АНАТОЛИЙ ВОРОНИН

МУШАВЕР

Роман.

ГЛАВА 11.

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ, ПЕРВЫЕ ЗНАКОМСТВА.

  Неизвестно, кто первым из советников придумал словосочетание «час мушавера». То была своего рода сиеста, узаконенная послеобеденная дрёма, в которую впадали практически все афганцы, а не только советники. Местные жители в это время суток исчезали с улиц городов и кишлаков. Причиной тому была невыносимая жара, изнурявшая людей большую часть года в большинстве провинций Афганистана за исключением, пожалуй, высокогорной провинции Гор (Гур), где ледники и снежные вершины Гиндукуша в летнее время поддерживали прохладу. Афганцы к обеду прятались по домам или отсиживались в тени деревьев, попивая зелёный чай и обсуждая насущные проблемы. В полуденные часы никто не работал за исключением лавочников и чайханщиков. Бизнесу жара не помеха.

Отлежавшись с часок у себя в комнате, и вкусив все прелести «часа мушавера», советники вновь засобирались к своему начальству. На этот раз их принял первый заместитель руководителя Представительства Николай Михайлович Шенцев — подвижный, немного полноватый мужчина на вид лет сорока пяти. Ещё до встречи с ним  стало известно, что до Афганистана он работал заместителем начальника УВД Алтайского края, и вся его предыдущая служба в милиции на должностях оперативно-начальствующего состава была тесно связана с уголовным розыском. Стало быть — свой человек.

  Шенцев в Афганистане находился уже год и в ближайшее время должен был убыть в отпуск на родину. Наверно, именно поэтому он пребывал в отличном расположении духа, когда советники вошли к нему в кабинет и по очереди представились.

  — Мужики, как долетели? — в его словах звучали дружелюбные нотки.

  Дальнейший разговор проходил в тёплой, товарищеской атмосфере, можно сказать, на равных.

  Советники закидали полковника вопросами, на которые он охотно отвечал. В процессе беседы Николай Михайлович заверил всех, что уже в течение двух, максимум трёх дней, каждый будет знать о своей дальнейшей судьбе и пожелал всем удачи в советнической деятельности. На этом встреча закончилась. Николая он попросил немного задержаться и продолжил беседу чисто на профессиональную тему. Поскольку Шенцев сам был сыщиком, их разговор коснулся сугубо оперативных аспектов советнической работы. Николаю пришлось более подробно рассказать о себе и о том, чем он занимался двенадцать лет, работая в уголовном розыске.

  Расставались чуть ли не закадычными друзьями. И это несмотря на значительную разницу в возрасте и совершенно разные звёзды на погонах. Впоследствии Николаю ещё не раз придётся столкнуться с «Михалычем» — так он окрестил этого жизнерадостного человека, и первое впечатление о нём, как о вполне нормальном мужике, полностью подтвердилось.

  После беседы с Шенцевым советники обошли ещё несколько кабинетов. Везде с нами беседовали, расспрашивали, наставляли на путь истинный. Правда, такого откровенного разговора  какой состоялся  с «Михалычем», никто с ними не вёл. Каждый норовил чему-то поучать и при этом лишний раз напоминал о должностных обязанностях. О правах никто даже не заикнулся.

  Так, совсем незаметно, прошёл второй день пребывания в Кабуле. Весь вечер советники  провели, сидя у телевизора, просматривая телепередачи, демонстрируемые по «ящику». Они не были дома считанные дни, а уже казалось, что минула целая вечность, как оттуда уехали. С жадностью глотали новости обо всех происходящих в стране событиях.

  Поскольку запасы привезённого с собой спиртного закончились накануне, спать легли раньше обычного и практически сразу же уснули.

  Примерно в два часа ночи все проснулись от пронзительного воя и последовавших затем взрывов. Вскочив с кроватей, стали выяснять, что случилось в городе, и что это за вой такой. Всезнающие дембеля объяснили, что так воют душманские ракеты, которыми в данный момент мятежники отстреливают Кабул. А ещё они сказали, что коли уж слышится вой летящей ракеты, то она достанется не тебе, поскольку разорвётся где-нибудь в стороне. В сущности так оно и произошло — ракеты разорвались километрах в двух от гостиницы. Видны были всполохи взрывов и зарево последовавшего затем пожара. Где-то вдалеке выли сирены пожарных машин, мчавшихся к месту возгорания. Потом всё вновь стихло, и постояльцы гостиницы пошли досматривать свои тревожные сны.

  На другой день они узнали, что в результате ночного обстрела города погибли несколько местных жителей и ещё полтора десятка были ранены. Так новички впервые столкнулись с реалиями жизни, а, точнее сказать, прочувствовали смертельное дыхание войны, о которой советские средства массовой информации практически ничего не сообщали даже в 1986 году, на седьмом году ведения боевых действий в этой стране.

  С утра вновь прибывшие разбрелись по подразделениям Представительства, по линии которых им в дальнейшем предстояло работать на советнических должностях. Николай засел за изучение уголовного законодательства ДРА. В нём было много общего с УК РСФСР, но было кое-что такое, чего нашим Уголовным Кодексом не предусмотрено. Было больше «расстрельных» статей, что и не удивительно — законодательство было продиктовано условиями военного времени, в котором жила страна. По ходу дела изучил несколько нормативных документов, на основе чего должна была строиться его повседневная работа.

  В обед он случайно встретился с Борисом Мельником, с кем обучался в Ташкенте. В Кабуле он находился второй месяц, так же, как и Николай, не успев догулять отпуск, хотя и ушёл отдыхать сразу же по приезде с учёбы.

  Работал Борис в информационно-аналитическом отделе Представительства. Короче говоря, сидел на бумажной работе, в чём честно признался. За месяц работы так и не понял, чем конкретно занимается. Работу, что можно было сделать за считанные минуты,  волынил в течение дня, дабы не показаться выскочкой среди сослуживцев.

  Мельник предложил поехать с ним на обед в микрорайон, где в одном из домов  квартировал. Николаю выпадала реальная возможность помотаться по «Маркету» — торговому ряду посреди современного жилого массива, мимо которого пару дней тому назад они проезжали на автобусе, и прикупить себе что-нибудь из «фирменных» шмоток и прочего ширпотреба.

Естественно, он не мог отказаться от соблазна походить по кабульским улицам и воочию посмотреть на то, в каких условиях живут семьи сотрудников царандоя. Заодно не грех было заглянуть внутрь дуканов и поближе ознакомиться, что за диковинный товар там лежит.

ГЛАВА 12.

МИКРОРАЙОН С «МАРКЕТОМ»

  Микрорайон, где находился дом Бориса, очень здорово напоминал один из спальных микрорайонов Астрахани. Стандартные панельные дома из железобетона, расположенные  в хаотичном порядке. В центре микрорайона стояло здание клуба, где по вечерам крутили фильмы советского производства, а недалеко от него располагался тот самый маркет, на поверку оказавшийся скоплением нескольких десятков магазинов и магазинчиков. Когда советские граждане произносили это английские слово, означавшее рынок, то делали ударение на втором слоге. Таким образом ма’ркет превратился в «Марке’т», имя собственное, обозначавшее определённый район на карте Кабула.

  Советники всех контрактов жили вперемешку с афганцами, и сделано это было специально. Во-первых, такое соседство советских и афганских граждан, их взаимное общение в быту, позволяло более тесно познавать друг друга. Совместное проживание афганцев с советскими гражданами, по замыслу наших партийных идеологов позволяло успешнее претворять идеи советского образа жизни в повседневный быт афганских товарищей. От общения с шурави на бытовом уровне многие афганцы и особенно их дети довольно сносно говорили по-русски.

  Ошибкой было бы считать, что в крупнопанельных домах жили простые афганцы. Цены на жильё в микрорайонах Кабула (старом и новом) были таковыми, что проживание в них могли себе позволить лишь зажиточные слои населения. Не миллионеры, у которых были собственные роскошные виллы, но и не голодранцы, ютившиеся в глинобитных мазанках на склонах гор и в предместьях Кабула.

  На каждом шагу попадались афганские военные с оружием, а около домов были установлены деревянные будки, куда они прятались от палящих лучей солнца и дождя. Изредка попадались парные патрули, состоящие из советских военнослужащих. Все они были в бронежилетах и касках, обшитых выгоревшей материей.

  Смешанное проживание советских и афганских граждан лишало мятежников инициативы проведения избирательных террористических актов, направленных именно против советских людей. Трудно было мятежникам проводить свои вылазки в микрорайоне ещё и по той простой причине, что постовые знали в лицо практически всех его жителей и задерживали любого появлявшегося там постороннего человека. Тем не менее, несмотря на принимаемые меры безопасности, взрывы в микрорайоне регулярно уносили жизни как афганцев, так и граждан СССР. Особо дурной славой с этой точки зрения пользовался как раз «Марке’т», где душманы взрывали оставленные у дуканов автомашины и мотоциклы. Но спустя некоторое время после очередного теракта люди напрочь о нём забывали, и вновь шли есть шашлыки в места совсем недавно разыгравшихся трагедий.

  Советникам, живущим в Кабуле, разрешалось привозить с собой супругу, а кое-кто из них приезжал с детьми. Дети везде одинаковы, поэтому не было ничего удивительного в том, что в кругу афганских детей можно было увидеть и наших пацанов или девчонок. Но это не было какой-то системой, поскольку постоянная угроза обстрелов и терактов сдерживала родителей от соблазна отпустить ребёнка одного на улицу. Как утверждали сами жители микрорайона, за годы войны ни один мятежник не поднял руку на детей советских граждан, живущих в Кабуле.

  «Марке’т» брал своё начало возле объездной дороги и несколькими рядами уходил вглубь микрорайона. Владельцами дуканов в основном были индусы, продававшие практически всё то же самое, что можно было купить в других местах Кабула. Обращало на себя внимание одно существенное обстоятельство — во всех дуканах, наряду с фирменной продукцией, привезённой со всего света, лежали явные подделки, искусно сработанные местными умельцами. Такие вещи советники называли «кабул-подвалом», то есть изготовленными в самом Кабуле. Дукандоры запросто могли продать «фирменные» джинсовые брюки «Монтана», на поверку пошитые в полутёмной мастерской недалеко от «Марке’та». Отличить такую подделку от фирменной продукции было весьма сложно, поскольку она изготавливалась на высоком профессиональном уровне, и у неё имелись все необходимые «цацки», присущие «фирме». Шустрые лавочники могли всучить покупателю «фирменные» авторучки и фломастеры, перестававшие писать уже через неделю, или японские батарейки для электронных часов, служившие не больше месяца — ровно столько, сколько требовалось незадачливому покупателю, чтобы вывезти приобретённый товар в Союз, поскольку именно советские дембеля и отпускники составляли основную массу покупателей «Марк’та». С такими торгашами нужно было ухо держать востро.

  Торговля в Афганистане – целое искусство, и нашим работникам прилавка было далеко до того сервиса, какой обеспечивали владельцы обычных кабульских лавчонок. Они буквально охотились за покупателем, не позволяя ему уйти без покупки. Каждый дукандор имел помощников. Как правило, это были подростки в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет, члены семей владельца магазина, на худой конец  наёмные работники.

Ни хозяин дукана, ни его помощники не сидели за прилавком с отрешённым видом. Стоило покупателю только появиться возле торгового центра, как с этого момента между владельцами дуканов начиналась отчаянная борьба за возможность сбагрить ему свой товар. Пока покупатель торговался с одним дукандором, весь «Марке’т» уже знал, зачем он туда пришёл и что намеревается купить. В буквальном смысле слова, его начинали разрывать на части. Каждый норовил затащить в свой дукан, предлагая точно такой же товар, но уже со скидкой в цене. Начинался торг, который в Афганистане был не только уместен, но и являлся своеобразным бесплатным приложением к повседневному образу жизни коренного населения. Владелец дукана куда покупатель зашёл в самом начале своего похода по «Марке’ту», видя, что теряет его, вынужден был сбивать цену за свой товар. Начиналась жёсткая конкурентная борьба между дукандорами. Шум, гам.

  И вот тут, в предвкушении выгодной сделки, каковой она казалась покупателю, ему нужно было проявить максимум осторожности и внимания. Тщательно отобранная вещь после того, как он её примерил и оценил высокое качество изделия, не должна была хоть на миг оказаться в руках продавца. Наиболее шустрые из них с ловкостью фокусника умудрялись в самый последний момент подменить покупку, и вместо качественного товара покупатель приобретал дешёвую подделку, в худшем — откровенный хлам, чему место на свалке. А законы торговли в Афганистане таковы: купил, отдал деньги за товар, вышел из дукана, и всё — обратно можешь не возвращаться. Купленный товар никто у тебя уже не примет и не обменяет, да и денег за бракованную продукцию  не вернёт.

  А спорить с лавочниками — себе дороже. Они могли поднять такой шум гам, что в лучшем случае покупатель уходил от них униженным и оскорблённым, а в худшем мог угодить в советскую комендатуру. Скандалы с дукандорами были сродни подобным скандалам с толпой цыганок, имеющих на руках по грудному ребёнку. Могло так случиться, что покупатель вынужден был спасаться бегством от толпы разъярённых дукандоров.

  Николай с Борисом ходили по «Марке’ту» минут сорок, но он себе так ничего и не выбрал. Уже покидая его, купил красочную открытку с маленькими котятами,  чтобы чуть позже отправить её дочери. На этом их походы по дуканам закончились, и они вернулись обратно в Представительство. Остаток дня для Николая  прошёл в изучении нормативных документов и всевозможных отчётов.

ГЛАВА 13.

НАЗНАЧЕНИЕ.

  Утром следующего дня Николая вызвали в отдел кадров и ознакомили с приказом о назначении на должность оперативного сотрудника специального отдела уголовного розыска царандоя (народной милиции) провинции Кандагар.

  К тому моменту он уже достаточно хорошо знал круг функциональных обязанностей, возлагавшиеся на него в этой должности. Они разительно отличались от  обязанностей  оперативного работника уголовного розыска на родине. Не раскрытием преступлений, как таковых, а обеспечением оперативной работы в бандгруппах. Говоря понятным языком, на него возлагалась организация разведывательной работы в бандформированиях. А если быть ещё точнее, он должен был проводить советническую работу с сотрудниками спецотдела, занимающихся агентурной работой в бандах.

  У него сразу же возникло множество вопросов и в первую очередь — каким образом, не имея достаточных навыков в этой, весьма специфичной работе, самому выступать в роли советника? По ходу дела предстояло переучиваться, подстраиваясь под местные особенности организации оперативной работы, параллельно изучать обычаи населения и многое, многое другое. Утешало только то, что у него имелся хоть какой-то жизненный опыт, а методы вербовочной работы во всех странах практически одинаковы.

  В этот же день ему выдали оружие — пистолет Макарова и автомат АКМ-74 с полным комплектом боеприпасов. Оружейник, полушутя, спросил:

  — А может быть оно тебе и не нужно совсем? У тебя этого «добра» в Кандагаре будет выше крыши! 

  И потянулись дни томительного ожидания.

  Расстояние от Кабула до Кандагара было чуть больше четырёхсот километров. Дорога, связывающая эти два самых больших города Афганистана, в недавнем прошлом современная автострада, находилась под контролем мятежников, и для того, чтобы по ней можно было беспрепятственно проехать, требовалось проведение крупной войсковой операции. Единственный путь, по которому можно было попасть из Кабула в Кандагар, пролегал по воздуху. Самолёты, советские и афганские, по этому маршруту летали почти ежедневно, но сесть в них было крайне сложно, поскольку все рейсы были целевыми. Военно-транспортные самолёты доставляли в Кандагар живую силу, оружие и боеприпасы, а обратно вывозили убитых и раненых. Каких-либо специальных или зарезервированных мест для советников на этих «бортах» не было. Чтобы улететь к месту назначения, сначала нужно было договариваться с руководителем полётов и заказчиком рейса. Но даже если утрясались все формальности и удалось получить разрешение на посадку в самолёт, была ещё одна непредвиденная инстанция – лётчики. Они могли запросто послать вас куда подальше и, сославшись на имеющийся перегруз, оставить при своих интересах. С советскими летунами можно было договориться, презентовав им бутылку водки, а вот с афганскими этот номер редко когда проходил.

  Ожидая попутный самолёт, Николай проторчал в гостинице три дня. За это время успел сделать ещё одну вылазку в город. На этот раз при себе имел оружие и чувствовал себя намного уверенней, нежели в прошлый раз. Никакого барахла покупать не стал, но зато затарился несколькими бутылками «Столичной». В Кандагаре водка наверняка  пригодится для «прописки» и вливания в новый коллектив.

  Пока отлёживался в гостиничном номере, познакомился с Николаем Прокопенко. Он работал советником по политической работе в одном из царандоевских батальонов, расквартированном в Кандагаре. В Кабул Николай прилетел для того, чтобы забрать из капитального ремонта двигатель к автомашине УАЗ и комплект резины. Всё это казённое имущество ему предстояло сопроводить по воздуху в Кандагар.

  Там же, в гостинице, повстречал Володю Клименкова, вместе с которым был на учёбе в Ташкенте. Он прилетел в Кабул одновременно с Борисом Мельником и был назначен на работу в центральный аппарат Представительства. За месяц умудрился переругаться со всем начальством, и от него решили избавиться, назначив старшим оперативным сотрудником царандоя провинции Заболь. Административный центр этой провинции, кишлак Калат, располагался в ста двадцати километрах от Кандагара, и туда можно было попасть только на «вертушке», регулярно летающей из Кандагара. Именно поэтому Володя был третьим попутчиком до Кандагара. Четвёртым попутчиком был бородатый переводчик Махмуд, возвращавшийся в Кандагар после выписки из Кабульского госпиталя, куда он попал после подрыва БТРа на противотанковой мине. Ему, получившему тяжелейшую контузию, ещё повезло, а двое сотрудников царандоя погибли.

В общей сложности груз набирался не малый – четверо советников плюс автомобильный движок, пять автопокрышек и несколько чемоданов с принадлежащими Николаю и Володе личными вещами. На тонну запросто тянуло.

  На восьмой день пребывания в Кабуле сразу же после обеда объявили, чтобы все готовились к вылету в Кандагар. Рано утром за ними заехал автобус, и они, затолкав в него весь свой груз, поехали в аэропорт. В аэропорту подъехали к восточной стоянке, где обычно стояли под погрузкой «транспортники» афганских ВВС. Самолётов ещё не было, и оставалось только ждать.

Примерно в десять часов прилетели сразу три «борта», в том числе, один из Кандагара. Все приготовились к погрузке, и сотрудник Представительства, ответственный за организацию перевозок советников, побежал договариваться с экипажем самолёта.

  Но их ожидало разочарование. «Борт», прилетевший из Кандагара, в этот день обратно не возвращался, а летел дальше — в Герат, и больше в этот день на Кандагар не было ни одного рейса. Пришлось загружать всё имущество в автобус и возвращаться в «Беркут».

  На следующий день всё повторилось заново — ранний подъём, загрузка имущества в автобус, поездка в аэропорт, томительное ожидание вылета. Но на этот раз их ждала удача в виде военно-транспортного самолета афганских ВВС, перевозившего боеприпасы для кандагарского царандоя. Экипаж АН-26 согласился взять советников с собой, и примерно в десять часов утра самолёт уже выруливал на взлётно-посадочную полосу. Считанные секунды на разбег, и он свечой взмывает в небо. Примерно на высоте пятьсот метров от поверхности земли, самолёт взял круто влево и завалился на бок. В иллюминатор были отчётливо видны кабульские улицы и всё, что на них происходило.

  Двигаясь над аэродромом по кругу, самолёт забирался всё выше и выше. Завершив последний — третий круг, он выровнялся и взял курс на юг.

  Туда, где между пустыней Регистан и южными отрогами Гиндукуша, находился древний город Кандагар.

Поделиться: