АНАТОЛИЙ ПЕРЕДРЕЕВ

(1932 – 1987)

ОКРАИНА

Окраина, родная, что случилось?

Окраина, куда нас занесло?

И города из нас не получилось,

И навсегда утрачено село.

Взрастив свои акации и вишни,

Ушла в себя и думаешь сама,

Зачем ты понастроила жилища,

Которые ни избы, ни дома?

Как будто бы под сенью этих вишен

Под каждым этим низким потолком

Ты собиралась только выжить, выжить,

А жить потом ты думала, потом.

Окраина, ты вечером темнеешь,

Томясь большим сиянием огней,

А на рассвете так росисто веешь

Воспоминаньем свежести полей.

И тишиной, и речкой и лесами,

И всем, что было отчею судьбой…

Разбуженная ранними гудками,

Окутанная дымкой голубой!

РОМАНС

Как эта ночь пуста, куда ни денься,

Как город этот ночью пуст и глух…

Нам остаётся, друг мой, только песня —

Ещё не всё потеряно, мой друг!

Настрой же струны на своей гитаре,

Настрой же струны на старинный лад,

В котором всё в цветенье и разгаре —

«Сияла ночь, луной был полон сад».

И не смотри, что я не подпеваю,

Что я лицо ладонями закрыл,

Я ничего, мой друг, не забываю,

Я помню всё, что ты не позабыл.

Всё, что такой отмечено судьбою

И так звучит — на сердце и на слух, —

Что нам всего не перепеть с тобою,

Ещё не все потеряно, мой друг!

Ещё струна натянута до боли,

Ещё душе так непомерно жаль

Той красоты, рожденной в чистом поле,

Печали той, которой дышит даль…

И дорогая русская дорога

Ещё слышна — не надо даже слов,

Чтоб разобрать издалека-далёка

Знакомый звон забытых бубенцов.

* * *

Среди всех в чём-нибудь виноватых

Ты всегда откровенней других…

Но зрачки твоих глаз диковатых

Для меня непонятней чужих.

По каким они светят законам,

То слезами, то счастьем блестя?

Почему в окруженье знакомом

Ты одна среди всех, как дитя?

И зачем я сегодня всё время,

Окружённый знакомой толпой,

Объяснялся словами со всеми,

А молчанием — только с тобой?..

Но когда я тебя обнимаю,

Как тебя лишь умею обнять,

В этой жизни я всё понимаю,

Всё, чего невозможно понять!

ИЗ ЮНОСТИ

Не догорев, заря зарей сменялась,

Плыла большая круглая луна,

И, запрокинув голову, смеялась,

До слёз смеялась девушка одна.

Она была весёлой и беспечной,

И каждый вечер верила со мной

Она любви единственной и вечной,

В которой мы признались под луной.

…Давным-давно мы навсегда расстались,

О том, что было, не узнал никто…

И годы шли, и женщины смеялись,

Но так смеяться не умел никто…

Мне кажется, что посреди веселий,

В любых организованных огнях,

Я, как дурак, кружусь на карусели,

Кружусь, кружусь на неживых конях!

А где-то ночь всё догорать не хочет,

Плывет большая круглая луна,

И, запрокинув голову, хохочет,

До слёз хохочет девушка одна…

ПЕХОТА 41-ГО ГОДА

Только выйду за ворота,

Только выбегу – и вот

Вижу: движется пехота,

По бокам стоит народ…

За колонною колонна,

Колыхаются полки –

Непреклонные знамёна,

Неуклонные штыки.

За шеренгою шеренга –

Грудь равняется на грудь –

Пылью светится железной,

Потом, блещущим, как ртуть.

За винтовкою винтовка –

Монолитный взмах руки…

Алюминиевые только

Им мешают котелки.

Этих красок половодье!

Этих труб литая медь!..

Мне догнать бы их сегодня,

Попрощаться бы успеть.

* * *

В. Астафьеву

Я учился писать…

Мимо школы – колонны, колонны

Колыхались рекой

И впадали в невидимый фронт…

Я учился писать

Не спеша, с нажимом, с наклоном.

И скрипело стальное

Защитного цвета перо.

Я учился писать…

Лихорадочно били зенитки,

У войны отвоёвывая

Островки тишины.

И таскал я в карманах

Тяжелые рваные слитки,

Как горячие метеориты войны.

Я учился писать…

Где-то плавились танки,

Где-то люди кричали,

Умирая в огне и дыму…

Я учился писать

Изложения о Каштанке,

Я учился страдать

Над судьбою Герасима и Муму.

Я учился писать,

И хрустящие хлебные карточки

От себя отрывала

По клеточке

Мать.

Чтоб меня не тошнило,

Чтоб меня не шатало за партою…

Я учился писать!..

ЩЕЛЬ

Перебираю детство, как наследство,

Припоминаю тысячу вещей…

Я, как слепой,

Ищу на ощупь детство

И падаю –

Проваливаюсь в щель.

Я погружаюсь в темноту и глину,

В узлы пожитков,

Сваленных на дне…

Я обнимаю худенькую спину

Моей сестры,

Прижавшейся ко мне.

Над нами мир

Раскромсанный и чёрный,

Провалы тишины сменяют гул…

И слышно –

В щель протискивает корни

Наш сад,

Забытый нами наверху…

ВЕТЕР

Бегут над полем чистым облака,

По чисту полю тень бежит за тенью,

Неудержимо движется река,

И берега подвержены движенью.

Бегут поля – колышется трава,

И на просторе, сдвинувшемся с места,

Старинный дуб – охвачена листва

Порывом беспорядочного бегства!

И шум вокруг

Весь день стоит такой,

Как будто что-то чувствуя и зная,

Бежит, листву и травы простирая,

Природа, потерявшая покой.

РАВНИНА

Ещё во власти дня и шума,

Ещё в усталости дневной,

Я шёл за городом угрюмо,

Оставив город за спиной.

Я шёл с самим собой сначала…

Но смутно слышал, как сквозь сон,

Что где-то музыка звучала,

Звала меня со всех сторон.

Всё необъятнее, всё шире

Росла звенящая волна,

Пока не понял я, что в мире –

Луна. Равнина. Тишина.

Что ночь блистает, серебрится,

Кусты и травы ослепя,

Что под луной ночная птица

Поёт и слушает себя.

И, на равнину тихо выйдя,

В сиянье лунного огня

Со всех сторон, меня не видя,

Деревья смотрят на меня.

И всё живёт вокруг, толпится,

И по мерцающей земле

Идёт ко мне, и прячет лица,

И вновь скрывается во мгле…

* * *

Не помню ни счастья, ни горя,

Всю жизнь забываю свою,

У края бескрайнего моря,

Как маленький мальчик, стою.

Как маленький мальчик, на свете,

Где снова поверить легко,

Что вечности медленный ветер

Моё овевает лицо.

Что волны безбрежные смыли

И скрыли в своей глубине

Те годы, которые были

И снились которые мне.

Те годы, в которые вышел

Я с опытом собственных сил,

И всё-таки, кажется, выжил,

И, кажется, всё же не жил.

Не помню ни счастья, ни горя…

Простор овевает чело.

И, кроме бескрайнего моря,

В душе моей нет ничего.

ПАМЯТИ ПОЭТА

Мы все, как можем, на земле поём,

Но среди всех – великих было мало…

Твоей душе, тяжёлой на подъём,

Их высоты прозрачной не хватало.

Ты заплатил в своём начале дань

Набегу разрушительных глаголов,

И лишь полей нетронутая даль

Тебя спасла от них, как от монголов.

Тебе твой дар простором этим дан,

И ты служил земле его и небу,

И никому в угоду иль потребу

Не бил в пустой и бедный барабан.

Ты помнил тех, далёких, но живых,

Ты победил косноязычье мира,

И в наши дни ты поднял лиру их,

Хоть тяжела классическая лира.

Поделиться: