На этом снимке – моя мама Нина Александровна Суворова, труженица тыла. Она стала прототипом героини моего рассказа.
НАТАЛИЯ ЛОЖНИКОВА
СТАРОЕ РУЖЬЁ
– Эй, Лена-Хилена! Держи подарок! – крикнул темноволосый чумазый подросток и бросил червивое зелёное яблоко девчонке. Яблоко попало в плечо. Не больно, но неприятно. Девчонка в белой косынке, сидевшая на толстой ветке, резко обернувшись, показала ему кулак.
– Не мешай работать, Страус! Сам такой!
У обидчика была тонкая длинная шея, поэтому он с первого класса получил это прозвище. Лена росла худенькой, невысокой, а в начале войны похудела ещё больше. Сейчас она казалась десятилетней, хотя ей было уже четырнадцать. Одно слово – хилена.
– Прекратить хулиганство! И не стыдно! Вот я вас! – пригрозил строгий бригадир Петрович и, подняв деревянную клюшку с резной ручкой, помахал детям. Он прихрамывал после ранения на гражданской, поэтому не расставался с «третьей ногой».
Многолетние раскидистые яблони сгибались под тяжестью фруктов. Сады принадлежали старинному русскому селу Началово. Тянувшееся на сотни метров, они ждали ловких человеческих рук. И в конце августа сюда на разбитом грузовике приезжали ребята из разных школ. Они, будто обезьянки, атаковали деревья. Собранные плоды грузили на подводы. Лошади, фырча и тяжело ступая, с трудом везли их с полными ящиками. Яблоки доставляли на железнодорожный вокзал, а оттуда отправляли на фронт. И ничего не было для солдата лучше, чем съесть ароматное наливное яблочко и вспомнить свой сад!
А как радовались дети, собираясь на работу! Они тоже мечтали полакомиться фруктами. И это многим удавалось, хотя бригадир всё время поторапливал.
– Не отвлекайтесь! Пошустрее давайте! Норму к обеду!
Устраивали соревнование между парами – кто быстрее наполнит свои четыре ящика. Два человека на одном дереве или два на другом. Детские лица краснели от солнца и работы, а руки двигались всё быстрее и быстрее.
Закончив трудный день, ребята купались в речке Черепашке. Она протекала неподалёку. Вода приятно освежала, будто смешиваясь с разгорячённой кровью. Сколько же было радости! Девчонки заходили в воду прямо в платье. Но купались ровно пять минут, как взрослые, которым везде некогда. Грузовик, словно верный брат, терпеливо ждал.
Сидя в машине, Лена вспоминала прошлый год, когда она с подружками плескалась в Волге. Девчонки буквально жили там, забывая о еде. Спорили до хрипоты – кто быстрее проплывёт отмеренное расстояние. Сидели под водой до боли в лёгких, точно готовили себя к профессии водолазов. Выигравшую соревнование, долго раскачивали на сцепленных руках и бросали в воду.
За прожитые дни многое изменилось. Мать Лены Оксана получила роковую весть с фронта. Муж Андрей погиб в первые дни войны. Об этом писал его однополчанин. Снаряд с леденящим душу звуком попал в вагон поезда, перевозившего солдат на фронт. Через считанные секунды на месте взрыва зияла огромная воронка, а изуродованные тела отбросило на десятки метров.
Читая строки, Лена поняла, что время может останавливаться, замирая бурым пятном на гимнастёрке, застывать гримасой ужаса на юном лице, умирать с последним вздохом в теле солдата, судорожно сжимающего гранату. Девочка часто возвращалась к одной и той же мысли: «Да, жизнь состоит из добра и зла. Но неужели, чтобы бороться со злом, нужна гибель ни в чём не повинных людей?» Смерть мужа так потрясла Оксану, что она словно лишилась сил. Она ни на что не жаловалась, но с каждым днём худела и будто таяла. В густых тёмно-русых волосах появилось первое серебро. Дети крутились рядом, теребя подол юбки, о чём-то спрашивали, капризничали, но женщина оставалась безучастной. Прошло несколько месяцев, и однажды Оксана не проснулась. Тихо умерла во сне, так же тихо, как и жила. Одноклассники Лены помогли выкопать неглубокую могилу на кладбище, чтобы опустить туда грубо сколоченный гроб с почти невесомым телом.
Девочка осталась совсем одна с младшим братиком Серёжей. Жалостливые соседи позвонили куда следует, чтобы детей забрали в детский дом: «Не дай Бог избу спалят! Сами сгорят и другие пострадают!» Приехали две деловые тётки с телами, будто из концлагеря, и попытались забрать ребят, но Лена твёрдо сказала:
– Не поеду! И брата не пущу! Со мной останется!
Классный руководитель – серьёзная Зоя Петровна – после долгих уговоров оформила опеку над сиротками. Учительница была внимательной, заботливой и терпеливой. Заходила часто. То пшена принесёт, то пару картошек. «Зоечка», так про себя называли её дети, помогла собрать Серёжку в первый класс: сшила ему из мешковины сумку, аккуратно сделала заплатки на брюках и рубашке, постригла пшеничные волосы.
После ухода мамы Лена решила: «Буду мстить! Они получат у меня, фашисты проклятые! Убегу осенью на фронт, а за братишкой есть кому присмотреть». Яблоки дружно стучали о ведро, и в этом стуке Лене слышались приглушённые выстрелы. В маленьком чулане она нашла старую винтовку, которая осталась ещё от деда, от первой мировой. Отец берёг её, как дорогую реликвию. Чистил, смазывал. Иногда выносил в горницу и, держа на руках, любовался, как единственным ребёнком. Мать ругалась:
– Чего ты её держишь? Бесполезная вещь. Пылится только. Сдал бы в милицию. Ведь хранить оружие опасно! Засудят! За детьми так не смотришь! Занавеску задёрни, а то, не ровён час, кто-нибудь увидит.
Андрей стоял на своём:
– Ты с ума сошла! Такая редкость! Винтовка Мосина! Пехотная. «Тульский оружейный завод». Трёхлинейная. Хоть сейчас стреляй. И шомпол остался, и патроны. Полный комплект.
– Ещё беды наживёшь! Закрывай чулан на два замка. От греха подальше.
Мать всегда старалась освободить дом от всего лишнего. Лена прислушивалась к разговорам. Она проследила, куда мать клала ключи. И, когда ещё были живы родители, открывала помещение и осторожно трогала едва проступающее в темноте оружие. Винтовка, точно королева вещей, лежала на широкой полке одна. Иногда Лена поднимала её и ставила рядом. От ствола пахло ружейным маслом.
За девочкой, как хвост, крутился Серёжка. Однажды он заскочил вместе с ней в чулан.
– Ой, какое большое ружьё! Я хочу пострелять! Ну, пожа-а-а-луйста-а! – канючил он.
– Обойдёшься! Маленький ещё! – сердито сказала сестра и закрыла перед ним дверь. – Успеешь повоевать! Смотри, не говори никому! Это будет нашей тайной. Ага?
Она заговорщицки поднесла палец к губам.
В сентябре Лена стала готовиться к побегу: насушила сухарей, нашла немного риса, и всё это положила в холщовую сумку. Выстирала и погладила платье на смену.
Но вскоре в городе появились пленные немцы. Они шли нестройной колонной в специальный лагерь, который находился неподалёку. Понурые, вымотанные долгим переходом. Серые шинели с поднятыми воротниками, стоптанные сапоги. Женщины выходили на улицу, сурово смотрели на идущих. Некоторые из пленных поднимали измождённые лица и кричали:
– Айнц сигарет! Битте! Гитлер капут!
Сигарет ни у кого не было, но некоторые бабули подбегали и совали «фрицам» куски хлеба. Немцы воровато озирались и быстро прятали подаяние в карманы, отворачиваясь от женщин. Конвой отгонял милосердных, а Лена думала: «Ещё и кормят их! Пусть подохнут все! Так им и надо!» У неё зародилась мысль: «А зачем бежать? Вот они, враги, перед носом. Когда-нибудь пройдут ещё в пяти метрах от дома. Взять винтовку и пострелять их, проклятых!» На спецзанятиях в школе подростки занимались стрельбой. Так что стрелять она умела.
Перед школой закончили сбор яблок, и у Лены появилась возможность дольше сидеть возле окна и следить за дорогой. Школа подождёт. Здесь важнее.
Она уже приготовила винтовку, когда брата не было дома, зарядила и положила под свою кровать. Покрывало цвета неба после дождя опустила пониже, чтобы ничего не было видно. Стала тренироваться, чтобы как можно быстрее достать ружьё и выскочить во двор. Засекла время.
И вот однажды во время очередного дежурства она увидела колонну пленных, и словно вихрь сорвал её с места. Она схватила винтовку и метнулась из дома. Вот она, заветная широкая щель в заборе. Сейчас, сейчас она сделает всё. Убьёт человека. Хотя какой это человек! Нелюдь, и всё! Лена прицелилась, наведя мушку на солдата с краю. Затаила дыхание. Через секунду случится самое главное событие в её жизни. Только сердце никак не может остановиться. Его гулкие частые удары мешают сосредоточиться. А ещё противное солнце слепит глаза! И вдруг солдат обернулся, словно что-то почувствовал. Лена увидела юное лицо, которого не касалось бритва и пронзительный взгляд светло-зелёных глаз. В них – невыносимая боль и отчаяние. Пленный был чуть старше её. Существо из враждебного мира, но оно так напоминало брата! Узкое лицо, светлые брови, оттопыренные уши. Неужели такой мог кого-то убить? Нет, не может быть! Его, наверное, очень любила мама, и он должен всех любить. Рука девочки дрогнула. Она не сделает этого. Никогда. Его взгляд останется в её памяти, в её душе, в её сердце.
Наташенька! Хорошо написала! И как ты похожа на маму!
Наташенька! Как хорошо написала!