Я уже давно заметил, что пишущая братия не очень-то читает друг друга. Помню, как давным-давно, в застолье, прочитав несколько небольших фрагментов из разных своих поэм, нарвался на комплименты коллеги.
– Старик, это же гениально! Когда написал?
– Давно.
– Как давно?
Называю год и наблюдаю удивление. Искреннее или деланное – на пьяном лице не поймёшь.
– Они публиковались?
– Да.
– Где?
– В той книжке, которую я тебе подписал.
Тут его как будто что-то осенило. Он встрепенулся. Сбегал в соседнюю комнату (выпивали в помещении СП), там была библиотечка наших книг, нашёл именно ту мою книгу, о которой шла речь, принёс её. И, показывая всем, спросил:
– Здесь?
Получив утвердительный ответ, мой коллега чему-то сильно обрадовался и начал смотреть на меня, как на безумца. Застолье уже начинало скучать, не желая врубаться в суть нашего диалога. Да я и сам пока не понимал, в чём дело. Налили ещё по одной. Выпили. Коллега, впившись глазами в мою книгу, несколько минут листал её. Потом вскочил на ноги и, показывая на меня моей книгой, громко сказал:
– Здесь нет тех стихов, которые он только что читал!
Пьяные поэты – существа неразумные. Они не сразу поняли, о чём идёт речь. А когда поняли, начали смотреть на меня. Я сказал, что там есть те самые стихи, которые я только что прочитал.
А это уже был спор. Значит, надо было заключить пари. На что? Пьяные поэты – существа не только неразумные, но и непрактичные. Сначала на кону было универсальное мерило всех ценностей – бутылка водки. Потом кто-то сказал, что спорить надо на деньги. Ставки колебались в диапазоне от ящика коньяка до миллиона рублей (дело было давненько, до деноминации, в те времена, когда все мы были «миллионерами» и носили в карманах бумажки со многими нулями).
Коллега оказался щедр:
– Если проиграю я, то отдаю ему (кивок в мою сторону) миллион рублей. А если проиграет он (опять кивок), то пусть просто сбегает за бутылкой коньяка. Идет?!
Коллега, уверенный в выигрыше, раздулся и готов был лопнуть от собственной душевной щедрости. Пари было заключено. Все взоры перекинулись на меня. Я взял книжку и быстро нашёл только что прочитанные стихи. И отдал коллеге книжку, открытую на странице с этими стихами. Это были фрагменты поэмы, которые выглядели как вполне самостоятельные стихотворения.
Поначалу коллега пытался не признавать своего поражения:
– Мы ведь говорили о стихах, а не о поэмах.
Однако поэты – существа, хотя и неразумные, но справедливые, заставили его признать проигрыш. Со всех сторон раздавались голоса: «Какая разница: поэма – не поэма… Поэма – это тоже стихи!.. Признайся, что не читал его книгу! Ты проиграл! Беги в магазин!» Я кровожадно требовал миллиона рублей и продолжения банкета на всю указанную сумму. Но реакция проигравшего ярко демонстрировала: не то, что миллиона, а даже единички с пятью нулями (100000) у него в кармане не было.
Пришлось согласиться на бутылку водки (на коньяк у него не хватило). И заодно в очередной раз убедиться, что ленив и нелюбопытен пишущий народ. Не весь, конечно. Но тот мой суетливый коллега – далеко в этом смысле не эксклюзивный экземпляр.
Ибо сказываю вам, что никто из тех званых не
вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных.
Всё потому что книга в своё время была человеку навязана и подарена: для него она в таких случаях не имеет ценности, ни материальной, ни духовной, ни какой-либо ещё. Только, узнав нас ближе и проникнувшись лично, читатель открывает поэта или писателя заново, а уж тем более такой требовательный читатель, как коллега по цеху. Считайте, что Вам повезло, пусть и не сразу.
Как ни прискорбно, но это факт — не все книги, принесённые в дом, будут обязательно прочитаны
Особенно это заметно на «Родном слове» где так уж сложилось, что поэты читают и и комментируют поэтические произведения, а прозаики — прозаические. Причём поэты в этом плане наиболее активные, что не скажешь за прозаиков.