Геннадий Головин. Казак луганский.

Не прошло и года, как отмечалось 220-летие со дня рождения писателя и составителя «Толкового словаря русского языка» Владимира Даля, а в эти дни исполнилось 150 лет со дня его кончины. Казалось бы, освещена вся биография Даля, и нет смысла повторять сказанное о нём. И всё же, у автора имеются свои причины ещё раз вспомнить знаменитого Казака Луганского. Одна из них та, что автор – земляк знаменитого лексикографа и родился в Луганской области, в г. Алчевске, который в момент его рождения назывался Ворошиловск, в честь ещё одного земляка, но уже из другой эпохи и другой страны. Другая причина заключается в том, что траурный юбилей пришёлся как раз на нелёгкие, драматические и не будем скрывать, трагические события, которые происходят сейчас на территории бывшей Луганской области, а до буквально недавнего прошлого, Луганской Народной Республики, включая Алчевск. И автор, призывая все силы: небесные и земные к миру на многострадальной Луганщине и на всём Донбассе, хотел бы отдать дань памяти нашему, не побоюсь этого слова, великому РУССКОМУ земляку.

Также, при написании очерка автора не оставляла мысль, что некоторые жизненные ситуации, в которых оказался его знаменитый земляк, сегодня очень актуальны и злободневны. Вот лишь два примера. Это преданность и служение России «абсолютного» иностанца, её народу и безаветная любовь к русскому слову. И второй пример – это то, как нужно уничтожать переправы врага казалось бы в безвыходной ситуации.

Владимир Даль (1801-1872) – писатель, этнограф и лексикограф, собиратель фольклора, военный врач и составитель «Толкового словаря живого великорусского языка». Родился в местечке Лугане Славяносербского уезда Екатеринославской губернии 10-го ноября (22-го по новому стилю) 1801 года.

Родители Владимира были из среды обрусевших датчан (отец) и немцев с французами (мать). Наибольшую славу принёс ему непревзойдённый по объёму «Толковый словарь живого великорусского языка».
В Луганске Владимир прожил четыре первых года своей жизни, после чего семья переехала в Николаев. Начальное образование он получил на дому, где очень любили чтение и ценили печатное слово, любовь к которому передалась всем детям. В 1814-м г. Владимира отвезли в петербургский Морской кадетский корпус, учёба в котором завершилась в марте 1819-го года в чине мичмана.   
По воспоминаниям Даля в корпусе он «замертво убил» время, однако за эти годы он обогатил знание русского языка и даже сочинял стихи. По окончании он был 12-м по успеваемости из 86-ти выпускников, что дало ему право, как одному из лучших, учавствовать в кампании 1817-го года в морском практическом плавании с заходом в Стокгольм, Карлскруну (Швеция) и Копенгаген на бриге «Феникс».

При заходе на историческую родину своего отца он так высказался по отношению к этому событию: «Когда я плыл к берегам Дании, меня сильно занимало то, что увижу я отечество моих предков, моё отечество. Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество моё Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков.» В этой фразе сказалось родительское воспитание не только Владимира, но и всех сыновей, когда отец при каждом случае напоминал им, что они русские, и, сожалел, что во время французской кампании 1812 года они были ещё детьми и не могли защитить Россию с оружием в руках. После окончания Морского корпуса в звании мичмана Даль продолжил службу на Черноморском флоте (г. Николаев) на фрегате «Флора».  (Рис. Прохоров). Именно по пути к новому месту службы в Николаев он услышал от ямщика и записал первое незнакомое слово «замолаживать» с пометкой: «В Новгородской губернии значит заволакиваться тучками, говоря о небе, «клониться к ненастью»…»

Так было положено начало словарю разговорного живого русского языка, на составление которого ушло 53 года жизни. В Николаеве с 1821 года начинается его литературная деятельность с постановок пьес и писания стихов. Почти сразу же к этому добавилось собирание сказок, пословиц и, конечно же неизвестных слов. Здесь нельзя не упомянуть инциндент (по одним сведениям эпиграмма, по другим – пасквиль) на любовницу главнокомандующего Черноморским флотом. Многими экспертами-далеведами считается, что это сделал он, так как за Далем закрепилось в Николаеве прозвище «сочинитель». Об этом пишет и П.И. Мельников-Печерский в своём очерке о Дале. Однако, если почитать биографию Даля об учёбе его В Морском корпусе, а также его автобиографическую повесть «Мичман Поцелуев», нужно отметить, что молодой Владимир взял за главное правило в тех условиях «… что здесь всего вернее и безопаснее менее попадаться на глаза (…) сидеть (…) тише воды, ниже травы».  

Если проследить всю последующую жизнь Даля, видно, что он придерживался именно такого поведения. Он не был конфликтным человеком и старался не доводить ту или иную ситуацию до крайности, включая и своё служебное положение. Поэтому, довольно таки неожиданно выглядит утверждение, что он автор. А вот заступиться за истинного автора, он мог, за что в результате был вынужден оставить службу на Чёрном море и перевестись на Балтику в Кронштадт. Окончательно уволившись из флота в 1826 г., он переехал в Дерпт, где жила его мать с младшим сыном, и поступил в Дерптский университет на медицинский факультет. В студенческие годы Даль подружился с Н. И. Пироговым, в будущем знаменитым хирургом, который так отозвался о своём студенческом друге: «Это был, прежде всего, человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, всё ему удавалось…» К этому можно добавить: «В том числе удавалось как в практической хирургии, в которой Владимир мог одинаково успешно ассистировать и делать операции обеими руками», так и в ремёслах: он сам сконструировал стеклодувный аппарат и изготавливал всевозможные поделки.

В Дерпте Даль знакомится с В. Жуковским через своего преподавателя – профессора Ивана Мойера, который был для Даля не только преподаватель, но, как и для многих    Дерптский университет. XIX век.талантливых студентов, просто учитель и руководитель в жизни. Двери профессорского дома всегда были открыты для них. Также Мойер был зятем сестры Жуковского по отцу. В один из приездов Жуковского к сестре состоялось знакомство известного поэта с начинающим литератором, которое переросло в дружбу, несмотря на 18-летнюю разницу в возрасте. Жуковский выделил литературные способности Даля и наверняка упомянул его имя при встрече с Пушкиным.    
Во время войны с Турцией (1828-1829 гг.) Далю, как очень одарённому студенту, было дозволено досрочно сдать экзамен, как на доктора медицины, так и на доктора хирургии, после чего он отправился в действующую армию. В турецкой кампании Владимир Даль показал себя как блестящий военный врач, но не забывал и о главном деле своей жизни: собирательстве слов и народного словесного творчества. Где, как ни на привалах между переходами и в беседах солдат у костра, черпать для себя из родника русской народной речи слова, поговорки, обороты различных говоров и произношений из разных сторон и весей необъятной России.

Но однажды, буквально накануне окончания войны, чуть было не случилась катастрофа. Верблюд, следовавший в обозе с вьюками всех его записей, потерялся во время перехода. Казалось, утрата была невосполнимой и можно было ставить крест на без малого десятилетнем труде. И вдруг, чудо! По истечении недели казаки нашли верблюда в одном из окрестных аулов с нетронутыми записями и вернули его владельцу. Возможно, это было провидение и награда свыше. К тому же, не заставили себя ждать и воинские награды. По окончании военной кампании он был награждён серебряной медалью на георгиевской ленте и орденом Святой Анны.

Почти сразу же после окончания войны Даль учавствовал в подавления Польского мятежа 1830-1831 гг., где проявились его недюжинные фортификационные способности и личное мужество. На время подавления мятежа, он был дивизионным врачом одного из пехотных корпусов под командой генерал-адьютанта Ф. Ридигера. (Российский патриарх Алексий II Ридигер был из этого рода Ридигеров.) Однако, во время серьёзной опасности он возглавил Комитетъ для устроенiя переправы черезъ Вислу и на заседании комитета сам составил проект моста и руководил его постройкой с учётом быстрого течения и широким руслом реки, не имея ни речных судов и лодок, ни команды мастеровых, ни инженеров и матросов, по ходу привлекая нужных работников: прежде всего плотников и понтонёров.

Мост строили из досок и плотов из срубленных рядом деревьев, пустых бочек, оставленных хозяином дома. По этому мосту Ридигер успешно перевёл войска на другой берег и вскоре нанёс поражение польским отрядам, после чего Даль с командой  должен был разрушить мост во избежание захвата его мятежниками. Неожиданно отряд поляков напал на мостовые укрепления и вступил на мост. Даль, как дивизионный лекарь, вышел к ним навстречу и объявил, что на другом берегу находятся лишь раненые, больные, врачи и лазаретная прислуга. И, что он не сомневается в их просвещённости. Получив самодовольные заверения поляков, он вместе с ними направился по мосту к берегу, но неожиданно, на середине моста прыгнул на бочку, достал ранее припрятанный топор, быстро перерубил несколько главных узлов каната и прыгнул в воду на глазах опешивших мятежников. Когда они поняли в чём дело, он был недосягаем для пуль. Мост при этом расплылся, и переправа была сорвана. После подавления мятежа, согласно рапорту Ф. Ридигера и донесению главнокомандующего И. Паскевича, Император лично наградил Даля орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом.
Описание этой операции было издано Далем отдельной брошюрой. 

Ещё до турецкой кампании Даль приобретает литературную известность. В 1827 году, в журнале «Славянин» Воейкова (А. Ф. Воейков – поэт, переводчик и литературный критик, издатель, журналист) состоялось официальное литературное «крещение» первого стихотворения В.И.Даля.
                       
СОВЕТ МОЛОДЫМ МОИМ ДРУЗЬЯМ.

Братья! если вам встретить случится
Нежные глазки, миленький взор –
Слово и дело! тотчас влюбиться!
Тётушек, мамушек слушаться вздор!
Братья, примите от дружбы совет;
Скажете: молод, не знаю я свет?…
Пусть мне и двадцать только свершилось,
Сердце любовью за то просветилось!
                            
Верить хотите вы старым брюзгливцам:
Сердцу без искры, душе без огня!
Лучше поверьте вы юным счастливцам,
Лучше, о други, спросите меня.
Я вам от сердца воскликну: влюбляйтесь;
Дважды вам праздник Судьба не пошлёт;
Вам старики говорят: ”опасайтесь!“
Лгут старики, их зависть берёт.

Трижды ура! – И нежно любите!
Чистый барыш с обеих сторон,
Если пример вы видеть хотите –
Я не таюсь, я смертельно влюблён!
Сердцем, душою, жизнию всею
Резвую Лилу люблю я мою;
Что же, люблю и счастлив я ею;
Счастлив; люблю я – и песни пою! 
В. Даль.
Дерпт.

                                                
В этом стихотворении автор выступает как романтик и подражатель Пушкина. Кстати, в этом же номере несколькими страницами перед ним, был помещён отрывок из пушкинских «Братьев-разбойников».

Даль не ограничивается поэзией и в 1830 г. в первом в России энциклопедическом журнале «Московский телеграф» под редакцией Погодина (М. П. Погодин – историк, журналист, публицист, писатель-беллетрист, издатель) публикуется его первая повесть «Цыганка», а также оповещение о выходе его «Русских сказок».

После разрешения Цензурным Комитетом 7 августа 1832 года, сказки были опубликованы под названием: «Русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый».
На издание «Сказок…» автор откликнулся так: «Не сказки сами по себе мне важны, а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя показаться в люди без особого предлога и повода – сказка послужила поводом. Я задал себе задачу познакомить земляков своих сколько-нибудь с народным языком и говором, которому раскрывался такой вольный разгул и широкий простор в народной сказке», а    публикация принесла ему известность в литературных кругах столицы, а также сыграла положительную роль в его продвижении по службе: он был приглашён в Дерптский университет на кафедру русской словесности. При этом книга была принята в качестве диссертации на соискание учёной степени доктора филологии. Имея на руках такой «козырь», Даль решается лично познакомиться с великим Поэтом, не взирая на светские рамки: идти на приём без предварительного доклада. На его удачу, Пушкин оказался дома. Вот как Даль описывает это событие:  «… Я поднялся на третий этаж, слуга принял у меня шинель в прихожей, пошёл докладывать…» и Пушкин его принял. Возможно, что Пушкин вспомнил рекомендацию Жуковского, или знал о выходе «Сказок…» в печать, а может быть, вспомнил фамлию автора журнала «Славянин». Не исключено, что сам Даль напомнил поэту об их долголетнем заочном знакомстве.
    Даль продолжает вспоминать: «Взяв мою книгу, Пушкин открывал её и читал с начала, с конца, где придётся, и, смеясь, приговаривал: «Очень хорошо». Будучи сам знатоком сказок, поэт сразу оценил их народный глубинный колорит. В конце беседы Поэт вдохновил автора к новым открытиям: «Ваше собрание не простая затея, не увлечение. Это ещё совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать – у вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки перед изумлёнными современниками и потомками!» Не эти ли слова Пушкина явились для Даля определяющими в его конечной цели – издания словаря. Автор почёл за честь преподнести «Сказки…» в дар гениальному Поэту, на что тот в свою очередь подарил ему рукописный вариант «Сказки о попе и работнике его Балде» с автографом:
«Твоя отъ твоихъ!
Сказочнику казаку Луганскому, 
сказочникъ Александръ Пушкинъ».

Тогда же между ними установились отношения полного взимопонимания и взаимоуважения. Наверняка Пушкин расширил свой кругозор, услыхав из первых уст о Луганском крае и Луганском заводе.
    Однако, была в издании «Сказок…» и другая: «отрицательная сторона медали» – официальная цензура. Министр просвещения посчитал «Русские сказки…» неблагонадёжными из-за доноса на автора книги (за
вольный разгул и широкий простор?)  со стороны управляющего Третьего отделения – высшего органа политической полиции Российской империи, а за пятую сказку: «О похождениях чёрта-послушника, Сидора Поликарповича» осенью 1832 года Даля арестовали и доставили в Третье отделение. Его спасло от наказания заступничество дерптского профессора Паррота, бывшего в то время в Петербурге, и уважаемого лично Императором. Даль, будучи ещё студентом университета, был любимцем профессора. Не исключено заступничество упомянутого выше генерал-лейтенанта Ф. Ридигера, вследствие чего император вспомнил геройский поступок Даля во время польского мятежа. Мнение же о том, что заступником был    В. Жуковский спорно, так как Жуковский с июня 1832 г. по ноябрь 1833 г. находился заграницей и в его биографии этого периода нет упоминаний о судьбе Даля. После освобождения и снятия обвинений, нераспроданный тираж «Русских сказок…» стали изымать из продажи, а автор, так и не став сотрудником университета, по протекции своего друга был приглашён в Оренбург, куда и отправился в июле 1833 года чиновником для особых поручений при военном губернаторе, где он прослужил около восьми лет. В оренбургский период состоялось несколько знаковых события в жизни нашего «сказочника». В сентябре того же года – встреча с Пушкиным. Они встретились, как давние, хорошие знакомые. Даль сопровождал Пушкина по пугачёвским местам Оренбургского края для сбора Александром Сергеевичем материала о пугачёвском бунте, который лёг в основу исторической повести «Капитанская дочка». Вместе они объездили все важнейшие места тех ужасных, трагических событий, включая станицу Бёрдскую, где встретились с казачкой Бунтовой, помнившей живого Пугачёва. В память об этой поездке Даль получил в подарок от Пушкина сюжет своей будущей «Сказки о Георгии Храбром и о волке», а позже – подарочный экземпляр «Истории Пугачёва»… А в конце 1836 года уже Даль сопровождает в Петербург своего начальника, где Пушкин многократно навещает его, интересуется словесными находками Даля. Одна из них: слово «выползина»*, ранее неизвестное Пушкину, часто упоминалась им при встречах. Зайдя как-то к Далю в новом сюртуке, Пушкин весело прокаламбурил: «Что, хороша выползина? Ну, из этой выползины я теперь не скоро выползу. Я в ней такое напишу!»… Этот сюртук был на нём и в день дуэли 29 января (10 февраля) и его пришлось спарывать, чтобы не причинять раненому поэту лишних страданий. Узнав о последствиях дуэли, Даль сразу же приехал к другу, подбадривал его словами, учавствовал во врачебной помощи, дежурил у его постели, присутствовал при трагической кончине, проводил и писал протокол вскрытия тела Пушкина совместно с И. Т. Спасским – домашним доктором семьи А. С. Пушкина. Далю умирающий Поэт передал свой золотой перстень-талисман с изумрудом со словами: «Даль, возьми на память». Когда же Даль отрицательно покачал головой, Пушкин настойчиво повторил: «Бери, друг, мне уж больше не писать».
    
Из воспоминаний Владимира Даля: «Мне достался от вдовы Пушкина дорогой подарок: перстень его с изумрудом, который он всегда носил последнее время и называл – не знаю почему – талисманом;  досталась от В. А. Жуковского последняя одежда Пушкина, после которой одели его, только чтобы положить в гроб. Это чёрный сюртук-«выползина» с небольшою, в ноготок, дырочкою против правого паха. (…). Сюртук этот должно бы сберечь и для потомства; (…) я подарил его М. П. Погодину.
Принято считать, что Пушкин был основателем современного литературного русского языка, тогда как Даль этим литературным языком передал многообразие и глубину русского устного народного творчества.
  В 1837 г. Даль сопровождает наследника цесаревича Александра II по Оренбургскому краю. В свите наследника был Василий Жуковский, который, записал в своём дневнике: «Приезд в Оренбург в три часа пополудни. Тотчас с Далем на берег. Роща за Уралом…».

Жуковскому была интересна встреча с Далем, а Далю интересна вдвойне: узнать из первых уст о литературной жизни в столице. Он постоянно сопровождал Жуковского во время его посещения, помня, как последний раз они виделись зимой, у постели смертельно раненного Пушкина. Годы, проведённые им на Урале, были очень плодотворными, как в литературно-фольклорных и этнографических изысканиях, так и в естественных науках. За свои коллекции по флоре и фауне Оренбургского края он был избран членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской академии наук по физико-математическому отделению.

Собранные материалы по фольклору и этнографии башкир, казахов, русских и других народов легли в основу его произведений этого периода. Зная не менее 12-ти (!) языков, и, понимая тюркские, Владимир Даль собирает в Оренбурге тюркские рукописи, благодаря чему, считается одним из первых в России тюркологов. На литературном поприще он активно сотрудничает в лучших журналах того времени не только со своими сказками, но и с повестями из русского быта и рассказами. Участие в Хивинском походе 1839-1840 гг. было в последствии освещено в мемуарах: «Письма к друзьям из похода в Хиву».
    С 1841 по лето 1849 года он жил в Петербурге. Именно в Петербурге в литературном творчестве Даля появилось набиравшее тогда популярность направление в духе  натуральной школы Гоголя «физиологические очерки», т.е. с точки зрения критического реализма. Каждый очерк являлся краткой описательной зарисовкой определённой социальной среды: образовательной, духовной, деревенской, религиозной и т.п. Тогда же, по поручению военного ведомства вместе с художником-любителем А. П. Сапожниковым он составил учебники ботаники и зоологии, которые выделялись живым, образным языком с семьюстами выразительными иллюстрациями.  Не оставалась в стороне и народная тематика. Так например, в журнале «Сельское чтение» он опубликовал «Были и небылицы Казака Луганского». Даже для герба своего начальника Перовского Далем был придуман девиз: «Не слыть, а быть».

Но мысль о словаре не оставляла его ни на час. К тому же, петербургский климат, служебные нагрузки с бессонными ночами и интриги вокруг его начальника, расстроили его здоровье, и он подал прошение перевести его в какую-нибудь удельную контору, что и было в конце концов исполнено. В 1849 г. он получает место управляющего в Нижнем Новгороде, где продолжает пополнять свой словарь новыми словами во время служебных поездок по Нижегородскому краю. Там же он издаёт «Сказки русского народа» (1853 г.), пишет по желанию Великого князя Константина Николаевича Матросские досуги, возвращается к писанию очерков русской жизни, которые издатель «Отечественных записок» А.А. Краевский назвал картинами русского быта. В Нижнем Новгороде были «доведены до ума» и готовы к печати 37 тысяч русских пословиц, кои были расположены не по алфавиту, а по их смыслу и значению. Однако издать сборник удалось только через девять лет, в 1862 году, в период отмены крепостного права. Цензор нашёл некоторые пословицы близкими к уголовным, а посему, развращающими нравы. Предвидя такое развитие событий автор на титульном листе своего труда поместил народное изречение «Пословица не судима».
    Выйдя в отставку в 1859 году, Даль поселяется в Москве и после обработки собранных материалов публикует труд всей своей жизни: «Толковый словарь живого великорусского языка» (1861-1868 гг.), в который вошли 200 тысяч слов, а также «Пословицы русского народа» в количестве 30 тысяч (1862 г.). Искреннее сочувствие автору и неоценимую материальную поддержку в издании на первом этапе оказало Общество любителей  русской словесности в лице председателя А.С. Хомякова – поэта, художника и публициста, богослова, философа-славянофила, М.П. Погодина и А.И. Кошелева – публициста и общественного деятеля славянофильских взглядов, давшего сразу нужную сумму. Через министра просвещения А.В. Головнина, который когда-то служил под начальством Даля, о Пословицах… и Толковом Словаре… было доложено Государю-императору и после представления ему первого тома Словаря, все поддержки по его  изданию Государь Александр II взял на свой счёт.

За свой многолетний труд Даль был награждён Константиновской медалью от Императорского географического общества, выбран в почётные члены Императорской академии наук и удостоен Ломоносовской премии. Дело всей жизни было завершено. Даль исренно радовался: «Спущен на воду мой корабль! Отдан Богу на руки».
    Значение 
Толкового Словаря… Даля неоценимо. Его издание расширило филологию и лексикографию, дало начало такой научной дисциплине как диалектология, но главное, Словарь «выпустил» на простор дотоле неизвестное широким кругам общества русское народное слово во всём многообразии его диалектов, пословиц и поговорок, а также поднял глубинные пласты материального и духовного быта русского народа.
    Чувствуя приближение своей кончины, Владимир Иванович окончательно «ставит точку» в своём отношении к России: переходит из лютеранства в православие и, как православный, хоронится на Ваганьковском кладбище г. Москвы.  Завершить рассказ об этом удивительном человеке и патриоте своего отечества хотелось бы его же фразой, которая стала крылатой: «Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит (…) я думаю по-русски».

Память о Владимире Дале увековечена как на его малой родине в Луганске, так и в городах, где проходила жизнь писателя. Имя Владимира Даля известно и за рубежом. Его именем названы улицы, музеи; ему поставлены памятники, установлены памятные знаки. В 1980-е гг. в Париже присуждалась премия имени Даля. В честь 200-летия со дня рождения В. Даля ЮНЕСКО объявило 2001 год годом Даля.

Луганск. 

«Российский писатель»

Поделиться:


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *