Сегодня мы начинаем публикацию новой повести астраханского писателя Анатолия Воронина «Предательство». Известный прозаик назвал её документальной, поскольку сюжет произведения основан на реальных событиях, непосредственным участником которых был наш земляк-литератор.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ОТПУСК
В марте 1996 года, я понял, что в Чечне происходит что-то неладное. Беспрепятственно преодолев многочисленные блокпосты «федералов», боевики устроили в Грозном показательную кровавую «баню». В российских СМИ их дерзкую вылазку освещали весьма скудно, но и из того, что просочилось в печать, стало понятно — война в Чечне не только не затихает, а как тот дремлющий вулкан, готова взорваться с новой, ещё большей силой.
Чеченец Умар, объявившийся в Астрахани в первых числах апреля, накануне моего дня рождения, во всех подробностях рассказал о том, как боевики напали на отдел милиции Заводского района Грозного, располагавшийся в каких-то ста метрах от его дома. Сотрудники милиции заняли круговую оборону, но их упорство продолжалось недолго – нападавшие подожгли здание, обстреляв его из «Мух» и «Шмелей». Уцелевшие милиционеры сосредоточились на плоской крыше здания и оттуда продолжали вести огонь по противнику. От верной гибели их спасло лишь только то, что боевики не смогли проникнуть внутрь горящего здания и добить их окончательно. Отступили они так же неожиданно, как и напали, не дожидаясь, когда на выручку правоохранителям подтянутся военнослужащие внутренних войск. Правда, помощь так и не пришла, за исключением пожарных, с большим опозданием прибывших тушить горящее здание.
Позже выяснилось, что боевики одновременно напали на несколько стратегически важных объектов Грозного, при этом, блокируя передвижение по улицам федеральных войск, пытавшихся поспешить на помощь оборонявшимся. Грамотно сработали дерзкие боевики, и действовали они, судя по всему, по единому плану, разработанному генералом Дудаевым, либо его «правой рукой» — полковником Масхадовым.
— Но если это действительно так, то это означает, что не «федералы», а именно Дудаев и его нафары реально контролируют ситуацию в Чечне? — спросил я Умара.
— Так ты приезжай в Грозный, сам всё и увидишь, — хитро улыбаясь, ответил Умар.
— А что, это идея, — ответил я. – У меня в конце мая отпуск по графику намечается. Ничего, если я заскочу к тебе на несколько дней?
— Какой базар, приезжай. Только заранее сообщи, когда поедешь. На чём собираешься ехать?
— А на чем лучше?
— На машине не советую. Лучше поездом до Кизляра, а там я тебя перехвачу.
— Всё, замётано. А как тебе сообщить, если действительно соберусь к тебе в гости?
— А вот как. – Умар достал из барсетки мобильный телефон довольно внушительных размеров. Такие телефоны в нашей Астрахани только-только стали появляться, и я несколько удивился, что он есть у жителя Грозного.
— Роза, сестра моей жены, подарила в прошлом году, — предваряя мой вопрос, ответил Умар. — Она занимает большую должность в министерстве образования и частенько пользуется моими услугами в качестве водителя, когда ей приходится ездить по Грозному и выезжать по делам за его пределы. Удобная вещь, кстати.
— Удобная, — согласился я. — Но мне она не по карману.
— А вам что – в милиции, разве не выдают их для работы?
— Да ты что, такие телефоны только у полковников есть, да и то не у всех.
— Нищета! — констатировал Умар.
В тот же день, не задерживаясь у меня дома, он укатил в посёлок Кировский к своему бывшему подельнику, проходившему вместе с ним по «икорному» делу. А спустя несколько дней, я буду отмечать свой день рождения. Дата была круглая – сорок пять лет, и по рекомендации моего коллеги по работе, торжества прошли в небольшом кафе, владельцем которого был «друган» всех ментов, дагестанец по имени Шах. В какой-то момент, в самый разгар торжества, в кафе появился его хозяин. Он пришёл не один, а с ещё одним кавказцем. Познакомились. Вторым человеком был Ахмед Богатырёв, ингуш по национальности, коренной житель Грозного. В процессе знакомства Ахмед сказал, что примерно через месяц собирается съездить в Грозный, где не был больше года. Я сразу же зацепился за его слова, заявив, что тоже имею планы побывать в Грозном. Договорились ехать вместе.
Когда за обедом в офицерской столовой я сказал начальнику УВД, что собрался провести отпуск в Грозном, генерал с подозрением отнёсся к моей затее, посчитав её бредовой. Наверно, подумал, что ещё с прошлой командировки в Чечню, у меня в Грозном остались какие-то нерешённые тёмные делишки, и я вновь еду туда, чтобы их утрясти. Дабы рассеять его подозрения, я заявил, что в Чечню еду не ради того, чтобы прохлаждаться, а реально хочу узнать, что же на самом деле там происходит. Генерал только рукой махнул, ничего не сказав в ответ.
Как и было задумано, до Кизляра добирались на поезде Москва-Махачкала. Поскольку в купейных вагонах свободных мест не было, ехать пришлось в плацкартном. Места тоже достались не ахти — на боковых полках. Но мы особо не расстраивались. Поскольку поезд отправлялся поздно вечером, практически сразу же завалились спать.
В Кизляр прибыли утром следующего дня. На перроне железнодорожного вокзала нас уже встречал Умар. Накануне я позвонил ему по телефону, сообщив, что мы выезжаем из Астрахани. Умар приехал на «буханке», принадлежавшей его брату. Тот «шабурил» на ней, возя клиентов из Чечни в Дагестан и обратно.
Извинившись, Ахмед попросил Умара отвезти его в микрорайон на окраине Кизляра, где в одном из девятиэтажных домов жили его родственники. Он планировал пробыть у них не больше суток, и уже на следующий день приехать в Грозный, где в посёлке Калинина у него был свой дом. После того, как Ахмед высадился у дома своих родственников, Умар сказал мне:
— Поедем через Хасавюрт и Гудермес. Эта дорога немного длиннее, но возвращаться обратно и ехать через Шелковской район, как это было в прошлом году, я бы не советовал. Неспокойно там сейчас. Местные жители говорят, что в тамошних лесах возле Терека скрываются боевики, которые средь бела дня нападают на проезжающие по трассе машины, грабя водителей и пассажиров. А тебя ещё и убить могут, если узнают, что ты мент.
Я не стал спорить с ним – хозяин-барин, ему виднее.
Пока добирались до Грозного, проезжая мимо многочисленных блокпостов, нашу машину остановили лишь один раз, при пересечении Герзельского моста через горную реку Аксай. Сержант внутренних войск, ознакомившись с моим служебным удостоверением, поинтересовался целью визита в Чечню и, узнав, что я туда еду отдыхать, наверняка посчитал меня умалишённым, что было явно отображено на его физиономии.
- Все нормальные люди на юг едут отдыхать, — только и смог он сказать. На что я ему ответил:
— Так я на юг и еду, — чем окончательно ввёл его в ступор. Теперь его физиономия отображала глубокий мыслительный процесс, отображающий школьные познания географии. А когда я показал своё «афганское» удостоверение, свои догадки о моём психическом состоянии, он высказал не стесняясь.
За мостом начиналась Чечня, и там тоже был блокпост военнослужащих внутренних войск. Я уж приготовился к тому, что нас ожидает очередная проверка документов, но военные нашу машину даже не остановили. Подивившись явному разгильдяйству служак, свои выводы я озвучил Умару, на что тот ответил:
— Они проверяют только те машины, которые выезжают из Чечни. Ищут оружие, наркоту и прочие запрещённые предметы.
— А вдруг именно мы это самое оружие в Чечню и везём?
— Ага, — рассмеялся Умар, — в Тулу со своим самоваром. Оружия в Чечне сейчас столько, что им можно запросто полстраны вооружить. На центральном рынке Грозного до сих пор торгуют всем, что угодно, на любой вкус и запросы покупателей. Правда, в отличие от прошлых лет, бойкая торговля оружием и боеприпасами ведётся скрытно от глаз посторонних. Но если кому-нибудь очень захочется приобрести пистолет или даже автомат, он без особого труда найдёт тех, кто ими приторговывает.
Какое-то время мы ехали молча, и я с любопытством разглядывал пейзажи за окном автомобиля. Повсюду были видны следы войны, разыгравшейся в Чечне в конце 1994 года. Многие дома, у которых ещё в прошлом году взрывами снарядов и авиабомб снесло крыши, или же они были полностью разрушены, в таком виде стояли до сих пор, и, судя по всему, восстанавливать их никто не собирался. А, может быть, их просто некому было ремонтировать, поскольку хозяева погибли при «наведении конституционного порядка». Стоящие вдоль трассы мини-крепости, возведённые из бетонных блоков, кирпича и прочих подручных материалов, выглядели заброшенными. Причём бывшие постояльцы из числа военнослужащих и сотрудников милиции покидали их столь спешно, что повсюду можно было увидеть разбросанные предметы быта, одежду и прочие атрибуты человеческого бытия.
— А куда подевались все люди с блокпостов? – поинтересовался я у Умара.
— Если бы ты знал, что творилось в Грозном в феврале этого года, то ты наверняка бы понял, почему вояки ушли с насиженных мест.
— А что именно творилось в феврале? – переспросил я.
Ни в печати, ни по телевизору не освещались события, происходящие в Чечне, и создавалось такое впечатление, что там тишь да гладь, божья благодать. О том, что это далеко не так, можно было судить по скудной информации, поступающей по закрытым каналам связи и ориентировкам, приходившим из МВД России и УМВД соседних регионов. Как и прежде, народ в Чечне продолжал гибнуть.
И не только там. Нападение Басаева на Будённовск и Радуева на Кизляр красноречиво свидетельствовали не только о том, что боевики представляют реальную силу, и они не отказались от своих коварных планов, но ещё и о том, что сотрудники российских правоохранительных органов до конца не осознали исходящую от них опасность. Тот же Басаев в интервью, данном им корреспондентам, заявил, что если бы не продажные менты и вояки, «шкурившие» их буквально на каждом блокпосту, то его отряд запросто добрался бы до Москвы, и всё то, что было сделано его подчинёнными в Будённовске, произошло бы в столице.
— А в феврале вот что творилось, — прервал мои размышления Умар. – Ты же наверняка знаешь, что именно в феврале 1944 года всех чеченцев депортировали, и 23 февраля для них вовсе не праздничная, а траурная дата. Вот и в этом году нохчи решили её «отметить». На площади возле разрушенного президентского дворца они устроили массовый митинг, который продолжался несколько дней. Требовали убрать из Чечни войска и ликвидировать блокпосты на дорогах, на которых военнослужащие и милиционеры нагло грабили жителей республики и похищали людей. Не знаю, чем бы всё закончилось, но в один из февральских дней к площади подогнали автобусы и грузовики, на которых митингующих развезли по домам.
Так, за разговорами, мы добрались до Грозного. Я хорошо помнил облик «Сталинграда девяностых годов», когда в прошлом году его покидал. Сейчас практически ничего не изменилось. Те же разрушенные и сгоревшие дома, от многих из которых практически ничего не осталось.
— Дома разбирают, а кирпич по дешёвке продают жителям города и близлежащих сел, чтобы они могли использовать его для ремонта своих разрушенных домов, — пояснил Умар.
Проезжая по проспекту Орджоникидзе, я заметил, что вместо здания президентского дворца, на его прежнем месте возвышается огромная куча исковерканных железобетонных конструкций и битого кирпича, а территория вокруг этой мусорной кучи огорожена высоким металлическим забором зелёного цвета.
— В феврале взорвали, за неделю до митинга, — пояснил Умар. – Говорят, сам Завгаев дал команду разрушить его, а развалины огородить забором, чтобы у недовольных властью людей не было определенного места, где они смогли бы кучковаться. Но забор тогда ещё не успели установить, вот народ и попёрся туда.
— А что это даёт, если бы забор успели поставить? Они что — эти самые недовольные – другого места себе не найдут, где смогут, как ты выразился, кучковаться?
— Могут, но они ещё со времен правления Дудаева привыкли именно там проводить свои сходняки. Словно мёдом для них оно намазано.
— А сам-то ты ходил туда?
— Когда? Ты же сам знаешь, где я находился до войны. А в феврале этого года меня в Грозном вообще не было. Ездил с братом в Ульяновск перегонять его машину. Вот эту, на которой мы сейчас едем. Кстати, а ты определился, где сегодня собираешься ночевать?
— Пока нет. Ахмед только завтра будет в Грозном. Наверно, у Мугуева остановлюсь.
— Погоди ты со своим Мугуевым, успеешь ещё с ним свидеться. Завтра поедем его навещать, а сегодня у меня заночуешь.
Так оно и произошло. С Умаром допоздна говорили о житье — бытье, незаметно для себя «уговорив» четыре банки водки. Именно банки, поскольку водка была расфасована в алюминиевые банки по типу пивных. Такую тару я прежде никогда не видел и поэтому поинтересовался у Умара, где в Грозном он такую водку прикупил, на что он ответил:
— В Грозном водку днём с огнем не сыщешь. По крайней мере, в магазинах. Поэтому её контрабандой доставляют из других регионов и втихаря распродают. Ты помнишь того торгаша, у которого в прошлом году мы покупали водку на твой день рождения? Вот у него я и покупаю эту баночную водку, а он её из Владика возит.
— И что, никто не останавливает на блокпостах? Насколько я знаю, в Чечне действует сухой закон, и всю ввозимую водку реквизируют.
— Если уж оружие беспрепятственно провозят через блокпосты, что тогда говорить о спиртном. Заплатил кому надо и вези его, сколько хочешь. Бизнес, однако.
Утром следующего дня Умар отвёз меня в ПВС, и первым делом я зашёл в Адресное бюро. Мои старые знакомые девчата сначала не поверили своим глазам, а когда наконец-то до них дошло, кто посетил их скромную обитель, разом набросились на меня и принялись тискать.
— Ну, как вы тут жили без меня? – поинтересовался я.
И они наперебой стали рассказывать обо всех тех событиях, которые произошли в Грозном за последний год. Слушая их, я думал о том, каково им было тогда – весной прошлого года. Пока они во всех подробностях рассказывали о своем житье-бытье, позабросив все свои дела и не обращая внимания на возмущённые возгласы посетителей, кто-то сбегал к Мугуеву, чтобы сообщить новость о моём появлении.
Алик буквально ворвался в Адресное бюро через парадный вход. И только сейчас я заметил, что «окно в Европу», которое мы с таким трудом прорубали вместе с ним в прошлом году в капитальной стене, на прежнем месте отсутствует. Извинившись перед подчинёнными, Мугуев поволок меня за руку в свой кабинет. Уже оказавшись там, я спросил его:
— А что, в вашем министерстве за всё это время не нашлось средств, чтобы застеклить окна? И в Адресном бюро, и в твоем кабинете они до сих пор обтянуты пленкой.
— Да были стёкла, но когда в феврале взорвали президентский дворец, от взрывной волны они все повылетали. Мы предвидели такую ситуацию и заблаговременно оклеили их изнутри скотчем, чтобы стеклянные осколки не причинили вреда помещениям. Сотрудников в тот день там не было — я им выходной день устроил. Теперь вот ждём, когда вновь застеклят окна.
— Да шут с ними, с этими стёклами, — прервал я Алика, — ты лучше расскажи, как вы тут без меня жили всё это время.
— Э-э-э, это долгая история. Тут без бутылки не обойдёшься.
Алик открыл дверцу сейфа и извлёк оттуда бутылку коньяка.
— Чеченская «какава», — рассмеялся я.
— Обижаешь, начальник, – настоящий, армянский.
— Не иначе как бакшиш от благодарных посетителей? – не унимался я.
— Угадал. Когда этой весной оформляли загранпаспорта всем желающим сделать Хадж, чего только они не приносили в знак благодарности!
— Так ведь это же явная взятка, — съязвил я.
— Коньяк – взятка, да ты что! – искренне удивился Мугуев. – Ты так говоришь, словно настоящих взяток в своей жизни никогда не видел. Это, всего лишь материальная форма благодарности от не менее благодарных людей. Как там говорил Райкин – Ты меня уважаешь, я тебя уважаю, и мы оба уважаемые люди. Ну, будем!
За разговором Алик разлил по стаканам коньяк, и мы его выпили, после чего по всему моему телу стало разливаться тепло, а язык словно сорвался «с тормозов», и меня понесло.
— Вот ты сейчас про Хадж упомянул. И как же вы проверяли людей, кому загранпаспорта оформляли? А ну как среди них боевики могли оказаться!
— Это не моя проблема, для этого есть соответствующие службы МВД, да и ФСБ не дремлет.
— Не дремлет, говоришь? А почему тогда все эти хвалёные «службы» вылазку боевиков в марте этого года прошляпили? Куда они смотрели? И потом, неужели нужно иметь семь пядей на лбу, чтобы понять – февраль для чеченцев, что та красная тряпка для быка! Или сотрудники того же ФСБ не знают, с чем связана дата 23 февраля 1944 года?
— Все они всё знают. Да и я сам заблаговременно знал про этот стихийный митинг. Люди, приходившие в ПВС, предупреждали меня, что он обязательно состоится. Уж слишком много обиженного властью народа живёт в Чечне. А после того, что в республике произошло за последние годы, люди озлобились на власть пуще прежнего. Но не это главное. Мне так кажется, что кому-то очень хочется, чтобы война в Чечне не затихала. И, прежде всего, таких «хотельщиков» надо искать не здесь – в Грозном, а в Москве.
— С чего это ты взял? – искренне удивился я.
— А вот смотри, что получается. Когда в Грозном начался этот многотысячный митинг, народ требовал одного – вывести из Чечни федеральные войска, повсеместно занимающиеся мародёрством, грабежами и даже убийствами мирных жителей. Два дня народ бузил, а потом появился наш министр Иналов, который обратился к митингующим с просьбой разойтись по домам. В противном случае, мол, у него есть приказ из Москвы разогнать митингующих силой, вплоть до применения оружия. А чтобы кровопролития не произошло, он отдал распоряжение подогнать к площади все имеющиеся в наличии у милиции грузовики, и развезти людей по домам. Народ прислушался к его словам, и митинг рассосался.
— И что, действительно такой приказ поступил из Москвы? – поинтересовался я.
— Лично я не видел этого документа, но после того, как спустя пару недель боевики напали на Грозный, у нашего генерала состоялся нелицеприятный телефонный разговор с Куликовым, который обвинил его в мягкотелости и прочих смертных грехах, намекнув при этом, что с таким характером ему пора менять работу.
— А ты-то откуда про это знаешь?
— Сорока на хвосте принесла, — усмехнулся Алик. – Генерал сам об этом рассказывал в узком кругу руководящего состава нашего МВД. А случилось это уже после того, как в Москву вернулась бригада проверяющих, приезжавшая в Грозный для выяснения обстоятельств мартовского нападения боевиков. После того, как они свалили отсюда, на их место прибыла другая бригада бездельников, которые сами ничего путного не делали и нам не давали спокойно работать. Вот и сейчас в Грозном торчит очередная толпа министерских клерков, которые сами толком не знают, чего им от нас надо. Двое из них уже неделю не вылезают из ОВИРа, проверяют всю имеющуюся документацию по выданным загранпаспортам.
— Наверно, боевиков вычисляют, — предположил я.
— Угу, — усмехнулся Алик, – чего это они забыли за границей, чтобы так упорно туда стремиться? Да и кто им в Чечне выдаст загранпаспорт. Им его легче в той же Москве купить.
— Да и хрен бы с ними, с этими боевиками. Сам-то ты, как живёшь- поживаешь? Всё там же, в частном доме обретаешься или в квартиру вернулся?
— Квартиру я ещё прошлой осенью продал, а на вырученные от продажи деньги решил себе новый дом построить. В обед поедем ко мне домой, сам увидишь, что из этого получается.
Пока Алик принимал посетителей, я обошёл все кабинеты ПВС. Обратил внимание, что количество сотрудников значительно прибавилось. Среди новичков не оказалось ни одной славянской физиономии. Да и мужиков среди них было не так уж и много.
«Гарем, а не милицейская служба», — подумал я.
Домой к Алику ехали на служебной «Волге», которую совсем недавно закрепили за отделом. Высадив нас у знакомых ворот, водитель укатил обедать к себе домой, а мы проследовали во двор. Ещё когда ехали, я всё думал, где же всё-таки мой попутчик умудрился впихнуть новый дом, не снеся старое строение. Но когда мы оказались во дворе, моему взору предстал недостроенный двухэтажный домище, возведённый из добротного облицовочного кирпича. В том месте, где он сейчас стоял, в прошлом году располагались какие-то сараи и подсобные помещения, от которых не осталось и следа.
Прохаживаясь по второму этажу, я выглянул в оконный проём, и мой взгляд упал на стоящий за забором дом соседа.
— Слушай, Алик, а как там Иваныч поживает? Что-то не видно его во дворе. – поинтересовался я.
— Нет Иваныча, — угрюмо ответил Алик. – В ноябре прошлого года от инфаркта помер. У его супруги денег не оказалось на то, чтобы по-человечески схоронить мужа. Пришлось мне браться за это дело. Помог, чем мог.
— А сама-то она как? Жива ли ещё?
— Жива, но постоянно болеет. После смерти мужа совсем сдала. У неё ведь тоже инфаркт был, но ничего – выкарабкалась кое-как с того света. Постоянно рассказывает о том, что пока была в коме, со своим мужем виделась. Зовёт он её к себе.
— Да-а, грустная история, — заметил я. – Навестить бы её не мешало.
— Обязательно навестим, но только не сейчас. Сегодня нас с тобой ждёт очень ответственное мероприятие.
— А что за мероприятие?
— Чуть позже узнаешь. Ты нашего генерала давно видел?
— Последний раз в августе прошлого года. Он к нам в область приезжал для участия в межрегиональном совещании руководителей УМВД Северного Кавказа. Вот только водочки с ним мне так и не довелось выпить, поскольку всех участников совещания загрузили на теплоход и вывезли на лотосные поля, где они «насовещались» по полной программе, да так, что кое-кто едва не утонул.
— Ну, ничего, завтра у тебя будет возможность наверстать упущенное. А пока же, давай немного разомнёмся перед решающей схваткой с зелёным змием.
«Разминка» сия у нас растянулась часа на два. За это время мы осушили бутылку водки, закусив её отменным пловом, приготовленным супругой Алика. В процессе дружеского общения, Алик признался, что за мероприятие завтра нас ожидает.
— Ты что, забыл какое сегодня число? Сегодня же последний день весны, а завтра наступает лето. Первое июня – День защиты детей. Опять же – суббота, укороченный рабочий день. И вот в этот прекрасный, солнечный день родился один очень хороший человек – первый зам нашего генерала. Я уже сообщил Хамиду Адамовичу о твоём приезде, и завтра нас будут ждать на банкете в честь именинника. Кстати, он тоже, как и ты, был советником МВД в Афганистане, и ты запросто мог там с ним встречаться.
Посиделки закончились чаепитием, после чего мы вышли проветриться во двор.
— А что со старым домом будешь делать? – поинтересовался я.
— Снесу, как только дострою новый дом, – ответил он. – А на его месте навес для машины сделаю.
— До зимы-то успеешь со стройкой?
— Не знаю. Я ведь документы подал для поступления в Академию МВД, и в августе поеду в Москву. Так что в ближайшие два года меня не будет в Грозном.
— А как же супруга и дочь?
— С собой заберу. Я уже договорился с одним владельцем квартиры в Москве и даже внёс предоплату за первый месяц проживания в съёмной квартире. Так что в этом плане у меня всё нормально.
— А кто тебя заменит в ПВС?
— Пока ещё не решил, но предлагать буду своего зама. Кстати, совсем забыл сказать. А ты знаешь, кто нарисовался в Грозном?
— Кто?
— Хачукаев, бывший начальник ПВС.
— И где же он был всё то время, пока в Чечне боевые действия велись?
— У родственников в Казахстане отсиживался.
— И чего же он хочет?
— На приём к нашему министру приходил, предлагал свои услуги.
— А что генерал ему ответил?
— Иналов культурно выпроводил его из своего кабинета, сказав, что свободных вакансий на руководящие должности ни в ПВС, ни в какой другой службе руководимого им министерства для него в настоящее время нет.
— И где сейчас этот самый Хачукаев?
— А шут его знает. В его дом ещё в январе прошлого года угодила бомба, и где он теперь обретается, я понятия не имею. Да и не интересно мне это знать.
По интонации голоса собеседника я понял, что разговор о предшественнике ему не совсем приятен, и постарался больше не задавать вопросов на эту тему. В тот день он отвёз меня к Умару, где я и заночевал. Расставаясь, Алик сказал, что на следующий день, ближе к обеду, он заскочит за мной на машине, и мы поедем на обещанный банкет.
Но заехал он за мной рано утром, и, глядя на его растерянное лицо, я понял, что за прошедшую ночь в городе случилось что-то из рук вон выходящее. Попытался узнать, что именно, но Алик коротко ответил:
— Поехали. Сам всё увидишь.
Когда мы подъезжали к его дому, у меня ёкнуло сердце. Неужели что-то случилось с его семьёй?
Алик не стал останавливаться возле ворот, а, проехав ещё немного, свернул за угол. И тут я увидел милицейскую машину и стоящих возле неё нескольких сотрудников милиции в форме и по гражданке. То была оперативно-следственная группа, какие обычно выезжают на серьёзные происшествия.
Мои мрачные предположения подтвердились.
Неизвестный преступник, а, может быть, и преступники, поздно ночью постучали в окно дома, в котором жила супруга покойного Иваныча, и, когда та подошла к нему, чтобы выяснить причину столь позднего визита, ей выстрелили из пистолета в левый глаз.
Смерть была практически мгновенной, о чём свидетельствовало положение трупа на полу. У сотрудников милиции сразу же возникла версия, что данное убийство совершено без цели грабежа, поскольку внутрь помещения злодеи даже и не пытались проникнуть, да и все вещи в доме находились на своих местах.
— Если бы это действительно были грабители, они такой бы шмон навели в доме, — заметил один из сотрудников в гражданской одежде, судя по всему, оперативник уголовного розыска.
— На этой улице уже третий такой случай, — заметил офицер милиции с погонами старшего лейтенанта. То был участковый инспектор данного «култука», осведомлённый о всех безобразиях, творящихся на вверенной ему территории обслуживания.
В подтверждение его слов, Алик добавил:
— Убивают исключительно одиноких стариков, причём только русских. Люди поговаривают, что эти убийства совершают местные наркоманы, которые потом завладевают пустующими домами и продают их новым хозяевам.
— А как это возможно, если у них нет на руках никаких документов, подтверждающих право собственности на недвижимое имущество? – удивился я.
— Ты, наверно, забыл, что это Чечня, и подобными бумажными заморочками здесь никто не интересуется. Опять же — ну, что такое документ? Сейчас деньги фальшивые печатают все, кому не лень, а уж свидетельство о праве собственности «нарисовать» не составит особого труда. Припрут к стене какого-нибудь нотариуса, и он заверит всё, что от него потребуют. Кому охота умирать раньше времени…
Вдвоём с Аликом мы простояли возле дома до тех пор, пока не приехала «труповозка», и тело погибшей, завёрнутое в байковое одеяло, не погрузили в её кузов. К этому моменту опергруппа уже покинула место происшествия, поскольку по рации поступил очередной сигнал об убийстве совершённом в районе Черноречья, и, оставив Мугуеву сопроводительный документ, старший оперативно-следственной группы попросил дождаться приезда автотранспорта для доставки трупа в морг. Выносить его из дома пришлось мне и Алику. Стоявший до этого рядом с нами участковый, под предлогом проведения опроса возможных свидетелей и очевидцев, смылся сразу же, как только мы вошли в дом.
— И что дальше? — спросил я у Алика, как только «труповозка» отъехала от дома. – Кто будет хоронить убитую, если у неё в Грозном нет никого из родственников?
— Наверно, мне опять придётся подпрягаться, — задумчиво ответил Мугуев. – А то свалят в безымянную могилу, как это обычно бывает у нас, и ищи её потом по всему кладбищу. Хотя, кто её будет разыскивать, если ни у Иваныча, ни у его жены не осталось в живых никого из родных? Как-то дерьмово на душе от всего этого. Раз уж всё так получилось, пошли, помянем убиенную.
Особо рассусоливать и «усугублять» в доме Алика не стали, поскольку подходило обеденное время, и нам пора уже было ехать на запланированное в МВД мероприятие. В ожидании часа «Икс», мы слонялись вдоль трибун стадиона «Динамо», где в помещениях под ними обосновались сотрудники милиции, прикомандированные в Грозный из других регионов России в составе сводных отрядов.
Ровно в два часа мы вошли в здание МВД и сразу же проследовали в большую комнату, на тот момент приспособленную под банкетный зал. Посреди комнаты стоял длинный стол, составленный из столов поменьше размерами. Всего же я насчитал около двух десятков приставленных к нему стульев. На столе уже были выставлены бутылки со спиртными напитками, минеральной водой, а также тарелки с холодными закусками и фруктами. Мы были первыми, кто раньше всех оказался в этой комнате, отчего мне стало как-то неудобно от такого нахальства. Я уже было собрался высказаться на сей счет, но в этот момент в комнату ввалилась большая группа людей в форме и по гражданке. Впереди всех, слегка прихрамывая, шёл министр внутренних дел Иналов.
Форменной одежды на нём не было, и, будь я сторонним человеком, никогда не видевшим генерала в лицо, запросто принял бы его за какого-нибудь ответственного чиновника из Правительства Чечни. Рядом с ним шёл тучный мужчина в форме полковника МВД. Я сразу догадался, что это и есть тот самый виновник торжества, ради которого проводится сегодняшнее «мероприятие».
После того, как все расселись за столом, несколько женщин на подносах внесли горячие блюда. Были здесь и шашлык, и люля-кебаб, и отварная картошка с большими кусками мяса, и ещё какие-то, сугубо национальные кушанья.
Первым слово взял Иналов.
Свой хвалебный тост в адрес именинника он произнёс в лучших традициях горцев Кавказа. Не забыл упомянуть о том, что стоящий рядом с ним полковник милиции, – не только его заместитель, но и героический человек, за плечами которого долгие годы службы в органах правопорядка и великое множество раскрытых преступлений. А ещё в его жизни была крайне трудная и очень опасная работа советником в Афганистане, за что он удостоен многих боевых наград.
Услышав про Афганистан, я с неподдельным интересом стал разглядывать наградные колодки на кителе полковника. А их там было не менее полутора десятка. Особняком смотрелись две колодки Орденов Красного Знамени.
В какой-то момент, когда присутствующими было произнесено несколько тостов, Иналов встал из-за стола, и, обращаясь к имениннику, произнёс:
— Среди нас находится ещё один героический человек, который в прошлом году восстанавливал работу нашего министерства. Он, как и наш уважаемый Юрий Константинович, чей день рождения мы сегодня отмечаем, тоже был в Афганистане советником. Ему мы и дадим сейчас слово.
Не ожидая такого поворота событий, я непроизвольно встал из-за стола. Сидящий рядом со мной Алик моментально наполнил водкой рюмку и сунул её мне в руку.
Сейчас уже трудно вспомнить, что я тогда сказал, но свою пламенную речь в адрес юбиляра и присутствующих гостей закончил фразой: «Да будет мир на чеченской земле!»
А потом был небольшой перерыв. Кто-то пошёл курить, а я прямиком направился к имениннику, и между нами завязалась непринуждённая беседа. За те несколько минут, что мы общались, я узнал, что полковник Плугин в Афганистане был старшим советником царандоя провинции Бадахшан. Самое интересное заключалось в том, что в Афгане он находился в то же самое время, что и я. Но, в отличие от меня, ему там довелось побывать дважды. Второй раз в 1990-м году, после того, как из Афгана были выведены советские войска, и домой вернулся лишь в 1992-м году, когда «духи» вплотную подошли к Кабулу. В Союз улетал едва ли не последним рейсовым самолётом Аэрофлота.
Я попытался разговорить полковника именно об этом периоде его советнической работы в Афганистане, но нам не дали продолжить общение вернувшиеся к застолью гости.
Банкет завершился в шестом часу вечера, и Алик подвязался довезти меня домой к Умару. Когда я там появился, Умар сообщил новость – наконец-то объявился Ахмед Богатырёв, и завтра он заедет за мной на своей машине.
И действительно, примерно в девять часов утра с улицы послышался сигнал клаксона автомобиля. Вышедший из машины Ахмед принялся обниматься со мной и Умаром, словно не виделся с нами целую вечность.
Уже когда я садился в его «восьмерку», Умар сказал Ахмеду:
— Не забудь вечером вернуть моего гостя.
Сначала мы поехали в поселок Калинина, располагавшийся рядом с проспектом Ленина и состоящий из нескольких улиц с частными домовладениями. В одном из них и жил Ахмед, пока в декабре 1994 года в Грозном не начались боевые действия. Покидая отчий дом, он договорился с соседом по улице, что тот будет присматривать за его домом, пока хозяин будет в отлучке. Именно к нему он вчера направился, чтобы забрать ключи от дома и металлического гаража. Но когда обошёл свои «владения», то обнаружил пропажу многих вещей, в том числе, всевозможного инструмента и электрооборудования. Естественно, он предъявил претензии к соседу, но тот в своё оправдание заявил, что не мог день и ночь караулить его имущество, а всякого рода любителей до чужого добра, которые по посёлку всё это время шлялись, великое множество. Да и вояки с ментами частенько проводили свои рейды в поисках боевиков. Вполне возможно, что они тоже могли своровать материальные ценности.
Их перепалка продолжилась даже тогда, когда мы там появились. Ахмед отмёл все доводы соседа, поскольку следов взлома и проникновения внутрь дома и гаража не было, и все замки были на месте. Чуть позже, когда мы отъехали от дома, Ахмед с горечью заметил:
— Доверяй после этого людям. Никто, кроме него, не мог украсть. Выпивать на что-то надо было, вот и снёс на базар всё ценное, а теперь валит на других.
Немного успокоившись, он повёл свою машину в сторону улицы Маяковского.
— Сейчас смотаемся кое-куда, мне надо встретиться и поговорить с одним нужным человеком, моим бывшим партнёром по довоенному бизнесу. Если срастётся, то я хочу открыть в Грозном автомастерскую и мойку машин. Та, что у нас была раньше, сгорела в январе 1995-го года, когда в городе шли бои.
— А если не срастётся? – осторожно поинтересовался я.
— Если не срастётся, то будем думать, как жить дальше.
Когда мы подъезжали к перекрёстку, я заметил сотрудника ГАИ с автоматом на плече, который он небрежно держал за ствол, уперев магазином в спину. Ахмед, словно не видя его, решил проскочить мимо, не снижая скорости. Гаишник это расценил как явное неуважение к собственной персоне, и, засвистев в свисток, махнул жезлом, давая понять, что нам надо остановиться. Но Ахмед, проигнорировав его действия, поехал с ещё большей скоростью.
Не знаю, что уж подумал тот гаишник, но когда я услышал позади себя автоматную очередь, мне стало как-то не по себе.
— Тормози! — крикнул я Ахмеду.
Подошедший к нашей машине офицер ГАИ – чеченец по национальности, потребовал у водителя документы, а когда Ахмед передал ему своё водительское удостоверение и техпаспорт на машину, спросил:
— Почему не остановились, когда я вам подавал знак жезлом?
— Извини, командир, — ответил Ахмед, — у меня в салоне сидит представитель из министерства внутренних дел, который спешит в аэропорт, где его ждёт московское начальство.
Я опешил от его наглого вранья. Мало того, что он фактически спровоцировал эту, весьма кризисную ситуацию, последствия которой для нас могли быть непредсказуемыми, так он ещё и меня втянул в свои авантюрные дела.
Гаишник молча посмотрел на меня через лобовое стекло автомобиля, и мне ничего не оставалось, как показать ему своё служебное удостоверение.
— В следующий раз будьте внимательней, — только и сказал блюститель дорожного порядка, возвращая документы Ахмеду.
— Как я его! — удовлетворённо заметил Ахмед, когда мы отъехали метров на пятьдесят.
— Не знаю, как ты его, а я чуть в штаны не наложил, когда выстрелы услышал, — ответил я. – Вот смеху было бы, ясли бы он по машине из автомата саданул. Были бы мы сейчас оба совсем свежими трупами. И всё из-за твоего упрямства. Видел ведь, что нас тормозят, так остановись же. Зачем лишний раз судьбу испытывать?
— Да всё ништяк, — успокоил лихой джигит.
В тот день мы исколесили полгорода в поисках мистического компаньона по бизнесу, но так и не смогли его найти. На одном из адресов, куда мы наведались ближе к вечеру, какая-то пожилая женщина сказала, что человек, которого мы разыскиваем, ещё в прошлом году уехал в Ставропольский край, и сейчас живёт в Георгиевске, но точного адреса она не знает.
Возвращаясь обратно, я обратил внимание на пьяную чеченку лет сорока. Она брела по краю проезжей части и, беспрестанно махая рукой, пыталась остановить проезжающие мимо неё машины. Увидеть в Грозном пьяную чеченку мне показалось настолько дико, что я тут же высказал своё мнение Ахмеду. Он не успел ничего ответить, поскольку нашу машину подрезала иномарка, и мы едва не врезались ей в зад. Из машины выскочили двое молодых чеченцев и, силком затолкнув в салон своей машины пьяную женщину, сразу же дали по газам.
Но далеко они не смогли уехать. За всем происходящим наблюдали военнослужащие с блокпоста, оборудованного на ближайшем перекрёстке. Они попытались было остановить автомашину, но её водитель, круто свернув в прилегающую улицу, понёсся с бешеной скоростью.
Но не тут-то было! Один из военных вскинул автомат и, практически не целясь, всадил очередь по задним колесам. Машина завиляла задом и сходу уперлась передними колесами в высокий бордюр. Несколько военных подбежали к машине, и вытащили из неё водителя и его пассажира, бесцеремонно положив обоих на асфальт.
Женщина из машины вышла сама, и, пошатываясь, попыталась уйти, но один из военных, подхватив её под руку, повёл в сторону блокпоста.
— Теперь, пока хором её не отдерут, никуда не отпустят, — заметил Ахмед.
Мы не стали дожидаться развития дальнейших событий, и Ахмед отвёз меня к Умару, пообещав утром вновь заехать.
А у того в гостях находился мужчина лет тридцати пяти. То был Магомед, племянник супруги Умара. По молодости окончил какой-то московский институт, получив высшее финансово-экономическое образование. Несколько лет отработал в одном из московских банков, а когда в стране стали появляться всякого рода кооперативы, открыл своё дело, связанное со строительным бизнесом.
Но так уж получилось, что дело не пошло. На ту пору у мелких строительных организаций не было никаких перспектив успешного развития, и он перебрался в Грозный. Там встретился с другом детства, и они вдвоём учредили общество с ограниченной ответственностью, основной уставной деятельностью которого, опять же, были строительно-монтажные работы.
Набрав бригаду работяг, стали возводить добротные дома для зажиточных жителей Грозного и близлежащих населённых пунктов. А когда в Чечне объявился Дудаев, приближённые к нему люди из налоговой полиции решили прибрать к своим рукам все строительные фирмы и фирмочки, обложив их со всех сторон надуманными налогами. Магомед встал в позу, и в итоге их ООО пустили под сплав. Даже уголовное дело пытались против него возбудить, как на исполнительного директора, но что-то у налоговиков не срослось, и они оставили его в покое.
А потом в Грозном стали появляться липовые банки, через которые обналичивались фальшивые авизовки, и Магомед стал управляющим одного такого банка. Золотые времена наступили – деньги лились рекой, и ему самому кое-что в карман перепадало. Решил построить новый дом в микрорайоне «Олимпийский». Проект составил сам, а реализовать его на деле взялись те самые работяги, что были у него в подчинении в прежнем ООО. Буквально за год они отгрохали трёхэтажную домину в стиле старинного замка. Дело оставалось за малым – отделочные работы, сантехника и прочая мелочёвка.
Увы, завершить стройку так и не успели. Началась война, и он вынужден был срочно уехать из Чечни. Перебрался в Киев, устроился на работу в один из украинских банков, где трудится до сих пор менеджером отдела кредитования малого и среднего бизнеса. На прошлой неделе ушёл в отпуск и решил навестить свою историческую родину, а заодно посмотреть на свой недостроенный дом. Если обстановка я Чечне окончательно нормализуется, планирует вернуться в Грозный.
За разговорами, втроём мы просидели на небольшой веранде до полуночи. Первым не выдержал Умар. Извинившись, он ушёл спать, а мы с Магой продолжили начатый разговор о смысле жизни, о политике, и вообще. В какой-то момент, наше бурное общение прервала супруга Умара.
— Вы посмотрите, сколько уже времени, – с укором в голосе сказала она. – Вы так громко кричите, что вас слышно на всю улицу. А вдруг вас боевики услышат – бросят гранату, и поминай, как звали.
— Да какие ещё боевики, — рассмеялся я. — Откуда им, сейчас взяться в Грозном. Столько военных на каждом шагу – ни одна мышь не проскочит.
— Всё оттуда, откуда они в марте появились, — не унималась Залпа. – На базаре только об этом и говорят, что боевики за последнее время наводнили город. Того и гляди, чего-нибудь отчебучат.
Спорить мы с ней не стали, но на всякий случай разговаривать друг с другом продолжили на полтона ниже. Спать легли после того, как все затрагиваемые нами темы были исчерпаны, да и пить было уже нечего.
Проснулся я часов в десять утра, когда на улице светило яркое солнце. Мага ещё спал, а вот Умара в доме не было. От Залпы узнал, что он уехал на работу, и вернётся только к обеду.
Я ходил из угла в угол, а в голове крутилась лишь одна навязчивая мыслишка – как бы «подлечиться». Видя моё болезненное состояние, Залпа пришла на выручку, принеся банку холодного пива. Я едва успел его откупорить, как появился Мага.
— А ещё другом называется! — заметил он.
Делать нечего, пришлось делиться и разливать пиво по стаканам.
Ахмед, обещавший забрать меня утром, объявился часов в одиннадцать. На мой вопрос – почему так поздно, свою задержку объяснил тем, что не смог проехать по улице Маяковского, где его машину вместе с другими автомобилями заблокировали военные.
Оказалось, что утром на этой улице произошёл взрыв, когда по ней ехал грузовик с военнослужащими внутренних войск. Неизвестный преступник закрепил на стоящем возле дороги дереве осколочный снаряд и подорвал его в тот момент, когда по улице пошла военная колонна. От того места, где был закреплён снаряд, в сторону жилых домов тянулся телефонный провод, на конце которого была закреплена плоская батарейка от фотоаппарата «Кодак». На месте происшествия работали милиционеры и военные, и пока они не закончили осмотр и документирование ЧП, движение по улице было приостановлено. В общей сложности, Ахмед провёл в образовавшейся пробке почти три часа. Пока там находился, узнал, что от взрыва погибло трое военнослужащих, и ещё с десяток получили осколочные ранения.
Как бы между прочим, он заметил, что если бы поехал за мной чуть пораньше, то запросто мог оказаться в эпицентре взрыва. Спасло лишь только то, что вечером слегка «усугубил» и просто проспал.
Весь наш дальнейший разговор был посвящён теме пользы употребления спиртных напитков. Оно и верно, если бы мы вчера не пьянствовали и пробудились с утра пораньше, то не только Ахмед, но и я могли попасть под «раздачу». Ведь именно по улице Маяковского нам предстояло ехать в то утро, когда я пообещал Ахмеду познакомить его с Мугуевым. Какой у него был интерес к начальнику паспортно-визовой службы, он не стал мне объяснять, да и сам я не проявил к этому особого интереса. Пускай сами разбираются друг с другом.
Пока они общались в кабинете Алика, я пил чай у девчат из адресного бюро. Рассказывал им о своём житье-бытье, расспрашивал, как они сами без меня почти год прожили. Вспоминали дни, когда впервые познакомились друг с другом. От них я узнал, что одна из сотрудниц адресного бюро погибла ещё прошлой осенью. Возвратившись с работы, она застала в своём доме мародёров, которые и убили её. Мародёров до сих пор так и не нашли. В свою очередь, я им рассказал о гибели соседки Мугуева, но выяснилось, что они про это убийство знают, поскольку, сам Алик им о нём рассказал.
Ахмед, вернувшийся от Мугуева, предложил поехать к нему домой, и слегка «посидеть». На мой вопрос: «Что за повод?» ответил, что завтра утром уезжает в Ингушетию к своим родственникам и возвращаться в Астрахань будет уже оттуда, дней через десять. Так что придётся мне домой возвращаться одному, и он уже договорился с Аликом, чтобы тот поспособствовал с моей отправкой до Кизляра.
Наш прощальный обед, плавно перешедший в ужин, слегка затянулся, и Ахмед, пообещавший до этого отвезти меня до дома Умара, был уже не в состоянии управлять машиной. Точнее сказать, он ею мог управлять, но я бы не рискнул ехать вместе с ним. Да и времени не оставалось на то, чтобы он успел вернуться обратно до наступления комендантского часа. Я попросил его связаться с Умаром и объяснить сложившуюся ситуацию.
По мобильному телефону с Умаром разговаривал я сам. Извинившись, сказал, что заночую у Ахмеда, а завтра он доставит моё бренное тело к нему домой. Умар не стал особо настаивать на том, чтобы я непременно вернулся к нему сию же минуту, и мне даже показалось, что он был рад тому, что я не составлю компанию Магомеду, с нетерпением дожидавшегося своего вчерашнего собутыльника.
Утром Ахмед завёз меня к Умару, а сам поехал в сторону Черноречья, где по трассе Москва – Баку собрался добираться до Ингушетии. Узнав, что на этот день у меня нет никаких конкретных планов, Умар предложил в обед заехать к родственнице своей супруги, чей муж занимал руководящую должность в министерстве юстиции Чечни. Мне было всё равно, где обедать, о чём я ему и сказал.
Пока мы там ели шашлыки и пили спиртное, две женщины штукатурили внутреннее помещение заново отстроенного кирпичного дома. Старый дом ещё не был снесён и использовался не только как временное жильё для его хозяев, но и как склад строительных и отделочных материалов, которыми была завалена одна из самых больших комнат. По этой причине стол был накрыт не в доме, а во дворе, под деревом черешни. К тому времени её плоды уже созрели, и я срывал их с дерева, не поднимаясь из-за стола.
В процессе общения узнал, что хозяин дома, несмотря на ветры перемен, веявшие последние годы в Чечне, находился на прежней руководящей работе, которую он занимал ещё при Завгаеве, потом — при Дудаеве, и вновь — при Завгаеве. Эдакий непотопляемый «авианосец», которому не было никаких дел до политики. А суды, как известно, существуют при всех политических режимах, независимо от формы правления в той или иной стране.
Домой возвращались изрядно «набравшись». Благо дело, что ехать далеко не пришлось, поскольку двор, где мы обедали, располагался неподалёку от дома Умара. А когда мы оказались в его доме, то там я застал высокого, стройного чеченца, на вид не старше лет тридцати пяти. Выяснилось, что это был племянник Залпы по имени Ваха. Срочную службу он служил в Афганистане, за что получил орден Красной Звезды. В данный момент работает в одной силовой структуре Чечни, где занимает офицерскую должность.
В тот вечер у меня с ним было о чём поговорить. И про Афган, и про его нынешнюю работу. Ваха к спиртному относился равнодушно и, в отличии от меня с Умаром, только пригублял рюмку, делая вид, что пьёт. Наверно, именно поэтому мы вдвоём «набрались» довольно быстро. Сказалось ещё и обеденное застолье.
Сейчас уже и не знаю почему, но я вдруг решил погадать Вахе по ладони его левой руки. Что уж я на ней спьяну увидел, не знаю, но нагадал кучу проблем, которые произойдут с ним уже этим летом. Про то, что он будет куда-то бежать, перепрыгивая через палисадники, и что ему вдогонку будут стрелять какие-то вооружённые люди. Ваха слушал бред пьяного «хироманта», а сам скептически улыбался. Он и представить себе не мог, что спустя каких-то пару месяцев, действительно едва не погибнет и будет спасаться бегством от боевиков, ворвавшихся в Грозный ранним августовским утром.
Хотя в тот момент я сам ничего подобного не мог себе представить, поскольку ничто не предвещало надвигающейся беды. Смотрел Вахе на руку, а мой язык сам по себе выдавал какой-то несусветный бред.
Следующий день вдвоём с Умаром провели в поездках по городу. Он ездил по своим делам, а я катался с ним за компанию, чтобы хоть как-то убить свободное время. Заехали на работу к Мугуеву. Я сказал ему, что на следующий день собираюсь возвращаться в Астрахань, на что он вызвался сопроводить меня до посадки в рейсовый автобус. Но сидящий рядом со мной Умар, корректно отказался от его предложения, заявив, что сам отправит меня домой. Алик не стал особо настаивать, а поскольку виделись мы вдвоём с ним в последний раз, предложил тут же отметить это дело.
Когда с Умаром возвращались обратно к нему домой, по пути он притормозил возле центрального рынка и, вернувшись обратно, вручил мне видеокассету.
На мой вопрос: «Что на ней отснято?» – коротко бросил: «Чеченские ужастики».
Уже вечером, сидя за столом, я осторожно поинтересовался:
— А почему ты не захотел, чтобы меня провожал Алик?
— Ты сам это потом поймёшь, — ответил он мне.
Утром он отвёз меня в центр города, откуда отходили автобусы в Ингушетию и Дагестан. Мне досталось ехать на высоченном импортном автобусе под названием «Альтерна», совершавшем ежедневные рейсовые поездки между Грозным и Кизляром. Поскольку у меня не было при себе громоздких вещей, я почти сразу же уселся в автобус. Ещё до посадки я наблюдал, как другие пассажиры запихивали свои «чувалы» в грузовые отсеки автобуса. Про себя отметил, что в них можно было запросто уместиться не менее двадцати человек, и если бы боевики захотели незаметно перебраться из Грозного в Дагестан, или обратно, то лучшего места для их транспортировки и не придумать.
Прощался с Умаром довольно бурно, так, чтобы весь этот «процесс» заметил водитель автобуса. Ко всему прочему, Умар подошёл к нему и сказал что-то на родном языке. Я поинтересовался, что же он ему сказал, на что улыбаясь, Умар ответил:
— Я ему сказал, что вместе с тобой чалился на зоне и попросил, чтобы он доставил тебя в Кизляр в целости и сохранности.
Суть его юмора я осознал чуть позже, когда проезжая по трассе, пролегающей через Шелковской район, наш автобус въехал в густую лесопосадку, вплотную обступившую дорогу с двух сторон. Из-за деревьев вышел «голосующий» бородатый чеченец, и водитель остановил автобус. Внешне это было похоже на то, что какой-то очередной пассажир намеревается сесть в автобус, чтобы доехать до нужного ему населённого пункта. Но чеченец и не думал никуда ехать, а стал о чём-то говорить с водителем. Я, сделав вид, что задремал, стал внимательно слушать. И хоть я ничего не понял из того, о чём они говорили, но среди набора чеченских фраз отчётливо услышал слово «русак» и понял, что незнакомец интересуется именно моей персоной. Водитель что-то ему ответил, и, напоследок оглядев салон с сидящими в нём пассажирами, чеченец наконец-то покинул автобус.
Ещё до отправки автобуса, Умар посоветовал мне спрятать своё служебное удостоверение куда-нибудь подальше, так, чтобы если меня кто-нибудь будет обыскивать, не смог его обнаружить. Я подивился тогда его «рекомендации», но на всякий случай спрятал свою милицейскую «ксиву» в носок. И вот теперь, когда произошла эта непредвиденная остановка в глухой лесопосадке, я отчётливо понял, о чём именно он хотел меня предупредить. Ведь если этот чеченец действительно был боевиком, то наверняка в той лесопосадке прятались его «подельники» и, прознав о том, что в автобусе находится ментяра, наверняка расправились бы со мной без суда и следствия. На худой конец, я оказался бы у них в плену, и моя дальнейшая судьба была бы не столь радужной, как я её себе представлял.
Слава Богу, всё обошлось благополучно, и уже в тот же день я ехал в плацкартном вагоне поезда Махачкала-Москва, с улыбкой вспоминая об этом незначительном для меня происшествии и о том, как я провёл свой краткосрочный отпуск в Грозном.
Хорошо отдохнул!
Фактически это продолжение повести «Командировка на войну» опубликованной на «Родном слове» 12 декабря 2022 года.
В ней читатель узнает о том, чем жили сотрудники астраханской милиции последние годы двадцатого столетия. А также проследит дальнейшую судьбу персонажей с которыми мне довелось повстречаться в Чечне.
Я не стал ничего скрывать о своих весьма не простых взаимоотношениях с тогдашним руководителем астраханского УВД генерал-майором Волкодавом А.Т. Но не только об этом пойдёт речь. о чём читатель узнает прочитав все четыре части повести. Наберитесь терпения, и постарайтесь дочитать до конца.
Даю ссылку на повесть «Командировка на войну»
https://souzpisatel.ru/anatolij-voronin-komandirovka-na-vojnu-povest/#more-20772
Я уже читаю свежую 4 часть на военном сайте. Никогда не думал, что анекдот: дали пистолет и крутись как хочешь может стать суровой реальностью. Хотя у меня мама работала тогда сторожем в школе и там тоже платили продуктами, но я думал, что такого свинства по отношению к силовикам (которые, если разобраться, только что, три года назад по тем временам, защитили и сохранили этот режим, не дав стране скатиться к гражданской войне в активной фазе) допускать было очень некорректно. У меня бы просто наглости и цинизма не хватило, будучи на высоком посту побоялся бы так делать даже на местном уровне))) Побоялся бы личной мести как минимум)))
По мере публикации остальных частей повести, буду подробно комментировать грехопадение выкормышей Волкодава. Самый известный из них Ренат Салихов, руководитель УБОПа, известный в миру как «Чёрный полковник», который за свои «художества» сейчас отбывает пожизненный срок. Мне с ним тоже довелось пересечься, когда я уже в банке работал. Изрядная скажу вам сволочь.
О, Анатолий Яковлевич, есть у меня стойкое ощущение, что если бы этот персонаж добился, чего хотел, то мы бы тут на много лет получили свою Кущёвку, в сравнении с которой Ставропольская была бы просто пионерлагерем… И ведь, помню, крепко на ногах стоял, была своя сеть бань (с рекламой по телевизору, кстати))) и ещё много чего, а уж неофициально, ух. Перед самой посадкой выдвигался ведь то ли в депутаты, то ли в мэры, подозреваю, достали его прямо на самом подлёте, можно сказать, за пиджак ухватили, а так наплакались бы ещё горше. P.s. Всё дочитаю обязательно и, если будут вопросы или замечания по существу, напишу лично. Спасибо в любом случае. Творческих успехов и крепкого здоровья.
Работал в банке где я был директором Департамента экономической безопасности один парень, который занимал должность коменданта. Ему в наследство от умершего отца досталась половина дома в районе Татар Базара. Однажды на него наехали бандюки, которые потребовали переоформить на них эту жилплощадь. Он отказался, и тогда его вывезли в «Долину кентавра» (есть такое незавершённое строительство на улице Пороховой, где избили до полусмерти и сказали, что в следующий раз вообще убьют. Комендант мне рассказал, что вторую половину дома бандюки экспроприировали у соседа каковым был профессор мединститута. Тот не захотел с ними связываться и отдал добровольно, после чего в этой квартире началось переоборудование её под баню, и вторая половина принадлежащая коменданту им потребовалась для того, чтобы в ней оборудовать бассейн. Я взял коменданта и поехал с ним в УБОП на приём к Салихову. Тот выслушал нас и пообещал, что примет меры. А когда он с нами разговаривал, в кабинет вошёл его сотрудник, который принёс на подпись какие-то бумаги. Увидев его комендант изменился в лице, а когда этот сотрудник вышел из кабинета, он сказал, что именно этот человек избивал его в «Долине кентавров». Салихов сказал, что комендант ошибается и фактически спустил всё на тормозах. А позже выяснится, что тот его сотрудник был самым активным участником банды, которая состояла не только из сотрудников УБОПа, но и боевиков одной из ОПГ, которую УБОП якобы оперативно разрабатывал.
Упомянутый в повести лес в Шелковском районе Чечни вплотную примыкавший к дороге местные острословы из числа «федералов» прозвали Шербурским лесом. Многолетние дубы были посажены в аллею в ожидании приезда в Кизляр князя Багратиона, тамошнего уроженца в начале 19 века, и как рассказывали старые лесники, раньше на каждое дерево была охранная грамота. С ветвей реально можно было запрыгнуть в кузов проезжающей машине!
Именно там во вторую чеченскую войну погиб сотрудник Астраханского УВД капитан милиции Наумов. Будучи сотрудником службы собственной безопасности, он вычислял предателей среди чеченских милиционеров, имеющих родственников среди боевиков, которым они сливали оперативную информацию. Один такой предатель сообщил о времени передвижения оперативной группы в состав которой входил Наумов, и машина на которой ехали сотрудники милиции, из засады была в упор расстреляна.