Родился Константин Георгиевич в Москве. Но успел за свои 76 лет пожить в разных республиках Советского Союза. Довелось ему работать вагоновожатым трамвая, во время Первой мировой – санитаром санпоезда, после были металлургический завод в Брянске, котельный завод в Таганроге, рыбацкая артель на Азовском море. После Февральской революции работал газетным репортёром. Жил в Киеве, Одессе, на Кавказе. В Москве получил должность редактора. Во время Великой Отечественной исполнял обязанности военного корреспондента. После войны много путешествовал – по Франции, Италии, Турции, Греции, Швеции, Чехословакии.
Среди книг, написанных Паустовским, – «Кара-Бугаз», «Романтики», «Встречные корабли», «Колхида», «Чёрное море», «Созвездие Гончих псов», «Северная повесть», «Исаак Левитан», «Тарас Шевченко». И главное его произведение – автобиографическая «Повесть о жизни». Книги К. Паустовского неоднократно переводились на многие языки мира. Во второй половине XX века его повести и рассказы вошли в программу советских школ по русской литературе для средних классов как один из сюжетных и стилистических образцов пейзажной и лирической прозы. Четыре раза был номинирован на Нобелевскую премию по литературе.
Реальные судьбы людей, послуживших прообразами его героев, Паустовский описывал так, что самое главное в их характерах становилось по-особому выпуклым, рельефным, отчётливым. И этот талант писателя, талант художественного преувеличения, гиперболы, в сочетании с правдой жизни, живой документальностью повествования – не уводил читателя в мир вымысла, а, словно линза, усиливал драматизм ситуации либо её возвышенную красоту. Судя по книгам Паустовского, он, как человек, как личность, искренне стремился к добру. К добру, к чёткому разделению света и тьмы в жизни людской стремился он и как писатель.
КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ
Из повести «Золотая роза»
О писательстве
В детстве и юности мир существует для нас в ином качестве, чем в зрелые годы. В детстве жарче солнце, гуще трава, обильнее дожди, ярче небо и смертельно интересен каждый человек.
Для детей каждый взрослый кажется существом немного таинственным – будь это плотник с набором инструментов, пахнущих стружкой, или ученый, знающий, почему трава окрашена в зелёный цвет.
Поэтическое восприятие жизни, всего окружающего нас – величайший дар, доставшийся нам от поры детства.
Если человек не растеряет этот дар на протяжении долгих трезвых лет, то он поэт или писатель. В конце концов, разница между обоими невелика.
Ощущение жизни как непрерывной новизны – вот та плодородная почва, на которой расцветает и созревает искусство.
***
Во время работы надо забыть обо всём и писать как бы для себя или для самого дорогого человека на свете.
Нужно дать свободу своему внутреннему миру, открыть для него все шлюзы – и вдруг с изумлением увидеть, что в твоём сознании заключено гораздо больше мыслей, чувств и поэтической силы, чем ты предполагал.
Творческий процесс в самом своём течении приобретает новые качества, усложняется и богатеет.
Это похоже на весну в природе. Солнечная теплота неизменна. Но она растапливает снег, нагревает воздух, почву и деревья. Земля наполняется шумом, плеском, игрой капель и талых вод – тысячами признаков весны, тогда как, повторяю, солнечная теплота остаётся неизменной.
Так и в творчестве. Сознание остаётся неизменным в своей сущности, но вызывает во время работы вихри, потоки, каскады новых мыслей и образов, ощущений и слов. Поэтому иногда человек сам удивляется тому, что написал.
***
Что касается меня, то очень скоро я понял, что могу сказать до обидного мало. И что порыв к творчеству может так же легко угаснуть, как и возник, если оставить его без пищи. Слишком небогат и узок был запас моих житейских наблюдений.
В то время книга стояла у меня над жизнью, а не жизнь над книгой. Нужно было наполнить себя жизнью до самых краёв. Поняв это, я совершенно бросил писать – на 10 лет – и, как говорил Горький, «ушёл в люди», начал скитаться по России, менять профессии и общаться с самыми разными людьми.
Но это не была искусственно созданная жизнь. Я не был профессиональным наблюдателем или сборщиком фактов. Нет! Я просто жил, не стараясь хоть что-нибудь записывать или запоминать для будущих книг. Я жил, работал, любил, страдал, надеялся, мечтал, зная только одно – что рано или поздно, в зрелом возрасте или, может быть, даже в старости, но я начну писать, вовсе не оттого, что я поставил себе такую задачу, а потому, что этого требовало моё существо. И потому, что литература была для меня самым великолепным явлением в мире.
***
Замысел, так же как молния, возникает в сознании человека, насыщенном мыслями, чувствами и заметками памяти. Накапливается всё это исподволь, медленно, пока не доходит до той степени напряжения, которое требует неизбежного разряда. Тогда весь этот сжатый и ещё несколько хаотический мир рождает молнию – замысел.
Для появления замысла, как и для появления молнии, нужен чаще всего ничтожный толчок. Кто знает, будет ли это случайная встреча, запавшее в душу слово, сон, отдалённый голос, свет солнца в капле воды или гудок парохода.
Толчком может быть всё, что существует в мире вокруг нас и в нас самих.
Лев Толстой увидел сломанный репейник – и вспыхнула молния: появился замысел изумительной повести о Хаджи-Мурате.
О вдохновении
О вдохновении написано много превосходных строк у писателей и поэтов. «Но лишь Божественный глагол до слуха чуткого коснётся» (Пушкин). «Тогда смиряется души моей тревога» (Лермонтов). «Приближается звук. И, покорна щемящему звуку, молодеет душа» (Блок).
Тургенев называл вдохновение «приближением Бога», озарением человека мыслью и чувством. Он со страхом говорил о неслыханном мучении для писателя, когда он начинает претворять это озарение в слова.
Толстой сказал о вдохновении, пожалуй, проще всех: «Вдохновение состоит в том, что вдруг открывается то, что можно сделать. Чем ярче вдохновение, тем больше должно быть кропотливой работы для его исполнения».
Но, как бы мы ни определяли вдохновение, мы знаем, что оно плодотворно и не должно исчезнуть бесследно, не одарив собою людей.