АЛЕКСЕЙ РЕШЕТОВ

* * *

Не искал, где живётся получше,
Не молился чужим парусам:
За морями телушка – полушка,
Да невесело русским глазам!
Может быть, и в живых я остался,
И беда не накрыла волной
Оттого, что упрямо хватался
За соломинку с крыши родной.

ДВОРИК ПОСЛЕ ВОЙНЫ
 
Мирный дворик.
Горький запах щепок.
Голуби воркуют без конца.
В ожерелье сереньких прищепок
Женщина спускается с крыльца.
Пронеслось на крыльях веретёшко —
То есть непоседа-стрекоза.
Золотая заспанная кошка
Трёт зеленоватые глаза.
У калитки вся в цвету калина,
А под ней — не молод и не стар —
Сапогом, прошедшим до Берлина,
Дядька раздувает самовар.

* * *

Ты молода, мой друг, а я поэт, 
И, стало быть, мне много тысяч лет. 
Я много раз рождался и старел 
И на высоком пламени горел. 
Ты молода, а на мое чело 
Извечное страдание легло. 
И вот опять всю ночь пишу стихи, 
А за окном – вторые петухи. 
И от вторых до третьих петухов 
Не более полутора веков.

* * *
Отец мой стал полярною землей,
Одной из многих,
               золотой крупинкой.
А я хотел бы, в мир уйдя иной,
Вернуться к вам
               зелёною осинкой.
Пусть в гости к ней приходят грибники,
И целый день звенит в листве пичуга.
А эти вот
              надежные суки –
Для тех, кто предал правду
                                           или друга.

* * *

Собрать бы последние силы,
Склониться над белым листом
И так написать о России,
Как пишут о самом святом.
Она тебе зла не попомнит.
Попросишь прощенья – простит,
Настанет твой час – похоронит.
Приидет пора – воскресит. 

СТИХИ О ВОЕННОМ ДЕТСТВЕ

1.
Я из чёрного теста, из пепла войны,
И стихи мои, как погорельцы, грустны.
Лишь закрою глаза, и опять я – малец,
В неокрепшее темечко метит свинец.
И несёт почтальон на потёртом ремне
Безотцовщину чёрную брату и мне.

2.
Никогда не забуду, как во время войны
Из картошки из мёрзлой мать пекла деруны.
Деруны на олифе и сластят, и горчат,
Но и этому рады я и старший мой брат.
Мы сидим в одеялах, за окошком мороз.
Письмоносец соседке «смертью храбрых…» принёс.
И она прибежала к нам – белее стены.
Мать её утешает… И горят деруны.

3.
Война прошла, прошла война.
Но барабанным перепонкам
Казалась странной тишина,
Обманчивой, чрезмерно тонкой.
На кровью политых полях
Уже пшеницу убирали,
Но всё ещё в госпиталях
Солдаты наши умирали.

* * *
Снится сон слепому человеку,
Будто тихо шепчутся леса
И срывает, нагибая ветку,
Он большие, спелые глаза.
Будто он вставляет их в глазницы
И бросает чёрные очки,
И глядят с восторгом сквозь ресницы
Круглые, как косточки, зрачки.
Будто видно, как пчела хлопочет,
Как пригорок солнцем освещён,
Как дрожат на тонких стеблях очи,
Горькие, зелёные ещё…

* * *
Алхимик напустит тумана
Доверчивым людям в глаза,
И вот уже слиток обманный
Ни в чем заподозрить нельзя.
Старатель и роет и моет,
Нуждой и надеждой гоним,
И волк енисейский не воет,
А блеет в сравнении с ним.
Поэзия! Странная штука:
Кому-то легко, с кондачка,
Кому-то с немыслимой мукой
Даётся любая строка.
И всё же фальшивое гаснет,
А то, что на совесть, горит.
И всё же со временем ясно:
Поэт ли с тобой говорит.

* * *
За мои печали плата –
Теплота твоих колен.
Милосерднейшая плаха,
Чудодейственнейший плен.
Как светла моя темница,
Как горьки былые сны,
Как жестоко очутиться
На свободе без вины…

* * *
Что-то всё тяжелее ночами.
Спой, соловушка, спой мне, дружок,
Чтобы я отдохнул от печали,
Чтобы юность припомнить я смог.
Чтобы снова весенние громы
Прогремели бы в честь бытия,
И возникла из пены черемух
Афродита лесная моя.
Чтобы, милостью тайной возвышен,
Лёгким пламенем райским объят,
Я услышал, как бабочки дышат
И далёкие звёзды звенят.
Чтоб уже никакого значенья
До последнего самого дня
Не имели мои злоключенья,
Ибо юность была у меня.

* * *
Убитым хочется дышать.
Я был убит однажды горем
И не забыл, как спазмы в горле
Дыханью начали мешать.
Убитым хочется дышать.
Лежат бойцы в земле глубоко,
И тяжело им ощущать
Утрату выдоха и вдоха.
Глоточек воздуха бы им
На все их роты, на все их части,
Они бы плакали над ним,
Они бы умерли от счастья!

* * *
Я помню: с тихою улыбкой
Скрипач, что на войне ослеп,
Водил смычком над тёмной скрипкой,
Как будто резал чёрный хлеб…

* * *
Я был пацаном голопятым,
Но память навек сберегла,
Какая у нас в сорок пятом
Большая Победа была.
Какие стояли денёчки,
Когда, без вина веселя,
Пластинкой о синем платочке
Вращалась родная земля.

РУКИ
Навек остыли руки рыбака,
Но как похожи на живые руки,
Скреплённые при помощи шнурка,
Большие и тяжёлые, как муки.
Неужто им и вёсел не держать,
В раздумье рыжей не сгребать бородки?
Так просто возле ворота лежат,
Как в ливень перевёрнутые лодки…

* * *
Не убивайся, человече,
Что еле движутся дела,
Что ненаглядная далече,
Что вьюга окна замела.
Пока в природе двоевластье
Чудной четы — добра и зла,
Исключено сплошное счастье,
Исключена сплошная мгла.

* * *

Читатель милый, книгу эту
Я очень медленно писал, –
Так ствол выносит листья к свету,
Так образуется кристалл.
Увы, кристалл мой слаб и мутен,
Увы, листы мои горьки,
Увы, от истины, от сути
Мои догадки далеки.
Но я пытаюсь жить для ближних,
И пусть вся жизнь моя – провал,
Я никогда на рынках книжных
Душой своей не торговал.

* * *

Владимиру Крупину

Я летал в небесах, я не чуял земли.
Руки странную лёгкость и мощь обрели.
Стал неистовым дух, стал пронзительным взгляд,
Я летел и не чаял вернуться назад.
Даже сердце огнём полыхало иным.
Только бедный язык оставался земным.
Никакие пути, никакие века
Не отнимут у нас своего языка.

* * *

Есть чернила, есть бумага,
Есть перо, и есть свеча,
Но ещё нужна отвага,
Чтоб стихи свои начать.

Есть обжитая каморка,
Есть ночная тишина,
Есть заварка, есть махорка,
Но ещё душа нужна.

Ни стремленье, ни старанье
В ходе дела твоего
Без любви и состраданья
Не решают ничего.

* * *

Последней спичкою в зубах не ковыряют:
Промерзнут до костей — костер и разожгут.
Последние слова на ветер не бросают,
Последние слова для Бога берегут.

* * *

Нам в детстве было очень плохо,
Добро — солдат сухарик даст.
Однако Незнакомка Блока
Нисколько не чуралась нас.
И Неизвестная Крамского
Смотрела грустно со стены.
И что ж тут странного такого,
Что мы в искусство влюблены?
Одна на всех была кровать,
В прихожей снег лежал не тая,
И все же Тучка золотая
У нас любила ночевать.

* * *

Ищите без вести пропавших,
Ищите древних, молодых,
Полотна дивные создавших,
В боях Россию отстоявших –
Ищите их! Ищите их!
На душных стенах одиночек,
В полуистлевших письменах
Ищите днём, ищите ночью
Их золотые имена.
Ищите их по белу свету,
Ищите мёртвых и живых!
И если всюду скажут: — Нету! –
Найдите их в себе самих.

* * *

Ничего уже не ждёшь
В безутешной этой жизни.
Вдруг к тебе приходит дождь:
— Что ты хмуришься, дружище?
Посмотри, как я омыл
И леса вокруг, и долы,
Посмотри, как прилепил
К икрам девичьим подолы.
Сколько лужиц у дорог,
Хоть того не знают сами,
Далеко туда, где Бог,
Смотрят детскими глазами.

* * *

Едет собака в трамвае куда-то.
На контролёров глядит виновато.
Где же ей денежек взять на билет?
Может, хозяев давно уже нет?
Имя своё позабыла она.
Чёрную шерсть замела седина.
Ест иногда, что Господь подаёт.
Мечется, ищет, надеется, ждёт.

* * *

Будто «можно» и «нельзя»
Разорвались, разомкнулись.
Будто небо и земля
Для меня перевернулись.
Что же сделалось со мной?
Я живу, убогий старец,
И печальный голос мой
Вдаль стремится, как скиталец.
Нет, я знаю хорошо:
После долгого страданья –
Всё сотрётся в порошок
Для иного созиданья.
Только дерево цветёт
Дольше нас на этом свете,
Только иволга поёт,
Нам свои оставив сети.

* * *

Доживаю последние годы,
Может, даже последние дни.
Подступают летейские воды,
Но меня не пугают они.
Как положено, жил я на свете,
Не кривил православной душой.
Я не знаю, как там меня встретят,
Но проводят меня хорошо.

Поделиться: