Дом стонал будто раненый зверь, задыхался и корчился в предсмертных муках. В ясный апрельский день, когда повсюду ликовала природа, с него словно кожу, сдирали доски. Двое молодых рабочих ловко орудовали тяжёлыми ломами. Дерево поддавалось с трудом: скрипело, изо всех сил стараясь удержаться на месте. Но что может противостоять грубой человеческой силе?

Приезжие москвичи покупали всё необходимое для строительства подсобных помещений своих коттеджей. Доски можно было купить в строительном магазине. Но зачем тратиться? Тут, в селе, можно взять по дешёвке, почти задаром. Дать местному тунеядцу пару пятисоток да бутылку в придачу. И дело с концом. Таких тут пруд-пруди. Уговаривать долго не надо. Хоть какие-то деньги получит. Ехать до Центра занятости далеко и не на что. А хозяину этого дома столичные гости вообще оказали неоценимую помощь. Тот сам начал разбирать потихоньку жилище, чтобы топить зимой кухню. Ему просто помогли.

Ребята разобрали почти всё. Остались передняя стенка, каркас из брёвен да коридор. Каркас высился, словно обглоданные кости гигантского доисторического животного. И в этом зрелище было что-то безысходное и зловещее. И вдруг налетел сильный ветер: рвал ставни, раскачивал кроны деревьев, теребил электропровода, сметал во двор скатерти и салфетки со старой утвари. Остов дома стоял такой один, почти на самом берегу реки, а рядом улыбались, выкрашенные в белые и голубые цвета уютные домики сельчан. Он казался среди них лишним и одиноким.

А ведь когда-то и здесь кипела жизнь. Высокий, добротный, с резными наличниками и чистым крыльцом, дом помнил несколько поколений семьи Барбашовых, которые жили здесь с основания деревни. Перила крыльца поддерживали балясины в форме голов различных зверей. Какой-то неизвестный мастер пролил много пота, оставив частичку себя. Их пропитывали морилкой под дуб и покрывали лаком. Сейчас они стояли потрескавшиеся и посеревшие от пыли. О доме заботились. Большую русскую печь с уютной лежанкой белили к каждому празднику: неважно – к православному или мирскому. Бережно протирали старинные иконы, висевшие в правом углу от входа в дом. Женщины устраивали дружную стирку в необъятном корыте, что стояло в сенях.

Время текло привычно и размеренно. И в этой размеренности была особая прелесть деревенского быта, которая непонятна городскому человеку. Привыкший к суете горожанин, чувствует здесь скуку, а ведь именно этот ритм мы знаем, как родной, изначальный и естественный для нас. И так же медленно и спокойно текла Волга-матушка рядом. Зимними вечерами хозяйки пряли овечью шерсть, сматывая в тёплые шары-клубки. Трудяга-колесо от прялки ещё долго хранилось в тёмном чулане. Клубки с помощью стальных спиц превращались в носки. Когда девушки вязали, рыжий кот не терял времени даром, загоняя соблазнительные предметы под кровать.

Бабушка нынешнего жильца – Вовки – весёлая и работящая Авдотья собирала посиделки для молодёжи. Девчата хвалились обновками, делились новостями, рассказывали на ушко друг другу сердечные тайны. Сарафаны – один краше другого, в длинных косах – алые и голубые ленты. Приходили парни – далеко не бедные – в хромовых, начищенных до блеска сапогах, новых косоворотках, плисовых шароварах. Все садились на широкие скамьи вдоль стен. Девушки заводили русские протяжные песни, которые трогали за душу, прошибая слезу. А потом вставали и пели частушки, притоптывая в такт мелодии, размахивая кружевными платочками. Обхаживали гармониста, чтобы играл с настроением. Подносили ему то медовуху, то кружку кваса. Он был свой, сельский, с лихим чубом и смеющимися глазами. Сызмальства выучился играть, и теперь без него не обходился ни один праздник.

Сначала частушки шли скромные, весёлые. В конце вечера ребята, немного поддав, орали смелые, разухабистые. Девчонки хихикали, краснели, опуская вниз глаза, некоторые выбегали в коридор. Авдотья замахивалась рушником: «У-у! Бесстыжие! Креста на вас нет!» Шумная компания, словно большой снежный ком, вываливалась на улицу. Шли толпой, весело переговариваясь и лузгая семечки.

Мать Вовки Анастасия – строгая, придирчивая, любила острое словцо и чистоту в доме. От Авдотьи переняла любовь к гостеприимству. Точно заведённая машина, она хлопотала с утра до ночи: стряпала, убирала, мыла. Муж Алексей работал на колхозной переправе. Кто что перевозит – тем и угощает паромщика. Всего вдоволь!

А Володька жил бобылём с родителями, колесил по дорогам, возя трудолюбивых односельчан из села в город и обратно. «По рубчику дорогие, по рубчику», – приговаривал он в благословенные восьмидесятые. Ему в то время исполнилось тридцать. Высокий, худой, нескладный, Барбашов с наслаждением отдавал свободе всего себя, как может отдавать себя русский человек: пил с друзьями, а потом хулиганил, барабаня вечером в калитки притихших домов. Но его не трогали, потому, что любили за талант. Вовка покупал пластинки с записями эстрадных монологов и нещадно «гонял» их с утра до вечера, приводя в бешенство мать. Зато потом выдавал их на концерте, да так, что публика ревела от восторга! Его долго не хотели отпускать. Он был известен на всю округу.

После выступления Вовка приглашал всех участников к себе. Анастасия радушно принимала всех. Её сердце ликовало. Страшно подумать: её Вовка – артист! Она усаживала людей за стол, а сама уходила отдыхать от трудов праведных. Гости сидели допоздна, вспоминая интересные эпизоды концерта. Тарелки опустошались с моментальной скоростью. Молодые желудки, как жернова, перемалывали всё, что стояло на столе. Впереди – репетиции, а потом – выступления на свадьбах.

По соседству с Барбашовыми жил Евгений Крутояров. Женька в детстве быстро научился, как говорят музыканты, «лабать» на гитаре, а потом выступал в ансамбле Дома культуры. Когда мальчикам было лет по двенадцать, они наперегонки на велосипедах мчались до тони. Ветер свистел в ушах. Иногда они ставили транспорт на заднее колесо и несколько метров ехали так. Вот это было зрелище! Никакого цирка не надо! Полнота и бесконечность жизни. Цветущая степь матушка кругом! Воздух – сказка.

Пацаны помогали тянуть невод, в котором бился крупный и мелкий частик. Чешуя рыбы перламутром светилась на солнце. Самые большие рыбины бригадир артели давал ребятам. «Прямо к вам просятся», — говорил он, подавая судаков и сазанов. Гордые, раскрасневшиеся, они клали добычу в пакет и летели обратно.

Анастасия всплёскивала руками:

– Да когда же это я всё приготовлю?

А в душе радовалась: «Вот добытчики растут» Всё в дом, всё в дом! Молодцы! Жёны будут довольны!»

Уха получалась жирная, наваристая. Пельмени крупные, сочные. Вкуснотища! Запах пропитывал белоснежные салфетки с вышивкой, которые висели на стенах, покрывало на пуховой перине, ажурные накидки на подушках. Правда, школу мальчики пропускали. А девчата на что? Дадут списать домашнее задание – и голова ни о чём не болит. Пятёрки не нужны, лишь бы двоек не было.

Летом пасли коз. Животных выгоняли в степь. На её жёлто-коричневой скатерти росли полынь да верблюжья колючка. Козы, нагуляв аппетит, задумчиво поглощали всё, что росло, мало обращая внимания на пастухов.

Работал, правда, один Вовка. Женька, обнявшись с гитарой, сидел где-нибудь на складном стульчике, перебирая струны. Козы прекращали жевать и в недоумении смотрели на музыканта. Женька уходил в собственный мир и нескоро оттуда возвращался.

– Эй, друган, ты концерт для них, что ли, делаешь? – кричал Вовка.

– Нет, пока репетирую, – с неохотой отзывался Крутояров.

Степной простор впитывал каждое слово:

На речке качаются ялики,

А к речке спускается сад.

Там падают в августе яблоки,

О крышу ночами стучат.

А Женька наслаждался своим исполнением. С козами переходили на новое место дислокации. И там всё продолжалось по-старому. Так до самого вечера.

– Ну, посидели, как в ресторане! Никакой город не нужен! – с лёгким сожалением говорил Женька, и они отправлялись в путь.

– Кто сидел, а кто работал, – с досадой возражал Барбашов.

Прошли годы. Барбашов так и не обзавёлся семьёй. И по-прежнему все соседи звали его, как мальчишку, Вовкой. Есть такие люди в селе, которые до глубокой старости бывают Сашками, Гришками, Петьками.

Родители один за другим ушли в мир иной. А дом старел вместе с нынешним хозяином. Кажется, только вчера сюда приходили девчата из клуба: одна библиотекарь, другая – худрук. Обе несимпатичные, шуганные какие-то. Одна помешана на книгах, другая на музыке. Не верится, что они давным-давно уехали отсюда.

А по вечерам скрипела калитка. Крутояров приходил к соседу. Его непричёсанные волосы свешивались на узкий лоб с мелкими морщинками. Он был не с пустыми руками. Где-то курицу стащит или картошку выкопает на чужом участке. Всё в дом, всё в дом! Его жена с дочерью переехали в город. Родных почти не осталось. И только с Вовкой они вечерами отводили душу, наполняя стаканы брагой или самогоном. А что ещё делать одиноким людям! Из клубных динамиков доносились новые песни, другая молодёжь отплясывала на танцах.

Друзья засиживались до поздней ночи. Ровно в час, когда всё смолкало, Крутояров пел родное, щемящее:

Домик на окраине –

Скоро он будет снесён.

Только лишь в памяти, памяти,

В сердце останется он.

Как от печки-каменки

Снова согреюсь теплом.

Домик у самой окраины

Жить будет в сердце моём.

В тот день, когда разоряли родовое гнездо, Вовка тупо и отрешённо, полупьяными красными глазами смотрел на всё происходящее.

Казалось, он с трудом осознавал, что происходило. Подбирал во дворе разбросанные салфетки, поднял скатерть и снова расстелил на столе. Настырный ветер опять всё сорвал. Барбашов понял всю бессмысленность действий. Взял вышитую крестом салфетку, сел на крыльцо и бережно разгладил ткань, вспоминая как бабушка когда-то вышивала нежные бутоны роз. Салфетка была почти невесома, но столько в ней хранилось тепла той, ушедшей безвозвратно жизни.

Молодые парни, отодрав очередную доску, отряхнулись и вытерли со лба пот. Присели на крыльцо, перекусили. Погрузили доски в машину и с ветерком уехали.

Под утро Барбашову стало плохо с сердцем. Сердобольная соседка, тётя Нюра, которая пришла предложить литр самогона, увидела его лежащим на кровати. Вовка, как рыба, выброшенная на берег, жадно хватал ртом воздух. В панике тётя Нюра бросилась домой, чтобы вызвать Скорую. Дребезжащий, видавший виды «Рафик» приехал на удивление быстро и впервые в жизни повёз Володьку в районную больницу.

На следующий день пришли всё те же ловкие молодые ребята и разобрали дом до самого конца.

Поделиться: