ОЛЬГА СТЕПАНОВНА КАСИМОВА ( 1929 – 2001).
Думая о чёрной судьбе Ольги Касимовой и светлом её творчестве, о том, как она, юная шофёрша-амазонка, гробилась-шоферила на раздолбанных наших послевоенных российских дорогах, я всякий раз ловил себя на мысли, что о её тяжёлой жизни я уже где-то слышал или читал. И вот, перечитывая в очередной раз её последний сборник стихов «Весенняя звезда», избранное её, я вдруг вспомнил: Шолохов, «Судьба человека»! Да, конечно же, это не о ней. И всё же, всё же, всё же… И всё же это – и о ней тоже, о русской женщине Ольге Степановне, которая вынесла всё, а оставила нам светлые стихи свои, рождённые из вечного нашего кромешного русского хаоса, и светлую о себе память…
Слепые колёса фортуны и страшные танковые траки войны безжалостно прошли по стихам и рабочей биографии Ольги Касимовой. Но истинная русская женщина и поэтесса, она не сломалась, а перевоплотила довоенное, военное и послевоенное лихолетье в стихи удивительной доверительной женственности, строгости и чистоты.
В статье «Её душа – её поэзия», посвящённой памяти ушедшей из жизни поэтессы Ольги Касимовой, Юрий Щербаков пишет: «Тяжёлая работа и несладкая женская судьба – не самая лучшая почва для рождения шедевров изящной словесности. На знаменитую ахматовскую сентенцию: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…» Касимова с полным правом могла бы ответить: «Из сварочной окалины на корабельных стапелях, из солёных шоферских прибауток, из смолистого запаха опилок, которым суждено превратиться в бумагу, на которой напишет она потом свои стихи. В этой, отнюдь не книжной жизни – истоки упорства, или, вернее сказать, упрямства, с которым поэтесса внесла реалии собственной биографии в стихотворные строки».
«Чёрная война» зло и грозно ворвалась в сон детства и в жизнь двенадцатилетней Оли Касимовой:
«… И вдруг ворвётся зло и грозно
В сон детства чёрная война.
Закроют небо бомбовозы
И оборвётся тишина.
Ослепнет солнце золотое,
И содрогнётся вся земля,
И ляжет горькою золою
Пшеница спелая в поля.
Зловеще зарево клубится
Над мирным кровом белых хат.
И вижу я родные лица
В огне оставшихся солдат.
На грудь к отцу я припадаю,
Спешу спасти его от ран.
Но ничего не успеваю –
Седеет прошлого экран…»
Спасти отца от ран Оля не успевает: он погиб 8-го марта 1942 года…
«Предпраздничное оживленье,
И у прилавков толчея.
Цветы, подарки, поздравленья.
Да праздник – радость не моя…
Не все – счастливые – встречали
Отцов, пришедших из огня.
Восьмое марта – День Печали
С сорок второго для меня…»
Похоронку на отца Оля с младшим братом скрывали от мамы:
«Чтоб страшную тайну не выдать при ней,
Когда её не было дома,
Ревели с запасом на множество дней,
Взахлёб, в этом мире огромном.
Не вышло на фронт – воевать за отца –
Детишкам война не по росту!
Но честью горели ребячьи сердца,
Зажжённые праведной злостью.
В том не было толики нашей вины –
Войну поджигали не дети.
Что выдумать можно глупее войны
На самой разумной планете?»
Да, да, самая разумная планета людей! Жёсткую, жестокую и жуткую прозу жизни Ольга Касимова силой своего таланта переплавляла в добрую и музыкальную поэзию.
Мама, от которой она с братишкой скрывали похоронку, была мамой приёмной. Мама родная сгинула в лагерях ГУЛАГа только за дворянское происхождение. А потому папа, спасая девятимесячную дочь от скитаний по мукам, оформляет развод с женой и мамой дочки. «Заботы о крошке, — пишет критик Е. Багдасарова, — целиком и полностью ложатся на плечи отца, который понимает, что девочке нужны ласка и материнское тепло. В 1931 году в доме появилась другая мама, о которой Касимова вспоминает с искренней дочерней нежностью. В том же году родился и братик. Семья постоянно следует за отцом, которого «перебрасывают» с одного «руководства» на другое – на организацию колхозов, совхозов, МТС. Накануне войны семья обосновалась в Астрахани. Отец Оли, директор средней школы № 51 Степан Гудков ушёл на фронт на следующий день после объявления войны и погиб через девять месяцев при защите села Колесниково в Ростовской области, а Оле пришлось провести на сельхозработах всю войну, потому что приёмная мама много болела. А после войны Оле, из-за болезни матери, чтобы содержать семью, и вовсе пришлось оставить учёбу в астраханском ветеринарном техникуме в самый разгар преддипломной практики и с головой окунуться в работу, далеко не девичью работу: шофёр, автомеханик…
Всю эту прозу вобрала в себя и перевоплотила музыка её стихов.
«К счастью, — пишет Ю. Щербаков, — природа наделила Ольгу Касимову редкостным чувством ритма, если так можно выразиться, литературной музыкальностью. Удивительно музыкальны и поэзия Ольги Касимовой, и сама поэтесса. Перед войной, несколько лет она училась музыке и мечтала стать пианисткой:
«Мне чудились занавес, публика
За школьным роялем тогда…
Но с яркой мелодией Шуберта
Расстаться пришлось навсегда.
Горсткой горы остуженной
Девичьи стали мечты…
Рояль и пуанты – ненужными,
«Пачка» пошла на бинты.
Детство моё оборвавшееся…
Смертельная крутизна.
Не было бы несостоявшегося.
Если бы не война.
Но война была. И нежный голос Касимовой – тёплый, женственный и музыкальный – отчётливо слышен в военном хоре поэзии:
«Ах, бессонница… Ах, бессонница…
Сколько в Каспий ушло воды!
Как опомниться, как опомниться,
Как избавиться от беды?
Голод, холод, унылость,
Боль до чёрного дна…
Горевую немилость
Нам дарила война.
Ах, бессонница! Ах, бессонница,
От сиреневой от весны.
Не опомниться, не опомниться
Мне и до смерти от войны…
Тополиную бруньку-виноград ели? Нет? Значит, вы не военные и не сразупослевоенные.
«Истончали, как струнки,
Столько вёсен назад…
Тополиная брунька
Нам была – виноград…»
А мы – едали. Ели «белой акации гроздья душистые», бруньку лопали, грачами многоэтажно сидели на могучих тутовых деревьях и ели, питались, жевали, трескали и т.д. и т.п. Ну, а ещё – финики (то бишь наш астраханский лох). Лопали и, конечно, смачно грызли зубосводящие ещё зелёные яблоки… Подсадят тебя твои друзья на высокий забор у Ивановского моста, ляжешь ты тощим голым послевоенным животом (из всей летней одежды – трусы) на великолепную фронтовую колючую проволоку (поди, ещё американцы поставляли её по ленд-лизу) последнего частника и аккуратно обрываешь ближайшие райские яблочки. Не жадничаешь: сначала – для друзей, по чьим плечам, рукам и головам ты взобрался, как суворовский солдат, на этот неприступный забор. Потом уже – для себя. Белые шрамы под пупком от этой американской проволоки видны у меня до сих пор…
А ещё поэзия Ольги Касимовой – зеркало, поставленное на послевоенных, всю душу выворачивающих, дорогах. Шоферить Ольге пришлось всерьёз. Настолько всерьёз, что и под лёд уходила вместе с машиной. Училась у тех самых фронтовых шофёров, о которых пела вся фронтовая и послефронтовая страна:
«Эх, путь-дорожка фронтовая,
Не страшна нам бомбёжка любая.
А помирать нам рановато,
Есть у нас ещё дома дела…»
«Её учителями по вождению, — пишет Дина Немировская, — были шофёры военного поколения, доехавшие до Берлина».
А сама Ольга Касимова о своей послевоенной судьбе написала так:
«Километры мои позади…
Не одна сотня тысяч.
Через льды, снегопады, дожди,
Разве можно их вычесть?
Километры навек в стапелях,
Хоть и груз не девичий
В прочных кладках цехов. В кораблях.
Разве можно их вычесть?
Без отдачи, процентов, доплат
Труд мужской занимала
У вчерашних усталых солдат,
Разве фронта им мало?
… Не сушила тоска по рублю
На чужие аршины.
Прирастали ладони к рулю
Тяжеленной машины.
Если б чуду стрястись –
Я, как встарь, —
В тех дорог вереницы.
Как бывало тогда… Как опять…
Мне другой не родиться»
(«Мои тонно-километры»)
В статье «Спасибо Вам» Елена Багдасарова рассказывает, как война перекорёжила судьбу Ольги Касимовой: «Война перечеркнула увлечения, заменив рояль на баранку. Вернуться к серьёзной музыке ей так и не пришлось». И приводит слова самой Ольги Степановны: «Да где уж… Для этого нужны крепкие, сильные, здоровые руки, а не мои, к тому времени иссякшие в силе былой… астраханская непременная малярия – ревматические осложнения, тяжёлая работа, коварный волжский лёд, под который уходила однажды вместе с машиной… Словом, прощай, музыка!»
Прощай, музыка, и да здравствуют хрупкие и нежные стихи Касимовой, выросшие из сотен тысяч тяжеленных километров, оставшихся позади!
«Одной любви музыка уступает, но и любовь – мелодия…»
В случае с поэтессой Ольгой Касимовой музыка уступила место литературной музыкальности её поэзии. Сколько светлых песен написано на слова Касимовой. Самой песенной из наших поэтесс! О любви к городу, о любви к Волге, о любви… Светла её Астрахань, светла и нежна её песня о ней:
«Где ещё есть интересней
Город на ниве земной?
Хочется нежную песню
Спеть тебе, город родной…»
Песня о городе получилась. «В звёзды врезываясь», видит она и оттуда свою Астрахань:
«Звёзд небесные опалы
Видят с вольной высоты
Марсианские каналы.
Веницьянские мосты…»
Ещё будут и будут писаться песни об Астрахани на слова О. Касимовой
«Устье речки ненаглядной,
Милый свет её очей.
Берег родины желанной,
Стольный град судьбы моей.
Ты мне – ласковый и неласковый,
И спокойный, и штормовой.
Болью горькою… светлой сказкою –
С чистым небом над головой…»
Её стихи «Городу любви», посвященные 440-летию Астрахани, — нежное и чисто касимовское признание в любви милой её сердцу столице Нижнего Поволжья:
«Мне с каждым часом всё дороже
Всех славных мест, что знаю я,
Столица Нижнего Поволжья,
Святыня нежная моя…»
Моя астраханская душа парит и ликует, когда я читаю полные любви касимовские строки, которые завершают её «Весеннюю звезду»:
«Храни тебя Всемилость Божья
Среди земного бытия,
Столица Нижнего Поволжья,
Родная Астрахань моя».
И Всемилость Божья её хранит. Именно Ольга Касимова носит титул самого песенного поэта нашего города, именно на её стихи написаны десятки чудесных песен. Ну, а что касается её стихов просто о любви, давайте запомним удивительное касимовское двустишье из её «Выдохов»:
«Мы с вами так давно знакомы,
Что Вы уже не помните меня…»