Детство прошмыгнуло незаметно, как собака в дырявый забор, оставив на нём только клочки воспоминаний, ощущения мимолётности и беззаботности, с привкусом чуть сладковатой сливы и кислого винограда. Почему кислого? Потому что за спелым и сладким пчёлы и взрослые следили очень внимательно.  Мы росли втроём до школы, не замечая разницы в возрасте. Виктор был старше меня на год, я на год старше Серёжки. После завтрака мы выходили немножко погулять, и только ночью мамки, вылавливая нас по одному, уводили по домам, а мы всё ещё гундели: «Ма-а́-ам, ну ещё немножко!»

Дел хватало всегда: проверить снайперские способности на кошках, разогнать свору собак, найти новый переход на другую сторону улицы по сухим кочкам, через никогда непросыхающую лужу или покидать в неё камни, представляя разрушающиеся иноземные замки из грязи и скачущих повсюду аборигенов-лягушат, отправиться плавать в самом большом витькином тазу по морю, пока мать на работе. Наловить головастиков в этой же луже и отправиться на реку, ловить сомов, умудрявшихся не попасть на наши камышовые удочки, а нам становилось жалко головастиков, и мы их отпускали. Возвращались с малюсенькими окуньками и просьбой к бабушке — нажарить.
  — Как я почищу вашу рыбу, её же ухватить не за что? Ладно, выпотрошу и пожарю, чешую, если будет попадаться, сами вилкой снимите.
  С подсоленной горбушкой хлеба съедали всё, за милую душу!
Вспоминаю, глотая слюни — летние бутерброды тёти Симы с чёрной икрой, привозимой дядей Мишей с плавзавода или купленной у прохожего, предлагавшего банку икры по доступной тогда ещё цене. Очень нравилась паюсная, нарезанная тонкими кусочками с маслом, прилипавшая к хлебу, нёбу и зубам. Ходил и долго слизывал её языком, закусывая сорванной с куста, шершавой, душистой и сладкой помидориной. Как забыть чалки сушёных бычков, висевших гирляндами под навесом летней кухни и стачиваемые молодыми зубками полностью с головой, кожурой, плавниками и хвостом.
  Взрослые ребята играли в альчики, что уж говорить о нас, мы ходили с полными карманами мослов. Подбирая выброшенные старшими, выигрывая и меняясь с другими, красили не весть чем, сверлили и заливали свинцом. Были такие нечестные приёмчики — заливки на «А́лю» или «То́ган» от вида игры. Когда в игре альчик вставал на одну грань, ты выигрывал или получал «по шапке», если напарники замечали подвох. Для городков и игры в лапту палок в заборах хватало всегда, как и битых кирпичей на улице для «кона», чего не скажешь о мячах. Всей улицей играли в «Восьмёрку», когда большие мальчишки «нечестно» вытаскивали нас, мальцов в центр за шиворот или выталкивали огромной пятернёй за черту. Так же и в футбол. Ставили нас на ворота, били мячом, и мы улетали вместе с ним.
  Вечером, всей улицей играли в испорченный телефон, догонялки — в «Салки», называемые «Коли» — от слова уколоть, «Штандер — стоп!», отгадалки — «Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура на месте замри!», на силу — «Цепи-цепи, вам кого?» или в прятки по пышным кустам травы, буйно растущей у дома Сергея. В играх участвовали и девчонки, места хватало всем, помнили проходы и закоулки маленького леса, единственное условие — не ломать траву, из которой осенью бабы делали мётлы, подметать вокруг двора мусор и снег, дождавшись, когда опадут семена для следующего года. Среди них вырастали кусты сладкого паслёна, поедаемые нами ежедневно в несметных количествах.
  В доме играли редко, только зимой, хотя в детстве зимы не было, в памяти осталось только лето. Солдатиков ставили рядами и расстреливали: «Чем?» Шашками — щелчком пальца, хорошо стреляло домино: «Считать точки, что ли, на нём?» Ставишь два друг на друга, третье спускаешь до пола, резко по нему ударяешь, и второе домино летит далеко в цель, поражая наступающего противника!
  Дядя Миша, отец Вити, соорудил нам настоящую пушку, как в книжке возле колокола в Кремле! Мы часами наблюдали за его неторопливыми, продуманными действиями.
В полене коловоротом просверлил дырищу, отполировал внутри, остругал снаружи, намотал на концах ствола верёвку, чтобы не лопался от частого употребления, по внутреннему диаметру выстругал поршень, выступы-зажимы — чтобы заряжать, колёса — чтобы ездила. Просил резинку из трусов, но я ему не дал, и он нашёл другую, новую, прибил и пора было пробовать. Солдатики заняли своё место, пушку зарядили, а чем стрелять? Шашки не лезут, домино тяжёлое и падает рядом со стволом, спас теннисный мячик, как специально сделанный для нашей пушки, но вредная старшая сестра Вити Ольга постоянно прятала его от нас, игравшая им, видите ли, в настольный теннис.
  Став постарше, всё лето проводили на реке. Утром с удочкой, днём на пляже, обжигаясь — зарывались в песок, ссыпая его, как бесконечное время, сквозь пальцы. Растворялись в неге солнечного света, беззаботности, не хотелось ничего делать, играть, есть, думать, только впитывать в себя невидимую энергию нескончаемого всёзаполняющего света, тепла, добра, лени, получая из него всё необходимое, ничего не накапливая в карманах, не откладывая прозапас, не думая о будущем. Сейчас — хорошо, а остальное — не важно!
  Учились с Витькой плавать и прыгать в речку с плавзаводов, новых сооружений на реке. Понтон в три этажа: первый этаж, наполовину уходящий под воду, — машинное отделение, где находятся агрегаты для производства электроэнергии и жизнедеятельности команды, второй этаж — завод, с бортов две раздвижные двери, лебёдки для погрузки рыбы и выгрузки продукции, столы для первичной обработки рыбы, морозильная установка, место сбора сдаваемых отходов, смыв и слив грязи через фильтры, третий этаж — каюты для отдыха и досуга команды, на крыше — спасательные шлюпки. Весной завод буксировали на место стоянки в путину — самое горячее время ловли рыбы, с бортов подходили баркасы и прорези с выловленной рыбой, разгружались и уходили на место лова. Пока шла разгрузка, можно помыться, отдохнуть, пообедать, посмотреть кино. Команда завода обрабатывала рыбу, чтобы продлить срок доставки на рыбокомбинат, сдавая продукцию на постоянно снующие корабли. Была серия морских рефрижираторов «Колонок», принимавших рыбу в море с кораблей и везущих её прямо в Астрахань без промежуточных стоянок. На зимнюю стоянку и работу в море заводы не были рассчитаны и возвращались к нам на всё лето, где мы ими и пользовались для загорания и прыжков с «Вышки», а местная блатота соответственно своим потребностям — играя в карты, «вмазать», не попадая на глаза отдыхающим. К полудню все разбегались, крыша разогревалась на солнышке до температуры сковороды на керосинке, вечером возващались на свои места. Высшим «пилотажем» считался прыжок через пришвартованный морской баркас, а потом и два. Для нас пацанов — хватало второго этажа — прыгнуть вниз, для девчонок — первого.
  Мы с Витей научились переплывать Болду к икорно-балычному заводу, где ловили раков. Сетку-авоську для пойманных раков в трусы, а рачевню тащили на себе: обод бочки с пришитой сеткой, в центре проволокой примотана приманка — пойманная на удочку рыбка, порезанная на куски или выпотрошенная ракушка. Переплывали реку, цеплялись за скользкие, покрытые тиной и ракушками столбы, по наклонным брёвнам поднимались повыше, сидеть в холодной воде не хотелось, стараясь не попадаться на глаза работникам и охране. Распутывали верёвки, опускали рачевни и ждали. Периодически быстро вытаскивая обруч, чтобы раки не убежали, успел поймать за хвост — твой, не успел, плюхнулся — жди другого. Когда к пирсу подходило и причаливало рычащее и пышащее жаром судно, отсекая дорогу назад, становилось страшно. Ждали. Пока всё успокоится, оплывали спереди работающего монстра, не забывая снасти и улов.
  В сентябре Виктор пошёл в первый класс и наши пути стали медленно расходиться, он кропотливо сидел за уроками, я тихо наблюдал и ждал, когда же он освободится, чтобы пострелять из пушки по солдатикам, поиграть шашками в чапаевцев.
  Учась в третьем классе, я замирал, любуясь, когда он писал домашнюю работу в тетрадке мелкими, ровненькими, кругленькими буковками шариковой ручкой, только вошедшей в обиход, не мог дождаться, когда и нам позволят пользоваться этими «волшебными палочками» — меня поймут все, кто начинал писать перьевыми ручками, скрежеща пером и ставя кляксы на рыхлой бумажке тетради. Первая домашняя работа, выполненная по подсмотренному у Виктора эталону, должна была получить отличную оценку и оглушительные дифирамбы красоте и изяществу, но вернулась ко мне разорванной пополам с пронзительным визгом «любимой» учительницы: «Я что, должна под лупой разглядывать твоих микробов?»
  А Серёжку забрала к себе одинокая тётка, живущая в городе недалеко от стадиона Рыбокомбината. Отец — ярый болельщик, отдал сына в секцию футбола при стадионе, и сознание друга переключилось на «пасы и голы»: обвести противника, подпрыгнуть, перепрыгнуть и, отдав пас, забить гол. Дома он появлялся только по выходным, и «профессионала» с удовольствием брали в любую команду на ежедневно проводимимые уличные матчи.
  Сергей рано вышел из-под контроля стареньких родителей, обожавших родное чадо до самозабвения. Они спускали с рук сначала шалости, затем неуправляемость и прямое хамство, потом и увлечение наркотиками. Успели дать ему техническое образование, подписать свой дом и квартиру умершей тётки, поженить, и с миром уйти к праотцам, слава Богу, не дожив до смертельного ножевого удара сыну.
  Детские забавы закончились. Дружба с Виктором продолжалась, хоть учились в разных школах и классах.
Тётя Нина Кузина достала всем путёвки в пионерский лагерь имени Кирова в Николо-Комаровке и мы втроём провели месяц в одном отряде. Третьей была её племянница — Надежда, жившая по соседству. Родились в один год, сосали одну грудь, ходили за ручку в садик, скакали в классики, учились в одном классе — «не разлей вода». И – первое чувство влюблённости…
Первая, самостоятельная поездка с парусиновым чемоданчиком на теплоходике с Семнадцатой пристани в пионерский лагерь. Двухкомнатный летний дом с колоннами на веранде, фруктовый сад, линейки в галстуках с подъёмом флага утром и спуском вечером, пионерская комната для игр и праздничный костёр, столовая и бесплатная карусель, плавучий бассейн на реке и турпоход за пределы лагеря, клуб с кинофильмами и танцы. Всё впервые, забавно, вдохновляюще! Непременное ночное мазание друзей «Поморином» и вонючей «Дэтой», спасавшей нас от комаров, затмевавших собой вечерние закаты, подтверждая название деревни, слава Богу, хоть местных Никол не видели.
В родительский день — конкурс патриотической отрядной песни, где мы инсценировали «Коричневую пуговку».
   Наш отряд разделили пополам: одни — босоногие друзья главного героя, другие — храбрые пограничники. Я, как любимчик пионервожатой, исполнял роль главного босяка с завёрнутыми по-деревенски штанами, подобравшего пуговку, тем самым помогая нашим пограничникам обезвредить «шпиёна»:
«В Алёшкиной коллекции,
Та пуговка хранится.
За маленькую пуговку
Ему — большой почёт!»
  А Виктор исполнял роль шпиона:
«А пуговицы нету
У заднего кармана,
И сшиты не по-русски
Широкие штаны.
А в глубине кармана —
Патроны для нагана
И карта укреплений
Советской стороны».

В доказательство пограничники доставали из Витькиного кармана жёлуди, главную ценность, подобранную в походе за границей лагеря.
  Граница проходила и по нашим судьбам! Первое место и успех на детском конкурсе и, впервые прозвучавшее, ненавистно-взрослое: «Девочки взрослеют раньше!»
  Инсценировка предрекла наши с Витькой судьбы, я – стал пограничником, а он — служил «шпиёном» в Воздушно-Десантных Войсках.
  Мне так понравился отдых, что упросил родителей продлить его ещё на одну смену, но без друзей она прошла нескончаемо долго, уныло и однообразно.

Поделиться: