ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Май 1980 года. Впереди большой праздник — 35 лет со дня Великой Победы. А в июне — Олимпиада! 

Студентам объявили, что общежитие МГУ на ул. Шверника в Черёмушках — Дом аспиранта и стажёра (ДАС) на время Олимпиады будет отдано гостям и спортсменам. Это два красивых современных 16-этажных здания, соединённые галереей, в которой размещались кино-концертный зал, столовая, кафе, бассейн, в подвале — технические службы. Про здание ходили легенды: якобы оно было экспериментальным, его строили по указанию самого Хрущёва для людей коммунистического будущего. А потом отдали Московскому университету. 

В связи с Олимпиадой сессию решили перенести на июль-август. 

Мы, студенты журфака, немножко расслабились, — значит у нас будет возможность доучить то, что не доучили! Как говорят, студенту всегда одной ночи не хватает! И вдруг неожиданно решение переменили: сессия будет досрочно — в мае! 

Москва вовсю готовилась к празднику Победы и к Олимпиаде. 9 мая, по традиции, должно состояться возложение венков к могиле Неизвестного солдата. Возлагать венки будут Брежнев и члены правительства. А главное, как нам сообщили по секрету, — разрешён свободный доступ, тем более для членов Союза журналистов!

Рано утром мы с однокурсниками, захватив журналистские удостоверения и студенческие билеты, купив красные гвоздики, пошли на главную площадь страны.

Информация оказалась не совсем достоверной: доступ возможен только для обладателей специальных пропусков! Площадь обнесена загородками, причём на таком расстоянии, что разглядеть Брежнева и членов правительства практически невозможно. Стоять надо на расстоянии от загородки, нельзя опираться на неё руками. 

Было много милиции. По периметру ходили раздражённые милиционеры и командовали: «Отойдите от загородки! Уберите руки с загородки!»

Между тем, народ прибывал. Хорошо, что мы пришли рано и нам удалось встать в первых рядах. Сзади теснили, и мы постоянно оказывались вплотную к загородке, за что получали очередной окрик от милиционера.

На площади ничего не происходило. Только где-то часов в 11 приехали члены правительственной делегации, возложили венки и уехали.

Кто-то сказал: «Вот теперь откроют доступ для народа!»

Но его открыли, как мы потом узнали, только в три часа дня.

Неприятно, конечно! Но тогда не принято было спорить и публично возмущаться на улице. Могли задержать и даже сообщить в деканат о неправильном поведении в общественном месте! 

Прилично помятые и уставшие, с цветами в руках, мы выбрались из толпы. Цветы положили к памятнику Ленину. 

И пошли в кафе! Заказали большую сковородку жареных в сметане грибов с картошкой, какой-то суп. Всё было необыкновенно вкусным! И настроение, несмотря ни на что, было хорошим! Подкрепились, отдохнули. И пошли в парк имени Горького! 

Погода, как по заказу, — тепло, тихо, всё по весеннему расцветает!

У входа снова купили цветы. 

В парке — настоящее праздничное гуляние! Много военных в форме, с наградами. Ветераны войны, тогда ещё не состарившиеся…

Звучит музыка, люди танцуют и поют песни военных лет. Много молодёжи, детей. Все нарядные, радостные. Необыкновенная атмосфера всеобщего воодушевления, единения!

Было много иностранцев, которые проявляли живой интерес к празднику. Мы наблюдали, как иностранный журналист на крошечный диктофон записывает песню «Катюша», которую поют две женщины. Для нас такая оргтехника в те годы была диковинкой! Познакомились с группой ветеранов, среди них были мужчины и женщины. Они рассказали, что в годы войны оказались в плену и вместе были в немецком лагере. Спустя 35 лет после Победы нашли друг друга, списались и решили 9 мая встретиться в парке имени Горького! Мы наблюдали за их встречей, — она была очень трогательной!

Цветы подарили военному в парадном мундире. Для него это было неожиданным, и он искренне благодарил нас.

Когда вернулись домой, уже стемнело. А перед общежитием вовсю шло своё, студенческое гуляние! Молодёжь сидела на газоне, на ступеньках. Вынесли магнитофоны, гитары. Здесь, как и повсюду в этот день, звучала музыка и песни военных лет! Студенты из Африки принесли национальные инструменты, стали петь свои песни и танцевать. 

Гуляние в этот день получилось массовым и поистине всенародным! Продолжалось оно до двух часов ночи. Строгие вахтёры, мимо которых невозможно было проскользнуть незамеченными после 11 вечера, в этот раз никого не останавливали и не требовали пропусков!

Со своего 16-го этажа мы любовались праздничным салютом!

…Этот день ушёл в историю. Но всё, что тогда происходило, для нас, студентов и молодых журналистов, осталось незабываемым на всю жизнь! 

ФАРФОРОВАЯ ФРАУ

В общежитии МГУ к нам в комнату подселили новую соседку. Молодая женщина Галина оказалась аспиранткой, училась на факультете иностранных языков, приехала на очередную сессию и защиту научной работы. Галина специализировалась на немецком языке, хорошо знала немецкую литературу, читала и переводила без словаря.

Мы обменивались впечатлениями о Москве, о празднике Великой Победы, о студенческих буднях, о жизни в общежитии. 

Вспомнили забавный случай. К экзамену нам задали перевод статей из немецких газет. Объём приличный. Мы немецкий, конечно, учили в школе, но… Мой однокурсник, земляк-астраханец, шутил: «Я по-немецки только «хенде хох» знаю, больше ничего!»

На нашем этаже поселились студенты из дружественной ГДР. Услышав в коридоре немецкую речь, я подговорила однокурсника поднакомиться с ними и попросить помочь с переводом. Тот подошёл к ним с газетой. Кое как объяснились. Немцы выразили готовность: «Я, я, давай, давай!» Прочитали газету и, заглядывая в разговорник, произнесли: «Гут, гут, всё понятно, но как это по-русски сказать?» Они оказались первокурсниками и пока ещё плохо говорили по-русски. Мы же по-немецки не говорили никак. Так и пришлось долго и упорно переводить с помощью словарей. Но перевели, и экзамен сдали!

Галина рассказала историю своего пребывания в ГДР. Это было в конце 1970-х. Она попала туда по программе обмена студентами. Чтобы практиканты успешно осваивали разговорный язык, наших на время обучения поселяли в немецких семьях, а их — в русских. Так Галина оказалась в Восточном Берлине.

Хозяйку дома звали фрау Ирма. 

На Галину сразу же произвёл впечатление немецкий порядок. А также уклад жизни, где всё было чётко выверенным, определённым и устоявшимся.

— Обеспеченная семья, живёт в большом, просторном и красивом доме. Отец работает, мать — домохозяйка, — рассказывала Галина. — В доме чистота и уют. Дети — послушные, никогда не спорят со взрослыми. Вечером, в положенное время отправляются в свои комнаты, аккуратно вешают одежду на стульчики и ложатся спать. Я удивлялась: надо же, никаких «ну, мам, я ещё поиграю» и тому подобное. Чёткий распорядок дня, завтрак, обед и ужин в определённые часы. 

Справедливости ради, надо сказать, что фрау Ирма была именно домохозяйкой, она знала свои обязанности и занималась только домом, хозяйством и детьми. Типичная немецкая фрау, смысл жизни которой «киндер, кюхен, кирхе» — дети, кухня, церковь. 

Мне многое тогда у них понравилось. И дисциплина, и порядок, и расчётливость в ведении домашнего хозяйства. На кухне и в кладовой у фрау Ирмы не пропадало ни крошки. Она не покупала и не готовила лишнего, — всё было расчитано по порциям. Я вспоминала свою тётушку. В Москве у меня живёт тётя — добрейшая, гостеприимная женщина. Она часто что-нибудь выбрасывает: то редиска в холодильнике завяла, то хлеб заплесневел. У немки такого не будет!

Фрау Ирма с гордостью показывала свой дом. Ковры, красивая мебель, картины. Я обратила внимание на большую коллекцию фарфора. По всей видимости, это был старинный фарфор: посуда, статуэтки, куклы. Долго не решалась расспросить об этой коллекции, что-то меня удерживало. Потом всё же спросила:

— Какой у вас красивый фарфор! Это фамильный?

— Нет, — с гордостью ответила фрау Ирма. — Это фарфор из России! Майн фатер (мой папа) воевал во время второй мировой войны, он был в России. И присылал оттуда домой посылки. Папа умел так хорошо упаковывать, что ни одна вещь не разбилась! А ведь фарфор такой тонкий, хрупкий! Он и продукты присылал: сало, яйца! Каждое яйцо заворачивал в папиросную бумагу, перекладывал соломой и упаковывал в ящик. Всё доходило в сохранности!

— Рассказала она мне про этот фарфор и яйца, и мне так обидно стало, — продолжала Галина свой рассказ. — У нас в войну люди, дети от голода умирали, а её фатер яйца с салом в Германию отправлял! И русским фарфором разжился! Видела я его — приходил в гости. Холёный такой, толстенький старичок-бодрячок. 

Обидно было до глубины души, до слёз! За деда, который на фронте погиб, за бабушку, которая оккупацию пережила, за родителей и их полуголодное детство. У нас в роду живёт эта боль! А ей, немке, даже в голову не пришло, что мне, русской, может быть больно от её рассказа!

Я ничего на это не ответила. Не стала рассказывать о том, как мои родные пережили войну, разруху, голод и всё то, что принесли их фатеры. Во-первых, она бы всё равно этого не поняла и не почувствовала. А во-вторых, я перед отъездом столько инструкций получила, — понятно, откуда, да? В полемику не вступать, не спорить, лишнего не говорить, сохранять дружественные отношения. Вот так… 

Не смогла я дальше жить в этой семье. Мне казалось, что я сейчас общаюсь с ними, улыбаюсь, обедаю за одним столом, — и предаю своих родных, их память. Возможно, что это неправильно. Наверное, неправильно… Но не смогла я там больше находиться, я уехала. Фрау Ирма недоумевала: почему, ведь до окончания контракта ещё далеко? Эта фарфоровая кукла ничего не поняла.

Кстати, я её так и прозвала тогда: «фарфоровая фрау»…

Поделиться: