ВЕЛИМИР (ВИКТОР) ВЛАДИМИРОВИЧ ХЛЕБНИКОВ (1885 – 1922)

Если вам повезёт, и вы купите, достанете или украдёте золотую книгу о любви Виктора Шкловского «Zoo, или письма не о любви», написанную в 1922 году, в год смерти Виктора (Велимира) Хлебникова, вы будете «таскать за собою и знать назубок» уже эпиграф к этой удивительной книге, потому что проблему эпиграфа к «Zoo» Шкловский разрешил восхитительно просто: взял в качестве него гениальную поэму Хлебникова «Зверинец» — целиком!

— Сад, сад!

Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья

и останавливающему кровопролитную схватку.

… Где слоны, кривляясь, как во время землетрясения горы, просят у ребенка поесть, влагая древний смысл в правду «Есть хоцца! Поесть бы» — и приседают, точно просят милостыню…»

В четвёртом письме (книга «Zoo» написана в Берлине) Шкловский обращается к своему учителю и соратнику: «… Прости меня, Велимир Хлебников, за то, что я греюсь у огня чужих редакций. За то, что я издаю свою, а не твою книжку. Климат, учитель, у нас континентальный.

Лисицы имеют свои норы, арестанту дают койку, нож ночует в ножнах, ты же не имел куда преклонить свою голову.

В утопии, которую ты написал для журнала «Взял», есть среди прочих фантазий одна – каждый человек имеет право на комнату в любом городе.

Правда, в утопии сказано, что человек должен иметь стеклянную комнату, но думаю, Велимир согласился бы и на простую.

Умер Хлебников, и какой-то пыльный человек в «Литературных записках» вялым языком сказал что-то о «неудачнике».

На кладбище на могильном кресте написал художник Митурич:

«Велимир Хлебников – Председатель Земного Шара».

Вот и нашлось помещение для странника, не стеклянное, правда.

Вряд ли ты, Велимир, захотел бы воскреснуть, чтобы снова скитаться.

… Трудно тебе было ходить по степям и то служить солдатом, то сторожить ночью склад, то, полупленником, в Харькове участвовать в шумном выступлении имажинистов.

Прости нас за себя и за других. За то, что мы греемся у чужих костров…»

Велимир Хлебников – один из крупнейших поэтов дореволюционной и послереволюционной России, один из своеобразнейших зачинателей советский поэзии, интерес к творчеству которого повсеместно растёт и расширяется. Тот, кто познакомится с творчеством Хлебникова всерьёз, будет удивлён несовпадению ходящего и сегодня мнения о поэте, как творце «не от мира сего», как о «чуде – безумце», с тем изумительным богатством исторических впечатлений, которые откроются ему на страницах хлебниковских книг:

«Сегодня снова я пойду

Туда, на жизнь, на торг, на рынок,

И войско песен поведу

С прибоем рынка в поединок».

И разве это написано не о нас? Вы откроете для себя поэзию удивительную, в которой исторические мотивы слились с фольклорными и повседневными и выражаются языком необычайным, где древние слова с поразительной естественностью сплелись со словами современными, где архаизмы мирно уживаются с неологизмами, а само слово рождается прямо при вас, на ваших глазах, что делает эффект вашего присутствия ошеломительно упоительным. Хлебников круглосуточно плавил словесную руду, сотворяя свой язык, и, увлекаясь вероятно, представлял себе своего читателя таким же словотворцем, каким был и он сам. Поэтому часть его произведений, далеко не основная, выглядит опытом, экспериментом (но без эксперимента язык мёртв: вспомним «Опыты» В.Я. Брюсова), но и в этих опытах новое словообразование Хлебников не отрывает от его исконного коренного смысла. Хлебников говорил: «Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращения всех славянских слов одно в другое, свободно плавить славянские слова – вот моё первое отношение к слову».

Этим поиски Хлебникова коренным образом отличаются от тех словесных фокусников и «циркачей стиха», след которых в литературе давно затерялся.

И слава богу, что именно в нашей литературе был этот «Колумб новых поэтических материков»(Маяковский), этот уникальный алхимик слова, работы алхимической словесной лаборатории которого изучают в Финляндии и Японии, в ФРГ и Голландии… Алхимическая лаборатория Велимира Хлебникова выдавала ошеломительные результаты, несравненную красоту:

«Походы мрачные пехот,

Копьём убийство короля,

Дождь звёзд и синие поля

Послушны числам, как заход.

Года войны, ковры чуме

Сложил и вычел я в уме

И уважение к числу

Растёт, ручьи ведя к руслу…»

Истинные читатели стиха в душе сами поэты, а потому хлебниковские языковые поиски ничуть не утратили для них своего интереса. Ряд произведений Хлебникова для поэтов и читателей – распахнутые двери в серьёзную творческую лабораторию одного из величайших русских поэтов ХХ века, где стих как бы выплавляется у всех на виду со всеми своими вариантами, версиями и т.п.

Поэзия Хлебникова сильна и привлекательна своей антиобывательской, антибуржуазной направленностью, он решительно разделяет нас на «изобретателей» и «приобретателей», а словесные стрелы, навострённые и выпущенные этим алхимиком в торгашей, неотразимы и ядовиты:

«Их жизнь жестока, как выстрел.

Счёт денег их мысли убыстрил.

Чтоб слушать напев торгашей,

Приделана пара ушей…»

М. Кузмин и В. Иванов, А. Ахматова и М. Цветаева, В. Маяковский и С. Есенин, О. Мандельштам и М. Пришвин с интересом и уважением относились к хлебниковским словесным поискам и находкам, а такие своеобычные поэты, как Н. Асеев и Н. Тихонов, Н. Заболоцкий и Л. Мартынов, как и многие другие поэты, в разной степени испытали на себе его влияние, но мы и сегодня, к сожалению, как-то всё забываем упоминать В. Хлебникова в числе крупнейших поэтов Серебряного века, а поэтому за месяц до своей смерти Хлебников пророчески и скорбно констатировал:

«Ещё раз, ещё раз,

Я для вас

Звезда.

Горе моряку, взявшему

Неверный угол своей ладьи

И звезды:

Он разобьётся о камни,

О подводные мели.

Горе и вам, взявшим

Неверный угол сердца ко мне:

Вы разобьётесь о камни,

И камни будут надсмехаться

Над вами,

Как вы надсмехались

Надо мной…»

Виктор Владимирович Хлебников родился 28 октября (9 ноября) 1885 года в улусной ставке Малодербетовского улуса Калмыцкой степи в семье ученого-естественника, орнитолога. В автобиографии В. Хлебников придаёт особое значение тому, что родился «в стане монгольских, исповедующих Будду кочевников, — имя «Ханская ставка», в степи, — высохшем дне исчезающего Каспийского моря», к этому он добавил: «Принадлежу к месту Встречи Волги и Каспия моря (Сигай). Оно не раз на протяжении веков держало в руке весы дел русских и колебало чаши».

Здесь, в Лукоморье великой реки Волги, и прошли ранние годы будущего Председателя Земшара. Владимир Алексеевич, орнитолог и природоохранитель, брал с собой маленького сына в поездки по улусу, и одарённый ребёнок, замирая, любовался сверкающим ледяным зеркалом озера Цаца, восхищался «животными, полными грёз», — ослепительными белоснежными фрегатами степных лебедей, гордо и плавно рассекающих воду озера с такой мощной силой, что волны доходили до ног маленького Виктора. А неисчислимые табуны бешеных полудиких степных кобылиц, которых лихие калмыцкие конники взнуздывали на глазах визжащего от восторга мальчика… Всё это аукнется потом в его стихах:

«Меня окружали степь, цветы, ревущие верблюды,

Круглообразные кибитки,

Моря овец, чьи лица однообразно худы,

Огнём пера искрящие простор удоды,

Пустыни неба гордые пожитки,

Так дни текли, за ними годы.

Отец, гроза далёких сайгаков,

Стяжал благодарность калмыков…»

В автобиографии Хлебников писал об отце: «Отец – поклонник Дарвина и Толстого. Большой знаток царства птиц, изучавший их целую жизнь; имел друзей путешественников». Отцу удалось привить сыну с розового возраста интерес к естественным наукам, сохранившийся у поэта на всю жизнь.

Ранние годы, проведённые с отцом в степи среди райских птиц и животных, целенаправленная воля отца, привившая будущему поэту любовь к научным наблюдениям, первые успешные работы юного натуралиста, участие в экспедициях в Дагестан и на Урал, успешные занятия на физико-математическом факультете Казанского университета, куда Виктор поступил в 1903 году, всё это, казалось бы, говорило о том, что из Велимира выработается незаурядный учёный. Но в 1908 году, вопреки воле отца и надеждам своих профессоров, В. Хлебников решительно оставляет университетскую науку и отправляется в Петербург, где выбирает ненадёжный путь сочинителя, «человека, называющего всё по имени, отнимающего аромат у живого цветка»…

Довольно быстро Хлебников входит в блестящий литературный круг символистов, центром которого был В. Иванов – «Вячеслав Великолепный», посещает его знаменитую «Башню» на Таврической и «Академию стиха» при журнале «Аполлон», называя себя учеником М. Кузмина: «Я познакомился, — сообщает Хлебников в письме к матери, — почти со всеми молодыми литераторами Петербурга – Гумилев, Ауслендер, Кузмин, Гофман, гр. Толстой и др. … Я подмастерье и мой учитель Кузмин…»

Знаменитая «Башня» — это квартира Вяч. Иванова, которая находилась в башенной пристройке на Таврической улице и являлась одним из центров тогдашнего литературного Петербурга, в которой по средам собирались известнейшие поэты того времени: Блок, Сологуб, Кузмин, Городецкий… Все они находили у Хлебникова «гениальные строчки», но ни в одном из символистских изданий тех лет ничего хлебниковского так и не появилось, а потому в 1910-м году тихий и застенчивый Хлебников решительно порывает с символистами, потому что к этому времени он был уже автором с собственной вполне сложившейся поэтикой, а потому он и вступает в литературную группу футуристов, т.е. поэтов будущего (В. Маяковский, В. Каменский, Н. Асеев, Р. Ивнев) и называет себя «будетлянином». С созданием «новой поэзии» Хлебников связывает подлинную свободу раскрепощённого художественного слова.

Венец природы по Хлебникову – Человек, а потому он яростно не приемлет войны – «рождения мёртвых»:

«Правда, что юноши стали дешевле?

Дешевле земли, бочки воды, телеги углей?

«Мёртвые юноши! Мёртвые юноши!» —

По площадям плещется стон городов…»

(«Где волк воскликнул кровью…»)

Но земля «отчич и дедич» магнетически притягивает соскучившегося Велимира, и с сентября 1911 года он регулярно навещает родные места, ездит «за лотосом в Астрахань», живёт здесь подолгу – неделями и месяцами.

Его первый приезд в «город предков» приходится на сентябрь 1911 года. Он поселяется в доме Полякова на Большой Демидовской ( ныне ул. Свердлова, 53), где его двоюродный брат Борис Лаврентьевич (известный астраханский «доктор Хлебников») снимает квартиру. Позже она отойдет к родителям Велимира, и он будет приезжать сюда ежегодно, чтобы сосредоточиться и поработать. Здесь он создаст не один свой шедевр, испытает немало радостных и горьких минут.

А в первый его приезд Астрахань произвела на молодого человека хорошее впечатление, и он радостно знакомится со своей многочисленной астраханской роднёй. К сожалению, ни Велимир, ни его астраханские «родичи и уродичи» не готовы понять и принять друг друга. Три месяца назад Хлебников был исключён из университета, ничем не был занят, а потому недоразумения между ним и роднёй всё растут и достигают предела, когда Велимир заявил, что он «пишет лучше Толстого». Родственники указывают дерзкому Велимиру на дверь и единодушно постановляют:

«О Вите окончательно решили, что он недостойный сын достойного отца, и об этом принято говорить с печалью, так как папины акции стоят очень высоко» (А. В. Хлебников – Е. В. Хлебниковой, сентябрь 1911 г.), хотя его младший брат Саша Хлебников и надеется, что родственники остынут, «разберутся и, может быть, полюбят внечеловеческую, но милую душу Вити». И, всё-таки, какие-то родственные связи завязываются.

В 1912 году семья Хлебниковых переехала из Казани в Астрахань и поселилась в доме Куликова на Петропавловской площади (ныне пл. Шаумяна, 20), куда в начале июня 1913 года прибыл и Виктор. В письме к В.М. Матюшину он сообщал: «Здесь я напрасно что-то хотел сделать; и что-то упорно расстраивало работу. Хотел вернуть свежесть, но везде ждала та же неудача, и всё-таки я люблю Астрахань и прощаю её равнодушие ко мне и жару, и то, что она вращается кругом воблы и притворяется, что читает книги и думает о чём-нибудь. Кроме того, лихоманки, знойные ночи, с особым налётом печать…» Тому же Матюшину он признавался, что хотел бы скорее «перелететь из Астрахани в столицу», ибо «Астрахань скучна,…я в ней чужой».

Но именно в чужой и скучной Астрахани увлечённый её уникальной историей Велимир в 1913 году и создаёт своё шедевр «Хаджи – Тархан» — гимн «городу предков»:

«Темнеет степь, вдали хурул

Чернеет тёмной своей кровлей,

И город спит, и мир уснул,

Устав разгулом и торговлей.

Как веет миром и язычеством

От этих дремлющих степей!»

В сентябре 1913 года Велимир покинул Астрахань, а в марте 1914 года он вновь в кругу семьи, к тому времени проживающей на новой квартире в доме Вихмана по Крестовоздвиженской улице ( ныне улица Наташи Качуевской, №6). Накануне приезда Хлебникова по приглашению общества «Сокол» в Астрахань прибыл из Саратова И. С. Полтавский, который несколько лет прожил в Италии и был знаком с родоначальником футуризма Ф. Г. Маринетти. Полтавский должен был прочитать две лекции: «Итальянский футуризм» и «Русский футуризм». После первой лекции, прочитанной Полтавским в помещении Народной Аудитории, местная интеллигенция предложила устроить диспут о «Русском футуризме». Газета, откликаясь на лекцию Полтавского, писала: «В первой части лекции при демонстрации образцов футуристического творчества публика единодушно хохотала». Итожа содержание лекции Полтавского об итальянском футуризме, газета подчёркивала, что «футуризм, как он есть теперь, явление временное, преходящее и вопреки своему названию ( футуризм – будущее) как раз будущего-то и не имеет». Задели газеты имя и честь Велимира…

Как и все выдающиеся поэты, которые не вмещаются в тесные рамки какого-либо определенного литературного течения, В. Хлебников не втискивается в прокрустово ложе футуризма, так как и его поэма «Хаджи – Тархан» и рассказы «Уса – Гали» и «Николай», написанные в Астрахани в 1913 году, в год появления «Пощёчины общественному вкусу», ничего общего с положениями манифеста футуристов не имели. Язык этих произведений чист и красочен, изображение чётко и точно. Нет в них и никакой «зауми», наоборот, и архаизмы («чело», «сии» и пр.), и слова тюркско – монгольского происхождения («гяур», «чалма» и др.) используются Хлебниковым лишь в целях художественно-правдивого изображения отошедшей в прошлое исторической эпохи. Насыщая свои вещи словами местного и рыбацкого происхождения, Хлебников нередко сам объяснял их значение: «Чума сетей», — пишет он, — когда вдруг на огромном расстояниив одни сутки гибнут все сети, захворавшие болезнью сетей, особой водорослью…» Или: «Черни – это место, где из мелкого моря растет камыш». Язык этих хлебниковских вещей вбирает в себя сочные названия мест и времени ловли рыбы и ловецкого снаряжения: «Тоня»,»стан», «ватага», «путина», «гусяна», «громка тюленя», «ловецкая сбруя», названия рыб, зверя, птиц и растений Волго-Каспия: «белуга», «осётр», «селёдка», «вобла», «тюлень», «кабан», «лебеди», «гуси», «чайки», «пеликаны», «дрофы», «соколы», «стрепеты», «ястребы», «орланы белохвостые», «лох», «осока», «камыш» и др…

Работалось Велимиру в доме Вихмана хорошо, жилось скверно. В письме В. Каменскому Хлебников рассказывает: «Я живу здесь рядом со сыскным отделением. Какая грязная подробность! И сонмы их часто проходят перед окнами. Вот что делает твой воевода. Скучает. В плену у домашних… Домашние меня никуда не выпускают… Я здесь в мешке четырех стен. Астрахань разлюбил, никуда не выхожу. Жалею, что приехал сюда…»

Плен в мешке четырёх стен усугублялся нездоровой атмосферой в родном доме, нередко переходящей в ссоры между ним и родителями, что мешало творческой работе, отравляло жизнь, накладывало тяжелый отпечаток на психику поэта. Бывали и просветы, в дневнике Велимир записал: «17 мая я почувствовал новую погоду сердца… уравновесия, исчезновения бурь… в тот же день я почувствовал жалость к отцу и встал на семейную точку зрения».

В начале июня 1914 года семья Хлебниковых переехала в квартиру родственника – врача Хлебникова, проживающего в доме Полякова на Большой Демидовской улице (Свердлова, 53). Но мира не было и здесь.

«В июне, — записал Хлебников, — поссорился… с Демидовской… 31 августа я расстался с домом предков… Родителями изгнан».

О причине суровой обстановки в доме Хлебниковых вспоминает Вера Хлебникова, любимая сестра поэта: «Отец, который не отказывал ему ни в чём, чтобы дать всестороннее образование, был, конечно, против его слишком сильных литературных увлечений, отвлекающих его от университетских занятий, и это стало роковым, что разделило их в дальнейшей жизни – по-своему любивших друг друга и создало внешнюю враждебность, непонимание и в результате тягостные столкновения. Мечта отца была, чтобы он выдвинулся как математик или естественник».

7 сентября 1914 года Хлебников уехал из Астрахани, но он возвратится в родной дом на Демидовской и в декабре этого же года, и 8 апреля 1916-го, будет здесь в августе 1917-го, проведёт здесь всю зиму 1917 – 1918 года, а в последний свой приезд в родной город проживёт в доме на Демидовской с августа 1918-го года по весну 1919-го…

Среди произведений В. Хлебникова, связанных с астраханским краем, выделяется поэма «Уструг Разина» (1922 г.). В этой небольшой поэме бурно сплелись яростная природа с кипящей социальной стихией, прошлое с настоящим, бесшабашные ватаги Разина с революцией, и волки волжских волн – с волчьим голодом:

«Волны Волги, точно волки,

Ветер бешеный погоды.

Вьётся шелковый лоскут.

И у Волги у голодной

Слюни голода текут…»

Зиму 1917 – 18 г.г. поэт проведёт на Большой Демидовской. В этот приезд он станет очевидцем борьбы за власть между большевиками и казаками:

«Два соперника делили шкуру медведя, и два воина плясали над трупом обывателя».

И, наконец, его последний приезд в Астрахань (август 1918 г. – март 1919 г.). Хлебников явно не спешит её покидать, интуиция великого поэта подсказывает ему, что это последняя встреча с близкими, с городом предков. До этого никогда не служивший, он становится штатным сотрудником армейской малотиражки «Красный воин», а несколько позже и председателем Литературного комитета в Политотделе 11-й армии. Теперь он не наблюдатель, теперь он в какой-то мере и создатель истории. Что же заставило его заняться тяжкой газетной подёнщиной? Заработка отца ( хотя именно в это время В.А. Хлебников работает над проектом государственного заповедника, а в дельту Волги направляются многочисленные экспедиции) и сестёр не хватало: семья голодала.

Писать в «Красном воине» Велимиру приходилось обо всём: о митинге в Чёрном Яру, о третьем съезде Советов, о создании в Астрахани Союза изобретателей…

Редактор «Красного воина» Сергей Буданцев вспоминал: «За одну его заметку я едва не угодил под суд». После этого, вероятно, поэта перебрасывают на культуру. Так появились его заметки «Астраханская Джоконда», «Открытие художественной галереи» и некоторые другие.

Весной 1919 года Хлебников навсегда покидает Астрахань. В 1922 году, незадолго до смерти, его снова потянуло на родину. Были выхлопотаны командировка и бесплатный проезд по Волге. В конце апреля 1922 года он писал матери: «Я по-прежнему в Москве, готовлю книгу, выйдет(ли) она в свет; как только будет напечатана, я поеду через Астрахань на Каспий…»

Но умирает он вдали от родных и близких 28 июня 1922 года и 29 июня похоронен на погосте глухой деревушки Ручьи Новгородской губернии. В 1960 году крах поэта перенесён на Новодевичье кладбище в Москве…

Хлебников верил, что «Человек Будущего» увенчает «великую войну завоевания месяца», что «рука рабочего выстроит подводные дворцы для изучения глубин моря, на горе Богдо гордо подымется замок для исследований … человеческим разумом тайн звёздного мира; бесчисленные колодцы в пустыне покроют сыпучие пески садами и зеленью… стройный тополь привяжет к месту сыпучие пески устья Волги…» и этот край «станет одним цветущим городом», а Астрахань будет напоминать «окно в Индию», что со временем «единая для всего Земного шара школа-газета будет разносить по радио одни и те же чтения».

Да будет так!..

История русской и советской литературы немыслима без того, что внёс Велимир Хлебников в русскую литературу ХХ века. Недаром Маяковский писал: «Во имя сохранения правильной литературной перспективы считаю долгом черным по белому напечатать от своего имени и, не сомневаюсь, от имени моих друзей, поэтов Асеева, Бурлюка, Каменского, Пастернака, что считали его и считаем одним из наших поэтических учителей и великолепнейшим и честнейшим рыцарем в нашей поэтической борьбе».

… Непрерывно расширяется Галактика Русского Слова, неудержимо летят солнечные стихи Велимира Хлебникова через тернии – к звёздам:

«Русь, ты вся поцелуй на морозе!»

Поделиться: