В волгоградском издательстве «Перископ – Волга» вышла в свет первая книга молодого астраханского поэта Дениса Ткачука. Он родился в 1988 году, коренной астраханец. Член Поискового движения России, руководитель архивных работ в Астраханской области. На всероссийском совещании молодых литераторов в Химках в июне 2022 года был рекомендован к вступлению в Союз писателей России. Публиковался в журналах «Наш современник», «Сибирские огни», «Бельские просторы», «Алтай», «Урал», «Дети Ра», «Арион», «Причал». Переводился на осетинский язык. Лауреат литературной премии «Лицей», конкурсов стихотворений и переводов «Бегущая строфа», «Мгинские мосты», «Услышь, Россия, наши голоса!», «Берега дружбы», «Дружба литератур – дружба народов!», «С Тредиаковским – в 21-м веке!», «ПРОЛИТКУЛЬТКОНКУРС».

ДЕНИС ТКАЧУК

* * *

Где асфальт, где небо — не понять.

Посиди у Вечного огня —

взлётных огоньков аэродрома.

Всё имеет график и тираж:

заходи, приветствуй экипаж,

предъявляй талоны и ладони.

Нижний, Тверь, Архангельск, Петербург

встречным ветром выдуют всю дурь,

колкости на борт не принимая,

стюардесса даст пилотам знак,

и взлетишь на небо просто так —

никого плечом не задевая.

* * *

Как врастает корнями бор,

как вода льётся в глотки нор,

как ветра, не найдя простор,

застывают меж диких гор,

так копи слёзы талых рек,

и не миг, и не два, не вдруг,

за запрудой грудных засек,

под камней равномерный стук,

так и день вырастает в год,

словно в роще упавший плод,

рцы* стихи твёрже всех пород

иль молчи, слов набравши в рот.

* рцы — говори (ст.-слав.)

* * *

Шажок минутной стрелки. Выцвел вид,

затлели окна в шахматном порядке,

разыгрывая сумрачный гамбит

на фоне рваной облачной подкладки,

минута, две – замедлится поток.

Ты сбавишь шаг на улице знакомой,

дыхнёт в лицо бензиновый парок,

и ветер выйдет проводить до дома.

Царапнув мутной памяти окно,

вослед помашет ветка неживая:

ты снова едешь в парк в пустом трамвае,

забыв, что здесь трамваев нет давно.

* * *

И ходит по следам точь-в-точь,

уже не мать, давно не дочь —

таблетки горькой оболочка,

больничный серый порошок,

яичной скорлупы снежок,

разваренной крупы комочки.

Домашки шаркнут в тишине,

но циферблату сноса нет,

и стрелки крутятся обратно —

туда, где вечно мать жива,

где брезжит свет едва-едва

и шепчут главные слова

во тьме роддомовской палаты.

* * *

Усталый дом ворчит по мелочам —

наверное, замучила подагра.

Он весел был совсем недавно,

теперь же болен,

хоть смирился с долей,

но так же не сдаётся в плен врачам.

Что снится дому? Кто там разберёт.

Наверное, подвыпившие гости,

и дом, всё придираясь к ним без злости,

скрипит и разминает ночью кости,

и подгулявших постояльцев ждёт.

* * *

Шёпот и перестуки,

белый песок, руда,

жизни моей разлуки —

разные города.

Тлеющий свет плацкарта,

гул самолётных дюз,

не отмечай на карте —

я туда не вернусь.

«Граждане пассажиры» —

фраза на вкус горька,

горечь взлетит над миром

облаком, а пока

через иллюминатор,

через оконный лёд

смотрит в меня утрата

так же, как я в неё.

* * *

Вагон качается, хмельной —

и свет мигает,

и чёрный дым летит за мной —

не догоняет,

не проводник заварит чай —

а сам апостол,

разговоримся невзначай —

легко и просто,

промчится жизнь, как товарняк,

за ней – другая,

и вот – разбуженный сквозняк

в купе гуляет,

со мною – всё, что я не смог —

мои осколки,

и вера в лучшее, и Бог

на верхней полке.

* * *

Будильник на четвёртый раз устал:

квадрат квартиры необжит и гулок.

Продраться через саван одеял

и затемно покинуть переулок,

продать лицо за потный гермошлем,

на сдачу взяв озон и запах спирта,

войти в закрытый космос жёлтых стен

с приборами и пробками в пробирках,

трехдневную щетину отпустив,

дышать за плексигласовым забралом

одной лишь мыслью: «Ничего, Сизиф,

здесь всем бывает трудно поначалу».

СТИХИ ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

Сковало беззащитный город сном,
Фонарь вмерзал в декабрьскую синь,
А в тупике за старым кабаком
Дрожал мальчишка, с виду — лет восьми.

Кусал снежок бездомного лицо,
И не спасал от холода матрас.
Морфей и Смерть склонились над мальцом,
Решив, что их черёд на этот раз.

Но мальчик встал, сжигая крохи сил,
Побрёл сквозь вьюгу тьмы ни мёртв ни жив
Туда, где кто-то искры уронил,
Сигару возле бара запалив.

Порой спасают верные друзья,
Порой — пальто, запахнутое вкось:
Мальчишка выжил вопреки «нельзя»,
Хватаясь за последний шанс всерьёз,

Он к цели шёл, как шёл тогда во мгле,
И флюгер вновь вертелся, как волчок,
Но все ветра бессильны на Земле
Задуть под пылким сердцем уголёк:

Ракета отражается в глазах
И, как софиты, бьют прожектора…

Он вспомнил, как пятнадцать лет назад
Его в бездонной тьме спасла искра.

* * *

Вернись туда, где было хорошо,
и обнаружь пустыни и пустоты,
и вечность, что истёрлась в порошок,
и пса, который не узнает, кто ты.

Пожары стали смогом и золой,
священный Иордан — бездонной Летой,
и северный циклон — колючий, злой —
не ждёт от сфинксов верного ответа.

Безмолвствует и град Ершалаим:
ничьим слезам по-прежнему не веря,
твои тепло и нежность из глубин
за неуплату выставил за двери.

В сентябрьский никчёмный ясный день
ничто не согревает, даже солнце.

Я вспомню всё, когда пройдёт мигрень,
но ничего внутри не шевельнётся.

Поделиться: