Два микроавтобуса съехали с асфальта и остановились на берегу реки Сарбай. Несколько японских кинематографистов с камерами и штативами высыпали на площадку у паромной переправы на село Большой Могой. На пароме бегали и резвились смуглые узкоглазые дети. Они громко визжали, скакали, зажимали пальцами плоские носы и с разбега друг за другом “бомбочками” сигали с парома и радостно плюхались об воду. – Джапан? Джапан! – переговаривались пораженные открытием японцы. Гости новой России щёлкали очередями затворов Canon и по команде режиссера Тосио Миядзаки за секунду водрузили на штатив видеокамеру Sony.

* * * * *

Похрюкивая и повизгивая, они с треском вырвались из зарослей чакана, сползли под берег и со всего маха бросились в воду. Течение реки Анастасьева подхватило двух кабанов, и со стороны могло показаться, что река понесёт их до самых каспийских раскатов, но не тут-то было… Через несколько минут упитанная семейная пара переплыла реку, вышла из воды на берег и побежала по степи. Преодолев ровное открытое пространство, свинья первой скрылась из виду, кабан последовал за подругой; животные остановились посередине влажной ложбины.

* * * * *

– Вот моя деревня! Вот мой дом родной! Тридцатилетний казах опустил сумку на траву и громко свистнул. Из низенькой, недавно побеленной мазанки с тазиком в руках вышла пожилая казашка. Навстречу тазику рвануло несколько облезлых, преисполненных надежд куриц. На крыше, завидев гостя, зевая и потягиваясь, приободрился кот.

– Мама! Привет! Скажи отцу! – крикнул парень и присел на корточки в ожидании переправы. – Отец! Сержан приехал! – сказала женщина в открытую дверь мазанки. Нездорового вида старик с кривыми ногами в подвёрнутых болотных сапогах столкнул на глубину корму “Казанки” и с трудом перелез через борт.

Вёсла вразнобой ударили по воде, и через несколько гребков алюминиевая лодка уткнулась в противоположный берег протоки Колкая.

– Здравствуй, отец! Как сам? – спросил сын, намерившись оттолкнуть “Казанку” и запрыгнуть на нос. – Да нормально, Сержан, всё, как обычно, – смиренным тоном ответил старик, но вместо того, чтобы присесть и крепко держаться за борт, он приподнялся.

– Постой, не толкайся, а это ещё кто там с тобой? – рыбак указал пальцем на кусты. Сержан оглянулся, но никого не увидел. Кусты зашевелились, из листвы выросла большая блестящая черешня. Такой же низкорослый, как его отец, парень с нескрываемым раздражением подтянул лодку назад и направился к кустам. Черешня исчезла. Сержан раздвинул ветки и вытащил трясущегося от страха кобелька. – Да у нас тут индейский разведчик! Это он за мной от самой Чуркиной обители бежал, а я думал, что доходяга вернулся! И на хрен ты нам здесь вообще нужен, скажи! На острове, кроме рыбы, самим жрать нечего!

Парень вопросительно посмотрел на отца. – Ну не тут же его бросать! Неси в лодку, там разберемся! Змей, крыс и лягушек полно, значит, не загнётся! – вступился за собачонку старик.

* * * * *

– Ну что, живи! Надо же такое придумать! Индеец!

Старый казах наклонился и подтолкнул пса в направлении двора. Кобелёк уперся. Он заметил, как у берега на кукане зашевелили хвостами потревоженные лодкой сомы.

Так в селе Верхние Колки Володарского района Астраханской области появился ещё один суровый обитатель, по кличке Ульзана, названный в честь доблестного югославского индейца из немецкого вестерна семидесятых. Анна не обратила особого внимания на пса, женщина обняла сына и занялась приготовлением “сазанки”.

На часах со сломанной кукушкой 14:45. Из трубы дворовой печурки поднялся веселящий дымок. В котёл с речной водой загружается чищеный картофель и порубленная топором, крепкая, как камень, половина туши вяленого сазана.

Ульзана ловит своей «черешней» аппетитный запах отварного балыка и, кажется, пьянеет. В радостном предвкушении он пытается познакомиться с хозяином двора — петухом. Но кочет, воспитанный на принципах курятника, не допускает игривой фамильярности и воткнул клюв «индейцу» прямо между глаз. От неожиданного коварства дворового стервятника пёс впал в оцепенение и сел на собственный хвост. Огненно-рыжий петух оценил бойцовские качества новичка как смехотворные, счёл, что недоразумение наилучшим образом исчерпано, и с важным видом удалился. – Ну, вот и прописался, – улыбнулась Анна.

Примерно через час “сазанка” готова. Мужчины расположилась на ковре под навесом. Достархан с арбузом — всегда радостный праздник, а под солёную рыбку — особенный.

– Ну, что батя? Режу! — Сержан прищурил и без того узкие глаза. Отец, словно Чингисхан, одобрительно пошевелил рукой:

— Режь уже!

Нож вошёл в центр ягоды возле самого хвостика. Доброжелательный полосатый шар, как будто всю жизнь только и ждал именно этого момента. Радостно крякнув, арбуз с треском лопнул, обнажив всю свою алую сахарную сущность. Стая воробьёв, разорявшаяся щебетом на тополе, услышала призывный треск и, прыгая, рассыпалась по двору в надежде полакомиться семечками счастливого великана.

Но Сержан больше любит “беленькую”. Откуда-то из-за спины парень выудил бутылку холодной водки. Анна опустила рядом с арбузом блюдо с солёным сазаном, отваренным вместе с картофелем, присела рядом, и маленькое семейное пиршество началось.

По обыкновению, лицо Сержана стало красным. Настроение улучшилось, парень подобрел и заплетающимся языком подозвал нового поселенца к себе. Ульзана буквально расплылся собачьей улыбкой; вывалил язык и судорожно завилял хвостом. Облизываясь и приседая, не скрывая радости, он осторожно приблизился к подвыпившему казаху. Теперь они точно были лучшими друзьями и, если бы Сержан захотел, могли бы и поцеловаться. Минут через десять сытый пёс сидел рядом, икал, облизывал нос и слушал, о чём говорят люди. Индейца от сытости стал морить сон; пес покружился возле мазанки, лёг на прохладную землю, положил голову на лапы и закрыл глаза.

* * * * *

За день в поисках сочных камышовых побегов животным удалось перепахать столько земли, что одержимые страстью свиньи решили расслабиться. В глубине острова, за валом, в пятистах метрах от деревни, влюбленные сосредоточенно занялись любовью. Красное от натуги солнце прищурилось лучиком из-за русла Сарбая, а ветерок, вместо того, чтобы уснуть, поменял направление. В воздухе появился едва уловимый запах горящей степи.

* * * * *

Дремлющий под подушкой будильник очнулся первым. Из-под пола привычно пахло сыростью. Сержан потянулся, широко зевнул, встал, оделся и вышел во двор. Ощутимый холод с дымкой из плотного тумана через час или полтора прихватит с собой росу и улетучится до следующего рассвета.

А пока туман ждёт солнца, надо успеть добраться до жереховых мест. Чтобы не шуметь, Сержан взялся за вёсла, течение помогает, можно обойтись и без мотора. Когда придётся возвращаться против течения домой, мотор “Ветерок” обязательно пригодится. В баке три литра бензина: горючее на острове – дефицит.

Водное пространство широкой глади в месте слияния протоки Колкой и реки Анастасьева преисполнено гармонии и спокойствия, но лишь до той поры, пока алюминиевая лодка не врезается в зеркальную поверхность и не рисует указательную стрелку, видную даже с небес. И вдруг… Сержан оставил вёсла и замер. Над зеркальной поверхностью воды, несмотря на течение, тут и там выставила спинные плавники солнечная рыба – жерех. Сотня крупных рыбин застыла в рыбьей молитве, и все смотрят на восток. Жерех не шевелится, но в отличие от лодки, рыбин течение не тащит, и это кажется невероятным. Лодка движется и, когда до ближайшего плавника остается метров десять, Сержан бесшумно опускает носовой якорь, и “Казанку” разворачивает. Как только рыбак не исхитряется: бросок за броском он проводит блесну перед мордой первого, второго, третьего… десятого жереха. Но далеко или близко бросает он нержавеющий кастмастер, жерех не движется — полное безразличие и холодная тишина. Через полчаса активного отдыха восхищение красотой картины сменилось раздражением и разочарованием. Сержан последний раз смотал леску, встал в рост, выпрямился и в голос обматерил глупую рыбу. Поднял якорь, крутанул стартер “Ветерка” и рванул дальше. В конце длинного узкого островка, густо заросшего вербами, под склонившимися над водой ветками, есть глубокая яма. На дне, на крюке, сидит лягушка. От крюка — леска, а затем верёвка, которая поднимается к поверхности и под углом приходит к узлу на стволе дерева. Если не знать о том, что в этом месте уже лет так двадцать стоит сомовник, то заметить верёвку можно только случайно, поэтому снасть обчищали только соседи.

Сержан заглушил мотор. Лодка по инерции скользит к сакральному месту. Ухватившись рукой за ветки, парень склонился над водой и потянул за конец снасти. На том конце только этого и ждали. Верёвка поднялась и натянулась, да так, что тонкий ствол дерева напрягся. Брыкаясь, как конь, и изгибаясь, словно анаконда, на поверхности реки появился полутораметровый плёс чёрного пятнистого сома. Шестидесятикилограммовый хищник только сейчас огромной башкой понял, что его поймали. Он был взбешён и в любой момент мог легко перетереть леску щётками — зубами. Сержан не стал обдумывать план и начал снова упорно поднимать сома к поверхности, старясь ловить равновесие, чтобы самому не свалиться за борт. Пленный завёл верёвку под лодку и с воодушевлением потащил её на себя, стараясь уйти в глубину и спрятаться под корягой. Но рыбак тянет и тянет несогласного хитреца наверх. Через десять долгих минут, когда вены на руках Сержана вздулись, а спина, казалось, напряглась до самого предела, рыба поддалась. Гигант на секунду поднялся к борту лодки, рыбак успел набрать в лёгкие воздуха и… Поднял пустой конец лески. На метровом куске толстенной лески, привязанной к концу веревки, вместо крюка, торчал загнутый развязанный узел. – Его, наверное, ещё мой прадед завязывал! Вот же, сука, как мне сегодня не везёт!

От досадного промаха предков глаза у потомка Батыя налились кровью, и он обессиленно сел.

* * ** * Солнце высоко, и появились мухи. Некогда серо-синяя, пошарканная лодка на двух якорях, как корабль-призрак, мерно покачивается на середине реки Афанасьева. Хлюпанье воды из-под днища никак не мешает сну незадачливого водителя маршрутки. Солнечные рыбы и хищник из тёмных глубин, которые ему в эту минуту снятся, буквально обездвижили нашего героя, прибывшего из самой засушливой страны Бодун. Неутолённая с утра жажда вынудила рыбака открыть глаза и наполовину свеситься за борт. Наверное, это была самая вкусная вода, которую он когда-либо пил вообще. Но оказалось, что рыбалка только начинается. Тень от весла упала на одиннадцать часов, а вокруг Казанки разыгралась стая окуней. Кусок лески с самой маленькой блесной — и в лодку один за другим полетели краснопёрые. Только успевай: бросай и поднимай, бросай и поднимай. Окунь посыпался, как из рога изобилия. Через пятнадцать минут на стланях и под ними лежало с полведра окуней.

– Нафиг “ментов”! Это не рыбалка! — просопел сам себе под нос Сержан. Казах по очереди поднял якоря и с яростью намотал веревку на стартер. Ему хотелось настоящего адреналина, но выпить было нечего. Лодка залетала в протоку, когда с берега пахнуло гарью, а над большим островом появилось дымовое облако.

* * * * *

Четверть седьмого, жара ощутимо спала, самое время перекусить яичницей и вчерашней холодной сазанкой. На обед семья снова расположилась вокруг достархана.

– На нашей стороне камыш загорелся, может, искру из-за Анастасьева принесло? – старый казах посмотрел на сына. – Да если однажды и последние дома на Колком пыхнут, будет неудивительно. Шесть лет назад, помните, как из горисполкома приезжали. Говорили, мол, переселять вас будем, всем квартиры в Могое дадим! Потрепались для японцев, а как те уехали, всё сразу забыли! – ответил Сержан. – Мы с отцом все пороги оббили. Всё бесполезно! Помрём в своей мазанке со змеями и лягушками – ничего тут не изменишь. Жизнь такая, – женщина смахнула слезу.

После обеда спать не хотелось. “Огонь гонит дичь прямо на нас.… А где наш новый следопыт хренов?” Сержан свистом позвал собаку. Ульзана появился как из-под земли. Тощий пёс с лёту заелозил задом и всеми собачьими жестами стал клясться в любви и вечной преданности.

– Смотри, хвост оторвётся! Идем, прогуляемся, гроза бледнолицых! Странно, но собака поняла и побежала прямиком на вал, где остановилась, села и стала ждать Сержана.

С вала степь с её ночной норной жизнью кажется поверхностью марсианской пустыни. Белёсая низкорослая полынь и иловые борозды после весенних паводков — это, пожалуй, и всё, что открылось взору человека и собаки, если не брать в расчёт дымовую завесу, подгоняемую ветром и трескучими всполохами огня, появляющимися в гуще обречённого на гибель камыша. Сержан вернулся и уверенно вошёл в сарай. Охотник снял со стены одностволку, древнюю, как тибетский карамультук Джуры. Ижевское ружье двенадцатого калибра с богатой историей, видимо, оказалось на острове на заре советской власти.

В слегка кривой ствол Сержан загнал патрон с самодельной начинкой на утку. Второй патрон, более убойный, набитый рубленными гвоздями, он засунул в карман. Традиционные в сёлах резиновые шлёпанцы делают охоту особенно приятной, поскольку в них можно передвигаться не только по джунглям, но и в камышах, бесшумно, подобно пуме или даже ягуару.

* * * * *

Неизвестно почему, но пара направилась прямо, оставляя за собой пыльный марсианский след. На открытом пространстве «индеец» отставал, неохотно плёлся позади хозяина и всё время оглядывался. Пёс не знал, как поделиться впечатлениями, он обогнал Сержана и заглянул в его скуластое, полное решимости лицо. В глазах собаки читалась мольба: “Ты куда меня тащишь! Я ещё не готов для обряда инициации охотой на ваших долбаных уток!.. “ – Ничего, ничего, закаляйся друг, вождем станешь!.. Тихо! — неожиданно шёпотом скомандовал Сержан напарнику. Собака застыла и уже собралась побежать назад. Сержан судорожно ногтями выковырял из ствола патрон и вставил более убойный – тот, что с гвоздями. В изрытой вдоль и поперёк ложбине он увидел двух крупных кабанов. Ветер гнал гарь на них, и других запахов животные не чуяли. Казах медленно приподнялся, как раз в тот момент, когда влюблённая пара перешла к последней, шестьдесят девятой позе. Кабан прокаченным торсом наполовину закрыл изящный зад подруги, и тут всё вокруг оглушил взрыв из карамальтука! “Гвоздатая шрапнель”, как радостная слепая, услышавшая на улице знакомый голос, понеслась к цели! Пока рассеивался пороховой дым, снайпер успел оглянуться. Напарник лежал на спине с расслабленными лапами. Пёс решил, что в него попала не одна, а сразу несколько молний.

Но на сборы и нашатырь времени не оставалось!

На стрелка в резиновых шлёпанцах, не касаясь земли, летела разъярённая туша с бивнями, как у африканского носорога! Сержан, никогда не бегавший даже в детстве, подорвался с такой прытью, что тапочки остались, как прибитые, на том месте, где он только что стоял. Ему казалось, что он летит быстрее, чем его маршрутка в гололедицу, но оказалось, что существуют в этом мире спринтеры и посильней… Кабан не отставал, когда супермен почувствовал, как по его спине сползает недооцененный друг — «индеец»!

Ульзана хотел забраться ему на голову, но у него не получилось, пёс упал, резво принял правильное положение костлявого тела, мгновенно собрался и разумно помчался в другую сторону.

Деревенский вал со стороны степи – та же самая мексиканская граница. Взлетев на возвышенность со снайперской винтовкой наперевес, индейский инструктор по выживанию оглянулся. Благородное животное вместо того, чтобы догнать и наказать безобразников, плюнуло на обидчиков и скрылось в ложбине.

Сержан скис, присел на глину, раздвинулнатруженные ноги и опустил руки. Парень выдохнул излишки адреналина, отдышался, встал и громко свистнул.

Ульзана снова появился, как из ниоткуда, и как ни в чём не бывало, словно прошедший своё первое боевое крещение, выпятив грудь, важно зашагал рядом.

Поделиться: