
«…Егорушка понял, что у всех его новых знакомых, несмотря на разницу лет и характеров, было одно общее, делавшее их похожими друг на друга: все они были люди с прекрасным прошлым и с очень нехорошим настоящим; о своём прошлом они, все до одного, говорили с восторгом, к настоящему же относились почти с презрением. Русский человек любит вспоминать, но не любит жить.»
А.П.Чехов. «Степь».
Иногда, хоть всё реже с годами, по-детски хочется быть на какого-то писателя похожим.
Иногда даже получалось. Можно Тургенева изобразить, можно Симонова, даже Льва Толстого немножко можно, можно Есенина, можно Бродского, а Евтушенко — проще всего, только не хочется совсем.
Есть два человека в русской литературе (я о себе) — к которым даже приближаться страшно.
Это Блок и это Чехов.
Была б возможность — я б к ним даже не подошёл, только издалека бы смотрел.
29 января (1860) родился Чехов.
Это как палата мер и весов — Чехов.
Интеллигенция мечтает о его бородке — чтоб так же как Чехов: быть, жить, писать — безупречно. Даже если странно, болезненно, смутно (как у него) — всё равно безупречно.
На фоне Чехова как-то стыдно смотрятся все — эти вот радетели европейских ценностей, буржуазные пошляки, которые думают, что они ему наследуют — но они ровно на другом полюсе находятся.
Но и неистовые почвенники, которые с какого-то момента полюбили на людях креститься широким крестом и говорить о «сотоне» — далеки не менее.
Ставишь мысленно человека на фон Чехова — и нет человека.
С Чеховым даже на стену рядом портрет другого писателя вешать опасно.
При этом добрейший ведь был.
Я был у него в Гурзуфе, в Таганроге… Добрейший, скромнейший.
Что в Чехове недостижимо для абсолютного большинства — помимо того, что он гений, конечно. (Не моя мысль).
Чехов досконально, идеально — в отличие от всей русской классики — знал православную жизнь, обряды, быт священнослужителя, и Библию, само собой. У всех русских классиков, даже у Пушкина и Льва Толстого, когда они этой темы касались — случались ошибки, а у Чехова нет.
При этом, казалось бы, на внешнем уровне — он от этого далёк. Но только на внешнем.
Из этого знания — его поездка на Сахалин, — по сути, поступок из жития: в чём-то даже бессмысленный и убивший в итоге его здоровье. Но в этом вот разгадка Чехова.
Из этого знания его спокойное, в дневнике «…будет война — поеду на войну». (А не это вот заламывание рук и украинские флажки на бестолковом лбу).
У Чехова, ещё раз повторю, нет нигде в прозе ни Родины, ни Бога — он даже говорить о таком вслух не желал. «Идей» у него тоже нет.
Но у Чехова парадоксальным образом есть это всё — Родина, Бог, нации, идеи.
Всё, о чём он безупречно смолчал, — неизъяснимо и мощно присутствует.
Я бы даже в читательской, человеческой любви ему постеснялся признаться. Вот и сейчас стесняюсь.
Захар Прилепин.
«Русский человек любит вспоминать, но не любит жить.»
Эта чеховская фраза сейчас звучит несколько иначе: «Русский человек любит жить ностальгическими воспоминаниями о прошлом, совершенно не ценя настоящее».
или — прибыв в Настоящие, мы понимаем что всё Лучшее осталось в Прошлом. и это характерно для нашей действительности…
«Степь» читал в 15, тогда это было сложно понять. Обычный парень просто отправился с обозом, будто бы отцу помочь… И, вроде, ничего не происходит, а к концу поездки это уже другой человек, возмужавший и понявший многое. Это настоящая магия… Любил я тогда Чехова, отдавал ему всё почти всё свободное время два следующих года, жертвуя даже некоторыми свиданиями, но не жалею. Спасибо ему за всё) С Уважением!