На Северный Кавказ немцы-общинники пришли во второй половине 19 века. Поселились по берегам реки Кумы. На одном берегу основали селение Орбельяновка, на другом — Темпельгоф. Обжились. Стали вести хозяйство. Занимались виноградарством. Водили скотину. Семейство Дрегеров обосновалось в Темпельгофе. Жили подсобным хозяйством. Как и у всех: куры, утки, коровы, свиньи. Мал мала меньше, народили четверых детей. Тамара появилась на свет последышем в 1927 году. В Темпельгофе трудились все. А потому жили в достатке. Гром грянул, когда началась Великая Отечественная война. В конце августа 1941 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев…», а в ноябре жителям Темпельгофа объявили об их депортации в Казахстан.

Весть о выселении общинники приняли мужественно. В одночасье на Темпельгоф опустилась суровая тишина. Умолкли смех и весёлый говор. Но не было ни слёз, ни причитаний. Вполголоса переговариваясь друг с другом, в домах вязали узлы. Брали лишь самое необходимое.

Во дворе Дрегеров собрался народ. Много народу. Человек пятьдесят, а, может, и сто. Спешно резали скотину. Ставили котлы. Всю ночь жарили мясо, складывали в большие молочные бидоны и заливали топлёным салом. На утро заготовили семь больших бидонов. Отец Тамары, Эдуард Дрегер, погрузил бидоны на бричку, и колонисты тронулись в путь. Каждый со своей ношей. Тамара несла узел с периной и подушкой, на которых спала. От Темпельгофа до железнодорожного вокзала Кавказских Минеральных вод шли пешком. В Минводах депортируемых посадили на поезд. Тамара запомнила поездку из Минвод в Астрахань, как обычное путешествие по железной дороге. Тогда у людей были ещё запасы продовольствия, а перестук вагонных колёс, уносил мысли далеко-далеко то в благополучное прошлое, то в неизвестное будущее. В Астрахани выселенцев перевезли в порт, где их ожидал караван из трёх барж, которые должен был тянуть небольшой буксирок. Путь предстоял долгий: сначала по Волге, потом по Уралу — в Казахстан.

Путники ожидали посадки. Время для Тамары словно остановилось. От томительного ожидания узел в её руках всё тяжелел и тяжелел. Наконец подали трап. Шаткий, щелястый, узкий. Тамаре казалось, доски трапа вот-вот надломятся под тяжестью идущих по нему людей, и вся вереница рухнет в воду. Погрузка продолжалась долго. На каждую баржу посадили человек по триста. Наконец паровой буксирок поднапрягся и стал натужно набирать ход. Одна за другой баржи дёрнулись и, повинуясь тянущей их силе, связанные между собой,пошли по реке.

Ехали в тесноте. Ютились бок о бок друг к другу. Стоял ноябрь. От воды шёл холод. Чтобы не замёрзнуть, на железные палубы барж, люди стелили, кто, что мог. В ход шли перины, подушки, одежда. Запасы съестного таяли на глазах. На той барже, где ехало семейство Дрегеров, путников почти не кормили. Варево, хоть и выдавали раз в сутки, есть было невозможно. Начался голод.

Рядом с Тамарой, прямо на железной палубе сидела молодая женщина с ребёнком. Мальчику было месяцев восемь. И он всё время плакал. Женщина прижимала сына к груди, чтобы согреть. А малыш искал губами сосок. От потрясений у женщины пропало молоко, и ей нечем было накормить ребёнка. Хрупкое тело женщины покрывало лишь лёгкое платьице с короткими рукавами. А с ноябрьского неба срывался мокрый снег. Кто-то подал женщине старый журнал. И, чтобы согреться, она разрывала листы и оборачивала ими руки и ноги. Бабушка Тамары потеснилась и предложила женщине край перины, чтобы та посадила на неё мальчонку. Анне Григорьевне Миллер, так звали бабушку, было около шестидесяти лет, но Тамаре она казалась древней старухой, у которой на весь рот оставался один единственный зуб. Видя, как голодают дети, Анна Григорьевна скомандовала:

— Соберите всю еду. У кого какая есть. И несите мне.

Спорить никто не стал. Казалось, все разом поверили в Анну Григорьевну. Медленно, один за другим, люди потянулись к ней. Несли последнее, но роптать даже не помышляли. От семьи Дрегеров в общий пай Анна Григорьевна поставила семь бидонов с мясом. Откуда ни возьмись, в её руке появилась поварёшка. Из круп, которые общими усилиями наскребли по сусекам, сварили подобие каши, приправили мясом из бидонов. Получилась вполне сносная еда. По барже разлился аромат горячей пищи. За желанной порцией выстроилась очередь. Виртуозно черпая поварёшкой еду из котла, Анна Григорьевна отмеряла порции. Мужчинам накладывала немного больше, чем женщинам, девочкам на четверть меньше, чем мальчикам. За порцией для своей семьи к ней подошла очередная женщина. Но Анна Григорьевна насупилась и строго сказала:

— Я не дам тебе ничего. Иди к своим, и доедайте то, что спрятали. И когда съедите, тоже не приходите. Я включу вас в очередь только спустя три дня, чтобы почувствовали, что такое голод.

Анна Григорьевна плохо говорила по-русски, но это не помешало ей взять под свой контроль питание переселенцев, пока они плыли в Казахстан. Анна Григорьевна оказалась командиром от Бога. Наперечёт она знала все семьи, всех детей на их барже, всех мальчиков, девочек, женщин и мужчин. Мужчин было немного. В основном те, кто по возрасту не подлежали мобилизации. Она кормила всех. Благодаря Тамариной бабушке, на их барже от голода не умер никто.

Долго ли, коротко ли, но баржи причалили к высокому обрывистому берегу. Это был Гурьев, первый город на пути переселенцев к месту их депортации. Тамаре Дрегер шёл пятнадцатый год. Жизнь её только начиналась. Но начинались и трудности, о которых ни она, ни ехавшие вместе с ней люди, пока не подозревали.

На причале в Гурьеве, измученных от утомительного переезда переселенцев, ждали грузовики. Вечерело, но нужно было ехать дальше. По ухабистой и тряской дороге выехали в степь. Бескрайнюю пустошь уже покрыл снег. И на его белом полотне то тут, то там тёмными пятнами виднелись юрты кочевников. Грузовики проехали несколько километров и остановились.

— Выгружайтесь, — скомандовал сопровождающий.

Машины выгрузили путников и уехали. Двести немцев остались один на один с бескрайней казахской степью. За происходящим наблюдали местные жители. Неспешно, сначала поодиночке, затем небольшими группами стали они подходить к незнакомым людям, какими-то правдами и неправдами оказавшимся в их родной степи. Полюбопытствовали, пригляделись и молча разошлись.

Ночь быстро опускалась на землю. И нужно было устраиваться на ночлег. Прямо на снег стали стелить тряпки, которые привезли с собой. И тут из своих юрт снова показались местные казахи. Теперь они шли к переселенцам не с пустыми руками. Каждый нёс что-то необходимое: утварь, палки для костра. Принесли несколько камышитовых матов. На эти маты переселенцы уложили детей. Из перин и подушек сделали подобие навеса. Так провели первую ночь.

Наутро взрослые начали рыть землянки, обустраивать быт. Мёрзлая земля плохо поддавалась лопатам. Но выхода у людей не было. К вечеру несколько землянок были готовы. Развели костры. Стали готовить еду. И опять во многом поселенцам помогали местные жители. Кочевые казахи, не требуя ни благодарности, ни чего-то взамен, несли всё необходимое, вплоть до бараньего мяса, которого в их степи было с лихвой.

Ближе к вечеру грузовики опять появились в степи. На этот раз они привезли из Крыма греков, болгар, и так же высадили их в степи, как накануне немцев. Однако теперь сопровождающие не уехали сразу, а долго ходили, измеряли землю, рассчитывали, сколько домов и на каком расстоянии друг от друга можно будет построить. Но пока здесь была только голая степь и несколько землянок, ставших для обездоленных людей настоящим спасением.

Греки, болгары, немцы… Вынужденно оказавшиеся здесь, в казахской степи, они стали единым народом, вместе переживавшим выпавшие на их долю испытания. Никто не роптал на судьбу. Друг к другу относились дружелюбно, по-доброму. Жили единой колонией. Занимались, кто чем мог. Мужчины копали, делали что-то из дерева, из камыша. Женщины и дети собирали навоз, из которого потом изготавливали саманные кирпичи. Чтобы прокормить семьи, переселенцы развели огороды, а вскоре начали строить и жилища. Из шерсти овец женщины пряли пряжу и вязали из неё всё, вплоть до нижнего белья и обуви. Мужчины занялись выделкой кож. Местным казахам работящие чужаки пришлись по душе. Они многому от них научились, многому научили их. Но как бы ни были дружны хлебнувшие лиха люди, каждый помнил о своих родовых землях и держался соплеменников. Вскоре в бескрайней казахской степи выросли посёлки Крым, Берлин и другие, с названиями, напоминавшими людям о родине.

Жизнь переселенцев понемногу налаживалась. Тамара вместе с другими детьми пошла учиться. Школа находилась в Гурьеве, и дети каждый день преодолевали по пять километров до школы и обратно.

Шёл 1943 год. Тамара закончила седьмой класс. Училась она отлично, но образование в восьмом классе было платным, а у семьи не было возможности платить за обучение. Отца Тамары, Эдуарда Дрегера, арестовали по пятьдесят восьмой статье и, как врага народа, осудили на десять лет лагерей. Один брат воевал на фронте, другого отправили в Челябинск работать на шахтах. На службу в армию взяли старшую сестру Эльзу, обучили её шоферскому делу и направили на работу в геологоразведочную партию, здесь же, в степи, недалеко от Гурьева. Мама Тамары на нервной почве обезножила, а бабушка лишилась рассудка. Нужно было как-то выживать.

В Гурьеве находился техникум, где обучали геологов, бурильщиков, электриков. Самый короткий, трёхгодичный курс обучения, да ещё с оплатой стипендии был у бухгалтеров. Тамаре нравилась профессия геолога, но, чтобы быстрее приобрести специальность, пойти работать и помогать семье, она решила поступать на бухгалтерское отделение. Всё хорошенько обдумав, Тамара отправилась подавать документы. Она была уверена, что с её круглыми пятёрками отказа в поступлении ей не будет. Но секретарша направила девушку к директору.

Ничего не подозревая, Тамара уверенно вошла в кабинет. Перед ней за директорским столом сидел рыхлый, не по-военному тучный мужчина лет пятидесяти. Тамара уверенно протянула ему свой отличный аттестат. Мужчина посмотрел на Тамару из-под очков, взял в руки её аттестат, пробежал глазами содержание документа и тихо спросил:

— Твоя фамилия Дрегер? Кто ты по национальности?

— Я немка, — всё также уверенно ответила Тамара.

— А как ты попала сюда? И откуда? — допытывался директор.

— Мы приехали с Кавказа, — пояснила девочка, — нас выселили.

Директор вновь посмотрел на Тамару из-под очков, но теперь его глаза, казалось, налились кровью. Он поднялся во весь свой шкафоподобный рост, облокотившись на стол, наклонился к Тамаре, скорчил гримасу и зашипел:

— Вон, вон отсюда. Тварь. — Директор швырнул в лицо Тамаре аттестат и всё сыпал и сыпал оскорблениями. Тамаре показалось, что он хотел плюнуть ей в лицо. Она попятилась к двери, боясь, что директор ударит её. Сердце Тамары бешено колотилось. Она не помнила, как выскочила из кабинета, как прибежала домой. Задыхаясь от слёз, Тамара рассказала о случившемся маме:

— Я напишу письмо Сталину! — бросила в сердцах Тамара.

В Сталина верили больше, чем в Бога. Его не просто боготворили, перед ним преклонялись. В школах, перед уроками пели гимн Советского Союза, и лишь потом приступали к занятиям.

— Ты с ума сошла, — только и смогла охнуть мама, — тебя посадят, расстреляют! Тебе мало, что отца объявили врагом народа?! И думать не смей!

Тамара и сама понимала, что ничего хорошего из её задумки получиться не может. Но несправедливость, прочно засев занозой в самом сердце, глодала Тамару изнутри. Она думала: «Сталин, он такой честный, такой справедливый. Он наведёт порядок. Я напишу ему инкогнито». И она написала, что она, девочка, окончила школу на одни пятёрки, но из техникума её выгнали, только потому, что она немка. В конце письма Тамара приписала: «Если я, как немка, Вас не устраиваю, отправьте меня в Германию». Тамара запечатала письмо, написала на на конверте: «Москва. Кремль. Сталину» и отправилась на вокзал. В Гурьеве железная дорога заканчивалась. Поезда приходили в тупик, а затем шли обратно. В каждом составе на последнем вагоне находился почтовый ящик. И все горожане относили письма не на почту, а на вокзал. Там ждали поезда, чтобы бросить письма в почтовый ящик уходящего состава. Так посылали письма в другие города. Так отправляли весточки на фронт. Потому Тамара была уверена, что письмо обязательно дойдёт до адресата. Она бросила заветное письмо в почтовый ящик, на последнем вагоне стоящего на станции поезда. И, удовлетворённая, вернулась домой.

Тем временем Тамаре нужно было определяться, как жить и чем теперь заниматься? Вместе поразмыслив над ситуацией, домашние решили: Тамара должна поехать к Эльзе и жить вместе с ней в геологоразведочной партии. Сестра получала паёк — килограмм хлеба, в то время, как в Гурьеве горожанам полагалось всего двести пятьдесят граммов. К тому же, работников партии кормили в столовой, и вдвоём сёстрам было легче прожить. Тамара отдала свою карточку маме, а килограммовую буханку хлеба они с Эльзой делили теперь на двоих. Часть сушили и отправляли домой. Тамара бралась за любую работу, лишь бы остаться рядом с сестрой, но из-за немецкого происхождения официально на работу её не принимали. Тамаре геология нравилась, и она невольно вникала во всё, что видела. Она была девушкой, хоть и прямолинейной, но честной и доброй. Несмотря на то, что официально в партии Тамара не числилась, геологи считали её своей, любили и ласково звали Томусей.

В один из октябрьских дней начальник партии приехал в степь на чужой машине и вызвал к себе Тамару. В кабинете рядом с ним сидел незнакомец.

— Томусенька, — ласково обратился начальник партии к девушке, — ты писала письмо Сталину?

На сердце у Тамары пробежал холодок. Но обманывать она не умела. В их семье было принято, всегда говорить правду, какое бы наказание ни ожидало впереди. Тамара собралась с духом и твёрдо ответила:

— Да, писала.

— А зачем ты писала Сталину? — вновь задал ей вопрос начальник. Незнакомец рядом, подперев кулаком лицо, сидел молча.

— Я высказала своё мнение.

— Ну, зачем тебе это надо? Сталину! У Сталина столько дел. Идёт война…, — и коротко бросил: — Иди…

Тамара вышла из кабинета. Мысли путались. Она решила, что её сейчас увезут, и никто из родных не будет знать, где она, и что с ней. Тамара принялась искать Эльзу, но та уехала с геологами. Тамара бросилась в землянку, где они жили, написала записку, метнулась к выходу и столкнулась с сестрой.

Эльза вернулась вовремя. Сбиваясь и путаясь в словах, Тамара едва успела рассказать сестре о том, что только что произошло, как к ней подошёл тот самый незнакомец и сухо скомандовал:

— Садись в машину. Поехали.

Внутри у Тамары, словно что-то оборвалось.

«Всё, — подумала она, — это навсегда». Тамара поняла, что ехали они в Гурьев, и была уверена, что везут её в тюрьму. Она проплакала всю дорогу. А незнакомец не проронил ни слова. Лишь когда въехали в город, спросил:

— Ты где живёшь?

— В корпусе, — отозвалась Тамара. А когда проезжали мимо техникума произнёс:

— Видишь техникум? Завтра в восемь утра буду ждать тебя там. А сейчас иди домой.

Ничего не понимающая Тамара прибежала к маме. Теперь она вынуждена была рассказать ей и про письмо Сталину, и про сегодняшнюю поездку. Мама плакала и ругала дочь, но исправить уже ничего было нельзя. Наутро Тамара отправилась в техникум к указанному часу. У дверей её уже ждал вчерашний незнакомец. Дальше всё было, как во сне. Вместе с незнакомцем они вошли в приёмную директора. Он подвёл её к секретарше, коротко скомандовал:

— На бухгалтерский, — и удалился.

Теперь Тамара осталась с секретаршей. Та, без лишних разговоров, велела ей следовать за ней. Привела в аудиторию, где уже шли занятия, вызвала преподавателя и сказала:

— Привела Вам нового студента.

С этого момента у Тамары началась студенческая жизнь. Она быстро познакомилась с однокурсниками. Вникла в суть тех знаний, которые учащиеся успели получить, пока она не была зачислена в техникум. В техникуме учились в основном казахи. Ещё в школе Тамара быстро освоила казахский язык и даже делала доклады на казахском. Её полюбили, как и всех, приняли в комсомол и, не раздумывая, выбрали комсоргом факультета. Теперь Тамара получала стипендию. Сорок рублей. Она ходила счастливая и довольная жизнью, если не считать той бедности, которую испытывала их семья. Тамара всё так же ходила во всём вязанном: начиная от нижнего белья и обуви, подошвы которой были подшиты войлоком.

Так прошло два года. Тамара училась на бухгалтера, хотя эта профессия совершенно её не привлекала. А тут, на удачу, в техникуме открыли факультет геофизики. И нашёлся преподаватель, который помог Тамаре оставить бухгалтерское дело и перевестись на геофизическое отделение. Тринадцать мальчиков и всего две девочки. Красивая, грациозная, Тамара привлекала внимание юношей. Один влюбился в неё по уши. И она ответила ему взаимностью. Теперь влюблённые не только учились. Они строили планы на будущее. После окончания техникума они мечтали создать крепкую семью и работать вместе в геофизической партии. И хотя Тамара всё так же каждый месяц ходила в комендатуру и отмечалась, как немка, она была счастлива.

Шёл 1946 год. Наступил торжественный день вручения дипломов. Студенты и преподаватели собрались в актовом зале родного нефтяного техникума. На сцене стояли завуч и директор. Завуч называла фамилии, а директор, под звуки туша, улыбаясь, вручал выпускникам заветные дипломы. Тамара услышала свою фамилию. Лёгкая, она, словно вспорхнула с места, и воздушным шагом направилась к сцене. Теперь директор ей улыбался. Она ощутила, как он пожал ей руку и вручил какую-то бумагу. Вернувшись на место, изумлённая Тамара не поверила своим глазам. Вместо диплома ей выдали справку о том, что она прослушала курс. Правда, внизу бумаги, мелким шрифтом имелась приписка, что справка подлежала замене дипломом. В глазах у Тамары потемнело. Слёзы сами собой покатились по щекам. Кое-как она дождалась окончания торжественного вечера и вышла из зала, оставив справку лежать на опустевшем кресле. Тамара понимала, что всему виной было её немецкое происхождение, а геофизика, к тому же, считалась секретной специальностью.

Второй удар последовал, когда жених сделал девушке предложение руки и сердца. Тамара согласилась. Но мать жениха оказалась категорически против их брака. И опять всё из-за того, что Тамара родилась немкой. Имея польские корни, они сами испытывали похожие проблемы, и сомнительная репутация невесты для их семьи была совсем некстати.

Ситуация для Тамары складывалась незавидная. У неё не было ни документа об окончании седьмого класса, ни диплома об образовании. Она не могла выйти замуж за любимого человека. Он получил диплом и направление на работу в геофизическую партию. Ей никто не запрещал ехать с ним. Но в качестве кого она поедет? Она могла тоже устроиться на работу в партии, но только рабочей. Нужно было что-то решать. И тогда её избранник настоял на том, чтобы они поженились.

Теперь она носила его фамилию — Бергер. Но всё также оставалась дома, а он уезжал на работу в партию надолго. Тамара бралась за любую работу, лишь бы свести концы с концами. Один за другим у Бергеров родились двое детей, а ситуация не менялась. Муж приезжал редко и бывал с семьёй недолго. Теперь Тамара приняла решение жить вместе и вскоре перебралась к мужу в партию. Она опять бралась за любую работу: трудилась подсобной рабочей, поварихой, уборщицей.

Так прошли два года. Всё шло своим чередом. Муж работал оператором на передвижной станции для обнаружения залежей нефти и газа. Чувствительная аппаратура его станции фиксировала сейсмоактивность. Сейсмограммы записывались на ленты, которые нужно было проявлять. Процесс требовал сноровки. Малейшая неаккуратность, и ленту браковали. Так уж получалось, что редко кто из специалистов-проявителей выдавал качественно проявленные ленты. Длинные, неудобные в работе, громоздкие ленты редко получались качественными из-за ненужных отпечатков пальцев людей, их проявлявших. Тамара всё больше увлекалась геологией. Она присматривалась ко всему, что происходило вокруг. Присматривалась и впитывала все практические знания. Как-то раз выдался случай, и ей пришлось проявить ленту. Её сейсмограммы получились настолько качественными, что ей без размышлений доверили должность проявительницы. Теперь они с мужем стали работать вместе. Он — оператором. Она — проявительницей. Глядя, как работает муж, она отмечала все нюансы производственного процесса. В задачу оператора входило точно произвести замеры сейсмоактивности и выдать качественные сейсмограммы. Малейшая неточность, и чувствительная аппаратура давала сбой. А потому редко кто из операторов выдавал безукоризненные замеры. Восемь лет Тамара проработала на должности проявительницы. Полученные в техникуме знания помогали ей вникать в производственный процесс, анализировать полученные результаты, а порой и подсказывать оператору, как точнее произвести замеры. Муж Тамары учился в московском вузе и однажды задержался на сессии. Допустить простоя станции было нельзя, и Тамара уговорила начальника разрешить ей проводить стрельбы. Так она отработала четыре дня.

Неожиданно, в партию приехал главный инженер и потребовал показать отснятые сейсмограммы. Он сравнивал показанные ему ленты и не мог понять, почему одна была исключительно качественная, а другая не дотягивала до нормальных показателей.

— Что это такое? — не выдержал главный инженер и непонимающе посмотрел на начальника партии. Тот немного стушевался, потом взял безукоризненно отснятую ленту и признался:

— Это Тамара стреляла?

— Как Тамара? — не понял главный инженер.

— Так, Тамара. Сажайте меня, расстреливайте… я спасал партию.

Михаил Михайлович, так звали главного инженера, переменился в лице. Теперь он улыбался той неподдельной улыбкой радости, которую только может испытывать довольный человек.

— Почему тебя расстреливать?! — Михаил Михайлович отложил ленту и по-дружески обнял начальника партии за плечи. — Это Томуська стреляла?! Где она?! Томуся, — позвал он Тамару.

О том, что Тамара немка, в геофизической партии знали все. Но значения этому не придавали. Тамара была общей любимицей, к тому же была умной и грамотной, несмотря на то, что числилась простой рабочей. Ей доверяли и были уверены, что она всё сделает правильно. Далёк от национальных притеснений был и Михаил Михайлович. Он прошёл всю войну. Дошёл до Берлина и какое-то время служил там комендантом.

Тамара знала, что главный инженер смотрит сейчас её работу, она услышала, как он позвал её. Но привычка осознавать, что источник всех неприятностей её немецкое происхождение, подтолкнуло Тамару к мысли: «Ну, всё. Посадят…» Однако когда она подошла к главному инженеру, он обнял её и воскликнул:

— Ты умница! А кем ты работаешь?

— Рабочей, — спокойно ответила Тамара.

— Почему рабочей? — не понимал Михаил Михайлович.

— Потому что я немка, — всё так же спокойно ответила ему Тамара. — Потому что мне не дали диплома.

— Да какой диплом?! — негодовал главный инженер. — Вот диплом! Вот! — Тряс он в воздухе шикарно отснятыми сейсмограммами.

Главный инженер уехал, а на следующий день начальник геофизической партии получил приказ: перевести Тамару Бергер из рабочих в техники. Тамара была на высоте от счастья. Но и это было ещё не всё. Через год ей дали должность оператора. Инженерную должность, на которую назначались специалисты с высшим образованием. На этой должности Тамара Эдуардовна проработала 12 лет. Таких высоких показателей, такого качества, как у неё, не добивался никто. К тому же она стала единственной женщиной в России, занимавшей эту сложную мужскую должность. Работе в геофизической партии Тамара Бергер отдала более полувека. И никогда в её личном деле не было документов о каком-либо образовании. Всякий раз, когда Тамара проводила стрельбы для снятия сейсмограмм, она обращалась за помощью к Николаю Угоднику. И ни разу не изменила этому своему правилу. Сегодня Тамаре Эдуардовне идёт 99-й год. Она живёт на пятом этаже многоквартирного дома в Кисловодске и говорит, что свой балкон, с которого видны все окрестности её родного города, она не променяет ни на что. Впрочем, как и свою жизнь, которой вполне довольна.

Поделиться: