ПУБЛИЦИСТИКА
Открывая сайт астраханского регионального отделения Союза писателей России мы писали: «Надеемся, наши сторонники оценят по достоинству живительную силу не только стихов и прозы, но и страстной публицистики писателей. Причём не только астраханских. Потому что настоящая литература – это не упражнение в изящной словесности и конструировании заумных текстов, а стремление сделать человеческую душу лучше, чище, выше, благороднее, неискоренимое желание прямо и честно говорить о насущных проблемах общества и государства. Настоящий писатель не может самозабвенно петь о безоблачном небе и ясном солнышке, если под этим небом и солнцем творится беззаконие, умножаются несправедливости и обиды, унижается человеческое достоинство!»
Пора выполнять обещанное. Сегодня мы публикуем статью известного российского писателя Николая Дорошенко, секретаря правления Союза писателей России, главного редактора газеты «Российский писатель».
НИКОЛАЙ ДОРОШЕНКО
ОБ АРТЁМЕ ТАРАСОВЕ
Никогда не думал, что буду писать какие-то слова в память об умершем предпринимателе, с которым, к тому же, я не был знаком.
Но в конце 80-х я был знаком со многими такими же советскими технарями, кандидатами наук, кинувшимися в бизнес. Они назывались кооператорами. А я их воспринимал точно так же, как теперь МЧС воспринимают люди, попавшие во власть стихии. «У нас в мясомолочном производстве самое узкое место – комбикорма! Я начну с производства комбикормов!», – отчаянно делился со мной своими замыслами 35-ти или даже 40-летний технарь по фамилии Якубов (где теперь он?). «У нас рынок одежды – это пустыня!» – мечтал развернуться такой же энергичный технарь по фамилии Ковалев (тоже пропал!). Десятка три или четыре их было, не меньше, среди подписчиков возглавляемой мной в ту пору газеты «Московский литератор», запросто приходивших ко мне, чтобы, наскоро представившись, попросить меня о протекции к такому-то депутату Верховного Совета в их родном регионе. И, надо сказать, тогда всё было запросто. Я звонил депутату знакомому, тот договаривался о нашей встрече с депутатом незнакомым. Мы с кооператором приходили, получали протекцию. Ну, понятное дело, выходы у меня были на депутатов народных, а не либеральных, и из уважения к ним мы приходили с пустыми руками, как истинные просители, а народный депутат, как человек больший, чем мы, на прощание доставал из шкафа початую или непочатую бутылку, разливал по рюмкам и предлагал выпить за Родину, за людей, которые Родине хотят послужить. Коммерсант, которого я второй раз в своей жизни видел, депутат, которого я видел впервые – мы, как родные братья, доверяли друг-другу, ценили друг-друга, любили друг-друга.
Якубова я запомнил хотя бы по фамилии, потому что он, как ландыш, первым расцвел и первым канул. При нашей последней встрече он, кроме как «сучьими» и «суками», законы и власть не называл. А последним пал Ковалев, начавший пошив одежды в родной Брянской области с надомницами, а потом и цех арендовавший, и с дизайнершей по случаю приезда в Москву (расширял рынок сбыта!) заглянувший ко мне ради восторга, чтобы только полистал я альбом с его продукцией и увидел, на какой высочайший мировой уровень швейной стилистики он выходит. И, не могу смолчать, вручил он тогда мне какие-то деньги со своих прибылей на развитие газеты. «Да не дают мне подписного индекса! Всем уже дали, а мне не дают!» – честно и жалобно предупредил я его. «А ты держись! – решительно потребовал он. – Я же держусь при всем том, что у меня проблемы еще и с бандитами!».
Сам я с этими отважными пионерами бизнеса никогда не выходил на связь. Потому что у меня был свой круг приятелей и своя жизнь, а у них своя, коммерческая, мне непонятная. Потом, уже в 90-х, я попробовал по своей записной книжке своим коммерсантам ностальгически дозвониться. Сколько-то, человек пять, не больше, мрачно доложили, что приспособились на преподавательском иди ином поприще, которое стыдливо не назвали. Другие в большинстве своем, в том числе и Ковалев, оказались недоступными. Случайно нашлась необыкновенно красивая визитка ковалевской дизайнерши. Она на мой телефонный звонок ответила и сообщала, что Ковалева застрелили. «А фабрика его как?» «На той фабрике, где он к концу уже аж три цеха арендовал, теперь не поймешь, что, – сказала она печально. И когда мы уже прощались, она не утерпела и сказала обиженно: «Я же его умоляла либо на милицейскую, либо даже и на более спокойную бандитскую крышу согласиться, а он, как пионер, уперся…» «Да, – невменяемо сказал я напоследок. – Откуда же он мог знать, что так оно обернется…»
А она уже, задним числом, знала, как оно должно было обернутся. И, когда-то на меня выглядывающая из-за спины Ковалева, энергично листающего передо мной её альбом с фотографиями мужских и женских костюмов, по-детски восторженными глазами, теперь она шелестела мне из телефонной трубки, как сухая солома.
И вот скончался 23 июля, в возрасте 67-ми лет мне знакомый лишь из СМИ, самый знаменитый из всех многих, как я полагаю, тысяч и тысяч участников кооперативного движения в СССР Артем Тарасов.
Первый советский миллионер, он, как я понимаю, оказался разумнее, чем мой Ковалев (даже имя Ковалева не могу вспомнить, то ли Алексей, то ли Александр, то ли Анатолий). Да и протекции у Тарасова, видимо, были повыше, чем от моих народных депутатов, которые из политики к сегодняшнему дню уже все отжаты (последним был отжат Сергей Бабурин после того, как восстал в Госдуме против ратификации договоров с Украиной до решения вопроса по Крыму, с Молдавией до решения вопроса по Приднестровью, с Грузией до решения вопроса по Южной Осетии и Абхазии. Спасла ратификацию от непродажного Бабурина фракция коммунистов. «Коля, на Украине коммунисты сейчас уже приходят к власти, и не только Крым, а вся Украина будет наша! А твой Бабурин им мешает, делает из братской для них России врага!» – заверил меня Зюганов, когда я пришел к нему в Госдуму со своими недоумениями. Теперь же пенсионерской немощи у меня достаточное количество, чтобы с ума не сойти от этого его обещания, обернувшегося кровищею).
Артем Тарасов в свои последние свои годы жил одиноко и сиротливо, давно для СМИ не интересный. Лишь смертью своей он вызвал ажиотаж, который, скажу так, кажется мне уже некрофильским, нездоровым.
Он учился на факультетах МИЭМа и МВТУ им. Баумана, Высших экономических курсах Госплана СССР. Кандидат технических наук (1982 г.). А в 1992 году даже и окончил аспирантуру бизнес-школы Пенсильванского университета США — «Wharton School». Что, видимо, придавало ему в глазах нашей продажной власти больше надежности, чем моим знакомым кооператорам, имеющим лишь советские дипломы. В апреле 1987 года зарегистрировал свой первый кооператив «Прогресс». А в 1989 году был избран вице-президентом Союза объединенных кооперативов СССР за заслуги в области кооперации. Одновременно занимал должность генерального директора внешнеэкономической ассоциации «Исток». И по решению возглавляемого им кооператива «Техника» за январь 1989 года была ему выписана заработная плата в 3 миллиона рублей из прибыли кооператива. Все налоги с этой заработной платы были заплачены. А заместитель Тарасова по кооперативу, который тоже получил заработную плату в 3 миллиона рублей, будучи членом КПСС, уплатил членские взносы в размере 90 000 рублей.
Но перестроечное Министерство финансов СССР отыграло назад и конфисковало все его средства. Он выиграл дело в Верховном Арбитражном суде. Деньги, присужденные к возврату из бюджета СССР в размере 100 миллионов рублей, ему не вернули.
Поэтому в 1990 г. он кинулся в депутаты, и его, как праведника, народ избрал. Но, будучи депутатом народным, не продажным, в 1991 году он первым открыто выступил в парламенте против решения Горбачева передать японцам острова Курильской гряды. Горбачев подал на Артема Тарасова в суд «за оскорбление чести и достоинства Президента СССР». И он эмигрировал в Лондон. В Лондоне учредил ряд частных компаний, стал консультантом ведущих инвестиционных банков мира. В 1993 году, находясь в Лондоне, Артем Тарасов был выдвинут инициативной группой в качестве кандидата в депутаты Госдумы от Центрального округа Москвы.
Победил на выборах 15 соперников и стал депутатом ГД. Вернулся в Москву. В выборах 1995 года он принял участие как один из лидеров экологической партии «Кедр», не добравшей нужного количества голосов.
В 1996 году выдвинул свою кандидатуру на пост президента России, собрал более 1 340 000 подписей избирателей в свою поддержку, однако решением избирательной комиссии часть подписей были признаны, конечно же, недействительными, и в участии в выборах ему было отказано.
Вторично эмигрировал в Англию. Дважды участвовал в выборах на посты губернатора Санкт-Петербурга (2000) и губернатора Красноярского края (2002), но не добился успеха. Возвратился вновь на постоянное жительство в Россию в 2003 году.
Стал работать генеральным директором в компании «Инновационные технологии Реновы» — ООО «Итерен». Компания стала успешно заниматься отбором и внедрением отечественных изобретений и высоких технологий, помогать российским ученым и изобретателям, содействовать тому, чтобы они не уезжали за границу, а продолжали работать в России. И я в нем тогда видел такого же пламенного патриота, как и канувших в лету Якубова, Ковалева и многих других, когда-то прошедших торжественным и самоотверженным, полным надежд парадом перед моими глазами.
В последние годы Тарасов занимал должность генерального директора ООО «Институт Инноваций», в котором сосредоточены и внедряются десятки уникальных технологий, имеющих мировое значение в области нано-технологий, биотехнологии и медицины. Но власть свои инвестиции по этим самым важным направлениям развития страны складывала не ему, а в бездонный карман такого же, как она сама, прожорливого, с судьбой России ничего не имеющего общего, Чубайса.
А была бы наша страна и её власть нам родной, то Артему Тарасову, умеющему в любых условиях, даже и на чужбине, в Лондоне, зарабатывать умом и трудом, была бы предложена, по меньшей мере, должность премьер-министра. Может быть, начудил бы он (ну, допустим), но не было бы такого вреда, как от нынешних наших министров, а польза была бы.
Одновременно Артем Тарасов в свободное время занимался рыбной ловлей, коллекционировал галстуки с изображением рыб и, по его мнению, обладал самой большой коллекцией в мире (более 500 штук)…
И еще пробовал писать…
Короче говоря, был природным, настоящим, по образу и подобию Божьему человеком, а не той общероссийской плесенью, которая теперь приобретает дворцы и замки по всей Европе.
А если еще короче сказать, то я видел в Пекине и многих других китайских городах растяжки над магистралями с улыбающимися китайскими миллиардерами. И видел, как китайцы на них глядят с восторгом. «Это кто такой?» – спросил я у пожилого китайца, рассчитывая, что старшее поколение русский язык помнит. «Это очень хороший и очень большой человек!» – приблизительно так, если суммировать все им сказанное, ответил мне пожилой, пока еще бедно одетый китаец. Так бы я сказал китайцу и о Тарасове. А кто теперь из наших граждан такое же скажет о своих олигархах?
Кто из наших олигархов посмеет нам точно также в глаза глянуть из растянутых у всех на виду баннеров, а не из гламурных журналов, к которым мы испытываем, по причине своей инакости, отвращение?
Пусть будет наша родная земля пухом нашему великому предпринимателю Артему Михайловичу Тарасову, все-таки вставшему на защиту далеких от него Курил и тем оказавшемуся для нашей власти чужаком до последнего дня его жизни…
Пусть он теперь не видит, как уходят в оффшоры или иностранным фирмам недра и все необъятные просторы его родной земли, и как наша власть пытается стабилизировать госбюджет лишь за счет нашей нищеты и бесправия.