Юрий Каграманов. Возвращение фантома. Проект «Междуморье»: сможет ли Россия договориться с Польшей?

Карта ещё одного проекта «Междуморье», родившегося в 2016 году. 
В нём задействовано уже 12 стран Европы

Родился фантом в голове Начальника Польши (так он тогда назывался) Юзефа Пилсудского в годы советско-польской войны 1919–1921 годов. Междуморьем назван был им проект конфедерации, в состав которой должны были войти кроме Польши Украина (в её уже советских границах, простирающихся до Чёрного моря на юге и Северного Донца на востоке), Белоруссия и Литва. Позднее к этим странам были «присоединены» на бумаге ещё несколько соседних стран. Объявленной целью было – создать «санитарный кордон», ограждающий Европу от большевизма.

Но с этой целью соединилось желание возродить Речь Посполитую, похожую на ту, какою она была до 1772 года (первый раздел Польши), притом в сильно расширенных границах. Поэтапное военное усиление Советской России, ставшей СССР и надёжно включившей в свой состав Украину и Белоруссию, казалось, положило конец этим планам. Более того, в 1939-м Польша во второй раз в своей истории сама перестала существовать как независимое государство – до 1945-го.

Но вот примерно с десяток лет назад идея Междуморья родилась заново, а в 2021-м в Варшаве даже открылся специальный институт, получивший статус университета, – Collegium Intermarium, где изучается соответствующий круг вопросов. Но теперь идея, сохраняя политический каркас, наполняется в то же время культурным, цивилизационным содержанием.

На сей раз кордон воздвигается одновременно с восточной и с западной стороны. Польша всегда ощущала некоторую свою отдельность, своебытность в составе Европы, а сейчас, когда Европа в культурном, цивилизационном смысле изменяет самой себе, поляки всё больше дистанцируются от неё. Солидарны с ними в этом смысле венгры. Со своей стороны, Европа в последнее время косо смотрит на обе эти страны, полагая, что в составе ЕС они становятся своего рода «антителами».

А вот возобновлённое зложелательство поляков в отношении России понять нелегко. У нас ведь нет теперь с ними даже общих границ (граница между нашим калининградским эксклавом и южной частью бывшей Восточной Пруссии, подаренной Польше Сталиным, естественно, не может быть предметом спора). Приходится объяснять поведение поляков мистически. Подобно тому, как это происходит в «Дзядах» Адама Мицкевича, являются ночами, под уханье сов, неприкаянные души предков, нашёптывающие недоброе мнение о восточном соседе: «Чужая, глухая, нагая страна. / Бела, как пустая страница она». Вдобавок будто бы пытающаяся ещё раз подчинить себе Польшу.

Новый «великий сполох» на Украине играет в руку идеологам Между­морья, полагающим «польско-украинское сотрудничество» его неизменным стержнем. Сопричастниками их становятся умеренные украинские националисты (неумеренные лунатики не отступаются от лозунга «Украина понад усе»). Киевские власти уже пошли на ряд шагов, которые подготавливают фактическое слияние двух государств, в частности, это предоставление полякам почти всех тех прав, какими обладают украинские граждане, и не в последнюю очередь право служить в вооружённых силах.

В угоду новоиспечённому «братству» пересматривается прошлое. Говорит Зеленский: «Если посмотреть всю историю, то практически всегда украинцы воевали с поляками против русских». Но история у свiдомых – это не то, что было, а то, что хотелось бы им, чтобы оно было. Чтобы удовлетворить их «хотелки», пришлось бы повыкидывать из библиотек тома исторических исследований и заодно гоголевского «Тараса Бульбу», «Огнём и мечом» Генрика Сенкевича и многое-многое другое. Все добросовестные историки знают, что случались в XVII веке столкновения воинственных запорожцев с царскими войсками, но с поляками казаки воевали почти непрерывно, а порою заодно с казаками выступали и широкие массы крестьянства. А для шляхтичей казаки были ещё худшими недругами, чем московиты.

И, между прочим, два русских фельдмаршала, бравшие Варшаву (до и после Суворова), первый лаской, а второй таской, Гудович и Паскевич, были этнические украинцы.

А вот что поляки подкупали украинцев, точнее, верхи украинского общества своей «мягкой силой», это верно. Более того, при Алексее Михайловиче в какой-то мере они подкупали ею и Москву, что сказывалось даже на внешнем виде людей: в среде московского дворянства-боярства замелькали шляхетские кунтуши, шапки-«рогатывки» вместе с обычаем «сабли у боку носить» и т.п. Шляхетская культура привлекала полонезно-мазурочной картинностью, рыцарственностью и куртуазностью, что в зародыше существовало в Киевской Руси, но с татарским нашествием было утрачено. Из Польши потекла и кое-какая учёная и богословская литература. В.О. Ключевский считал, что во второй половине XVII века происходила полонизация Руси, которая продолжалась бы и дальше, если бы не Пётр I.

Царь-преобразователь переориентировал нашу страну на другую Европу – деятельную, трудолюбивую, по тем временам действительно прогрессивную. Что позволило России нарастить мускулы и войти в число сильнейших в военном отношении держав. Прошло столетие, и в надёжной ограде Петербургской империи великолепным цветом расцвела высокая культура: начиная с Пушкина, один за другим стали восходить, по выражению В.В. Розанова, «солнца-человеки», новым светом осветившие Русский мир и остальному человечеству дарящие свои лучи. При всём уважении к родине Мицкевича и Шопена у неё всё-таки другая «весовая категория» в культурном плане.

Украина, большая часть населения которой оставалась православной и этнически почти неотличимой от великороссов, приобрела новый стимул к возвращению в изначальное лоно Киевской Руси. Хотя польское влияние ещё оставалось сильным, по крайней мере в левобережной её части. На протяжении всего XIX века, когда уже сама Польша входила в состав империи, в поле культуры происходило перетягивание каната между русской и польской сторонами; в итоге победила с решительным перевесом русская сторона. Показательно, что даже такой западенец и полуполяк, как В.Г. Короленко, воспитанный в атмосфере романтической польщизны, назвал своей «настоящей родиной» русскую литературу, и сам стал большим русским писателем.

Сами поляки, многие из них, ещё в XVIII веке исполнялись симпатиями к России. Даже Мицкевич, поборник «старопольского республиканизма», как он его называл, признавал «харизматическую силу» русской государственности». Сейчас нередко вспоминают, что в армии «двунадесяти языков» 1812 года был стотысячный польский контингент, но мало кто знает, что генералов польского происхождения (уже обрусевших или ещё не обрусевших) в русской армии было больше, чем у Наполеона. И победу мы тогда праздновали под звуки замечательного гимна «Гром победы, раздавайся», сочинённого ещё при Екатерине II обрусевшим поляком. Множество поляков тогда и гораздо позже проявили себя в лоне русской культуры, науки, философии.

Вернёмся к идеологии Междуморья, правой с одной своей стороны – отвержения западного декаданса. Коль скоро она ставит во главу угла «классическое наследие, основанное на христианской традиции» (такая предлагается формулировка), для неё естественно в этой своей части прислониться к русскому наследию, чей F = mg (культурный эквивалент формулы, которой обозначается в физике сила притяжения) намного больше того, чем могут похвалиться участники предполагаемого Междуморья. Иначе это так и будет скоропреходящий фантом.

Конечно, чтобы западным соседям стоило к нам прислоняться, мы сами должны быть более или менее достойными своего наследия.

А в делах украинских я бы не стал исключать возможность определённого сотрудничества с Польшей, сколь ни фантастическим выглядит сейчас такое допущение. Культурно-цивилизационные факторы в определённых обстоятельствах могут перевесить политический тренд, в большой мере зависящий от разного рода случайностей. И яд в иных случаях можно превратить в лекарство. Но пока рано «растекаться мыслью» в этом направлении.

«Литературная газета»

Поделиться:


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *