7 апреля писателю Анатолию Воронину – 70 лет. Поздравляем!

Юбилей астраханского прозаика и публициста Анатолия Яковлевича Воронина приходится на самый пик его творческой жизни. Он не только широко публикует свои произведения, но и активно участвует в общественно-творческой жизни Астраханского регионального отделения Союза писателей России, в чём воочию могут убедиться читатели «Родного слова». Искренне желаем юбиляру крепкого здоровья, новых творческих достижений и скорейшего выхода в свет новой книги в московском издательстве «Вече». А в дополнение к пожеланиям – новый рассказ Анатолия Воронина «Осколок».

АНАТОЛИЙ ВОРОНИН.

ОСКОЛОК.

Рассказ.

За свои двадцать восемь лет Максиму ни разу не удалось побывать ни на курортах, ни в санаториях, ни в пансионатах, а детские мечты – хоть на один день попасть в пионерский лагерь «Артек» и искупаться в теплых водах Чёрного моря – так и остались несбыточными мечтами.

Детские, а затем и подростковые годы, пролетевшие чередой друг за другом, не оставили никаких ярких отметин в памяти о прожитом времени. Ни одной стоящей зарубки, за исключением, пожалуй, только двух, которые, словно мгновенные фотографии, навечно застряли в потаённых уголках детского подсознания.

Ему не было ещё и четырёх лет, когда в их семейную жизнь ворвалось малопонятное для него слово «война». В принципе, он знал, что война – это когда с неба падают бомбы, стреляют пушки, а по дорогам едут танки. Всё это он уже неоднократно видел по телевизору и в кино. Но той, киношной войны, на улицах города не было. По-прежнему так же ярко светило солнце, скрипели за углом дома железными колёсами трамваи, а неутомимый молочник горланил по утрам под окнами их общежития: «Малако-о! Малако-о!» И не было никаких взрывов и пожарищ – обычных спутников любой войны, не уходили на фронт солдаты с винтовками, как это было в самом последнем фильме, на премьеру которого он ходил вместе со своими родителями в кинотеатр «Октябрь».

Из жильцов их общежития война коснулась только одного его отца, одной их семьи. Вернувшись однажды домой с работы, он уединился с мамкой на балконе, и они о чём-то очень долго говорили вполголоса. Максиму было страшно интересно, о чём это там шушукаются его родители, но всякий раз, когда он пытался приоткрыть балконную дверь, родители заворачивали его обратно в комнату. В самом конце их диалога услышал он непонятную фразу, которую с горькой усмешкой произнёс отец:

– Да-а! Вот уж не думал, не гадал, что под занавес своих двадцати восьми лет стану я пиджаком. Надо было нам с тобой, Люсёк, сразу после Максимки второго заводить. Глядишь, всё было бы совсем по-иному.

В ответ на слова батяни мамка тихо плакала, уткнувшись шмыгающим носом в его грудь. Максимке стало невыносимо обидно за папку, который по непонятной причине вдруг стал пиджаком, и он разревелся за компанию с мамкой. Потом родители ещё долго не могли его успокоить.

А спустя пару недель отец исчез из дома. В тот предвыходной день Максимку из детского сада забрала бабушка. У неё он и заночевал. Так бывало не раз, и Максимка к этому как-то даже привык. Квартира у бабули была двухкомнатная, с большой лоджией. Не то, что их малюсенькая комнатушка в шумном заводском общежитии. У бабушки была даже большая ванна, где Максимка мог подолгу плескаться, играя в тёплой воде с резиновыми ёжиком, зайцем и косолапым медвежонком. В их общежитии ничего подобного не было, и мыться ему приходилось в пластиковом корыте на общей кухне, где мать специально для этого грела воду в большой эмалированной кастрюле, в которой она обычно кипятила бельё.

Как правило, родители забирали сына от бабушки в воскресенье. Это был его – Максимкин – день. Втроём они гуляли по городу, ходили в городской парк, где было великое множество аттракционов, в кино, ели мороженное и пили сладкий лимонад. А буквально недавно они провели почти весь выходной в «Луна-парке», проездом побывавшем в их городе. Вот уж где он тогда накатался на диковинных аттракционах! Но больше всего его поразила «комната страха», в которую он поехал вместе с мамкой, сидя в каком-то маленьком вагончике. Вагончик заехал в тёмное помещение, где какие-то светящиеся скелеты и страшные чудовища начали хватать их за волосы и плечи, отчего они оба громко визжали, а Максимкино сердце едва не остановилось от страха. Жаль, что «Луна-парк» так мало был в их городе. Интересно, а куда его поведут родители в этот выходной?

Но в тот выходной день родители пришли за ним не с утра, как обычно, а после обеда. Максимка уже стал беспокоиться по поводу отсутствия родителей, как тут в дверь бабулиной квартиры позвонили. На пороге стояла мамка и какой-то дядька в военной форме с портупеей и при фуражке. Растерявшийся было Максим, признал в этом военном человеке своего отца только тогда, когда тот снял с головы фуражку с зелёной кокардой.

Всё то время, пока родители сидели на кухне бабушкиной квартиры, Максим не спускал глаз с отца. Таким он его ещё никогда не видел. В форме он выглядел намного старше своих лет, да и выражение его добродушного лица как-то сразу посуровело. Максим потрогал отцовскую фуражку и вдруг ни с того, ни с сего спросил:

– Па, а что такое пиджак? Это военная форма такая?

Отец, увлечённый диалогом с тёщей, не сразу сообразил, о чём это спрашивает его сын, а потом, громко рассмеявшись, надел военную фуражку на его белобрысую голову и многозначительно ответил:

– Пиджак – это не форма, сынок, пиджак – это такой человек, которого наша Родина посылает туда, где он всего нужней. Посчитала Родина, что я сейчас нужен там, где очень горячо, вот и стал я пиджаком.

– Значит, ты поедешь на курорт? А зачем тебе на курорте форма и фуражка? Ведь там же жарко будет? А меня ты возьмёшь с собой?

– Э-э, дорогой ты мой! А не много ли ты задаешь сейчас вопросов? Нет, сынок, там, куда я поеду, вовсе даже не курорт, хоть там сейчас и очень горячо. Маленьким детям, таким, как ты, там делать нечего. Там живут одни только взрослые дяденьки, и детей туда совсем не пускают.

– И что, туда даже взрослых тётенек не пускают? – не унимался Максим.

Отец рассмеялся, и мельком взглянув на супругу, ответил:

– Не знаю, не знаю. Но думаю, что взрослые тётеньки там есть. Должны, наверно, быть.

– А почему тогда мамка с тобой не едет?

– Да потому, что кончается на «У». Наша мамка нужна здесь. Ведь кто-то же должен варить для тебя супчики и каши. Да и в детский садик тебя надо ещё за руку водить, непоседа ты наш.

Отец ласково потрепал сына за волосы и, нежно прижав к себе, тихо добавил:

– Пока меня не будет дома, ты остаёшься единственным мужчиной в доме. Слушайся маму и бабушку, во всем помогай им и не хулигань, а я тебе за это обязательно привезу настоящий патрон от автомата.

– А два патрона привезёшь? – У Максимки загорелись глаза.

– А зачем это тебе два патрона? – удивился отец.

– А я его у Петьки с нашей группы на наклейку «Ну, погоди!» сменяю.

– Ну, что с тобой поделаешь! Так уж и быть, привезу я тебе два патрона и впридачу к ним осколок от настоящего снаряда. Но только, чур, Петьке об этом пока ни слова. Это будет наша с тобой военная тайна! Всё понял?

Максим утвердительно закивал головой. Он только на секунду представил, что станет счастливым обладателем такого редчайшего предмета, каким может быть осколок от всамделишного снаряда, и сердце занялось у него в приятной истоме. Все мальчишки в детском саду, да что там в саду – во всем их общежитии – станут ему страшно завидовать! Только этот осколок он никому не отдаст, и менять его он ни на что не станет.

– Па, а ты скоро вернёшься обратно домой и привезёшь мне осколок?

Отец наморщил лоб, словно подсчитывая в уме, сколько времени его не будет дома, после чего ответил:

– Вот как только ты пойдёшь в своем садике в старшую группу, и мамка мне об этом напишет, так я сразу и вернусь. Всё понятно?

Максим закивал головой в знак согласия, хотя на тот момент он ещё весьма смутно представлял, сколько же времени уйдёт на то, чтобы он оказался в старшей группе.

Отец выполнил данное сыну обещание, вернувшись домой ровно через два года… в цинковом гробу.

Отца Максим так и не увидел, поскольку на похоронах цинковый гроб вскрывать не стали.

Небольшой митинг у могилы открыл офицер, сопровождавший погибшего друга на родную землю. Он пытался что-то сказать о подвиге, совершённом Максимкиным отцом, но слова застряли у него комом в горле, и он смог только выговорить:

– Прощай, бача! Прости нас всех, если сможешь!

Потом выступил представитель военкомата и пара коллег с прежнего места работы отца.

И всё. Мгновенно состарившуюся мать от гроба с мужем оттаскивали несколько женщин. А она, бьющаяся в истерике, продолжала делать отчаянные попытки броситься в могилу, туда, куда опустили гроб. В тот момент для неё был потерян всякий смысл дальнейшей жизни. А когда раздались выстрелы прощального салюта, она потеряла сознание.

Уже позже, на поминальном обеде, устроенном в заводской столовой, где до призыва в армию работал отец, его боевой сослуживец коротко рассказал о том, каким героем был его друг Володька. Так уж получилось, что в то, самое последнее боевое сопровождение автоколонны с военным грузом, он вообще не должен был идти, поскольку на руках у него уже были все необходимые дембельские документы, и он дожидался своего «борта» на Ташкент. Но из-за дувшего на протяжении нескольких дней «афганца», самолет всё не прилетал. А тут, как на грех, у одного из офицеров, что должен был возглавить группу сопровождения, открылась сильная рвота, и его срочно положили в госпиталь. Володька сам напросился в рейс, ставший для него последним в жизни. Никто его об этом даже не просил. Заскочив на БТР, он улыбнулся всем своей неизменно широкой улыбкой, и то ли в шутку, то ли всерьёз сказал, что в суматохе войны совсем позабыл про данное сыну обещание. Сослуживцы пытались отговорить его от излишнего чудачества, поскольку осколков от душманских мин и эрэсов в земле и в стенах жилых модулей их военного городка было не меньше, чем в других местах Афгана. Но Володька их доводы слушать не стал, сказал только, что он обязательно привезёт сыну осколок из Кандагара, с той самой, печально знаменитой «Чёрной площади», на которой сложили свои головы многие его однополчане.

И Володька сдержал своё слово. Он привёз этот осколок, но только в своём сердце.

Его БТР подорвался на фугасе при въезде в Кандагар. Именно на той самой, чёртовой «Чёрной площади», откуда он и собирался привезти сыну такой своеобразный бакшиш. Смерть была мгновенной. Позже, в военном госпитале, тот осколок извлекли из Володькиного сердца, но выбрасывать не стали. Помня о последних словах Володьки, сослуживцы сохранили осколок, с тем, чтобы потом передать его сыну.

В конце своего печального повествования офицер достал из нагрудного кармана гимнастерки аккуратно завёрнутый в носовой платок кусочек серого металла и вложил его в маленькую ручонку Максима. Последние слова, что он тогда сказал, были обращены к нему:

– Помни, бача, теперь это твой талисман. Он будет оберегать тебя повсюду, где бы ты ни был. Храни его, как самую ценную для тебя вещь, и сердце твоего погибшего отца всегда будет рядом с тобой. Отцовский талисман поможет тебе в самую трудную минуту…

Максим слова офицера крепко запомнил и уже больше никогда не расставался с осколком. А в четырнадцать лет на уроке труда он просверлил в осколке маленькую дырочку, и повесил его на капроновую веревочку, на которой к тому времени уже висел серебряный крестик, подаренный ему бабушкой.

После смерти отца удача окончательно покинула их семью. Мать больше месяца провалялась в больнице, куда она попала после нервного срыва. Максим всё это время жил у бабушки, которая, кстати, тоже не особо блистала здоровьем. Она только-только ушла на пенсию, и этой пенсии ей едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами. Мужа у неё не было, поскольку он утонул ещё задолго до того, как родился Максим. Спасая ранней весной какого-то провалившегося под лёд подростка, он успел вытолкнуть его из воды на лёд, а вот его самого никто не спас.

Спустя пару лет после того, как схоронили Максимкиного отца, в стране началась перестройка, а затем и «прихватизация». На заводе, где до военной службы работал отец, сменилось всё руководство. Новое начальство стало наводить «порядок» в своём хозяйстве, распродавая казённое имущество каким-то ушлым коммерсантам. Завод стал постепенно хиреть, пока совсем не развалился. За долги завода перед государством общежитие, в котором проживала семья Максима, было продано «с молотка», и его приобрёл какой-то столичный коммерческий юридический ВУЗ, вознамерившийся открыть в Астрахани свой филиал. Под предлогом реконструкции здания, часть жильцов общаги расселили по другим местам, а большинство семей, как и семью Максима, просто-напросто вышвырнули на улицу. «Юристы» придрались к тому, что из всех членов их семьи ранее прописанным по общежитию был только один отец. А поскольку он по причине своей смерти давно в нём не проживает, то и остальные его домочадцы утратили право на занимаемую жилплощадь. Мать попыталась, было, судиться с новыми владельцами их общежития, да куда там. У них и суд оказался купленным со всеми потрохами, да и милиция была на их стороне. Одним словом – круговая порука.

С тех пор стали они жить втроём в бабушкиной квартире. Маленькую комнату-спальню занимала бабушка, а зал стал местом проживания Максима и его матери. Не совсем удобно, да что ж теперь поделать. Такова, видно, их судьба.

Незадолго до окончания Максимом средней школы, бабушка в очередной раз захворала и слегла. Смерть мужа, а потом и зятя, здорово подкосили её здоровье, и она стала едва ли не постоянным пациентом больницы для ветеранов войны и труда. По этому поводу она как-то раз пошутила, мол, скоро её, наверно, выпишут из собственной квартиры и пропишут постоянно в больнице, а в штампе прописки вместо номера квартиры укажут номер палаты.

Не совсем удачная шутка получилась. После того последнего посещения больницы, Максим её в живых уже больше не видел. Больное сердце не старого ещё человека не перенесло второго инфаркта.

После смерти бабушки жить стало намного хуже. Если раньше часть её пенсии перепадала Максиму и его матери, то теперь такой «лафы» у них не было. Крутиться приходилось на весьма скудную зарплату, которую мать получала, работая в какой-то захудалой фирме, специализирующейся на выпуске бисквитного печенья. Ветеранские льготы по уплате коммунальных услуг, которыми при жизни пользовалась бабушка, после её смерти были в одночасье аннулированы, и матери пришлось очень долго мотаться по всем инстанциям, собирая всевозможные справки и переоформляя льготы, полагающиеся ей в связи со смертью мужа, которые она своевременно не удосужилась оформить. Сколько унижений ей пришлось натерпеться, чего только она ни услышала в свой адрес от всех этих кабинетных чинуш…

Учёба в институте Максиму была практически заказана. Пройти по конкурсу в престижный ВУЗ и поступить на учебу на бюджетной основе для него, выходца из простой семьи, было делом практически безнадёжным. И это, несмотря на то, что школу он закончил на «четыре» и «пять», немного не дотянув до серебряной медали. Но, тем не менее, он всё-таки попытался поступить в местный технический университет.

Не вышло. «Срезали» на последнем экзамене. Преподаватель, внимательно слушавший его ответ, хитро улыбался и почему-то всё время по-дурацки кивал головой. Потом буркнул себе под нос: «Хорошо», и отпустил Максима с миром. Каково же было удивление парня, когда на следующий день на доске объявлений университета против своей фамилии он прочёл – «удовлетворительно». Максим попытался, было, разыскать «улыбчивого» преподавателя, но выяснилось, что тот в университете вообще не работает, а был приглашён откуда-то со стороны на период сдачи абитуриентами вступительных экзаменов.

Сдавать документы для поступления в другое учебное заведение не было никакого смысла, поскольку вступительные экзамены везде уже закончились. Вот и пришлось ему подыскивать себе работу. Не на шее же у матери сидеть, в конце-то концов.

Дядя Фёдор, сосед по подъезду, старейший работник завода железобетонных изделий, посоветовал идти к нему на завод. На ту пору там уволили за пьянство одного подсобника, и он, Максим, вполне бы смог справиться с несложной работой. Когда Максим поинтересовался у дяди Феди, в чём именно заключается работа «подсобника», тот, усмехнувшись, скептически изрёк:

– Бери больше, кидай дальше, пока летит – перекури!

Позже, когда Максим поступил на работу, он понял глубокий смысл сказанных соседом слов. За едва ли не каторжный труд и восьмичасовое махание лопатой с бетонной смесью он получал какие-то гроши, да и те ему начали платить только после того, как он отпахал на заводе почти два месяца.

А после ноябрьских праздников домой пришла повестка из военкомата. И хотя ему ещё не исполнилось восемнадцать лет, он пошёл туда узнать, в чём дело. В военкомате ему предложили пойти на учебу в автошколу РОСТО, по окончании которой он получил бы вполне приличную профессию водителя грузовой автомашины. Максим попытался отбрехаться от назойливого военного в погонах капитана, ссылаясь на то, что в их доме и так нечего жрать, а он будет прохлаждаться по каким-то там учёбам. Но капитан, словно репей, крепко вцепился в допризывника, предложив ему идти на вечернее обучение в той же самой автошколе.

После недолгих раздумий, Максим согласился. А что, собственно говоря, он теряет? Работа подсобником не давала ему никакой квалификации. А тут как-никак профессиональный водила, считай, уже обеспеченный в жизни кусок хлеба.

Работа – учеба – сон, опять работа. И так почти полгода. В марте, едва только подсохла земля от растаявшего снега, началось практическое вождение на учебных «ЗИЛах». Собственного автодрома у автошколы не было, поэтому на первых порах мотались по пригородному бездорожью, так сказать, привыкали к условиям приближенным к боевой обстановке. Потом было несколько поездок по городу. Инструктор по вождению, будто нарочно выбирал маршрут движения грузовика по самым узким и кривым улочкам, где и две легковушки едва могли разъехаться. Но ничего, и это испытание Максим выдержал с честью. Потом была сдача экзаменов по изучаемым в автошколе предметам, сдача экзамена в ГАИ, и, как апофеоз всем его мучениям, – торжественное вручение новёхонького водительского удостоверения.

А ровно через месяц он был призван в армию и попал во внутренние войска, в «Софринскую» Бригаду. Сначала был курс молодого бойца, потом принятие присяги, после которой его распределили в автобат. Не успел он получить «по наследству» не первой свежести транспортный «ЗИЛ-131», как в части начались учения. Почти месяц жили в летнем лагере. За это время пришлось много чего испытать. Самым трудным показался тогда пятисоткилометровый ночной марш. По завершении учений, комбат, воевавший, как и его отец в Афганистане, сказал перед строем:

– Помните сынки, что это были не самые трудные моменты вашей жизни. Вот когда вам, не приведи Господи, придётся куролесить по дорогам войны, под свистящими над головами пулями и снарядами не условного, а самого, что ни на есть, настоящего противника, только тогда вы поймёте, что такое трудности. Поэтому постоянно совершенствуйте своё мастерство в вождении вверенной вам боевой техники, и только это может гарантировать вам сохранение ваших и чужих жизней в боевой обстановке.

Позже Максим ещё не раз вспомнит те слова комбата, обучившего своих подчинённых многим премудростям, которые ему самому пришлось когда-то осваивать на афганской войне. Благодаря азбучным истинам, которые преподал им боевой майор, Максим научился безошибочно определять, где на проезжей части или у обочины противник мог установить мину или фугас. Комбат научил своих подчинённых, как надо правильно управлять машиной, одновременно контролируя прилегающую к дороге местность. Гоняя солдат до седьмого пота, он словно предчувствовал, что им всё это очень скоро пригодится.

А потом была Чечня.

Были кровь, гной, горящие машины, подбитые чеченскими боевиками, смерть сослуживцев, с которыми ещё вчера строил планы на будущее.

Как он выжил в той кровавой мясорубке, пожалуй, и сам до конца не осознал. Возможно, помогли ему в те страшные дни бабкин крестик да отцовский осколок-амулет, которые он постоянно носил у своего сердца. По ночам, украдкой от всех, целовал он их, вымаливая у Всевышнего и покойного отца себе жизнь. Возможно, его просьбы дошли до их ушей, и он выжил на этой страшной и никому не нужной бойне.

Переслужив почти два лишних месяца, демобилизовался летом девяносто шестого. Уговаривали его остаться на контрактной службе, но он категорически отказался. Не всё так просто было в этой армии, не со всем, что он там увидел и пережил, был полностью согласен. А коли уж внутренние противоречия сталкиваются с противоречиями внешними, то ожидать от такой службы ничего хорошего не приходится. Сколько их, таких вот, противоречащих самих себе, он навидался за полтора года чеченской войны. И где они теперь? Многие из них лежат в могилах, разбросанных по всей России, и нет до них никому никакого дела. А у него ещё есть мать, и теперь на его плечи ложится забота о ней. В последнее время она что-то частенько стала хворать. Тяжело ей, вдове, жить в постоянном страхе за своего единственного сына, ежесекундно осознавая, что, случись с ним какая беда, она навсегда останется одинокой и совсем никому не нужной. Разве может он такое себе позволить?

После демобилизации Максим очень долго не мог привыкнуть к мирной жизни. Шарахался в сторону от любого резкого выхлопа проезжавшей мимо машины. Постоянно ловил себя на мысли, что тело как бы уже адаптировалось к окружающей обстановке, а сознание продолжает жить войной.

В отличие от других, таких же, как и он, пацанов, вернувшихся с чеченской войны и не сумевших найти себе достойного места в мирной жизни, Максим довольно удачно устроился на работу в автоколонну, которая занималась перевозками различных грузов едва ли не по всей стране. За пару лет работы «дальнобойщиком» сумел скопить на подержанный «Москвич-412». Своими руками перебрал двигатель и ходовую часть. Кое-что из запчастей пришлось подкупить, поскольку прежний хозяин машины – пожилой пенсионер – ни разу не делал ей капитального ремонта. И, несмотря на то, что дедулька был аккуратным водителем, да и намотал-то на своей машине всего лишь один «круг», на запчасти и покраску кузова Максиму пришлось выложить дополнительно почти треть её стоимости. Зато теперь это был почти новый автомобиль, на котором не стыдно было ездить по улицам города.

Крепко поднявшись на ноги, Максим стал подумывать о семейной жизни. Тем более, что он уже почти год встречался с хорошей девчонкой Светкой, с которой случайно познакомился на праздновании дня рождения своего школьного друга.

Свадьбу сыграли на исходе второго тысячелетия. Хотя свадьбой небольшую вечеринку в кафе, в кругу самых близких людей, назвать было трудно. После свадьбы молодожены поселились в спальне бабушкиной квартиры, где последние годы жил сам Максим. А когда у них родилась дочь Ксюша, мать перебралась в их комнату, а молодые супруги со своим чадом переселились в зал. Одно было ясно, как день, что собственное жильё у них будет не скоро. На новую квартиру или хотя бы «освобождёнку» нужно было иметь, как минимум, тысяч триста-четыреста. А где взять такие огромные деньги, если Максиму с прежней работой пришлось распрощаться буквально через месяц после того, как у него родилась дочь. Новый директор автоколонны оказался очень шустрым молодым человеком. Вместе с главбухом и ещё рядом «заинтересованных» лиц он так оформил документы на вновь созданное акционерное общество с последующей передачей автотранспорта в аренду водителям, что предприятие от этой липовой перерегистрации получило в общую казну «кукиш с маслом». На самом же деле всё было иначе. Директор провёл «разъяснительную» работу с водителями, потребовав от каждого «отступные». Денег, которые он запросил у Максима, у того просто не было. Да и откуда появиться лишним деньгам в новой семье, в которой растёт малыш, а зарабатывает только один супруг? Кончилось всё тем, что закреплённая за Максимом машина была передана в аренду постороннему человеку, а сам он пополнил отряд безработных. Несколько месяцев перебивался случайными заработками, пока не устроился охранником в коммерческую фирму. В свободное от работы время «шабурил» на своём «Москвиче».

Когда дочери исполнилось четыре года, надумали супруги всей семьёй рвануть на Чёрное море. Тем более, что Светлане в августе исполнялось двадцать пять лет. Вот и решили они отметить эти две знаменательные даты на берегу моря.

Скопили немного денег, чтобы хватило на бензин и на оплату проживания в каком-нибудь недорогом «бунгало» или частном доме, да и рванули на свой страх и риск к морю.

Поскольку ехать до него предстояло почти тысячу километров, то решено было преодолеть это расстояние в два этапа, с остановкой на отдых на одной их шофёрских ночёвок, коих по дорогам Ставропольского края было как грязи. У Максима ещё со времен работы «дальнобойщиком» сохранился «Атлас автомобильных дорог». По нему он наметил маршрут их поездки, разделил это расстояние поровну, из чего вышло, что заночевать им придётся где-то в районе Светлограда. Он хорошо знал эту стоянку, поскольку раньше часто останавливался там и ночевал в кабине своего грузовика. В том месте была не просто стоянка транзитных машин, а целый комплекс из придорожных кафе, небольших магазинчиков и даже овощного базара. Придорожный оазис работал круглосуточно, двенадцать месяцев в году, без перерывов на обед и выходные дни. Любой водитель, почувствовавший усталость или голод, мог найти там для себя не только место для отдыха, но и еду на любой изысканный вкус.

Выехав из Астрахани после обеда, не спеша, покатили по трассе на Ставрополь. До Элисты было почти триста километров, но это относительно небольшое расстояние они смогли преодолеть только к восьми вечера. Несколько раз пришлось останавливаться. Максим проверял уровень масла в двигателе и воды в радиаторе. Уже на подъезде к столице Калмыкии, остановились минут на сорок. Основательно поужинав, приготовили кое-что из тёплых вещей, которые ночью могли пригодиться для отдыха в машине. Несмотря на то, что на улице стоял последний летний месяц, с наступлением сумерек воздух начинал быстро свежеть, наполняясь сырой ночной прохладой.

Ксюша уснула практически сразу, как только машина снова двинулась в путь. Её маленькое тельце, укрытое байковым одеялом, было едва заметно на заднем сиденье машины.

Редкие встречные «фуры» пролетали мимо, обдавая их легковушку тугой волной из смеси прохладного воздуха с выхлопами мощных дизелей. Легковых машин, как встречных, так и следовавших в попутном направлении, практически не было. Межэтнические и прочие конфликты, то затухающие, то разгорающиеся с новой силой в предгорьях Кавказа, наложили свой отпечаток и на эту сторону людского бытия. Ещё днём, когда они ехали по территории Астраханской области, Максим отметил эту характерную особенность, которая коснулась и их, вроде бы, благополучного региона. Передвигаясь с одного места на другое, люди всё реже стали прибегать к услугам автотранспорта. С одной стороны, виной тому был подспудный страх перед неизвестностью, страх быть ограбленным и даже убитым дорожными бандитами, которые за последнее время расплодились повсюду, словно грибы после обильного дождя. С другой стороны, люди не желали испытывать искусственные трудности, которые им создавали многочисленные КПП, блокпосты и «заслоны», коих по трассе теперь было великое множество. Дотошные милиционеры и стоящие рядом с ними, вооружённые до зубов люди в камуфляже, придирчиво осматривали не только документы водителей и пассажиров, но и выворачивали наизнанку аккуратно уложенный в машинах скарб. А кому понравится, если в его личных вещах бесцеремонно роется посторонний человек? Подсознательно все понимали, что это временная, но вынужденная мера, необходимая как раз для того, чтобы обеспечить их же безопасность. Но сердцем все отвергали этот «ненавязчивый сервис», внутренне возмущаясь вмешательством непрошеных визитёров в их внутренний мирок, куда доступ посторонним был заказан. Наверно, это сродни ощущениям целомудренной девицы, которую ухажёр лапает в первый же день знакомства…

На счастье Максима и его семьи, их машину практически не останавливали. Он, как законопослушный гражданин, притормаживал у каждого восьмиугольного знака «Стоп», ожидая в следующую секунду свистка милиционера, жезлом приглашающего проследовать на досмотровую площадку. Но милиционеры попадались всё какие-то добрые. Сопроводив оценивающим взглядом не первой свежести «Москвич» с сидевшей внутри салона семейной четой, они теряли всяческий интерес, как к машине, так и к сидящим в ней пассажирам.

«Пожалуй, вот так вот и боевики могут доехать куда угодно», – непонятно с чего вдруг пролетело в голове у Максима. Но он тут же отбросил в сторону эту крамольную мыслишку. Наверно, потому его машину не останавливают и не досматривают, что отлично видят, что за публика в ней сидит. Уж кто-кто, а стоящие последнее десятилетие на дорожных постах люди, уже навскидку научились определять, кого они лицезреют перед собой. Вот только бы взяток ещё не брали, глядишь, и не было бы всех этих «будённовских», «волго-донских», «первомайских», «гурьяновских» и прочих трагедий.

А убегавшая в темноту дорога, перемещающая семью Максима в пространстве и во времени, всё накручивала и накручивала на спидометр оставленные позади километры. Супруга, до этого поддерживавшая с ним разговор, клевала носом, мерно покачивая головой в такт движениям автомобиля. Дважды поймав себя на том, что на какие-то доли секунды перестаёт слышать работу движка, Максим понял, что настало время проветриться на свежем воздухе и попить горячего кофейку. Не хватало ещё на ходу заснуть за рулём.

– Что-нибудь случилось? – спросонья спросила жена, когда, съехав на обочину, Максим заглушил движок.

– Станция Березай, кому нужно – вылезай! – пошутил Максим.

Осторожно, чтобы не разбудить спящую дочь, супруги вышли из машины. Полная луна ярко освещала прилегающую к дороге местность. Огромные поля созревшего подсолнуха, рассекаемые уходящими до горизонта узкими полосами лесопосадок, в лунном свете казались сошедшими с картин, на которых художники-сюрреалисты изображают неведомый человеку потусторонний мир. И лишь только звонкое стрекотание сверчков свидетельствовало о реальности происходящего.

К двенадцати часам ночи они подъехали к намеченному для отдыха пункту.

На площадке для автотранспорта стояли несколько «фур» да пара легковушек. Максим подрулил к стоящим на краю парковки легковушкам и поставил свою машину рядом с ними. Водитель и пассажиры соседней «девятки» уже пристроились на ночлег. Во второй машине группа молодых людей, сдержанно смеясь, распивала пиво. Глядя на них, Максиму тоже захотелось пивка. А что, продолжение поездки теперь состоится, как минимум часов через пять. За это время не только пиво – водка из организма окончательно выветрится. Взяв у супруги «стольник», он направился к светящимся киоскам.

Едва успел Максим к ним подойти, как со всех сторон к нему ринулись молодые торгашки. Они наперебой стали расхваливать свой товар, и каждая норовила схватить его за руки.

– Ну, вы, блин и цыгане! – не выдержал он. – Да у меня и денег столько нет, чтобы купить всё, что вы здесь предлагаете. Пива мне, «Балтики-троечки» пару бутылок, да чтоб было свежее и холодное.

Желаемое пиво оказалось сразу в трёх магазинчиках, и борющиеся за покупателя продавщицы, едва не передрались друг с другом. Кончилось это всё тем, что Максим наугад подошёл к одному из магазинчиков и, не обращая внимания на реплики других работниц прилавка, купил у совсем юной девчонки пару бутылок пива. Пока она искала в кармане полтинник на сдачу, к ней подошёл низкорослый лысый абрек. Он бесцеремонно стал ей предлагать свои интимные услуги, не стесняясь в выражениях. Максим собрался было одернуть наглеца, но девчонка перевела весь этот разговор в шутку, чем быстро отшила от себя прилипчивого «секс-гиганта».

Жена от пива отказалась. Откинув спинку сиденья, она почти сразу же уснула. Максим же в охотку выпил обе бутылки под свежую воблёшку, которую накануне купил на базаре. Вскоре он задремал.

Ему снился какой-то приятный сон, когда резкий стук в стекло дверцы машины заставил его приоткрыть глаза. Поначалу он ничего не понял. Стучал молодой парень, стоящий у их машины.

– Чего надо? – недовольно буркнул Максим, слегка приоткрыв окно.

– У нас парковка платная!

– И сколько с машины?

– Полтинник.

Проснувшаяся к тому времени Светлана, молча наблюдала за происходящим.

– У тебя есть полтинник? – обратился к ней Максим.

– А что, с сотни вообще ничего не осталось? – парировала она.

Максим машинально сунул два пальца в нагрудный карман рубахи и, выудив из него пятидесятирублевую купюру, передал её парню.

– А квитанцию даёте? – поинтересовался Максим.

– Обязательно, – ответил парень и просунул в окно клочок бумажки.

Максиму эту бумажка была совершенно ни к чему, и спросил-то он о ней чисто из вредности, как это обычно делал, когда у себя в Астрахани парковал машину возле рынков или крупных торговых центров. Эта «парковочная зараза», завезённая чиновниками и рэкетирами из «первопрестольной», в Астрахани прижилась довольно быстро и, как плесень, распространилась по всему городу. Где ни встань, везде плати. Одним словом, грабят водителей все, кому не лень, и нет на крохоборов никакой управы.

Максим вдруг вспомнил, что на платных парковках в их городе установлены соответствующие знаки, а при подъезде к этой стоянке он никаких знаков не заметил. Это что же, выходит, его, лоха, только что какой-то мордатый сопляк, по всему видно, рэкетир, кинул на пятьдесят рублей, а он сидит в машине и сопли жуёт? Не-е, так дело не пойдёт.

Максим вышел из машины и направился к стоящему невдалеке столику. Там, под ярким светом уличного фонаря, сидели несколько мужчин. На столе у них стояло несколько бутылок пива, которое они цедили прямо из горла. Парень, только что забравший у него деньги, о чём-то разговаривал с тем самым «секс-гигантом», вальяжно восседавшим на пластиковом стуле.

«Так вот оно что, – пролетело в голове у Максима, – стало быть, этот лысый чёрт у них за «хазера», а весь этот молодняк – обычные «шестёрки» на побегушках. Рэкетиры загребают с водил деньги, а потом вся эта свора вместе их пропивает. Неплохо козлы пристроились!»

Подойдя к столику, он бесцеремонно схватил парня за руку и развернул его лицом к себе. Парень удивлённым взглядом окинул Максима с головы до ног, как бы оценивая его физические возможности, после чего коротко спросил:

– Тебе чё, паря, надо?

– Может быть, ты мне всё-таки покажешь, где у вас здесь установлен знак, что эта парковка платная?

– А ты больше ничего не хочешь? – нагло усмехаясь, парировал здоровяк. Он попытался, было схватить Максима за руку и завернуть её ему за спину, но Максим провёл контрприём, и, не устоявший на ногах противник свалился в дорожную пыль.

Что тут началось! Все, кто до этого сидели за столом, повскакали с насиженных мест и набросились на Максима. Драться против такой своры ему никогда не приходилось, и уже в следующее мгновение он сам лежал в пыли, получая сыпавшиеся со всех сторон удары. В какой-то момент ему удалось изловчиться и самому нанести удар ногой в пах «секс-гиганту». Взвыв от боли, тот присел на корточки рядом с Максимом. Воспользовавшись замешательством в рядах нападавших, он несколькими прыжками преодолел расстояние до машины, и, резко распахнув дверцу, выхватил из-под водительского сиденья небольшой топорик.

Сделал он это вовремя, поскольку уже в следующее мгновение увидел в руках подбегающего к машине «здоровяка» блеснувшее лезвие ножа. Мозг Максима ещё не успел оценить критическую ситуацию и принять единственно верное решение, а его правая рука уже инстинктивно нанесла удар топором по руке противника. «Здоровяк» взревел от дикой боли. Остальные нападавшие, оторопев от увиденного, замерли на месте. Немного оклемавшийся «секс-гигант», неестественно раскорячив ноги, ковылял куда-то в сторону.

Максим уже начал осознавать, что в его жизни произошло то, чего он больше всего боялся. Он не смог проконтролировать свои действия, и теперь ему придётся за всё отвечать. Наверняка эта свора рэкетиров перевернёт всё с ног на голову и обвинит его в том, что драка была спровоцирована им самим. А за отрубленную руку придется отвечать по всей строгости закона. И наплевать будет судье, что он – молодой ветеран войны, что у него есть медаль, которую он получил за проявленное на той войне мужество и отвагу.

Что делать?! Что делать?!

Мысли лихорадочно метались в его голове, но ничего путного в тот момент он придумать не мог.

Однозначно надо сматывать удочки с этой проклятой стоянки. Рвануть так, чтобы в клубах поднятой колёсами пыли никто не смог разглядеть номера его машины. Умчаться как можно быстрее и подальше от места происшествия, съехать на какую-нибудь просёлочную дорогу и, ехать, ехать. Куда угодно, но только туда, где его никто не будет искать. Да, только так! Максим стал задом отходить обратно к машине, держа на изготовке окровавленный топорик.

«Чисто Раскольников из романа Достоевского!» – мелькнуло в голове, когда он спиной уперся в кузов своей легковушки. Продолжая внимательно следить за реакцией своих обидчиков, Максим левой рукой нащупал дверную ручку, и резко потянул её на себя. Он почти уже открыл дверку, как вдруг из-под стоящей невдалеке «фуры» сверкнула вспышка неяркого огня. Словно кто-то невидимый пытался зажечь кремниевую зажигалку. Одновременно со вспышкой прозвучал выстрел, и Максим почувствовал резкую боль в животе.

Только тут он понял, что за вспышку он увидел под «фурой». Из-за её высоченного кузова вышел «секс-гигант» с небольшим пистолетом в правой руке. Пока он настороженно приближался к Максиму, держа его под прицелом, ноги Максима сами по себе подвернулись, и он упал на колени, выронив при этом из руки топорик.

«Ну, вот и всё! – пронеслось у него в голове. – Конец…» Он попытался левой рукой вытащить висящий на шее крестик и осколок-амулет, но в это время «секс-гигант» выстрелил ещё раз, и пуля угодила Максиму в левое плечо. Подскочившие бандиты заломили ему руки за спину.

– Что там у тебя такое? – осклабившийся «секс-гигант» полез за пазуху к Максиму и, нащупав там верёвочку, дернул её, что есть силы. Верёвочка лопнула, и слетевшие с неё крестик с осколком-амулетом упали в придорожную пыль.

– Теперь тебе это не понадобится! – процедил главарь. – Сейчас ты сдохнешь, как паршивая собака!

Он стал демонстративно медленно целиться в голову Максима, а тот, уже теряя сознание от нестерпимой боли в животе, простонал:

– Не трожь семью-ю, су-у-ка-а!

– Максим, ты чего? Ксюшу разбудишь!

Максим таращил на жену глаза и ничего не мог понять. Он сидит, как и сидел, в своей машине. Никаких мужиков с оружием и без оного, рядом с ним нет. Светлана встревоженно смотрит на него, пытаясь понять, что происходит с мужем. Максим хотел сесть поудобней, но ни ноги, ни левая рука не повиновались, а резкая боль в животе только усилилась. Да что же это такое, в конце-то концов, что на самом деле с ним произошло?

Может, жена знает?

Светлана, пожав плечами, ответила, что проснулась оттого, что Максим громко стонал во сне, скрипел зубами и кого-то ругал. Она попыталась было потихоньку разбудить супруга, но после того, как он заорал не своим голосом: «Не трожь семью, сука!», затормошила изо всех сил.

Стало быть, никакой драки не было? И топором он никого не рубил? Тогда отчего он не чувствует обеих ног и левой руки, отчего в животе такая резкая боль? А, ну да, просто лежал неудобно. А живот… Да, видно пиво было далеко не «свежак»!

Максим тихо рассмеялся и коротко пересказал жене свой сон. Только Светлане он вовсе не показался смешным.

Вылезая из машины, он как бы невзначай сунул руку под сиденье. Топорик лежал на прежнем месте. Приложив руку к груди и ощутив под рубашкой крестик с осколком-амулетом, Максим довольно хмыкнул и побежал искать туалет.

Уже возвращаясь обратно в машину, мельком глянул в ту сторону, где под ярким светом уличного фонаря за белым пластиковым столом сидели несколько мужчин, лениво цедившие пиво. Среди сидящих он увидел того самого «секс-гиганта», а рядом с ним широкоплечего парня. Именно этот парень приснился ему, именно он взял у него полтинник за парковку! Ну до чего же все-таки реалистичным получился сон. Рассказать кому – ведь ни за что не поверят!

Перед тем как сесть в машину, Максим решил выкурить сигарету, но обнаружил, что пачка пуста. Стало быть, придётся покупать новую. Неспеша подойдя к продавщице, у которой до этого покупал пиво, он поинтересовался, какие сигареты есть в продаже. Из представленного ассортимента выбрал «Парламент» и хотел уж было расплатиться, но, сунув руку в нагрудный карман рубашки, денег там не обнаружил. Странное дело, но ведь был же полтинник, та самая сдача с купленного пива. В карманах шортов денег тоже не было. Извинившись, Максим вернул пачку сигарет продавщице и направился к машине.

Была у него привычка – во время дальних поездок класть небольшую сумму денег в кармашек солнцезащитного козырька. Именно для таких вот случаев, вроде покупок сигарет или минералки. Но, сев в машину и пошарив в том кармашке, полтинника там не обнаружил. Зато нашёл узенькую полоску бумаги, на которой чёрным по белому было отксерокопировано: «Квитанция № на парковку автомобилей. Платная автостоянка «На троих». Максим вытаращил глаза, глядя на квитанцию, совершенно не понимая, каким образом она оказалась в машине. Ведь всё, что было связано с ней, ему приснилось во сне? Ну да! Именно приснилась ему эта квитанция, и во сне он её клал в кармашек козырька. А потом, в том сне, была драка, и его фактически убили. Но ведь никакой драки на самом деле не было, и он жив-здоров. А эта квитанция почему-то существует наяву. Как она могла перекочевать из его сна в реальную жизнь?

Максим недоумённо глянул на жену, но та опередила мужа.

– Я знаю, о чём ты меня хочешь спросить. Как эта бумажка попала в машину? Ты же сам заплатил охраннику стоянки и потребовал документ. Вот этот самый. –

– А дальше?

– А дальше ты её сунул туда, откуда сейчас достал, и уснул.

Когда до него дошёл наконец смысл слов жены, он в ярости рванулся из машины. Но Светлана вцепилась в него мёртвой хваткой:

– Не пущу!

И тут Максим отчетливо ощутил, как острый край осколка-амулета впился ему в тело, подарив со жгучей болью озарение: сон был вещим. Выйди он сейчас на разборку с мужиками, что сидят на улице за столиком, и …

«Спасибо тебе, батяня! Видно, с неба виднее, как жить дальше на этой грешной земле единственному продолжателю твоего рода! Не судьба нам так скоро свидеться на том свете…»

Максим через плечо глянул на безмятежно спящую Ксюшу, вдохнул полной грудью свежий воздух, ворвавшийся в открытое окно. И послушный «Москвич» понёс Максима к морю, навстречу его детской мечте.

Поделиться:


7 апреля писателю Анатолию Воронину – 70 лет. Поздравляем!: 17 комментариев

  1. Уважаемый Анатолий Яковлевич! От всей души поздравляю Вас с юбилеем! Желаю Вам огромного человеческого счастья, крепкого здоровья, дальнейших творческих успехов, благополучия во всём, всего самого-самого наилучшего Вам, всем Вашим родным и близким! Продолжайте радовать нас своими прекрасными произведениями!

    • А вот тут соглашусь, Анатолий. У Воронина – отличная проза, и неважно пишет он про войну или нет. Его рассказы мне близки и понятны. Они зримы и имеют серьёзный посыл. С юбилеем, коллега!

      • Спасибо, Максим!
        В свое время, когда десять лет тому назад нас — «молодых» авторов, собрали в Переделкино, известный мэтр от литературы, критик и филолог Леонов сказал нам — «Рассказ, должен быть относительно кратким, но ёмким по своему внутреннему содержанию, в нем обязательно должна присутствовать интрига, и некая недосказанность, дающая возможность читателю самому домысливать за автора и героев рассказа о развитии дальнейших событий, которые не вошли в текст произведения».
        В этом плане, процесс создания рассказа очень хорошо раскрыл Михаил Веллер в своем произведении «Технология рассказа».

        http://semend.narod.ru/texts/storytech.htm

        Если кто из авторов «Родного слова» раньше не читал, рекомендую — там есть много интересных моментов.

  2. А рассказ, действительно, отличный! Глубокий и поучительный. Заставляет задуматься. Большое спасибо!

  3. Самое главное в том, что мне ничего не пришлось придумывать, поскольку эта история приключилась с человеком, которого я давно знаю. А чуть позже, я сам ехал ночью мимо той платной «ночлежки», и едва не оказался в аналогичной ситуации. Рисковать не стал, и поехал дальше. А иначе, с моим-то характером упрямого Овна, я там уж точно наломал бы дров.))

    • Спасибо, Дина Леонидовна! А Вас, и всех православных авторов «Родного слова» поздравляю с Благовещением!

  4. Уважаемый Анатолий Яковлевич! Поздравляю Вас с Юбилеем. Какой день сегодня — БЛАГОВЕЩЕНИЕ! Моя крёстная говорила, что в этот день птица гнезда не вьёт, красна девка косы не плетёт.) А у Вас — двойной праздник в такой чудесный день! Желаю Вам крепкого здоровья, семейного благополучия и ещё больших творческих успехов. Ваши рассказы — украшение «Родного слова». Спасибо!

    • Спасибо, Вера Ивановна!
      Насчет птиц и девиц я еще в детстве от своей бабушки слышал. А еще, в этот день солнце светит по особенному, словно играет лучами света. И ведь верно — какая вчера была погода, и какая сегодня. Сама природа радуется благой вести. Сколько себя помню, но именно в этот день ветренного апреля, всегда была хорошая и тихая погода, словно замирала, чего-то ожидаючи. И самое главное, в период Великого поста, именно на Благовещение можно разговеться. Так что, не будем нарушать традиций.))

  5. Анатолий Яковлевич, с юбилеем!
    Успехов в литературном творчестве!

    • Дорогие мои «детективы» — Вячеслав Павлович, и Марина!
      Спасибо Вам за поздравления! Магарыч за мной, но чуть позже. Место встречи изменить нельзя.))
      С уважением,
      Анатолий.

  6. Анатолий Яковлевич, немного с опозданием, но от всей души поздравляю вас с юбилеем!
    Счастья, здоровья, творческого вдохновения и всего вам самого лучшего!

    • Алексей, большущее спасибо! А я, в свою очередь, поздравляю Вас с выходом новой книги!

      С уважением,
      Анатолий.

  7. Анатолий Яковлевич, ПОЗДРАВЛЯЮ С ЮБИЛЕЕМ!!! Вот и наступило твоё время, когда пора собирать камни и думать, и писать о жизни с оглядкой на прошлое и верой в будущее…

    • Спасибо, Борис Аркадьевич!
      А «камни», я уже не первый год собираю.))

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *