В столичном издательстве «Белый ветер» вышла новая книга новелл и рассказов нашего земляка Вадима Муравьёва, запомнившегося многим астраханцам острыми журналистскими публикациями в еженедельнике «Астраханские известия» и других местных СМИ. Все сюжеты этой книги взяты из реальной жизни. Интересные психологические типы персонажей, невероятные судьбы героев захватывают внимание читателя. Произведения читаются на одном дыхании.
Радость – вот какое чувство испытала я, познакомившись с новеллами моего давнего друга Вадима Муравьёва. Все они вошли в его новую книгу «Терракотовые шторы». Зная Вадима с его семнадцати лет, более того, являясь той, кому он приносил свои первые стихи, я после прочтения новелл испытала ещё одно чувство – чувство приятного удивления.
Думала ли я, молодая ассистентка филфака педагогического вуза, в середине далёких восьмидесятых, что в студенческой группе, доверенной моему первому в жизни кураторству, слушает лекции будущий литератор? Не люблю слова «литератор», но как ещё назвать пишущего человека, равномерно талантливо создающего и стихи, и бардовские песни, и такие трогательные, сочным языком написанные, выстраданные, с нетривиальными сюжетами и обилием метафор, новеллы? Их смело можно назвать психоделическими, эти новеллы, потому что Вадим проникает в суть и женской, и подростковой, и мужской психологии.
Сознательно не пересказываю сюжетов, не заостряю внимания на каком-то конкретном произведении, притом вовсе не с целью создать интригу и призвать к прочтению, а потому что не вижу ни в одной из новелл «провесов» и «провисов». Всё чётко, слаженно, всё на своих местах – неожиданные сюжетные построения, язык и стиль, образность и метафоричность. Проза поэта – вот, пожалуй, ёмкое и лаконичное определение этим новеллам. Приятно удивлена, обрадована такой сочной прозе, горда за её автора, смело пророча ему большое литературное будущее. Так и хочется воскликнуть: «Пришли мне поскорее ещё!». Надеюсь, то же самое подумают и скажут те, кто прочтёт эту книгу. А закончу предисловие к ней я просто. Браво, Вадим! Ты – настоящий мастер деталей, которые делают прозаические произведения жизненными, интересными, а, главное, поэтичными. Пришли мне поскорей свои новые новеллы и рассказы!
Хочу познакомить читателей с одной из новелл Вадима Муравьёва, астраханца по месту рождения, москвича по месту проживания:
ВАДИМ МУРАВЬЁВ
«БЛАГОДАРЯ МЕНЯ»
…Свадьба должна была состояться через три недели. Моя невеста Анжела летала на крыльях любви, металась между ателье и магазинами, готовясь к бракосочетанию обстоятельно и серьёзно. Лучше бы она так к занятиям в вузе готовилась! А то получается, что выезжает только на моих знаниях, на моих подсказках…
Анжела – красавица, победитель прошлогоднего конкурса «мисс города». Не блондинка – наоборот, жгучая брюнетка! Жаль, будь она блондинкой, многое бы объяснялось. Из множества парней, которые липли к ней подобно рою мух, выбрала почему-то меня – абсолютно небогатого, с традиционными манерами одеваться в «совковом» стиле. Зачем? Одному Богу известно! Как только её богатенькие родители дали согласие на свадьбу единственной дочери с таким голодранцем? Непонятно!
Мы учимся в одном институте, на одном факультете, но на разных курсах. Я пишу сложный диплом по тематике синтаксиса, педагоги пророчат мне будущее учёного, ждут меня на кафедре в качестве коллеги. Что делает моя суженая в педагогическом? Лучше не спрашивайте! Она с трудом различает сложносочинённое предложение от сложноподчинённого, «плавает» в фонетике и мелко трясётся от самого термина «морфологический разбор»! Когда занимаемся по её просьбе, смотрит мне в рот, доверяет каждому слову и если я скажу, что звательный падеж существует в современном русском языке до сих пор, обязательно поверит на слово! На мой вопрос «как ты вообще собираешься детей учить?» только пожимает плечами и загадочно улыбается… И вот это нежное создание я почему-то люблю!
Вечером в пятницу Анжела решительно объявила, что завтра состоится семейное торжество – день рождения какой-то тётки, что наше присутствие обязательно, что пора уже знакомиться с многочисленной роднёй. Я даже и не думал возражать – надо, так надо, и к назначенному часу счастливая пара явилась под пристальные очи родственников. Пара-тройка дежурных фраз, комплиментов, официальных рукопожатий – и вот мы тихо и незаметно занимаем места в уголочке, выражаясь нынешним языком молодёжи, «свалив в кэш», предполагая провести в сим обществе не более пары положенных в таких случаях часов. Из этого угла Анжела тихо вещала мне на ушко, «кто есть ху» в большой семье.
Центром внимания компании был доктор наук, седоватый и солидный мужчина лет шестидесяти. Он настолько привык быть именно центром, что иного амплуа просто не мог себе представить. Царские манеры, аристократическая подача собственной персоны – пуп света в масштабе одного сборища – навевала на меня лёгкое уныние. От него несло за версту нафталином заумности. Казалось, он знает всё и вся, может рассуждать на любые темы. В каждой отрасли такие – незаменимые специалисты. Правда, в речи его то и дело проскакивали ошибки, но для среднестатистического уровня образованности данного социума они либо проскакивали незаметно, либо воспринимались литературной нормой, как догма, как аксиома, которая не требует доказательств. Рабоче-крестьянское происхождение учёного мужа так и пёрло наружу из-под воротничка фирменной рубашки фабрики «Большевичка», ибо в первые годы перестройки о Кардене и прочих кутюрье мы мало что слышали, не говоря об их носибельных шедеврах.
Я всегда спокойно относился к таким «безграмотным Маням», понимая, что старую собаку новым трюкам уже не обучишь – что толку указывать человеку на его недостаток? Именно поэтому я стерпел в его речи оборот «наперекор судьбы», со скрежетом в зубах спустил на тормозах режущее слух «звόнит» и мысленно прикрылся ушами спаниеля от деревенского «колидор»… Но когда он произнёс «благодаря меня» и сидевший рядом мужчина удивлённо переспросил «благодаря меня?», на что доктор каких-то там наук начал менторским тоном поучать, что именно так и надо говорить – «благодаря меня», я просто не выдержал и со своей галёрки твёрдо и уверенно произнёс: «Вы ошибаетесь! Правильная форма – «благодаря мне», это литературная норма.
Гнетущая тишина повисла в воздухе. Нельзя вот так входить в чужой коллектив, это просто непозволительно. Не дόлжно делать замечания убелённому сединой, олицетворяющей мудрость. Пауза длилась настолько долго, что моей душе стало не просто неудобно – выскочку-новичка за это время успели мысленно сжевать и частично переварить, я чувствовал себя заочно отпетым.
– Молодой человек! – В менторский голос вкрались металлические нотки. – В силу своего возраста Вы вполне можете заблуждаться, но это не значит, что вы имеете право перечить старшим! Или Вы считаете, что лучше меня говорите по-русски?
– Я Вас долго слушал, Илья Николаевич! – Поскольку был задан вопрос, приходилось на него отвечать. – Да, я люблю русский язык, неплохо знаю его.
– Вот именно, неплохо! А я знаю его в совершенстве!
Ой-ёй-ёй!!! Такое стерпеть – невыносимо!.. Это было за гранью рассудка, выше понимания, поэтому я постарался ответить как можно тактичнее.
– Наш декан говорит так: «Русский язык на «пять» знает только Господь Бог, на «четыре» его знаю я, а студенты язык не могут знать более, чем на «тройку». Видимо Вы, Илья Николаевич, Бог? – не удержался и сострил я.
– А где Вы учитесь? – Вопрос прозвучал откуда-то сбоку, с плохо скрываемым любопытством.
– В педагогическом институте, на факультете русского языка и литературы.
Если бы я привычно бросил, «в педе, на литфаке», это не произвело такого впечатления. Именно поэтому каждое слово произносилось нарочито членораздельно, чтобы услышал любой имеющий уши. Вторая пауза была чуть короче первой. Первым отошёл от шока слуга большой науки.
– Ну, мы-то знаем, как учат в современных вузах! Это не то, что в наше время! Нынешние студенты вообще ничего не знают и знать не хотят. – Одобрительный гул был ему ответом, словно аудитория точно знала, как учили раньше и как учат сейчас, хотя более половины слушателей вообще нигде не учились, кроме ФЗУ и заштатных техникумов.
– Ну, хорошо, – не унимался я, – если Вы так уверены в собственной непогрешимости, то может быть, назовёте, какой частью речи является слово «благодаря» в данном фразеологическом обороте?
Конечно же, я умышленно «бросался терминами». Смертельная обида была нанесена, я приготовился к ответному удару. Внимание, читатель! Пока «страшная тайна» не открыта, проверь свои знания! Ты верно ответил на поставленный вопрос?
– Безусловно, это наречие!
– «Двойка!» – выкрикнул я. – «Двойка» Вам за такой ответ!
– А что? Что тогда?
– Предлог. «Благодаря», «наперекор», «вопреки», «согласно» – это всё предлоги, требующие дательного падежа. Следовательно, отвечают на вопросы «кому? чему?», то есть правильной формой будет «благодаря (кому?) мне».
– Чушь собачья! Нет в языке таких предлогов! Готов поспорить на что угодно!
Илья Николаевич распалялся всё больше, он внутренне негодовал, но что интересно – ни на миг не сомневался в собственной правоте, несмотря на приведённые мной доводы. Признать собственную безграмотность – чересчур для его уязвлённого самолюбия.
– Хорошо, давайте поспорим, – я не чувствовал никакого трагизма ситуации, напротив – меня уже разбирал смех. Всё-таки кто-то когда-то должен был утереть нос этому зарвавшемуся светилу! – Предлагаю конкретную сумму: миллион рублей.
В эпоху, когда средние зарплаты колебались на уровне ниже двух сотен, когда буханка хлеба стоила шестнадцать копеек, эта цифра казалась неосязаемой, неподъёмной для осмысления. В комнате повисла гнетущая тишина. Мужичок, сидевший неподалёку, до времени не произнесший не слова, хмыкнул и язвительно спросил: «А он у тебя есть, миллион-то? А то проспоришь – чем отдавать будешь?»
– Да знаете ли, сударь! – Такое обращение в советскую эпоху всегда отдавало зловещим сарказмом. – Я спорю на миллион только в одном случае.
Вот тут я сделал театральную паузу. Почти по Станиславскому. Секунд пять или шесть. Все ждали взрыва – и я поднёс нужную искру к бикфордову шнуру.
– Я спорю на миллион только тогда, когда на сто процентов уверен в собственной правоте – и ни сотой долей меньше!
– Чушь собачья! – Вторично произнёс гений с покосившимся имиджем. – Вы, молодой человек, несёте полнейший бред! Мне стыдно находиться с Вами в одном помещении!
– Хорошо, – начал я, понимая, что инициативу нагло прибирают к рукам, изуверским и хамским методом, – Вы не верите мне, студенту выпускного курса. Давайте позвоним на кафедру русского языка нашего института, попросим консультации. Или Вы поставите под сомнение грамотность преподавателей вуза?
Суббота. Уверенности в том, что на кафедре вообще кто-то будет, не было, но Илья Николаевич почему-то ухватился за эту соломинку. Видимо, он ещё надеялся выиграть незаключённый спор. Я назвал номер. Вот оно, моё счастье, трубку взяли! Связь была настолько отличной, что голос из трубки разносился по всей комнате. Счастье вдвойне, что трубку поднял завкафедрой, доцент Коротков, мой любимый преподаватель и научный руководитель! Ну, и что Вы думаете? Мои слова были повторены если не слово в слово, то очень близко к контексту. Более того, Коротков в свойственной ему манере пространно рассуждал и попутно приводил яркие примеры. Повторюсь, что вся комната слышала диалог – и слава доктора каких-то там наук меркла, угасала на глазах. Последними словами его были «Спасибо!» и быстро положенная на рычаг трубка. Я торжествовал – как оказалось, преждевременно. Мой оппонент повернулся ко мне и тихим упавшим голосом произнёс полную ахинею, которую, к моему несчастью, так желал услышать местный социум, дабы не потерять однажды сотворённого кумира.
– Ваш Коротков – живой человек, а человеку свойственно ошибаться!
– Я тоже.
– Что тоже? – с недоумением переспросил профессор.
– Живой человек. И могу ошибаться. А Вы? Вы, видимо, уже памятник? Да? Ведь памятник точно не ошибается никогда!
– Ну, знаете ли…
– Знаю! – перебил я новую тираду в самом начале. – Например, знаю точно, что два человека с одной кафедры, которые Вам слово в слово рассказали одно правило русского языка, ошибаются на уровне двоечников! Могу принести словарь-справочник, чтобы показать, что и в нём ошибочно написано данное правило.
– Вы хам! – это была последняя реплика моего оппонента, сопровождаемая старым приёмом любительского театра – схватится правой рукой якобы за сердце, которое всё-таки далековато, за грудной клеткой. Впрочем, когда аргументы исчерпаны, ты проиграл спор, но хочешь не потерять реноме, любой приём вполне подходит.
Я встал, пожал плечами, развёл руки в стороны и произнёс расхожую, но меткую фразу на старославянском «несть пророку в Отечестве своем», хотя стоило бы сострить напоследок по полной, например, «а миллион, голубчик, жду завтра!» Он и так вспылил, щебетал что-то невнятное, брызгал слюной, а подле суетилась жена со стандартными заготовками «Илюшенька, не надо!», «тебе вредно волноваться!», а в мой адрес «вот вы до чего человека довели!» Я тихо покачал головой – пророка точно не предвиделось – и вышел в прихожую. Анжела молча отправилась следом за мной, мы обулись и вышли.
Странно, но впервые в жизни двое влюблённых людей шли по улице и молчали…
Совесть не грызла моё нутро, но спор со столь неожиданной, хотя и предсказуемой развязкой, отнял все силы. Я нисколечко не жалел о том, что ввязался в глупую и бессмысленную полемику, в которой решающим значением для окружающих оказывается не истина во всей красе и верности, а статус-кво и почтенный возраст моего соперника по «научному спору». Когда безграмотное утверждение возводится в рамки псевдоправил русского языка и доносится до присутствующих менторским тоном, я не имею права молчать! Я обязан защищать свой родной язык от таких, простите за невольное определение, карателей и палачей слова!
Спутница же размышляла о чём-то своём, о женском. Кто мог знать, что она в этот момент принимала самое важное решение в жизни. Примерно через четверть часа мы подошли к её дому. В дверях Анжела повернулась ко мне и сразила наповал: «Я не выйду за тебя замуж! И видеть тебя больше не хочу, умник!» На мой немой вопрос, застывший в глазах, «почему???» она ответила резко, больно и невпопад. Смысл той фразы – синтез бузины с киевским дядькой – силюсь понять и по сей день.
– Ты не уважаешь старших, ты не уважаешь моих родственников. Как после этого ты будешь уважать меня? – и резко захлопнула дверь.
Свадьба, естественно, не состоялась, больше мы никогда не встречались. Анжела закончила институт, но ни дня не проработала в школе – по сведениям от бывших сокурсников, открыла бизнес в своём маленьком городке. Я же преподаю в нашей альма-матер уже более двадцати лет.
Господи! Пожалуйста, сделай так, чтобы хотя бы дети были умнее своих родителей, а? К чему это я? Да к тому, что в этом году на первый курс нашего факультета поступила дочь Анжелы…