СЕРГЕЙ ФЁДОРОВ

СУПЕРМЕН

Школа. Класс. Учёба. Дети.

Родина. Надёжный тыл.

В класс ворвался он, как ветер

И, как вкопанный, застыл.

Чуб лихой из-под фуражки,

Грудь в блестящих орденах,

И под кителем тельняшка,

Словно небо в облаках.

– Разрешите, Марь-Сергевна,

Доложить по форме Вам:

Прибыл в отпуск по раненью

Рядовой Чернов Иван!

Говорит, а взгляд летает

В нетерпеньи по рядам:

Где ты, самая родная,

За кого я жизнь отдам?

И Наташка с задней парты,

Ног не чуя под собой,

Вдруг рванулась, как со старта:

– Папа! Папочка! Живой!

Ты вернëшься, я же знала!

Знала я наверняка!

И, запнувшись, прошептала:

– Пап, а где твоя рука?

Сунул паренëк небрежно

За ремень пустой рукав

И сказал дочурке нежно,

Силы все в кулак собрав:

– Подарил еë ребятам,

Им она нужней в бою!

Не хватает рук солдатам,

Вот и Отдал им свою.

Ну а мне теперь стальную

Скоро выдадут взамен.

Я давно хотел такую,

Буду, словно супермен!

…В жизни этого солдата

Много будет перемен.

В классе знают все ребята:

Наткин папа – супермен…

* * *

В лесах под Курском соловьи молчат,

Теперь другой там раздаëтся свист,

Там не смолкает грохот канонад,

Пришëл на землю русскую нацист.

Горячий август. Русское село.

И ночь была спокойна и темна.

А из-за леса наползало зло,

И с грохотом ломалась тишина.

Под лязг затворов и густую брань,

В село вошла нацистская орда.

О, где была тогда Господня длань,

Когда в дома курян пришла беда?

Сидел старик у дома поутру,

Нет для него желаннее поры.

И серебром играли на ветру

По-юношески дерзкие вихры.

О чëм-то думал, глядя на восход,

Быть может, сорок третий вспоминал,

Когда его родной стрелковый взвод

Здесь насмерть перед танками стоял,

Когда оделись в траур облака,

И разом замолчали соловьи…

Вдруг шум прервал раздумья старика,

Глазам не верит. Танки! Не свои!

«С ума сошёл я? – думает старик, –

Иль чудится спросонья это мне?»

Ответом был глухой моторов рык

И выстрелы в рассветной тишине.

Они в село входили не тайком,

Как кони ржали, пьяно матерясь,

Топча цветы „хозяйским” сапогом, –

Отборная бандеровская мразь.

Пришёл опять в Россию лютый враг,

Спокойной жизни разрывая нить,

И жёлто-голубой спешил он флаг

Над сельсоветом мирным водрузить.

Собаки рвались яростно с цепей

И гибли у родимого жилья.

И плач стоял испуганных детей

В прицелах автоматов шакалья.

Старик вздохнул, поднялся, покряхтел:

«Вот и пришёл он, мой последний час.

А я спокойно умереть хотел,

Как жаль, тогда мы не добили вас».

Взял вилы в руки – мирный инвентарь,

По-стариковски крякнул – и вперëд.

Ухмылкой злой бандеровский главарь

Встречал его, лаская пулемëт.

…Как масло нож, проткнули зубья плоть,

И очередь прошила грудь в ответ.

Так хочется ещё, ещё колоть,

Зубами рвать, но силы больше нет…

Осел старик. Остановился взгляд.

Лишь ветерок играет сединой.

Солдат в России – больше, чем солдат,

Герой в России – больше, чем Герой.

РЕДАКТОРУ

Не загоняй поэта в рамки,

Он из породы бунтарей!

Порою, как бурлачьи лямки,

Ему анапест и хорей.

Не связывай поэту руки

Силлабо-тоники шнуром,

Верлибр он пишет не от скуки,

Он вдохновением ведом.

Пусть мысль, как гордая орлица,

Свободно над землёй парит.

Поэту не нужны границы,

Огонь в душе его горит.

Алмаз дешевле без огранки,

Но ты, редактор, будь добрей,

Не загоняй поэта в рамки,

Он из породы бунтарей!

Поделиться: