
АНАТОЛИЙ ВОРОНИН
МУШАВЕР
Роман
ОПЫТ НЕ ПРОПЬЁШЬ
ГЛАВА 5
Возвратившись из Ташкента и отработав месяц, Николай решил уйти в отпуск. Написал рапорт и понёс секретарю отдела, чтобы та положила его в папку на подпись, как вдруг его срочно вызвали к начальнику УВД. Ещё находясь в приёмной, он узнал о двойном убийстве, совершённом в посёлке Аксарайский, где на ту пору возводился крупнейший в Европе газоперерабатывающий завод. Полковник Вержбицкий, в недавнем прошлом руководивший в Афганистане отрядом специального назначения «Кобальт», коротко проинформировал Николая о случившемся и дал пятнадцать минут на сбор оперативной группы, в которую должны были войти самые опытные сыскари.
По прибытии на место стало известно об обстоятельствах совершённого преступления. Убитыми оказались двое поселенцев, работавших на одном из строительных объектов. Тот, кто совершил это преступление, проявил незаурядную изобретательность, и если бы не оперативность местных пожарных, преступление наверняка было бы списано на рядовой несчастный случай.
И действительно, что можно подумать о потерпевших, постоянно злоупотреблявших спиртными напитками, если они, напившись в очередной раз до потери чувств, уснули, позабыв выключить из розетки электрочайник. Вода в чайнике выкипела, и произошло возгорание. Наверно, именно эта версия и стала бы основной, если бы огонь дотла сжёг вагончик с находящимися в нём человеческими останками. Но волею судьбы пожар был вовремя замечен и оперативно локализован. Обнаруженные на пожарище трупы обгорели не настолько сильно, чтобы судмедэксперт не смог не заметить на них множественные ножевые раны. Было ясно и понятно, что оперативники имеют дело не с несчастным случаем, а с умышленным убийством, и им предстояло найти человека, а, может быть, группу лиц, причастных к злодеянию.
В тот день работали до упора, с каждым шагом сужая круг подозреваемых. Опросили не один десяток человек, по крупицам восстанавливая картину разыгравшейся накануне трагедии. И усилия милиционеров увенчались успехом. Рано утром следующего дня подозреваемый в преступлении был задержан у своей любовницы, проживавшей в том же рабочем посёлке. На допросе он во всём признался, рассказав о причине возникшей ссоры и о том, куда выбросил орудие преступления — нож с выкидным лезвием.
Преступление было раскрыто, и оперативники могли преспокойно возвращаться в город. Но начальник поселковой милиции — полковник Даулетов, не хотел их отпускать «на сухую». Быстро накрыл в своём рабочем кабинете импровизированный стол, на котором появились и дефицитная по тем временам копчёная колбаса, и шпроты, и, самое главное, — бутылка водки «Посольская». И где он только нашёл её в рабочем посёлке, официально объявленном сухой зоной! Впрочем, вряд ли он испытывал с этим делом какие-либо трудности. Как-никак начальник отдела милиции, где работало около трехсот подчинённых ему сотрудников.
Выпили, закусили и собрались прощаться, как вдруг зазвонил телефон. Дежурный по отделу сообщил, что на решётке виброподавателя бетоносмесительного узла обнаружен неразорвавшийся крупнокалиберный артиллерийский снаряд, по всей видимости завезённый вместе с песком из карьера, располагавшегося в местах ожесточённых боёв под Сталинградом.
Делать нечего, нужно было ехать и разбираться, что там за снаряд такой объявился. Небольшая доза алкоголя только придала уверенности, и Николай, как человек прошедший специальную военную подготовку, рванул вместе с полковником на место происшествия.
Действительно, на решётке виброподавателя лежал 130-ти миллиметровый гаубичный снаряд. Жизнь на бетоносмесительном узле замерла, и все рабочие стояли в сторонке, наблюдая за тем, как милиционеры с деловым видом стоят возле снаряда и соображают, как им быть дальше.
То, что снаряд был всамделишным, не вызывало никаких сомнений. Более того, взрыватель находился на штатном месте, и по всему было видно, что снаряд в своё время был отстрелян из орудия, но по каким-то причинам не разорвался. А коли так, то эта «игрушка» могла бабахнуть в любой момент, от любого неосторожного обращения с ней.
— Надо вызывать сапёров, — констатировал Николай. — И трогать его с места ни в коем случае нельзя — может взорваться.
Стоявший неподалёку начальник узла поинтересовался:
— А как скоро они приедут, эти саперы?
— К утру наверняка будут. В астраханском гарнизоне их нет, придётся из Волгограда вызывать.
— Да вы что, смеётесь?! — возмутился начальник узла. — Вы хоть представляете, во что мне обойдётся только один час простоя? Двадцать тысяч целковых! Да меня за это под суд отдадут как саботажника и вредителя!
— Нет сейчас таких статей в уголовном кодексе, — заметил Даулетов. – А то, что двадцать тысяч, то это действительно солидная сумма. Это сколько же до завтрашнего утра намотает? — поинтересовался он у бетонщика.
— Без малого «поллимона», — едва не плача, ответил тот.
— Пятьдесят пять «Жигулей» на эти деньги можно купить! — заметил Николай.
Бетонщик стоял, схватившись за голову, видимо, представляя, что с ним будет после того, как руководимое им предприятие нанесёт такой непоправимый урон строящемуся особо важному объекту всесоюзного значения. В тюрьму может и не посадят, а от занимаемой должности однозначно отстранят.
— Мужики, ну сделайте хоть что-нибудь, Богом вас умоляю.
Смотреть на него было жалко. Вот ведь, действительно, попал мужик под раздачу. Не думал, не гадал, что свалится на него такая напасть. Николаю даже как-то стало обидно за него. Посмотрев ещё раз на снаряд, он почему-то подумал, что не может тот взорваться от малейшей тряски. Если бы он был к этому предрасположен, то давно бы уже рванул. Решётку виброподавателя трясёт так, что мало не покажется. Крупные камни, попадающие на эту трясучку, словно резиновые мячики отскакивают от неё в разные стороны. Снаряд тоже капитально потрясло, но он же от этого не взорвался.
И тут в его голове созрел авантюрный план. Он попросил «бетонщика» вплотную в виброподавателю подогнать самосвал, желательно с бортами кузова из толстого металла, куда предварительно загрузить пару экскаваторных ковшей песка. И когда гружёный «КРАЗ» задком сдал вплотную к бетонному узлу, Николай аккуратно поднял снаряд с решётки и осторожно перенёс его в кузов самосвала.
Сев в кабину грузовика, распорядился, чтобы водитель потихоньку трогал машину с места. В сопровождении двух милицейских патрульных машин смертоносный груз был вывезен за пределы посёлка, где аккуратно уложен в ложбину между песчаными барханами. Принимая снаряд из рук Николая, Даулетов едва не уронил его. Можно представить, что в тот момент он пережил. Тем не менее, снаряд лежит в безопасном, охраняемом месте, а бетоносмесительный узел вновь заработал на всю свою мощность, ежеминутно выдавая «на гора» тонны бетона.
После выходных, когда в связи со своим уходом в отпуск Николай сдавал все свои дела, его разыскал Даулетов. Он вытащил из нагрудного кармана форменной рубашки осколок от снаряда, что они так удачно «разминировали», и рассказал, как на следующее утро приехавшие из Волгограда сапёры подорвали его при помощи тротиловой шашки. А до этого они поинтересовались, каким образом этот снаряд там оказался, и полковник красочно рассказал им о злоключениях внештатных «разминёров». Сапёры смотрели на него, вытаращив глаза, не в силах что-то вымолвить. Уже потом, когда снаряд был взорван, офицер, руководивший работой сапёров, подарил ему осколок, сказав напоследок:
— А теперь представьте себе, что было бы с вами, если бы сотни таких вот «сюрпризов» оказались в вашем теле. Взрыватель снаряда находился на боевом взводе, и любое неосторожное обращение с ним могло вызвать подрыв. Мне лишь остаётся напомнить вам, кому в жизни везёт. И вы, и ваш напарник в рубашках родились. Постарайтесь больше так никогда и ни при каких обстоятельствах не поступать.
До начальника УВД всё-таки дошла информация о ЧП на бетоносмесительном узле. Наверняка сам Даулетов ему обо всём и рассказал. Как бы там ни было, но перед уходом в отпуск Николай получил за это «разминирование» премию в размере пятидесяти рублей, которую тут же спустил на обмыв своего, возможно, самого последнего в жизни отпуска.
ГЛАВА 6
ВЫЗОВ
До окончания отпуска оставалось две недели, когда пришла шифровка из МВД — Николаю предписывалось срочно прибыть в Москву с вещами. Очередная беготня, сборы, прощание с родственниками и друзьями. Жена тоже хотела поехать с ним в столицу, чтобы быть вместе до последнего момента. Николаю даже удалось купить ей билет на самолёт, и это в разгар лета, когда в кассе их не было дней за десять до вылета. Но, увы, его пришлось сдать обратно, поскольку с приобретением билета на обратную дорогу ничего не вышло. А, может быть, это и к лучшему — зачем лишние слёзы и психические травмы? Одно дело провожать в Москву, и совсем другое — в Кабул. Николай сам понимал, что не стоило этого делать и поэтому не стал проявлять излишней инициативы и настойчивости.
Едва ли не в самый последний день он пошёл сниматься с партийного учёта. Секретарь райкома вдруг ни с того ни с сего начал упрекать Николая, мол, растишь, растишь партийные кадры, а они, едва получив партийный билет, перебегают в партийную организацию другого района, а то и города. Успокоился только после того, как «перебежчик» объяснил ему, в связи с чем он снимается с партийного учёта.
В Москву улетал во второй половине дня. Перед посадкой в самолёт не утерпел-таки и, обернувшись напоследок, увидел в окне аэровокзала свою супругу. Она как-то сразу вся сникла и стояла, не шелохнувшись, словно манекен. В тот момент она сама не знала, как ей жить дальше. В глазах растерянность. Испуга и слёз не было, была тоска и осознание безысходности от всего того, что её ждёт в дальнейшей жизни, случись с супругом самое худшее. На войну всё-таки едет.
В московском аэропорту «Домодедово» Николая никто не встречал, да и кто мог встречать, если о своём прилёте он вообще никому не сообщал. С двумя чемоданами и большой брезентовой сумкой кое-как добрался до автобуса-экспресса, и уже через час — полтора был на аэровокзале в Москве. Попытался сдать вещи в камеру хранения, но красномордый, самодовольный приёмщик потребовал от него авиабилет. Как выяснилось, вещи в камеру хранения принимались только от тех пассажиров Аэрофлота, которые в течение ближайших суток вылетали из столицы. Пришлось по подземным лабиринтам добираться до автоматических камер хранения и искать свободные ячейки. Такая ячейка нашлась довольно быстро. С трудом запихнув в неё вещи, Николай поехал в ведомственную гостиницу на Пушкинской улице.
Был поздний вечер, и появление Николая в гостинице произвело на администратора такое же впечатление, как на персонажей картины Репина «Не ждали». Попытался объяснить ей, что в Москве оказался не по собственной прихоти, но она только разводила руками и, как попугай, повторяла одну и ту же фразу: «Мест нет».
Сколько бы ни бывал в служебных командировках, но эту дежурную фразу он слышал практически во всех гостиницах. Но нам ли печалиться от подобных мелочей жизни – его поколение к спартанскому образу жизни приучалось с раннего детства. С разрешения дежурной пристроился на диванчике, стоящем в коридоре рядом с общей кухней.
На другой день, после соответствующего телефонного звонка из министерства, место в гостинице всё-таки нашлось, и как какой-то «фон-барон», Николай вселился в двухместный номер, где уже проживал офицер внутренних войск. «Сокамерник» ему совершенно не мешал, поскольку возвращался в номер поздно вечером и всегда навеселе. О себе Николай ничего ему не рассказывал, и все их диалоги состояли из слов приветствия и прощания.
Второй день своего пребывания в столице провёл в ГУКе, в старом здании министерства внутренних дел на улице Огарева, 6. Кадровики встретили обыденно, видимо, привыкли к тому, что еженедельно в Афганистан улетало по две-три партии очередных советников и переводчиков и столько же возвращалось домой — кто в отпуск, а кто и насовсем. Общался в министерских кабинетах с чинами в погонах – от майора до генерал-майора. Выслушивал от них слова напутствий и пожеланий. Сдал на хранение общегражданский паспорт, получив взамен служебный загранпаспорт, где в графе «специальность» было записано — «преподаватель истории». Опять конспирация!
Напоследок предупредили, что утром следующего дня следует быть на собеседовании в ЦК КПСС. Туда Николай поехал с утра пораньше. Для начала предстояло найти нужный подъезд, через который он мог попасть на собеседование к партийному клерку, в чьи обязанности входил инструктаж советских граждан, выезжающих за рубеж.
ЦК КПСС размещался не в одном большом здании, а в комплексе из нескольких зданий, расположенных недалеко от площади Дзержинского. Найти нужный подъезд удалось не сразу, сдал паспорт дежурному офицеру – гэбэшнику и взамен получил временный пропуск. В Общем отделе сдал свой партбилет, где ему суждено было храниться всё то время, пока Николай будет находиться за «бугром». Потом была беседа с пожилым, седовласым мужчиной. Он всё пытался выяснить мотивы, побудившие сотрудника милиции к поездке в Афганистан. Прощупывал и насчёт того, что ему было известно об этой азиатской стране.
Николай коротко рассказал обо всём, что знал, но в целом откровенного разговора между ними так и не получилось. Да они оба к этому и не стремились.
После собеседования с партаппаратчиком Николай спустился этажом ниже, где вместе с другими приглашёнными ознакомился с правилами проживания советских граждан за границей. Согласно этому документу у выезжавших за рубеж советских граждан не было никаких прав, одни только обязанности. Поставили свои подписи под обязательством быть примерными представителями Родины на чужбине.
На этом приём в ЦК закончился, как впрочем, и все остальные официальные мероприятия. Николаю оставалось дожидаться самолёта на Кабул, вылетающего в ночь с воскресенья на понедельник. Правда, был ещё один рейс — в пятницу, но на него он уже не успевал.
Впереди было почти двое суток, которые предстояло провести в Москве, а заняться было совершенно нечем. Бродил по старым улочкам, любуясь красотой старинных особняков Арбата, побывал на Пресне. А в последний день своего пребывания в столице, решил сходить на Красную площадь. На подходе к главной площади страны обратил внимание на панков. Они стайкой сидели на парапете памятника Свердлову, и оживлённо разговаривали между собой.
Завидев молодых людей с окрашенными в неестественно яркие цвета волосы на наполовину обритых головах, прохожие с любопытством разглядывали эти «огородные пугала» и, осуждающе качая головами, шли дальше. Не обращая ни малейшего внимания на едкие подколки в свой адрес, панки цедили сквозь зубы заморскую «Пепси-колу».
Николаю почему-то вдруг вспомнилось пыльное, с потёками грязи лицо молодого парня в полевой форме, показанного накануне по центральному телевидению в репортаже корреспондента Михаила Лещинского. Парень сидел на земле, прислонившись спиной к колесу БТРа, и безмятежно спал, уронив голову на грудь. Ёжик его коротко остриженных волос цвета сухой соломы очень здорово диссонировал сейчас с длиннющими, ядовито-зелёными и малиновыми волосами петушиных гребней панков.
Возвращаясь обратно в гостиницу, напоследок прогулялся по Старому Арбату. Обратил внимание, что за последний год он несколько запаршивел, стал каким-то серым и невзрачным, превратившись в банальную «толкучку». На улице, где когда-то хаживал Пушкин, теперь тусовались какие-то тёмные личности. Правда, были среди них и такие, кто декламировали стихи или пели песни под аккомпанемент гитары. На стенах домов, заборах и отдельно стоящих щитах висели многочисленные листовки и афиши, агитирующие граждан вступать в тот или иной союз. Неформалы, проститутки, бродяги, вольные художники, шустрые уличные торговцы — всё смешалось в одну кучу под названием «мирная жизнь».
До вылета самолёта оставалось чуть больше пяти часов.
В музее ГПЗ в Аксарайске должна храниться вырезка из многотиражки Астраханьгазпрома со статьёй о «разминировании» бетоносмесительного узла и фотографией отличившихся.