
Поэт Константин Николаевич Батюшков сыграл значительную роль в становлении русской классической литературы. Его жизнь переполнена грустными и трагическими событиями. Батюшков, по большому счету, всегда был бездомным. И даже в наши дни ему приходится скитаться в поисках приюта. Его романтическое наследие небольшое, но разнообразное. Поэт писал элегии, стихотворные послания, оды, сатиры, басни, эпиграммы, мадригалы. «Батюшков много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно», — писал Виссарион Белинский. Батюшков переводил греческих, латинских, итальянских, французских, немецких и английских авторов, подражал восточным поэтам. Пробовал себя и в прозе, оставив после себя повести, литературные статьи, критические эссе, очерки мемуарного и культурно-исторического характера.
Вы, други, видали меня на коне?
Вы зрели, как рушил секирой твердыни,
Летая на бурном питомце пустыни
Сквозь пепел и вьюгу в пожарном огне?
Его поэтическому таланту не суждено было раскрыться в полном объеме. Батюшков был небогат, поэтому вынужден был посвятить себя воинской службе, был участником прусского похода и шведской кампании. Награжден орденами Святой Анны III и II степеней за «отличную храбрость» в сражении при Гейльсберге и под Лейпцигом.
Мой друг! Я видел море зла
И неба мстительного кары:
Врагов неистовых дела,
Войну и гибельны пожары.
Позднее, ужасы войны 1812 г. подвигли Батюшкова переосмыслить прежние идеалы. Он отказался от сатир и эпиграмм. В его творчество пришли философские и религиозные размышления, мотивы трагической любви и вечного разлада художника-творца с действительностью.
Константин Николаевич верил, что «поэзия требует всего человека», и считал что не в состоянии отдать себя литературе целиком. Поэзия мешала служебной карьере, а служба — поэзии…
Я чувствую, мой дар в поэзии погас,
И муза пламенник небесный потушила;
Печальна опытность открыла
Пустыню новую для глаз.
Туда влечет меня осиротелый гений,
В поля бесплодные, в непроходимы сени…
Судьба поэта оказалась трагической. В конце 1821 года у него проявились симптомы наследственной душевной болезни.
В очередном припадке безумства поэт уничтожил рукописи новых стихов и попытался свести счёты с жизнью. На некоторое время его поместили в психиатрические лечебницы — сначала в Саксонии, позднее в Москве, но безрезультатно. Больной поэт находился на попечении своего племянника и опекуна Григория Гревенса в Волгоде, где умер в 1855 году в возрасте 68 лет.
«Колыбель и могила знаменитого Батюшкова тесно сольются с существованием Вологды», – писали газеты тем летом.
О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью твоей
Меня в стране пленяешь дальной…
Русский поэт Константин Николаевич Батюшков нашёл последнее упокоение в стенах Спасо-Прилуцкого монастыря. Его могила находится рядом с деревянной Успенской церковью, перевезенной сюда из Александро-Куштского монастыря.
Долгое время в Вологде, в доме, где поэт провел последние годы жизни, находился музей-квартира К. Н. Батюшкова. По разным причинам в 2010 году музей был закрыт навсегда. Через 7 лет экспонаты из (теперь уже бывшего) музея-квартиры приютил другой вологодский музей с символическим названием «Мир забытых вещей». В небольшой комнате на 3 этаже старинного особняка поклонники батюшковского творчества смогли создать атмосферу, созвучную эпохе золотого века русской поэзии, быту того времени и творчеству Батюшкова.
Где странник я бездомный,
Всегда в желаньях скромный,
Сыскал себе приют.
О боги! Будьте тут…
КОНСТАНТИН БАТЮШКОВ
МОЙ ГЕНИЙ
О, память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью твоей
Меня в стране пленяешь дальной.
Я помню голос милых слов,
Я помню очи голубые,
Я помню локоны златые
Небрежно вьющихся власов.
Моей пастушки несравненной
Я помню весь наряд простой,
И образ милый, незабвенный,
Повсюду странствует со мной.
Хранитель гений мой – любовью
В утеху дан разлуке он;
Засну ль? — приникнет к изголовью
И усладит печальный сон.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Зефир последний свеял сон
С ресниц, окованных мечтами,
Но я — не к счастью пробуждён
Зефира тихими крылами.
Ни сладость розовых лучей
Предтечи утреннего Феба,
Ни кроткий блеск лазури неба,
Ни запах, веющий с полей,
Ни быстрый лёт коня ретива
По скату бархатных лугов,
И гончих лай, и звон рогов
Вокруг пустынного залива —
Ничто души не веселит,
Души, встревоженной мечтами,
И гордый ум не победит
Любви — холодными словами.
ПРИВИДЕНИЕ
Посмотрите! В двадцать лет
Бледность щеки покрывает;
С утром вянет жизни цвет:
Парка дни мои считает
И отсрочки не дает.
Что же медлить! Ведь Зевеса
Плач и стон не укротит.
Смерти мрачной занавеса
Упадёт — и я забыт!
Я забыт… но из могилы,
Если можно воскресать,
Я не стану, друг мой милый,
Как мертвец тебя пугать.
В час полуночных явлений
Я не стану в виде тени,
То внезапну, то тишком,
С воплем в твой являться дом.
Нет, по смерти невидимкой
Буду вкруг тебя летать;
На груди твоей под дымкой
Тайны прелести лобзать;
Стану всюду развевать
Лёгким уст прикосновеньем,
Как зефира дуновеньем,
От каштановых волос
Тонкий запах свежих роз.
Если лилия листами
Ко груди твоей прильнёт,
Если яркими лучами
В камельке огонь блеснёт,
Если пламень потаенный
По ланитам пробежал,
Если пояс сокровенной
Развязался и упал, –
Улыбнися, друг бесценной,
Это – я! Когда же ты,
Сном закрыв прелестны очи,
Обнажишь во мраке ночи
Роз и лилий красоты,
Я вздохну… и глас мой томной,
Арфы голосу подобной,
Тихо в воздухе умрёт.
Если ж лёгкими крылами
Сон глаза твои сомкнёт,
Я невидимо с мечтами
Стану плавать над тобой.
Сон твой, Хлоя, будет долог…
Но когда блеснёт сквозь полог
Луч денницы золотой,
Ты проснёшься… о, блаженство!
Я увижу совершенство…
Тайны прелести красот,
Где сам пламенный Эрот
Оттенил рукой своею
Розой девственну лилею.
Всё опять в моих глазах!
Все покровы исчезают;
Час блаженнейший!.. Но, ах!
Мёртвые не воскресают.
* * *
От стужи весь дрожу,
Хоть у камина я сижу.
Под шубою лежу
И на огонь гляжу,
Но всё как лист дрожу,
Подобен весь ежу,
Теплом я дорожу,
А в холоде брожу
И чуть стихами ржу.
ОТЪЕЗД
Ты хочешь, горсткой фимиама
Чтоб жертвенник я твой почтил?
Для граций муза не упряма,
И я им лиру посвятил.
Я вижу, вкруг тебя толпятся
Вздыхатели — шумливый рой!
Как пчёлы на цветок стремятся
Иль лёгки бабочки весной.
И Марс высокий, в битвах смелый,
И Селадон плаксивый тут,
И юноша ещё незрелый
Тебе сердечну дань несут.
Один — я видел — всё вздыхает,
Другой как мраморный стоит,
Болтун сорокой не болтает,
Нахал краснеет и молчит.
Труды затейливой Арахны,
Сотканные в углу тайком,
Не столь для мух игривых страшны,
Как твой для нас волшебный дом.
Но я один, прелестна Хлоя,
Платить сей дани не хочу
И, осторожности удвоя,
На тройке в Питер улечу.
Какие чудесные стихи! Спасибо большое!
Светлая память поэту!
Спасибо за публикацию!! Константину Батюшкову — браво!!! Как же он был прав, когда невольно, подчиняясь событиям 1812 года, изменил свои пристрастия и идеалы. Ведь сегодня с нами происходит то же самое — военные действия СВО стали если не основной, то очень актуальной темой стихов и прозы современных авторов. И это не дань времени, а внутреннее состояние души, которой необходимо именно ЭТО — чувство патриотизма, сопереживания, соучастия, неравнодушия…чувство Родины!