ГЛАВА 32.

УШЕРЗОЙ

Первого января жильцы тринадцатой виллы проснулись довольно поздно, когда солнце уже высоко поднялось над возвышавшейся на востоке горной грядой. Какой-то странный климат в Кандагаре — ещё вчера всё небо было затянуто облаками, и с северо-востока дул пронизывающий ветер, а сегодня небосвод лазоревого цвета с висящим на нём ярким солнечным диском, свидетельствовали о том, что по всем приметам новый год начинается весьма удачно. Была надежда, что «духи» в такой солнечный день не будут обстреливать городок реактивными снарядами. Когда воздух прозрачен, а видимость с наблюдательных выносных постов шуравийских застав идеальна на расстоянии многих километров, они старались не рисковать лишний раз, чтобы не дезавуировать свои огневые точки. В такой ситуации огонь отмщения со стороны советских артиллеристов и ракетчиков мог последовать незамедлительно.

А чтобы удача не покидала мушаверов с первого дня нового года, решили навестить Степаныча, дабы ещё раз поздравить его с наступившим для него дембельским годом, а заодно подлечиться тем, что могло остаться от прошедшей накануне вечеринки. Поздравить-то они его поздравили, а вот с «лечением» получился полный «облом» — все вчерашние запасы спиртного и съестного были уничтожены прожорливыми гостями, а остатки плова, что сварили переводчики, те унесли с собой по завершении мероприятия.

   Уже покидая виллу Белецкого, Николай обратил внимание, что со стены исчезла стенгазета.

   — А где стенгазета? — поинтересовался он.

   — Так её Екатеринушкин ещё вчера забрал с собой.

   — А зачем она ему понадобилась?

   — У него и спросите, — ответил Степаныч.

   Не откладывая в долгий ящик, решили навестить любителя стенной печати. Его застали в фотолаборатории под которую была приспособлена одна из комнат в «берлоге» Александра. В своё время помещение, где он квартировал, для проживавших в кампайне иностранных строителей служило кафетерием, а фотолаборатория, судя по всему, — кладовкой для хранения продуктов.

   В этой комнате, размером с санузел среднестатистической советской «хрущёвки», где не было ни окна, ни вытяжной вентиляции, ещё «кобальтёрами» была оборудована фотолаборатория, где они печатали свои фотографии. После того, как в 1985 году в кампайне появился Екатеринушкин, первым делом он надёжно укрепил своё жилище. С этой целью он натаскал на плоскую крышу не только колёса от автомашин и бронетранспортёров, подорвавшихся на минах и фугасах, а также пустые гильзы от артиллерийских снарядов, но и огромные камни, каждый весом под сотню килограммов.

   В том не было ничего удивительного, поскольку Александр с детства увлёкся тяжёлой атлетикой, и для него жим штанги весом в сто пятьдесят килограмм был делом обыденным. А чтобы не потерять форму за время прохождения службы в Афганистане, он соорудил штангу, под которую приспособил обычный лом, приварив к нему катки от БМП. И тягал он её в любую свободную минуту.

   — Александр, ты зачем стенгазету забрал? — спросил Николай, когда тот вышел из фотолаборатории с отпечатанными, но ещё мокрыми снимками.

   — А что, есть ещё претенденты на неё? — вопросом на вопрос ответил он.

   — Пока ещё никто не заявил свои права на неё, но не все ещё успели по «трезвяку» ознакомиться с её содержанием, — попытался пошутить Николай.

   — В таком случае, пусть приходят ко мне, я их персонально ознакомлю.

   — Нет, ну всё равно, а на кой ляд она тебе понадобилась?

   — Для истории. Вот вернусь я к себе домой после Афгана, и спросят мои сослуживцы, чем я там занимался. А я им в ответ фотки свои покажу, и эту стенгазету. Да ничего вы мужики не понимаете в колбасных обрезках. Этой газете через несколько лет цены не будет. Сбагрю её с аукциона какому-нибудь забугорному коллекционеру как шедевр народного творчества в условиях войны.

   — Да ну, кому на фиг нужна будет эта доморощенная мазня, — ухмыльнулся Васильев.

   — Вот я и говорю — ничего вы не понимаете в колбасных обрезках, — повторился Александр.

   Поняв, что стенгазету он не вернёт ни за какие коврижки, Николай безнадёжно махнул рукой, и уже собрался удалиться восвояси, но стоящий рядом с ним Васильев решил проявить принципиальность.

   — Не-е, так дело не пойдёт. Мужики почти неделю возились, пока эту газету смастрячили, а ты её хочешь на халяву заполучить? Требуем выкуп, и пока ты его не выставишь, мы отсюда никуда не уйдём. Короче — с тебя пузырь, и мы мирно расходимся как в море корабли.

     — Мужики, да нет у меня ничего в запасе, — взмолился любитель «шедевров народного творчества». — Всё что было, ещё вчера вместе прикончили.

   — Да ладно, сказки нам будешь рассказывать, — продолжал наступать Васильев. — Нам ведь всё равно, чем ты будешь проставляться. Нет водки, гони горилку, нет горилки, наливай кишмишовку. Одним словом, нам любая огненная вода сойдёт.

   Видя, что визитёры настроены весьма решительно и не собираются никуда уходить, Екатеринушкин тяжело вздохнул и, вымолвив: «Я щас», выскочил на улицу.

   Отсутствовал он не более пяти минут, а когда вернулся обратно, то «вымогатели» увидели в его руке стеклянную полулитровую банку с прозрачной жидкостью.

   — Ваше счастье, что военные советники к празднику основательно затарились, и не все запасы «горючки» вчера уничтожили. Пейте, злодеи!

   — А ты что, разве компанию нам не составишь? — поинтересовался Васильев.

   — Вот ещё! — возмутился Екатеринушкин. — Сейчас вы с меня ещё и закусь потребуете, а у меня в кладовке шаром покати. Так что гуляйте, братцы, до своей хаты, а мне есть чем заниматься, ещё не все вчерашние фотки отпечатал.

   Уже находясь у себя на вилле, в процессе распития «трофея», Васильев рассказал о том, что «коллекционер» буквально помешан на всякого рода старинных монетах и обычных почтовых марках. Мотаясь по кандагарским дуканам, за бесценок, а порой просто «за спасибо», он приобретает у дукандоров старые монеты. Как-то раз он даже похвастался, что в его коллекции есть монеты стран Азии, отчеканенные в девятнадцатом и даже восемнадцатом веках. За такие «медяшки» в Союзе он выручит солидную сумму, перепродав их профессиональным нумизматам.

   Что же касается марок, то он не упускает любой возможности заполучить их, отдирая с конвертов, приходящих по почте в подведомственный ему специальный батальон. Вся ценность таких марок заключается не в том, когда они были запущены в оборот, а в том, что погашались в Афганистане. Такие марки среди советских коллекционеров тоже в цене.

   В тот момент Николаю почему-то вспомнилась старая поговорка — «Кому война, а кому…» Хотя Екатеринушкин ничего противозаконного не делал. Он просто нашёл свою «золотую жилу», которую весьма успешно использует для получения побочной прибыли по возвращении с Союз.

   А спустя несколько дней Николай имел возможность убедиться, что Александру есть, с кого брать пример.

   Примерно в десять утра, когда жильцы «тринадцатой» решили заняться постирушками и уборкой помещений, к ним на виллу вдруг заявились оба подсоветных Николая — Асад и Аманулла. Для всех афганцев этот день был выходным, и, поскольку они неукоснительно соблюдали обычаи и установленные порядки, им ничто не мешало устроить себе отдых в этот день.

   Подсоветные пришли не с пустыми руками а, как и полагается в таких случаях, с бакшишами. С собой они принесли бутылку хорошего коньяка и бутылку водки «Столичная». И где только умудрились их раздобыть в Кандагаре, где нет ни одного дукана, торгующего спиртными напитками? Наверняка заранее подсуетились.

   Кроме спиртного, они принесли картонную коробку с фруктами и большой бумажный пакет, в котором лежал ещё теплый шашлык на бамбуковых шампурах, завернутый в несколько кукурузных лепёшек.

   «Бытовуха» моментально завершилась, а начатый накануне банкет продолжился.

   — А у нас новость для вас, — первым начал разговор Асад после того, как прошла обязательная в таких случаях процедура с лобызаниями.

   — Хорошая, или плохая? — поинтересовался Николай.

   — А это с какой стороны посмотреть, — уклончиво ответил подсоветный.

   — И всё-таки?

   — Генерал Хайдар наконец-то добился своего перевода на новую должность и через несколько дней убывает в Кабул, а на его место приезжает новый командующий царандоя провинции — полковник Ушерзой. Кстати, он прилетает в Кандагар рейсовым самолетом авиакомпании «Бахтар» уже послезавтра, и с ним, якобы, должен прилететь кто-то из вашего руководства. Так что ждите гостя, а, может быть, и гостей.

   — Слушай, Асад, эту новость надо незамедлительно довести до сведения старшего советника. Вы не будете возражать, если прямо сейчас пригласим его к нам на виллу? Вместе посидим, обсудим дела наши насущные.

   — Да какие могут быть вопросы, конечно же, приглашайте, — согласился Асад. — Тем более, что у меня есть информация, которая его наверняка заинтересует. Ведь именно ему придётся в дальнейшем работать с новым командующим.

   Асад не успел договорить последнюю фразу, как Васильев пулей выскочил на улицу и спустя несколько минут вернулся с Белецким.

   И началось застолье!

   Поначалу обе стороны поднимали тосты и говорили здравицы в адрес друг друга. А когда официальная часть завершилась, и от спиртного практически ничего не осталось, завязался непринуждённый, деловой разговор.

   — Асад, ты что-то хотел сказать Степанычу насчёт его нового подсоветного, — осторожно намекнул Николай. — Вы как, тэт а тэт будете общаться, и нам стоит удалиться, или тебе нечего скрывать от присутствующих?

   — Думаю, что то, о чём я сейчас хочу сказать, не лишним будет знать всем вам. С новым командующим вы наверняка будете иметь встречи и наверняка не раз, а поэтому лучше будет, если вы всё это узнаете от меня, а не из тех сплетен и слухов, какие непременно появятся с первого же дня вступления Ушерзоя в должности командующего.

   Начну с того, что этот человек из себя представляет. До Саурской революции он никакого отношения к правоохранительным органам не имел. При Захир Шахе служил в вооружённых силах Афганистана, где довольно быстро дослужился до звания турана. Сам он выходец из довольно влиятельного в стране пуштунского племени, по молодости жил вместе с родителями в провинции Пактия. Его отец был весьма зажиточным и уважаемым человеком. Именно его авторитет, связи, а главное — деньги, поспособствовали обучению сына в военной академии в Пакистане. А когда Захир Шаха сверг его дядя Дауд, многие из верных королю военных попали в опалу. Правда, эта незавидная участь каким-то образом миновала Ушерзоя и он продолжил службу в армии, где по своей инициативе стал членом НДПА. Незадолго до Саурской революции его арестовали по доносу сослуживца, и даже посадили в тюрьму, но просидел он в ней недолго. Саурская революция распахнула ворота тюрьмы для всех политических узников, и Ушерзой оказался на свободе. Какое-то время отсиживался в отчем доме в Гардезе. Возвратиться обратно на службу в армию, откуда был уволен в связи с арестом, он уже не мог, да и особо не горел желанием. Пока думал, чем заняться, его отец решил посодействовать сыну с трудоустройством. В своё время он обучался в Кабульском университете и вместе с ним там же учился отец Гулябзоя, после революции занявший высокий пост в министерстве связи. К своему бывшему однокурснику он и обратился с соответствующей просьбой.

   Но Гулябзой-младший не успел ничего предпринять, поскольку сам попал в опалу и вынужден был скрываться от охотившихся за ним людей Амина. А когда того убили советские спецназовцы, начался очередной передел в верхних эшелонах власти, и Гулябзой стал министром внутренних дел. Вот тут-то и вспомнил он об Ушерзое. В ту пору при МВД ДРА было создано Главное Управление защиты революции, и потребовались кадры с опытом руководящей работы в армии для формирования строевых подразделений царандоя.

   Ушерзоя назначили на должность начальника одного из отделов ГУЗРа и присвоили звание майора. Всё бы ничего, но ярый халькист Гулябзой чуть позже узнал, что его протеже является членом противоположного «крыла» НДПА, с членами которого министр находился в весьма неприязненных отношениях, чего никогда не скрывал от окружающих. Одним словом, пробежала меж ними чёрная кошка, но поскольку подчиненный не давал повода для придирок к его служебной деятельности, Гулябзой вынужден был терпеть его возле себя. Более того, за достижение высоких показателей по формированию строевых подразделений ГУЗРа практически во всех провинциях, уже через год Ушерзою досрочно было присвоено звание подполковника, а ещё через пару лет — полковника. И вот уже четвёртый год пошёл, как Ушерзой застрял в звании полковника, и это в то время, как другие кабульские чины в МВД давно уже генералами ходят.

   А когда Хайдар обратился к Гулябзою и попросил перевести его из Кандагара в Кабул, министр не стал долго думать и отдал распоряжение о рокировке кадров. Хайдар ничего не теряет, поскольку должность, которую он будет занимать в центральном аппарате МВД — генеральская. И у Ушерзоя есть реальная возможность получить генеральские погоны, поскольку должность командующего провинциального Управления царандоя генеральская. Гулябзой убивает сразу двух зайцев — удаляет Хайдара подальше от Кандагара, где тот имеет крепкие позиции, как в органах власти, так и среди вождей пуштунских племён, а заодно избавляется от парчамиста Ушерзоя, отправляя его подальше с глаз своих долой. И не факт, что последний сможет дослужиться до генерала.

   — М-мда-а, как у вас всё запутано, — задумчиво произнёс Белецкий. — Ну, а как человек, что собой представляет этот самый Ушерзой?

   — Из того немногого, что я знаю от коллег в Кабуле, могу лишь сказать — это весьма скользкий тип, — ответил Асад. — Поговаривают, что он не гнушается брать взятки, и зачастую сам подталкивает людей на то, чтобы они их ему давали за оказание определённых услуг, какие он и так обязан делать в силу должностных обязанностей. Бабник, но и мальчиками не брезгует. Любит шикануть на широкую ногу. В прошлом году, на своё сорокалетие, закатил такую вечеринку в одном из кабульских ресторанов, какую не всякий зажиточный афганец может себе позволить. Хвастался по пьяной лавочке, что очень скоро займёт место руководителя ГУЗРа и станет первым заместителем министра. Об этом тут же «настучали» Гулябзою, после чего отношения с министром, которые и до того были натянутыми, резко испортились.

   — Стало быть, ещё тот «подарочек» скоро объявится у нас, — резюмировал Белецкий. — С Хайдаром были проблемы, а с Ушерзоем их наверняка будет ещё больше. И за какие такие грехи мне под занавес мушаверства подсуропили нового подсоветного?

   — Степаныч, а вот ты и спроси его об этом, когда будешь знакомиться, — вклинился в разговор Беспалов.

   — Спрошу, но только не у него, а у того из представительских, кто вместе с ним прилетит из Кабула.

   — А что это изменит? — спросил Асад. — Если министр принял решение, то никто в вашем Представительстве не в силах отменить или изменить его. Вы плохо знаете Гулябзоя, так что придётся смириться с этим и принять как должное. И никого, ни о чём спрашивать не надо, поскольку никто не даст вам вразумительного ответа.

   Слушая Асада, Николай почему-то вспомнил его же слова, когда тот инструктировал его о том, какую информацию следует озвучивать своему начальству, а какую стоит попридержать до лучших времён. Вот и сейчас, он говорит практически о том же самом, в очередной раз давая понять простую истину — находясь в чужой стране, советники являются всего лишь сторонними наблюдателями со своими советами, которые здесь никто всерьёз не воспринимает и поступает по-своему.

   И вообще, вся эта внутрипартийная возня в рядах НДПА ему порядком поднадоела. Даже царандой она не обошла стороной, и грызня между халькистами и парчамистами постоянно проявлялась в повседневной деятельности силового ведомства, что никак не способствовало укреплению боеспособности. Правда, во всём этом «процессе» был небольшой плюс, позволявший собирать информацию о нужном тебе человеке. Особого ума для этого не требовалось — достаточно было выяснить, к какому «крылу» тяготеет тот или иной проверяемый сотрудник, и всю дальнейшую информацию о нём черпать из уст представителей противоположного «крыла» НДПА. Но к такой информации следовало относиться с большой долей скептицизма, поскольку она могла оказаться далеко не объективной, а порой умышленно ложной.

   Проводив гостей, хозяева виллы не стали долго засиживаться и продолжили заниматься начатыми утром делами. Буквально под занавес уходящего старого года Николаю удалось-таки починить стиральную машину «Сибирь», стоявшую на вилле без дела, и теперь у её жильцов появилась возможность стирать грязные дреши не руками, а с помощью этого чуда бытовой техники.

   Ближе к вечеру к ним на виллу вновь заглянул Белецкий. Зашёл не просто так, а с последней новостью, поступившей из Кабула в виде шифровки.

   — Правду сказал Асад — в понедельник встречаем высокого гостя из Кабула. – И уже обращаясь конкретно к Николаю, добавил: — По твоей линии, кстати. Сам полковник Шенцев прилетает. Так что вместе будем его встречать.

   — А он что, разве не вместе с новым командующим летит? — поинтересовался Николай.

   — В шифровке сказано, что Шенцев прилетит на военно-транспортном самолёте советских ВВС. А про назначение и прилёт нового командующего царандоя в шифровке ни слова не сказано.

   — Шифруются, — съязвил Николай. — Наверно, этот Ушерзой действительно ещё тот субчик, так что с ним даже наше руководство в одном самолёте не желает лететь. Действительно — «подарочек» на нашу голову скоро свалится.

   Два дня пролетели незаметно, и в понедельник, вместо того чтобы ехать на работу, Николай вместе с Белецким на его служебной «Волге» поехали на Майдан. За рулём сидел переводчик Садулло. Ожидая прилёт «борта», проторчали в аэропорту почти два часа. Сначала стояли неподалеку от ВПП, но через какое-то время вынуждены были забраться в машину. Задувший с утра ветер с каждым часом крепчал, проникая во все щели далеко не зимних дрешей.

   Летящий самолет они не увидели, а услышали. Высоко в небе раздался гул работающих двигателей, резко сменивших тональность звука, словно двигатель грузовой автомашины перед тем, как та начинает резко тормозить. Выйдя из машины, стали всматриваться в небо, к тому времени из-за взвесей пыли в воздухе принявшее серый оттенок. Самолёт увидели практически сразу же. Создалось впечатление, что он не летел, а действительно «тормознул» на месте, медленно заваливаясь на левое крыло. Войдя во вращающийся штопор, «борт» стремительно понёсся вниз. Когда он делал второй «винт», откуда-то из-под крыльев стали отлетать яркие световые ракеты. То были тепловые ловушки, предназначенные для того, чтобы запущенный с земли «Стингер» или какая другая ракета душманского ПЗРК, не сбила самолёт. А пока он резко снижался, над ВПП закружила парочка советских вертолётов, отстреливающих в разные стороны такие же тепловые ловушки.

   На большой скорости самолёт пронёсся до конца взлетно-посадочной полосы и, круто развернувшись, стал медленно приближаться к зданию аэровокзала. Остановился на стояночной площадке, примерно в ста метрах от мушаверов. Только сейчас они обратили внимание, что самолёт встречают не только они. Три ЗИЛа с сидящими в них военнослужащими подъехали к нему сразу же, как только пропеллеры перестали вращаться. Аппарель в хвостовой части самолета раскрылись, и из его чрева стали выходить люди. Большинство из них были в военной форме, но несколько человек были облачены в гражданскую одежду.

   Николай шарил глазами по лицам пассажиров, пытаясь разглядеть Шенцева, но его среди них не было. «Неужели не смог прилететь», — подумал он. Но в этот момент открылась боковая дверь в фюзеляже самолета, и по опущенной на землю лестнице начали спускаться пассажиры и члены экипажа самолёта.

   Улыбающуюся физиономию полковника Николай сразу заприметил, и они со Степанычем пошли ему навстречу. Шенцев был облачён в форму царандоевского офицера без знаков различия. В руках он держал дипломат и вместительную кожаную сумку. Когда мушаверы к нему подошли, он опустил поклажу на землю и, раскинув в стороны руки, по-дружески обнялся с обоими.

   — Ну, как вы тут живёте-поживаете? — спросил он, скорее из вежливости, нежели реально желая об этом узнать. О том, что творится в Кандагаре, он наверняка знал не хуже их самих, поскольку они ничего не скрывали от кабульского начальства, заваливая его шифровками о складывающейся в провинции оперативной обстановке.

   — Вашими молитвами, — ответил Белецкий. — А мы думали, что вы вместе с новым командующим на гражданском самолете прилетите.

   — Вы, наверно, ещё не знаете, что вчера он так и не смог вылететь из Кабула по погодным условиям и теперь прилетит только завтра, поскольку гражданские самолеты в Кандагар летают через день.

   — А что же он вместе с вами не полетел этим рейсом? — поинтересовался Белецкий

   — Не барское это дело с заморской челядью летать, — рассмеялся полковник. — Я предлагал ему лететь со мной, но он заявил, что не переносит кислородного голодания, и его не устраивает отсутствие соответствующих удобств, какие есть в пассажирских рейсовых самолётах.

   — Белая кость, голубая кровь, — заметил Николай.

   — Скорее всего, понты, — поправил его Шенцев. — Он, как и многие ему подобные чины в министерстве, ничего из себя не представляют, а гонор – изо всех щелей так и прёт. Только и делают, что ничего не делают, подсиживают друг друга да доносы строчат на сослуживцев. Откровенно говоря, не завидую я вам, мужики. Намаетесь вы с ним.

   — Так зачем же тогда Гулябзой его к нам прислал? — спросил Степаныч. — Ведь если посмотреть на всё это со стороны, то он как бы повышение по службе получил, запросто генералом может стать спустя какое-то время.

   — А вот это бабка надвое сказала, — заметил полковник. — Не думаю, что Ушерзой задержится у вас больше полугода. Либо завалит все дела и слетит с должности, либо сам сбежит куда-нибудь, где полегче и потише.

   — Если это действительно так, то почему Гулябзою никто из советников не подсказал, как поступать в таких случаях? — не унимался Степаныч. — Если этот Ушерзой до такой степени неуправляем, что путного от него можно ожидать? Завалит всю работу, а потом успешно свалит отсюда на новую должность.

   — Ну, это не нам решать, и не мне вам говорить, насколько сложно складываются у нас взаимоотношения с Гулябзоем. Мы можем ему что-то посоветовать, ради этого здесь и находимся. Но это вовсе не значит, что он обязан неукоснительно исполнять наши мудрые советы. Мы здесь чужаки, хотя они и называют нас в глаза своими друзьями. А уж что они думают о нас и говорят за глаза, даже Аллаху не ведомо. Ладно, будем считать, что политинформацию я провёл, а теперь едем к вам. Что-то давненько я в Кандагаре не бывал, подзабывать стал, как он выглядит.

   До кампайна добрались без приключений. Да их и не могло быть, поскольку в этот день из Туругунди на Майдан шла большая автоколонна с военными грузами, и на всём протяжении «бетонки» были выставлены усиленные посты сопровождения. Пока ехали от моста «Пули-Тарнак» до ООНовского городка, Николай успел насчитать более полусотни встречных грузовых машин, «наливников» и бронемашин сопровождения, но сбившись со счёта, бросил это пустое занятие.

   Шенцев поселился на вилле Белецкого. Степаныч пытался уговорить его встретиться после обеда с коллективом, но тот, мотивируя свой отказ усталостью от перелёта, перенёс встречу на следующий день.

   Ничего особенного на той встрече он нам не рассказал. Кто-то из переводчиков поинтересовался, насколько достоверны слухи о возможном выводе советских войск из Афганистана, на что он ответил:

   — Такой вопрос сейчас действительно рассматривается руководством нашей страны, но как быстро это произойдёт, и произойдёт ли вообще, пока ещё ничего не известно. Лично я считаю, что как минимум ещё год эта тема не будет затрагиваться ни в Союзе, ни здесь — в Афганистане. Хотя рано или поздно, но нам всё равно придётся отсюда уйти. Слишком накладна нашей стране эта «дружеская» помощь братскому народу. Но пока мы находимся здесь, перед нами стоит задача обучить как можно больше афганцев всему тому, с чем им придётся столкнуться после того, как мы их покинем. Одно дело воевать и работать под приглядом советников, и совсем другое – принимать самостоятельные решения, и, самое главное, суметь без нас сохранить позиции, достигнутые за минувшие годы.

   Шестого января Шенцев приехал в Управление царандоя вместе с Белецким, но запланированная встреча с Ушерзоем так и не состоялась, несмотря на то, что он прилетел накануне рейсом «Бахтара», вылет которого из Кабула произошёл с задержкой на целые сутки. Укатив с утра пораньше знакомиться с губернатором, секретарём провинциального Комитета НДПА, другими высокопоставленными чиновниками и руководителями силовых структур, он до конца дня так и не объявился в царандое.

   Шенцева это сильно задело и, покидая царандой, он имел встречу с начальником политотдела, полковником Гульдустом. В довольно резкой форме высказал тому своё мнение о не совсем этичном поведении командующего, который, не представившись коллективу собственного ведомства, мотается неизвестно где, и непонятно с какой целью. Если Ушерзой и завтра не окажется с утра на своём рабочем месте, то он будет вынужден доложить Гулябзою о наплевательском отношении полковника к исполнению своих должностных обязанностей.

   Неизвестно, передал ли Гульдуст командующему слова Шенцева, но на следующий день тот с утра был на рабочем месте и не покидал своего кабинета до тех пор, пока там не появился кабульский сэр мушавер. А потом был большой «хурал» с участием практически всех руководителей оперативных, строевых и иных служб и подразделений царандоя. На том совещании, что проводилось в актовом зале политотдела, присутствовали царандоевские советники. Шенцев зачитал приказ о назначении Ушерзоя командующим кандагарского царандоя, после чего дал ему слово.

   Командующий говорил очень долго, а присутствующие слушали его, не перебивая и не задавая вопросов. Николай спросил у сидящего возле него переводчика Шарафутдина, о чём конкретно говорит Ушерзой, на что тот ответил:

   — Переливает из пустого в порожнее, никакой конкретики. Одни лозунги ни о чём.

   А потом Шенцев с Белецким проследовали в кабинет к командующему, и уже там продолжилось их деловое общение. В ООНовский городок оба вернулись во второй половине дня слегка навеселе. Стало быть, можно было надеяться, что в дальнейшем никаких серьёзных трений во взаимоотношениях с командующим у мушаверов не возникнет.

   Ещё в первый день приезда Шенцева в Кандагар, ему была организована обзорная экскурсия по кампайну. Николай показал ему баню и незавершённое строительство комнаты отдыха с бассейном. Пообещал полковнику, что в последний день его пребывания в Кандагаре, организует для него баньку. А коли обещал, слово своё надо держать. Заранее раскочегарили керосиновые горелки в парилке, и к пяти часам вечера температура в ней достигла ста десяти градусов.

   Пока Васильев занимался баней, Николай кашеварил. Особыми разносолами товарища полковника они не могли порадовать, но, тем не менее, плов на костре он приготовить успел. Необходимыми ингредиентами для его приготовления обеспечил Асад после того, как советник намекнул, что ему нечем порадовать кабульского визитёра.

   Как только в городке дали свет, Николай сходил на виллу Степаныча и пригласил его и Шенцева попариться в баньке.

   — Сегодня Рождество Христово — большой христианский праздник, и не лишним будет смыть с себя все прежние грехи, — пошутил он.

   — Грехи надо смывать, — в тон ему ответил Шенцев. — Ну что, Степаныч, пошли париться?

   — Не-е, я сегодня что-то не в форме, — ответил Белецкий. — День выдался баламутный, да и голова что-то побаливает — давление, наверно, подскочило. Так что вы уж как-нибудь без меня.

   — Ну, как знаешь. А я не против того, чтобы со старыми грехами распрощаться.

   И, уже обращаясь к Николаю, добавил:

   — Ты иди, а я сейчас соберусь, и минут через десять приду к вам на виллу.

   В тот вечер они по очереди и от всей души отхлестали эвкалиптовым веником товарища полковника, а потом было импровизированное застолье. Хозяева не планировали поить Шенцева спиртными напитками, тем более, что у них их просто не было. Но полковник оказался весьма сообразительным мужиком, и в «закромах» портфеля, в котором он принёс комплект чистого белья, чудесным образом обнаружилась бутылка «Столичной». Поскольку он частенько мотался по провинциям, установившиеся порядки знал не хуже других советников.

   О многом они в тот вечер поговорили, многие животрепещущие темы перетёрли, и Шенцев ушёл от них незадолго до отключения в городке электричества. А утром, попрощавшись со всеми советниками и переводчиками, полковник уехал с Белецким на Майдан, куда должен был прилететь самолёт из Кабула. Тот афганский «борт» доставил в Кандагар новёхонький внедорожник марки «Тойота», кузов которого был окрашен в краску ярко-красного цвета. Чем не пожарная машина? И каково было удивление Шенцева и Белецкого, когда они узнали, что этот автомобиль предназначается для царандоя. Среди тех, кто приехал в аэропорт принимать столь ценный груз, они увидели самого Ушерзоя.

   Обо всём этом советники узнали от Степаныча, когда вечером он собрал их на джиласу.

   — А куда делась чёрная «Волга», на которой ездил Хайдар? — поинтересовался Потапов.

   — А вот завтра ты об этом и узнаешь, — ответил Белецкий. — То же самое я спросил у Ушерзоя, и знаешь, что он мне ответил?

   — Что?

   — А то, что эту «Волгу» он отдал в политотдел, и теперь на ней будет ездить полковник Гульдуст. Глядишь, и тебе что-нибудь перепадёт с барского стола, и ты успеешь ещё покататься на этой машине до отъезда в Союз.

   — На Гульдуста как залезешь, так и слезешь, — недовольно буркнул Потапов. — Он и на прежней-то машине меня не шибко приглашал покататься, а на этой и подавно возить не станет. Будет теперь рассекать по Кандагару и рисоваться перед своими кериками.

   — Да-а, что-то быстро скорешевался новый командующий с таким же, как и он сам, парчамистом Гульдустом, — заметил Васильев. — Свояк свояка видит издалека.

   — Это ещё не все новости, — вставил свои «пять копеек» Николай. — Степаныч, а вы помните, как ещё до нового года Хайдар запрашивал в Кабуле три грузовика для нужд царандоя? Мы ещё шифровку на эту тему в Кабул отсылали.

   — Конечно, помню, — подтвердил Белецкий.

   — Так вот, не будет никаких новых грузовиков для царандоя.

   — Это почему же?

   — Я сегодня общался с Асадом, и знаете, что он мне сказал?

   — Что?

   — А то, что эти машины Хайдар поделил вместе с Ушерзоем ещё до того, как они должны были оказаться в Кандагаре. Одну машину Хайдар прикарманил для личных нужд, вторую — Ушерзой, а третья была передана какому-то чину в МВД ДРА, за то, что тот «посодействовал» в «рокировке» кадров.

   — И как эти машины будут списывать с баланса провинциального управления царандоя?

   — Ну, это уже не наши проблемы. Пусть об этом болит голова у царандоевского ложестика.

   — Но это же сущий грабёж и разбазаривание казённого имущества! — возмутился Белецкий. — Я завтра же поставлю Ушерзоя перед фактом и потребую от него объяснений. А потом доложу об этом в Кабул.

   — Не надо никого ставить перед фактом, и уж тем более, никуда докладывать, — Николай попытался успокоить Белецкого.

   — Это почему?

   — Да потому, что в министерстве об этом хорошо осведомлены, и поднимать лишний шум в такой ситуации – это всё равно, что плевать против ветра. Зачем нам лишние проблемы? Вы же не знаете, кто стоит за Ушерзоем в Кабуле, и чем для вас может обернуться излишняя принципиальность, если наши представительские клерки вдруг поднимут шумиху. Вот помяните мои слова — спишут эти грузовики, обязательно спишут, даже не ставя их на учёт в Кандагаре. Придумают что-нибудь типа того, что сгорели они при перегонке в составе автоколонны, обстрелянной из засады «духами», и концы в воду. Кстати, я тоже возмутился, когда Асад обо всём этом мне рассказал, и он сказал мне о том же самом, что я говорю сейчас вам. Просто возьмём на заметку сей фактик из жизни мздоимца, и будем иметь это в виду, когда доведётся решать щепетильные вопросы, связанные с деятельностью руководства царандоя. Одним словом, будем держать Ушерзоя «за кадык» и, если что, мягко так шантажировать его, но, упаси Боже, только не угрожать ему. А то может так случиться, что сами попадём под раздачу, и понятия не будем иметь, откуда сей «ветер» задул.

   В тот момент Николай почему-то подумал, что Степаныч, с его почти двухлетним опытом работы в занимаемой должности старшего советника царандоя, должен был прочувствовать ситуацию и не рубить с плеча. Но вполне возможно, что он просто не попадал ещё в подобные переделки с генералом Хайдаром, а подсказать было просто некому. Но и верить до конца самому Асаду Николай тоже не мог. Кто знает, что за «многоходовку» он задумал, сливая советнику информацию о неблаговидных делишках, проворачиваемых его непосредственным руководством в Кандагаре и Кабуле.

   Но зато Николай понял однозначно, что очень скоро советники столкнутся с явным противодействием, исходящим непосредственно от нового командующего царандоя. А чтобы хоть как-то нейтрализовать его, придётся подыскивать среди своих подсоветных единомышленников, которые будут держать в курсе всех дел и своевременно информировать о «телодвижениях» Ушерзоя и его ближайшего окружения, направленных на саботирование повседневной деятельности советников.

Поделиться: