САХНОВ АЛЕКСАНДР ВЛАДИМИРОВИЧ (1954 – 2011)
Авторская песня, она же бардовская, она же гитарная и семиструнная… Анафемски талантлива Русь! Истоки авторской песни, я думаю, нужно искать где-то в пятидесятых годах Золотого ХIХ века русской поэзии. За сто лет до рождения Александра Сахнова, первопроходца астраханской авторской песни, талантливейший русский поэт и блестящий критик Аполлон Григорьев (это он гениально сказал, что Пушкин – это наше всё) насмерть влюбляется в ослепительную Леониду Яковлевну Визард и создаёт бессмертный стихотворный цикл «Борьба», состоящий из восемнадцати стихотворений, который в автографе имел подзаголовок «Лирический роман».
Все мы с вами и знаем, и бормочем, и поём (забыв об авторе) 13-е и 14-е стихотворение из этого волшебного цикла, давно ставшие всенародно и всемирно известными песнями, музыку к которым написал дирижёр знаменитого цыганского хора в Грузинах, музыкант и композитор Иван Васильев (музыка, собственно говоря, уже была заложена в самих этих стихотворениях, Васильев только конгениально «выпарил» её из них):
13
О, говори хоть ты со мной,
Подруга семиструнная!
Душа полна такой тоской,
А ночь такая лунная!
Вон там звезда одна горит
Так ярко и мучительно,
Лучами сердце шевелит,
Дразня его язвительно.
Чего от сердца нужно ей?
Ведь знает без того она,
Что к ней тоскою долгих дней
Вся жизнь моя прикована…
Я от зари и до зари
Тоскую, мучусь, сетую…
Допой же мне – договори
Ты песню недопетую.
Договори сестры твоей
Все недомолвки странные…
Смотри: звезда горит ярчей…
О, пой, моя желанная!
И до зари готов с тобой
Вести беседу эту я…
Договори лишь мне, допой
Ту песню недопетую!
14
ЦЫГАНСКАЯ ВЕНГЕРКА
Две гитары, зазвенев,
Жалобно заныли…
С детства памятный напев,
Старый друг мой – ты ли?
Как тебя мне не узнать?
На тебе лежит печать
Буйного похмелья,
Горького веселья!
Это ты, загул лихой,
Ты – сиянье грусти злой
С сладострастьем баядерка –
Ты, мотив венгерка!
Квинты резко дребезжат,
Сыплют дрожью звуки…
Звуки воют и визжат,
Словно стоны муки.
Что за горе? Плюнь да пей!
Да завей его, завей
Верёвочкой горе!
Топи тоску в море!
Вот проходка по баскам
С удалью небрежной,
А за нею – звон и гам
Буйный и мятежный.
Перебор… и квинты вновь
Ноет – завывает;
Приливает к сердцу кровь,
Голова пылает.
… Что же ноешь, ты, моё
Ретиво сердечко?
Я увидел у неё
На руке колечко!..
Ба׳сан, ба׳сан, басана׳!
Басана׳та, басана׳та!
Ты другому отдана
Без возврата, без возврата!
Эх – мА, ты завей,
Верёвочкой горе…
Загуляй да запей,
Топи тоску в море!
Вновь унылый перебор,
Звуки плачут снова…
Для чего немой укор?
Вымолви хоть слово!
Я у ног твоих – смотри –
С смертною тоскою,
Говори же , говори,
Сжалься надо мною!
В одном из своих писем А. Григорьев назвал свою «Венгерку»
«метеорской, кабацкой поэмой звуков безысходного страданья».
Звучащая «на разрыв аорты» «Цыганская венгерка» и была, пожалуй, той поворотной стрелкой, которая и перевела кабацкую, цыганскую, гитарную и безымянную песню – в песню именную, авторскую, в которой всё начиналось именно со звучащего авторского слова, а музыка, как и девушки
(«Первым делом, первым делом – самолеты. – Ну, а девушки?»), — всё это – потом…
Да, слово в авторской песне решало всё, оно – первооснова её и плоть, оно несло основную словесно – песенную нагрузку, а мы, счастливые шестидесятники века двадцатого (это было незабываемым временем вспышки авторской песни), тоскуя по хорошим стихам, запели, заучивали, запереписывали на замученные и затёртые плёнки своих магнитофонов авторские песни Б. Окуджавы, В. Высоцкого, Ю. Визбора и тьму других талантливых песен, авторство которых так навсегда и осталось для нас безымянным.
Да, раскованное словесное мастерство этих незаредактированных песен, их чародейство и чудо врезалось в нашу восторженную память как безавторское, безымянное, фольклорное, т.е. мы восхищались авторскими стихами, положенными на авторскую же музыку, не зная об авторе ни шиша…
Помню, как потрясены были мы с моим лучшим другом гениальной и безымянной тогда для нас песней «Люди идут по свету» (мой талантливейший друг, может быть, под влиянием именно этой песни с блеском поступил на геологический факультет питерского университета, чтобы постранствовать по свету всласть), как восхищённо-горлодёрно орали-пели мы с ним, готовя уроки, не обращая внимания на удары шваброй в потолок соседки сверху, наполненную ветрами и океанами «Как в нашу гавань заходили корабли», ещё в самом начале 60-х, ещё задолго до того, как она стала известной радиопередачей…
О, наркотические авторские песни 60-х!.. Мы были в ту пору просто помешаны на стихах, а песня авторская – это прежде всего стихи, а вот хороших-то стихов нам в те благословенные годы как раз и не хватало, как терпко-пахучих и плотных оранжевых апельсинов из Марокко…
А сколько мотались мы с братом по всем знакомым и полузнакомым с его видавшей и перевидавшей всяческие виды «Яузой» (она мужественно перенесла шесть тяжких лет в общаге КуАи: её заливали вином и «Кровавой Мэри», роняли, теряли и выкрадывали, конфискованную из «ментовки», – всё вынесла, родная!) в поисках новых песен Высоцкого! И как же радостно мне, коренному астраханцу, что и в нашей родной Астрахани с середины 70-х бурно и радостно запели авторские песни своего, нашего талантливого и задиристо-ироничного барда Александра Сахнова, которые враз разлетелись и запелись повсюду.
А. Сахнов – типичный представитель песни именно авторской, в которой всё начинается с талантливого, умного, улыбчивого, певучего и нешаблонного авторского слова, а прибавьте к этому ещё гитару – гитару Сахнова и его голос…
Сахнов рано понял, что штучных авторских песен раз, два – и обчёлся, а потому, выбирая меж чистыми стихами и стихами поющимися, остался твёрдо верен своему бардовскому призванию, изюминку которого зорко подметила Дина Немировская: «Он – поэт поющий, и когда читаешь его сборники, приходится напоминать себе, что его стихи – не просто стихи, но ещё и песни… Его песни трудно спутать с чьими-то другими: они всегда нетривиальны, как и сахновская манера исполнения. Сколько нашего, астраханского в его завораживающих песнях!..»
Да, авторскую песню чрезвычайно желательно услышать в исполнении самого автора. Как и (если вам повезёт) авторское, гипнотическое бормотание Бориса Пастернака (сохранились записи), как и каменные слова Хлопуши, когда их гениально и хрипло выкрикивал гениальный Сергей Есенин…
Дина Немировская, поэт редчайшего таланта и сердца, права: «Стихи его (Сахнова, — О.С.) очень астраханские, какие-то щемящее-родные».
Конечно! Послушаем!
Накопаю червей дождевых,
Наловлю окуней полосатых,
Есть уху трёх девчат боевых
Посажу возле ног волосатых,
А когда наедятся ухи
И напьются вишнёвой наливки,
Про любовь я прочту им стихи,
А потом провожу до калитки.
И они на меня поглядят,
Как на инока, как на святого,
И попросятся быстро назад,
Чтоб наливки попробовать снова,
Но, увы, не за тем я ловил
Окуней полосатых, и вишню
Не за тем для наливки давил,
Чтобы спаивать дев симпатишных.
Я с цепи отпущу кобеля,
Чтобы девушки не докучали,
Что нужны вдохновения для,
А не для суеты и печали.
И усядусь за письменный стол,
И поймаю, как окуня в речке,
Ещё не изреченный глагол –
О любви, непорочной и вечной.
Стихи Сахнова наполнены музыкой, как бутылка «Советского» шампанского – новогодним взрывом и послепраздничным послевкусием:
ВЕСТ
Ветер с запада, ветер – с запада
Пыльным веником по степи.
Знать бы загодя, знать бы загодя,
За какую грань – не ступи?!
Ветер с запада, ветер с запада…
И попробуй-ка запрети! –
Волги запахи, Волги запахи
Настигают и взаперти.
Ветер с запада, ветер с запада,
И от памяти не уйти:
Как ты плакала… Как ты плакала!
Словно кончились все пути.
Думал – запросто! Думал: запросто –
Быть у прошлого на цепи.
Ветер с запада… Ветер с запада.
Хорохорился, так терпи.
Его стихи-песни наполнены тонким и умным юмором, а когда замороченный читатель и слушатель не понимает этого, Сахнов говорит с ним напрямую:
Хорошие, милые, добрые, где вы?
Где вы, озарённые взорами девы,
Где вы, молодцы, храбрецы и поэты,
Ужели навеки – под волнами Леты?
Плохие, скабрёзные, злые, неужто
Напрасно воздвиг себе памятник Пушкин,
Напрасно слагал свои оды Гораций,
Неужто и вправду напрасно стараться?
Напрасно родиться, напрасно учиться,
Напрасно любить – коль такое случится,
И станут хорошие, милые – злыми,
И снова начнётся вражда между ними.
И кровь потечёт, и растопчется совесть,
И в горло друг другу вгрызутся, озлобясь,
Вчерашние девы, когда-то поэты…
И как только Бог допускает всё это?
Какие уроки он нам преподносит,
И где его по бесконечности носит,
Иль проклял он нас, преисполненный гнева?
Хорошие, милые, добрые, где вы?
А как вкусно и лукоморно написал Сахнов про рай наш Астраханский, про нашу заветную и сказочную ещё Кизань:
Я смогу и дома отоспаться,
Где отнюдь не водится дриад,
Где на крышу звёзды не садятся
Слушать, как шумит яблокопад,
Где Кизань не пенится хвостами
Чудищ, не отравленных трубой,
Где давно любить меня устали –
Только кормят, словно на убой.
Здесь, в кизанской лакомой пещере,
Всплески чуда не перевелись,
Здесь меня ласкают нощи дщери,
Яростно, как с цепи сорвались.
Стоит лишь попробовать разочек –
И вполне оценишь бытиё,
Где равно поют поэт и кочет
Летоисчисление своё.
Да, да. Так и хочется нырнуть туда, в яблокопад, где звёзды на расстоянии поцелуя, где Кизань пенится русалочьими зазывными хвостами,
Где вдруг выстреливает Кизань в звёзды литым золотом сазана, где сорвались с цепи любовно-яростные дщери нощи, где, набрав полный грудной ящик воздуха и ринувшись в Кизань, поймаешь, как Марко, если очень повезёт, суженную именно тебе обольстительную речную фею…
Он, Сахнов, много думал о роли авторской песни и её создателях:
МОЛЧАЩИЙ БАРД
Ну, что ты скажешь миру, бард,
Чем оправдаешься, глупец, —
Одной улыбкой на губах
Не покорить тебе сердец.
Где слово вещее твоё
Под звуки вечные струны?
Что ты сегодня нам споёшь,
Рабам и слугам Сатаны?
Мы ловим твой нелепый жест,
Мы ждём взыскательных баллад,
Хотя и зубы наши – жесть,
Хотя и в душах наших – смрад.
А ты всё смотришь и молчишь,
И снова смотришь в наш содом.
Ругайся ж, обличай, кричи ж –
Мы только этого и ждём!
Вот будет главный поворот –
От смеха стены упадут:
«Фигляр, шут, лапоть, идиот» –
Лишь так тебя здесь назовут.
Как молчаливый бард нелеп –
Без слова вещего в устах,
Оно, конечно же, не хлеб,
Но без него и хлеб, что прах…
Ну, что ты скажешь миру, бард?
Александр Владимирович Сахнов родился в Астрахани 26 апреля 1954 года и, как и многие в те годы, «прошёл сквозь всё»: работал грузчиком и электромонтажником, монтировщиком сцены и учился на факультете русского языка и литературы Астраханского пединститута и на философском факультете Ленинградского университета, преподавал в сельской школе в Красноярском районе, был корреспондентом «Ахтубинской правды» и «Комсомольца Каспия», работал редактором Астраханского научно-методического центра идеологических исследований и малого предприятия «Книга» в Красном Яру, а в 1988 году, закончив обучение в университете имени Патриса Лумумбы, стал журналистом-международником и переводчиком с английского, возглавлял пресс-центр Астрахани, был пресс-секретарем общественной организации «Яблоко», редактировал газету «Астраханец», активно печатался в газетах Астрахани и Москвы…
А в 1996 году выходит первая книга стихотворений Александра Сахнова
«Эхо».
В статье «Проламывая времени тоску» Герман Коломенко отметил, что в этой книге Сахнова «десятки лиц и характеров – от библейски строгих до поразительно беспечных, но не бесцельных, он не торопится нас поучать, призывать, воспитывать, мобилизовывать или, на крайний случай, звать за собой… Нет, он бросает в нас строки, где мы узнаём себя, своё окружение,
встреченных на своём пути. В этих стихах есть магия, повинуясь которой не скоро удаётся уйти из мира, то зорко увиденного автором, то придуманного им. И настолько убедительно, что трудно отличить – где явь, где фантазия. Эхо – отражённый звук. Оно способно только повторить сказанное кем-то».
Но жизнерадостная и легко поющаяся поэзия Сахнова не прошла равнодушно и мимо кровавых ошибок наших, он, Александр Сахнов, не опозорил гражданина сан:
Как накаркал старый Окуджава,
Разразилась новая война,
Развалилась мощная держава,
Раскололась крепкая страна.
Каждый день кого-то убивают
И не где-то там, а в двух шагах.
Разве думал я, что так бывает:
Кишинев, Цхинвали, Карабах.
Я любил вино и звон гитары,
Гнал Пегаса к Музе дорогой,
Были мне что турки, что татары,
Что евреи, что народ другой,
Я стерпел бы даже коммунистов,
Наперед узнай, что кошелёк
Отберут без них довольно быстро
Карабах, Цхинвали, Кишинев.
Дядя Сэм клянётся в вечной дружбе,
Ельцин обещает вечный мир,
Даже тот, с отметкой на макушке,
Всё ещё язык не прикусил.
Ни стыда, ни совести, ни чести,
Пули, кровь и речи без конца…
Ах, как быть не хочется на месте
Молдавана, ары и каца.
Он может быть и жёстким, Сахнов, его суровый сборник «Енот» весь в крови русской и чеченской, тяжело и страшно читать, как в несколько минут перестала существовать грозненская площадь с нежным именем «Минутка»…
Да, «Свет проходит», как назвал Александр Владимирович свой сборник стихов, посвященный 200-летию А.С. Пушкина, но Сахнов на то и Сахнов, чтобы из грозной грозненской кровавой мглы снова рвануться к свету. Это сразу же отметила Д. Немировская: «Со страниц сборника «Кораблики» снова повеяло светлой теплотой и романтической сентиментальностью раннего Сахнова. Мир поэта по-прежнему яркий и живой «для любящего взора» и над родным, воспетым им городом всё так же «алым парусом встаёт солнце».
Стихи его очень астраханские, какие-то щемяще-родные:
А Волга плещется о дебаркадеры,
Туда-сюда по ней спешат моторки-катеры,
И рыбаки с мечтательными лицами,
Как я, в садке братаются с туристами.
Светел поэтический мир Сахнова. Его «Лирика», «На Парнасе», его «Абстракции» и «С претензией на мудрость» – это, прежде всего, лирика – песенная, авторская, гитарная, бардовская и – сердечная: ведь из всех искусств единой любви музыка уступает, но и любовь – мелодия:
Ты улыбалась мне с причала,
Светилась в утренних лучах
И непонятное кричала,
Мотора не перекричав.
Мы расставались ненадолго –
До новых писем, как шагов
Твоих – с величественной Волги,
Моих – от невских берегов.
Всё постигалось вдруг, мгновенно,
Всё голубело от волны…
Тепло и вовсе не надменно
Глядело небо с вышины.
Я радовался, что приехал,
Что так легко дышалось здесь,
Что расстоянье – не помеха,
Когда друзья на свете есть…
Александр Сахнов спел ровно с песню. А какой же русский не любит русскую гитарную песню?..
Чтобы сродниться с песенными стихами Сахнова, раз и два прочитайте их, а потом, закрыв глаза, попытайтесь услышать их в себе и мысленно переложить на семь гитарных струн, ведь сердце наше всегда просит песен и песенных стихов…
Александра Сахнова не стало 22 марта 2011 года, а в марте 1992 года он создал свой Requiem:
Зачем я жил? Мне было интересно,
Я видел сны, а утром просыпался,
Смотрел на небо, слушал щебет птиц,
Вкушал плоды растений, плоть животных
И рыб, пил воду, ездил на велосипеде,
Общался с соплеменниками, дрался,
За женщинами бегал, верил в Бога,
Не верил в Бога, чувствовал опасность
И страх, и побеждал, и оступался,
И радовался встрече, и прощался,
И слёзы лил над собственной душой –
Да мало ли…
Зачем ещё мне жить?
Затем, чтоб всё попробовать сначала
Душой, уже испытанной и телом,
Которое к болезням непривычно,
Но, видимо, узнает их поближе,
Лишь срок прибудет. Есть и тьма других
Причин, чтоб жить, потворствуя привычкам.
А умереть так просто и легко,
Что нечего и думать мне об этом –
О смерти пусть заботится судьба…
И сквозь грустную мелодию этих сахновских строчек я слышу вечную музыку стихов Ивана Бунина, которая звучит во мне всю мою жизнь:
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет – Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я всё – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав –
И от сладостных слёз не успею ответить,
К милосердным коленям припав…
Ну, а что касается того, станет ли рождённое тобой в муках родное твоё и выстраданное тобой стихотворение всенародно поющейся песней…
Два великих русских народных поэта Михал Исаковский и Александр Твардовский очень дружили. М. Исаковский (он старше Твардовского десятью годами) одним из первых заметил и поддержал необыкновенную одаренность совсем ещё юного Твардовского.
Почти все стихотворения М. Исаковского (безо всяких изменения, сокращений и пр.) стали всенародно и всемирно известными песнями. Ни одно стихотворение А. Твардовского известной песней не стало…
Таково, вероятно, молекулярное строение гениального стиха Александра Трифоновича Твардовского…