправили на повышение в провинцию Фарах, где назначили на должность начальника РОЦа.
— Так ведь он же и там продолжит заниматься мздоимством.
— Уже не продолжит. Два месяца тому назад машину в которой он ехал на работу, обстреляли «духи», и Хафизулла погиб. Жаль, конечно, что вместе с ним погибло еще двое царандоевцев, но, видать такова их незавидная судьба. Иншалла, одним словом. — Чего, чего? – переспросил Николай
— Иншалла, в переводе с арабского — «На всё воля Аллаха», — пояснил Головков. — Учи матчасть, в жизни наверняка пригодится.
— Продолжим изучать матчасть, — прервал его Валера. — Когда будешь просматривать поступившую от агентуры информацию, обращай внимание на то, от кого именно она исходит. Естественно, реальных фамилий агентов тебе никто не скажет, а вот их псевдонимы ты из сообщений узнаешь. По возможности постарайся запомнить псевдонимы именно тех агентов, от которых поступает наиболее ценная информация. Сразу тебе скажу, что процентов на весемьдесят свою информацию они добывают не отходя от кассы, то бишь, не появляясь в «зеленке» и уж тем более в самих бандах. От таких «балбесов» нет никакого проку, поскольку самую «наисвежайшую» информацию они дыбают на базарах, из разговоров с дукандорами и чайханщиками, либо подслушивая разговоры посторонних. Хотя, в подобных сплетнях и слухах иногда есть рациональное зерно. Просто надо скомпилировать всё это в одно целое, и тогда может прорисоваться реальная картинка. Какая именно, это уже второй вопрос, но зачастую по ней можно отследить миграцию по «зеленке» той или иной бандгруппы, или, например, составить некий психологический портрет того или иного полевого командира, узнать его сильные или слабые стороны и даже возможные связи в самом Кандагаре, особенно родственные. Но есть и такая категория агентов, которые из своего сотрудничества с госвластью извлекают личную выгоду. Чаще всего этим грешат те из них, кто совсем недавно пошёл на негласное сотрудничество, либо это сотрудничество, завязалось сугубо по его собственной инициативе. К такой категории стукачей надо относиться с крайней осторожностью, и всю поступающую от них информацию перепроверять по другим оперативным каналам. Приведу живой пример произошедший со мной в июле этого года. Попался максусу один такой хмырь, которого царандоевцы задержали на посту в Дурахи при проверке документов. Документы у него оказались в порядке, но погорел он на том, что так и не смог внятно ответить на вопрос — откуда и куда двигает. Я сам его опрашивал в присутствии подсоветного, но он молчал как Зоя Космодемьянская, пока Аманулла не вышел из кабинета. И как только он вышел за дверь, стал этот хмырь лопотать про то, что является негласным сотрудником ХАДа и выполняет в «зеленке» важное задание в одной из бандгрупп. Я поинтересовался, какой у него оперативный псевдоним в ХАДе, и тот его назвал. А потом он поведал мне о том, что в одном из домов в кишлаке Лой Карезак уже несколько дней скрывается полевой командир Мохаммад Хан. При этом, почти не глядя на карту, указал место расположения этого дома в кишлаке, и предложил как можно быстрее нанести по этому дому БШУ силами советской авиации. Не знаю, что меня в тот день удержало не передавать информацию на ЦБУ Бригады. Какое-то шестое чувство подсказало, что делать этого нельзя до тех пор, пока я её не перепроверю через советников ХАДа. И правильно сделал. Оказывается, этот козёл действительно сотрудничал ранее с хадовцами, но после того как они поймали его на одном неблаговидном деле, из агентурной сети исключили и даже хотели возбудить против него уголовное дело, но тот вовремя смылся в «зеленку».
— А что за неблаговидное дело он совершил? — поинтересовался Николай.
— Да всё очень просто — занимал этот козлина деньги у людей, а возвращать их кредиторам не спешил. А когда те стали настоятельно требовать вернуть им должок, он и придумал способ как избавиться от них, а заодно отличиться в глазах своих хадовских «кумовьёв». Одним словом, стал он сливать в ХАД инфу о местонахождении в «зеленке» «духов» и их командиров. Так продолжалось до тех пор, пока от другого агента в «зеленке» не поступила информация о весьма странных точечных обстрелах и БШУ наносимых по домам местных ростовщиков. Сопоставили эти сведения с нанесенными за последнее время артобстрелами и авиаударами, и картина сразу прояснилась, после чего вычислить источник дезинформации не представило особого труда.
— Да за такие дела сразу к стенке надо ставить! — возмутился Николай.
— Кого? — ухмыльнулся Валерий. — В таком случае, рядом с ним надо ставить и того, кто слил туфтовую информацию в ЦБУ. А слить её мог только советник ХАДа и никто другой. Понимаешь, к чему я клоню?
— Догадываюсь, — не вполне уверенно произнес Николай.
— Это я всё к тому сейчас тебе говорю, что любая просачивающаяся из «зеленки» информация, какой бы жареной и горячей она не была, должна быть самым тщательным образом перепроверена через взаимодействующих.
— А это ещё кто такие?
— Взаимодействующие — это точно такие же советники как мы с тобой, но только из других силовых ведомств СССР. Аналогичными взаимодействующими наши подсоветные считают хадовцев и афганских военных. А чтобы подобных ляпсусов не случалось, и создали в Бригаде это самое ЦБУ, то бишь — Центр боевого управления, где тамошние аналитики обрабатывают поступающую отовсюду информацию о «духах» и их пособниках. А ещё на картах и фотопланшетах ЦБУ отмечены места дислокации договорных банд, отрядов самообороны и даже отдельно стоящие дома, по которым нанесение ударов категорически запрещено. Так что, если ты принесешь туда непроверенную информацию и она наложится на запретные места, у тебя могут не сложится нормальные взаимоотношения с начальником разведки Бригады и его подчиненными. Кстати, постарайся не откладывать в долгий ящик знакомство с этими ребятами. Самый главный среди них Миша Лазарев — начальник разведки Бригады, и его помощник — Серёга Курячий. Есть ещё агентурщики ГРУ, но с ними тебя познакомят отдельно, если, конечно, сочтут нужным. С остальными же советскими офицерами я не рекомендую тебе завотить знакомств. Сам потом поймешь почему. И пожалуй самое главное. Работая с агентами, ты ни на минуту не должен забывать о том, с чего я собственно говоря и затеял сегодня весь этот разговор — верить нельзя никому, и уж тем более людям, постоянно шастающих из «зеленки» в город и обратно. Среди них могут оказаться не только слуги двух господ, но также предатели и откровенные враги, которые, сливая информацию о «духах», реально выполняют их же задания. Весной этого года, по информации одного такого двойного агента, работавшего на хадовцев и одновременно на пакистансую разведку, наши летуны разнесли в хлам один кишлак в Дамане, где на тот момент якобы находилось крупное бандформирование. Позже выяснилось, что это была тщательно спланированная «духами» пропагандистская акция, и вместо «духов» под сплав пошли мирные жители незадолго до этого вернувшиеся из лагеря беженцев в Пакистане. Во всех западных СМИ поднялась такая шумиха — мама не горюй. Я сам рассматривал в одном «духовском» журнале цветные фотки с места той бомбардировки. Зрелище, скажу тебе, не для слабонервных. И вот чтобы подобных ошибок никогда не произошло лично с тобой, я и рекомендую более тщательно перепроверять всю ту лабуду, что исходит от царандоевской агентуры. А то ведь, в историю можно не только попасть, но и конкретно вляпаться. Надеюсь, я популярно обо всём тебе рассказал? — Валерий испытующим взглядом посмотрел Николаю прямо в глаза.
— Да, дальше некуда, — ответил Николай.
— И ещё один момент запомни до конца своего пребывания в Афгане, — в очередной раз встрял в разговор Головков. — Постарайся даже не пытаться казаться кровожадным в глазах афганцев, и в первую очередь у своего подсоветного. Никогда не проявляй излишнее любопытство по той оперативной информации, которую в дальнейшем намерен передать на реализацию в ЦБУ. Высокие показатели напрямую связанные с уничтожением живой силы «духов», дело хорошее, но сами афганцы стараются не афишировать свою личную причастность ко всему этому мочилову. И если уж ты что-то и выведал интересного у подсоветных, то постарайся не посвящать их во все те нюансы, что произошли в дальнейшем.
В ту ночь Николай долго не мог сомкнуть своих глаз, и тупо уставившись в потолок, вновь и вновь мысленно переваривал всё то, что услышал сегодня от Махнаткина и Головкова. Да, многого ещё он не знает, многое ему придётся постигать методом проб и ошибок, так сказать — методом тыка. Остаётся лишь надеяться, что он не допустит со своей стороны грубейших ошибок в советнической работе, и домой вернётся не только живым и невредимым, но и не потерявшим честь и достоинство человеком. Очень не хотелось прослыть в глазах своих подсоветных, да и просто афганцев, неким кровожадным людоедом, для которого чужая человеческая жизнь ломаного гроша не стоит. Да и не ради всего этого он сюда ехал.
ГЛАВА 23
ОСОБЕННОСТИ СОВЕТНИЧЕСКОЙ РАБОТЫ В УСЛОВИЯХ АФГАНСКОЙ ВОЙНЫ
Ещё в Кабуле у Николая состоялся откровенный разговор с полковником Николаем Шенцевым. Из группы сотрудников МВД СССР, прилетевших в Афганистан одним рейсом вместе с Николаем, на должность оперативного сотрудника по советнической работе в максусе, кроме него, никто не был назначен. И не потому, что именно ему было оказано какое-то особое доверие, либо посчитали наиболее опытным и подготовленным для работы в данном подразделении. Вполне возможно, что его могли распределить совершенно в иную провинцию, и совсем на другую должность. Но всё дело в том, что среди его попутчиков основную часть составляли военнослужащие внутренних войск, прибывшие в Афганистан на замену советников строевых подразделений царандоя.
Ещё два сотрудника ОБХСС целенаправленно прибыли для обеспечения советнической работы в аналогичной службе центрального аппарата МВД ДРА. Именно на такую должность переводился и Валера Махнаткин.
Профессиональный опыт в раскрытии преступлений экономической направленности, приобретённый Валерой ещё в бытность работы в Советском Союзе, вкупе с имевшимися навыками работы с подсоветными сотрудниками царандоя и их агентурой, давали ему шанс стать не только одним из тех, кто будет работать по этой линии в Кабуле, но, что вполне вероятно, возглавить небольшой коллектив советников, на чьи плечи ляжет весьма трудная, и крайне опасная работа, которой они должны будут заниматься сами, и обучать этому ремеслу своих афганских коллег. И в первую очередь, эта самая опасность будет исходить не от каких-то там засевших в «зеленке» малограмотных «духов», а от весьма высокопоставленных афганских чиновников, кто и станет основными объектами их оперативных разработок.
Вот и выходило, что именно Николаю, а не кому-то иному, выпал «лотерейный билет» стать советником максуса, взамен Валеры, убывающего к новому месту службы.
Шенцев первым делом поинтересовался, как Николай воспринял своё назначение в Кандагар, на что он откровенно ответил, что не видит никакой разницы в том, в какой именно провинции доведётся заниматься советнической деятельностью. В определенной степени он был даже рад тому, что служить будет в теплых краях, проживая в компактном городке с нормальными бытовыми условиями.
На ту пору он уже был наслышан про провинцию Гур, где лишь три месяца в году была нормальная, теплая погода, и более полугода стоял жуткий холод, которого он с детства физически не переносил. В ряде других провинций климат был не хуже чем в Кандагаре, но бытовые условия проживавших там советников царандоя, желали лучшего. И хоть ему было не привыкать жить в жилищах без удобств, но всё-таки хотелось иметь нормальную крышу над головой, текущую из крана воду, и самую элементарную кровать, на которой можно было вытянуться в полный рост, и освободившись от верхней одежды, блаженно отдыхать.
А уж про такие излишества земных благ как электричество, холодильник и телевизор, оторванным от цивилизации советникам царандоя не приходилось даже и мечтать. Пищу готовили на кострах и керогазах, а вечера проводили при свете китайских бензиновых ламп с весьма оригинальным излучателем света, в качестве которого использовался специальный асбестовый мешочек. Разогретая воздушно-бензиновая смесь, проходящая через него под давлением, фактически превращалась в газ, который при горении разогревал мешочек до такой температуры, что он начинал ярко светиться как лампа дневного света.
Электрогенераторы, конечно же, были во всех провинциях, но их включали только в тех случаях, когда нужно было обеспечить радиосвязь с Кабулом, на что уходило не более полутора — двух часов в сутки. Но и эти мгновения относительно цивильного бытия, советники использовали с пользой для дела — кто аккумулятор носимой радиостанции заряжал, а кто-то успевал послушать популярную песню, доносившуюся из динамиков радиомагнитолы, работающей как от батареек, так и от сетевого адаптера, или даже посмотреть телевизор, если, конечно, таковой у советников имелся в наличии.
Николай Прокопенко, с которым Николай успел пообщаться с первых дней своего пребывания в Кабуле, весьма красочно разрекламировал советническое житьё-бытьё в Кандагаре, и он уже не мыслил оказаться в какой-то иной провинции, где ничего этого не было и в помине…
Обо всём этом он и поведал тогда товарищу полковнику, в качестве доказательства серьезности своих намерений оказаться именно в Кандагаре, на что, усмехнувшись в свои пышные усы, тот заметил:
— А знаешь ли ты, что когда готовили разнарядку в Союз, тебя планировали направить советником уголовного розыска в провинцию Балх? Там как раз подходил к концу срок командировки советника джинаи, и он уже сидел на чемоданах, дожидаясь своего заменщика. Но пока ты находился в Москве, один из наших сотрудников занимавший должность советника в центральном аппарате МВД ДРА, обратился к руководству Представительства с рапортом о переводе его в провинцию. По секрету скажу, что не все советники морально и физически готовы выдержать напряженный режим работы в Кабуле. Есть в ней много специфических особенностей и многие опера, работавшие в Союзе на «земле», не в состоянии нести свалившуюся на их плечи ношу. И в первую очередь, их напрягает избыток бумажной работы. Все эти многочисленные справки, меморандумы, отчеты и докладные записки, что ежедневно приходится оформлять в огромных количествах, а также постоянный контроль со стороны руководства, на многих действуют угнетающе. Особенно на тех из них, кто на прежней работе в Союзе привык частенько исчезать с работы на «оперативный простор». А куда тут можно исчезнуть, если тебя могут хватиться в любой момент и в любое время суток.
И бегут они куда-нибудь подальше, но только не быть мальчиками на побегушках, каковыми они сами себя считают.
Этот «доброволец» поехал вместо тебя в Мазари-Шариф и тебе могли запросто предложить занять освободившееся место здесь — в Представительстве, тем более, что иных вакантных должностей советников по линии уголовного розыска или максуса, даже в провинциях, на момент твоего появления в Кабуле, фактически не было. Но всё дело в том, что на это «блатное» место в Москве уже целая очередь выстроилась. И если бы не возникшая ситуация с отзывом Махнаткина из Кандагара, тебе пришлось бы дожидаться ближайшей ротации советников, и ещё неизвестно, где бы ты в итоге оказался. Так что, радуйся, что тебе несказанно повезло с назначением.
Коллектив в Кандагаре дружный, можно даже сказать — спаянный, и что самое главное, там нет ни нытиков, ни карьеристов, ни тихушников, коих не любят сослуживцы, да и руководство Представительства тоже. Бытовые условия там намного лучше, чем в большинстве других провинций, так что, и в этом плане ты не прогадал. Конечно же, провинция с незапамятных времен покрыла себя дурной славой, и душманы там весьма и весьма агрессивные, но это вовсе не значит, что в Кандагаре вообще невозможно жить и работать. Жить там можно, и даже нужно, но всё будет напрямую зависеть от тебя самого — каким себя покажешь, таким тебя и воспримут в коллективе советников и подсоветная сторона.
Потом Шенцев устроил Николаю небольшой экзамен по знанию нормативных документов регламентирующих работу царандоя, и отдельно джинаи и максуса. На все вопросы он ответил без запинки. Да и было с чего запинаться, если все эти приказы и наставления были фактически скопированы с аналогичных нормативных документов МВД СССР.
Удовлетворенный ответами, полковник стал моделировать нестандартные ситуации, в какие Николай мог попасть в процессе советнической работы, при общении с подсоветными и негласным аппаратом максуса. Основной упор он сделал на то, как он должен был реагировать в конкретных случаях, которые уже происходили в жизни советников царандоя. Именно от него Николай услышал фразу, которую за несколько лет до этого озвучил киношный Мюллер из многосерийного фильма «Семнадцать мгновений весны» — «Никому не верить».
— Какой бы достоверной не казалась поступившая от афганцев информация, она в обязательном порядке должна подвергаться тщательнейшей проверке и перепроверке, — продолжил свои размышления полковник. — Это в Союзе, где получив информацию о совершенном или готовящемся преступлении, можно было прибегнуть к целому комплексу гласных и негласных оперативных мероприятий, и в кратчайшие сроки изобличить преступника. Афганистан не Союз, и тут действуют совершенно иные правила игры, где есть место и провокациям, и обману, и многому другому, что в народе называют одним словом — «коварство».
Восток издревле жил по своим собственным законам и правилам, которые нам — гражданам Советского Союза, понять очень сложно, и если ты своими советами начнешь вносить некие коррективы в работу и повседневную жизнь афганцев, они однозначно тебя не поймут. Именно поэтому, прежде чем высказать собственную здравую мысль, необходимо очень внимательно выслушать подсоветного, и сделать так, чтобы именно он первым озвучил собственное видение проблемы.
Афганцы уникальный народ, которого хлебом не корми, но дай возможность поговорить. А когда подсоветный выговорится, вот тут и наступает черёд советника. Нет, он не должен инициировать дебаты и лезть в разговор со своими советами и предложениями, но он просто обязан спросить у своего собеседника, как тот будет претворять в жизнь всё то, что он только что напредлагал. И вот когда подсоветный начнет излагать свои умные и дюже хитрющие планы мероприятий, наступает черед советника, которому предстоит отделить зерна от плевел из всего того, что предложит его оппонент. При этом, предложения должны быть высказаны таким образом, чтобы не задеть самолюбие афганца, и уж тем более, не уличить его в профессиональной непригодности. Этого они никому не прощают, даже советникам, и может так случится, что из друга ты в одночасье превратишься для него в злейшего врага. Подсоветный будет тебе улыбаться, во всем с тобой соглашаться, а делать будет всё равно по своему, и при этом, он на каждом углу будет говорить всем, что это советник насоветовал ему поступать именно так. Хорошо, если это будет касаться проблем сугубо бытовых, и хуже, если это будет связано с поступившей от агентуры недостоверной информации, которую с подачи советника реализуют советские военные летчики или артиллеристы, в результате чего погибнут не душманы, а мирные жители.
Такие подставы уже имели место быть за прошедшие семь лет присутствия советских советников в Афганистане, и все они заканчивались скандалами и разбирательством на самом высоком уровне. Двое советников МВД за подобные упущения в работе навсегда распрощались с погонами и отданы под суд, а ещё несколько человек досрочно убыли в Союз, где попали в жесточайшую опалу, и в итоге были вынуждены уволиться из органов.
А ещё афганцы хорошие психологи. Они мгновенно просекают все положительные и отрицательные черты характера советника. Опираясь на собственные умозаключения, они постепенно начинают заигрывать с ним, либо нагло шантажировать, грозя обнародовать компру, собранную на незадачливого мушавера, основанную на информации предоставленной им самим в порыве откровенности, когда он поведал подсоветному о таких сокровенных и интимных моментах из своей жизни, о которых под большим секретом нельзя раскрывать даже самому закадычному другу.
Именно поэтому, при общении с такими людьми, необходимо проявлять максимум осторожности и не вступать с ними в разговоры, рассказывая о чем-то личном, что впоследствии может быть использовано против тебя самого.
Очень часто подсоветные пытаются решать через советника проблемы весьма далекие от их непосредственной работы в царандое. И если подсоветный «халькист», то не стоит всерьёз воспринимать все его разговоры «по секрету» о другом сотруднике царандоя, являющимся активным членом соседнего «крыла» НДПА. Все эти внутрипартийные разборки не должны попадать в поле зрения советника. В противном случае, можно оказаться в таких дебрях, из которых без посторонней помощи уже не выбраться. Но, тем не менее, даже такую побочную информацию советник обязан анализировать, при этом, внешне не проявляя личной заинтересованности, и если в ней есть хоть мизерная доля правды, принимать соответствующие меры, дабы чуть позже не быть обвинённым собственным же руководством, в политической близорукости и недальновидности.
И вообще, при общении с подсоветным на подобные темы, желательно делать это таким образом, чтобы истинное содержание вашего разговора, в случае возникшей необходимости, мог засвидетельствовать кто-то третий, чтобы потом исключить любую возможность манипуляций и искажения действительности афганской стороной. Как правило, таким «третьим лишним» выступает работающий вместе с советником переводчик, такой же милицейский опер, как и он сам.
То же самое необходимо делать в процессе работы с афганской агентурой, особенно при проведении контрольных встреч с негласными сотрудниками, когда приходится уточнять какие-то детали, или давать конкретные указания, которые могут существенно повлиять на конечный результат выполняемого агентом задания.
Странно, но то, что Николаю сейчас говорил полковник, он уже слышал от Валеры Махнаткина, с которым ему ещё только предстояло встретиться. Но как так могло случится, что всё это он от него уже слышал, а сам до сих пор находится в Кабуле? Мистика какая-то.
Размышления прервал голос самого Валеры:
— И как долго ты будешь дрыхнуть? Мужики на кухне уже по стопарику накатили за мой отъезд. Вставай, лежебока!
Только сейчас до Николая дошло, что весь этот состоявшийся разговор с Шенцевым было ни чем иным как сном. Сном, в котором буквально по минутам он заново проиграл ту кабульскую встречу с товарищем полковником.
Быстро поднявшись с кровати, Николай в одних трусах проследовал на кухню. Головков и Васильев уже сидели за столом, на котором кроме початой бутылки водки, пары банок рыбных консервов и полбуханки хлеба, ничего другого не было.
— Ты чё это сачкуешь? — возмутился Головков. — Только учти, что твоя фамилия Мухин, и пролетаешь ты как та фанера над Парижем. Штрафную тебе наливать не будем, самим маловато будет. Так что давай, не отставай от нас, и скажи спасибо Валере, что разбудил тебя, а то остался бы при своих интересах.
Молча взяв стакан, и глотая его содержимое, Николай едва не поперхнулся. То была не водка, а мерзкий самогон. От одного его запаха его всего передернуло, но, тем не менее, спиртное оказалось в желудке, и уже через пару минут стало разливаться теплом по всему телу.
— А Юрия почему нет? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Юрий в свой опербат со сранья укатил, — встрял в разговор подошедший Валера. — Алим за ним свою персональную бурубухайку с телохранителем прислал. Что-то там в их батальоне случилось, а что именно, ни водила ни инзибод ничего путного сказать не могли, лопочут что-то по ихнему, да руками размахивают. Вернётся — расскажет.
— А сам-то чего не пьешь за свой отъезд? — осторожно поинтересовался Николай у Махнаткина.
— Я эту гадость на дух не переношу. Одно дело водку или коньяк пить, а этим дерьмом разве что фаланг травить.
— Нам же больше достанется, — отозвался Васильев. — Не слышат сейчас твои крамольные речи военные строители, а если бы услышали, то ни за что бы не презентовали свой фирменный напиток дюже привередливым царандоевским мушаверам.
— Ну и пейте это фирменное пойло сами, — парировал Валерий. — А меня от одного его запаха всего воротит.
Самогон был выпит до конца, и все присутствующие, как полагается в таких случаях, присели перед дорогой. И хоть ехать предстояло всего лишь одному из них, старую русскую традицию решили не нарушать.
А потом за Валерой заехал УАЗик, тот, что доставлял Николая в Кандагар. Но на этот раз за рулем сидел не шифровальщик, а Николай Прокопенко. Быстро забросили в машину Валерин скарб, поочередно обнялись с ним самим и, фыркнув бензиновым перегаром, «таблетка» тронулась в путь.
Вернувшись на виллу, каждый занялся своим делом. У афганцев в этот день был какой-то большой религиозный праздник, и ни один уважающий себя мусульманин не занимался повседневными делами. Ходили в мечети, распивали чаи в многочисленных чайханах, курили кальяны с чарсом и опием. Одним словом, балдели кто как мог.
Подсоветные тоже устроили для себя выходной. И что примечательно, «духи» тоже никак себя не проявили в этот день. Судя по всему, у себя в «зеленке» они тоже решили отдохнуть от ратных дел.
Но это «духи», что с них взять — сами себе хозяева. А чтобы мушаверам служба мёдом не казалась, примерно в одиннадцать часов на виллу заскочил Витя Бурдун. Он предупредил её жильцов, что старший советник Белецкий через час собирает всех в Ленинской комнате. На вопрос: — «По какому поводу?», — Виктор неопределенно пожал плечами.
В тот момент Николай ещё не знал, что подобные плановые и внеплановые посиделки называемые советниками джиласой, проводились практически ежедневно, аккурат в послеобеденное время. Именно в этот момент «духи» не обстреливали советнический городок, поскольку совершали свой намаз, и ничто не могло помешать жильцам кампайна пообщаться друг с другом в спокойной обстановке, не отвлекаясь на звуки летящего эрэса или падающей с неба мины.
Зная об этой специфической особенности ведения боевых действий душманами, советники успешно использовали религиозные заморочки противника в собственных интересах. Кроме совещаний и партийных собраний именно в эти часы и минуты относительной тишины, ими устраивались всякого рода турниры по волейболу и мини-футболу, проводимые на теннисном корте, частично сохранившемся со времён, когда в кампайне проживали американские гражданские строители.
Когда царандоевские советники и переводчики собрались в Ленинской комнате, Белецкий потребовал от присутствующих отчета о проделанной работе за прошедшие сутки, и все сидящие за большим столом сотрудники по очереди доложили требуемую информацию. Белецкий внимательно слушал их доклады, и что-то записывал в объёмную тетрадь. Когда очередь дошла до Николая, он попросил поделиться впечатлениями от увиденного им в царандое и максусе.
А рассказывать, собственно говоря, Николаю было нечего. О каких таких впечатлениях могла идти речь, когда он, как тот советский турист, впервые оказавшийся в чужой стране, ходил следом за Головковым, и буквально с открытым ртом и распахнутыми глазами фиксировал в памяти всё то, что происходило вокруг него. Об этом он так и сказал «старшому».
— Постарайтесь не засиживаться в роли заезжего туриста, — съязвил Белецкий. — Головков не поводырь, чтобы таскать вас за собой, у него своих дел в джинаи невпроворот. Даю вам неделю срока, после чего жду обстоятельного отчёта о проделанной работе. Что именно предстоит сделать, напоминать лишний раз не буду — всё строго в рамках должностной инструкции советника максуса.
Уже после того как советники оказались на улице, к Николаю подошел Виталий Потапов, советник начальника политотдела царандоя, по совместительству секретарь первичной партийной организации коллектива советников царандоя.
— Я слышал, что ты рисовать умеешь, а у нас стенгазету некому оформить, — то ли спросил, то ли попросил Потапов. — Наш самый главный провинциальный партийный советник конкурс решил затеять на лучшую стенгазету, а у нас её некому рисовать. Так что, кроме тех повышенных обязательств, которые на тебя навесил Степаныч, у меня к тебе тоже будет ответственное партийное поручение. Как, сможешь с ним справиться?
— Нарисовать газету не сложно, только чем я её рисовать то буду, пальцем что ли? Ни гуаши, ни акварельных красок, ни кистей.
— Это всё фигня. Всем необходимым я тебя обеспечу. И фотки для газеты дам, и статьи подготовлю. А Жора Даценко стихи напишет. Твоё дело оформить стенгазету так, чтобы она была яркой и привлекательной, такой, чтобы глаз от неё невозможно было оторвать. Ну, а если мы первое место в конкурсе займём, то быть тебе штатным редактором стенгазеты и членом Совета Ленинской комнаты. Это я тебе точно гарантирую.
— А оно мне надо? Вон — Белецкий уже обозначил круг должностных обязанностей и недельный срок дал. Не могу же я разорваться на два фронта.
— Одно другому не помеха. У тебя будет уйма свободного времени, чтобы и «наказы» Степаныча выполнить, и стенгазету оформить. Так что, считай это своим первым партийным поручением. Возражения и отказы не принимаются.
Чуть позже стенгазета советников царандоя действительно займёт первое место среди аналогичных стенгазет и боевых листков, подготовленных советниками силовых структур, военнослужащими 70-й Бригады, военного госпиталя и прочих подразделений ОКСВА дислоцирующихся в Кандагаре, и, с лёгкой руки Потапова на плечи Николая свалится масса общественной работы, от которой он не сможет отказаться до конца срока своей загранкомандировки.
Почему-то диалоги начинаются не с красной строки, В оригинале текста такого не было..⁹
P.S. Вижу, что всё исправилось.
Спасибо, Юрий Николаевич!